Я верю

За свою недолгую жизнь я совершил всего одну ошибку – решил стать солдатом. Я тогда этого не понял. А когда осознал, было слишком поздно; я уже жил в казарме, завел друзей и впервые в жизни влюбился. Мы живем, нет, мы выживаем в поистине жестоком мире, где шансы на это постоянно стремятся к нулю. Я хотел жить, больше всего в жизни я хотел жить, не думая о том, что пока я сплю, десятки людей идут на корм этим тварям, которые превратили нашу жизнь в ад. Поэтому я стремился стать сильнее, стать лучшим, не чтобы укрепить свое тело и свой дух – а чтобы поступить на службу к Королю и уйти за внушающие спокойствие стены Шины, и там выдохнуть, вдохнуть полной грудью и жить так, словно никаких Титанов не существует. Жить так, как живут все жители Шины – зная об этих тварях лишь понаслышке, презирая отряд Разведки, на который тратят кучу денег – а на что?, - выпивая на ночь стакан теплого молока с медом и видя красивые сны. Нереально – всегда считал я. И мечтал об этом. Мечтал хотя бы раз в жизни уснуть без страха не проснуться или умереть завтра же. Самое дерьмовое – я мог все это увидеть собственными глазами. Я мог, но не стал. И завистливо смотрел в спину уходящей Энни, сжимал кулаки, скрипел зубами, но злиться было не на кого и не на что – только на себя самого. Мое решение не было ошибкой, и где-то внутри я был рад. Наверно. Ну, я надеюсь на это. Я ложился спать с мыслью о смерти и вставал с ней же. Я разучился по-настоящему спать и слышал во сне каждый шорох. Потому что я видел настоящий ад. Видел не раз и не два. Я сбился со счету на втором десятке и плюнул на это дело. Какой смысл считать, если я буду видеть это до конца своих дней? До того момента, как какая-нибудь тварь не сожрет меня на завтрак. Солдаты не стареют. Они попросту не могут, потому что чаще всего погибают десятков на пять раньше положенного конца. В отряд Разведки идут самоубийцы, и я тоже туда пошел, едва боль от потери товарищей отступила на полшага. Я не был уверен и долго не мог поверить, что пути назад нет. Больше нет. Все казалось таким нереальным, когда мне шли навстречу, шли и проходили мимо с угрюмыми виноватыми лицами, а я стоял на месте, сдерживая желание плюнуть на все это и уйти вместе с ними. Я бы никогда не простил себя, если бы сделал хоть шаг назад. Поэтому я стоял, не двигаясь, стискивая зубы, глядя на пожухлую траву под ногами. Ощущения неправильности не было. Наоборот, я словно бы все это время шел наперекор своей совести, а в этот раз пошел за ней. Мучительно трудное, но верное решение. У меня тогда челюсть свело. Я не верил, что мы когда-нибудь сможем победить и жить свободно, как двести, триста лет назад. Я не знал, что такое жизнь за стенами, совершенно не представлял, на что она похожа и зачем за нее бороться. Я слушал рассказы о ней и не верил, всегда сомневался. А жили ли люди за стенами вообще? Я не знал. Как-то раньше вообще не задумывался, просто верил тому, что говорили взрослые, принимая их слова за аксиому. Правильно ли это? Этот мир так жесток и так красив, бросила ты как-то на ветер. А я услышал, поймал и долго не мог понять, что же в этом мире такого прекрасного. Что же в нем такого, за что его можно любить, за что им можно восхищаться, за что его можно защищать до последнего вздоха и даже после. Я узнал ответ на этот вопрос далеко не сразу, еще дольше я не мог понять его истинного смысла. Вовсе не потому, что я медленно соображаю - просто это действительно нужно понять. Нужно испытать это чувство. И я испытал. Истекая кровью, не чувствуя ничего из-за дурацкой раны в боку, едва фокусируя взгляд на теряющем краски мире, я отчаянно не хотел умирать и отчаянно хотел во что бы ни стало остановить ужас, творящийся перед моими глазами. Наверно, больше всего в жизни я тогда хотел, вот странно, чтобы ты ничего этого не увидела. Это было так глупо и так эгоистично. Потому что ты такой же воин, как и я, потому что ты тоже сражаешься за этот мир и за свою жизнь, сражаешься гораздо дольше и лучше меня. Но я ничего не мог с собой поделать. И я был очень рад увидеть твое лицо перед тем, как мир сузился до одной белой точки и взорвался в моих глазах. Напоследок увидеть, пронеслась в голове дурацкая мысль. За свою недолгую жизнь я уже много раз умудрился пройти по ее краю и остаться в живых. Если мы когда-нибудь победим в этой войне и если я не погибну, мне будет о чем рассказать своим внукам. Когда ты сказала мне, что я провалялся в отключке три дня, мне стало жутко стыдно. Радость от того, что я снова выжил, пришла чуть позже, едва не выбив слезу. Ты сидела рядом, потому что была твоя очередь ухаживать за ранеными, а раненых кроме меня не было. Мне повезло больше всех. В другое время я бы задумался – действительно ли повезло мне, выжившему, а не погибшим?, - но не сейчас. Я был твердо уверен в своем желании жить. "Знаешь", - сказал я тогда. "Знаешь, я люблю одну девушку". Это тоже было до ужаса глупо. Я не понимал, зачем я говорю это, зачем я говорю это сейчас и что вообще происходит. Я смотрел в ярко-голубое безоблачное небо и забывал о войне и о жестоком мире, в котором мы живем. "Но, наверно, я никогда ей не признаюсь". В воздухе витало спокойствие. Этот мир действительно...прекрасен. Я понял это в тот момент и запомнил до конца своей жизни. "Держать все в себе – легче?". На секунду я замер от звука твоего голоса – в нем не было привычного безразличия, в нем слышался звон стали. Я не успел ничего сказать в ответ. Хотя даже если бы и успел – сказать мне было нечего. Я бы все равно промолчал. "Ты можешь признаться ей, если мы выиграем. Нет", - ты неохотно поднялась на ноги, поежилась и поправила шарф на шее. – "Признайся ей, когда все закончится. Так будет правильно". Я кивнул. И долго смотрел тебе вслед. Сердце стучало как бешеное, а в душе разгоралось желание стать сильнее и победить. С того дня я уже не сомневался. Я жаждал увидеть мир снаружи в разы сильнее, чем когда-то жить в уютных стенах Шины. Я променял желание комфорта на желание свободы, на желание победы всего человечества над уродливыми титанами. Я знал, что мне есть, за что бороться, и я боролся. Я поверил однажды и верю с тех пор. Мы обязательно победим. Я обязательно расскажу тебе о своих чувствах. Слышишь, Микаса? Не имеет значения, сколько для этого понадобится времени. Все обязательно будет хорошо. Я твердо в этом уверен.