***
К утру ливень прекратился, будто выплакавшееся за ночь небо заперли на засов. Пролежав без сна весь остаток ночи, я, тем не менее, не чувствовала себя разбитой. Поднялась на рассвете, распахнула ставни, вдохнула свежий, напоенный влагой воздух, подставила лицо пробившимся сквозь слой облаков солнечным лучам. За завтраком я то и дело украдкой наблюдала за Диего. Он казался веселым, спокойным, безмятежным. Шутил с матерью, был обходителен со мной, интересовался нашим самочувствием. Изабель пожаловалась, что с непогодой у нее разыгралась мигрень, зато я чувствовала себя превосходно. Весь день я пребывала в пространной задумчивости, слоняясь без дела по дому. Пробовала читать, но прочитанное не задерживалось в сознании. Шитьем лишь исколола руки, а когда увидела, насколько бездумно кладу стежки, бросила и это занятие. Вполуха слушала Аро, пришедшего ко мне с финансовым отчетом, и ровным счетом ничего не поняла, лишь выделила ему на издержки требуемую сумму. Время от времени я порывалась накинуть на плечи новенький плащ и сходить на тренировочную площадку повидаться с Джаем, но заставила себя отказаться от этой идеи. Огонь, полыхавший во мне с середины ночи, тлел внутри до сих пор, и если я собиралась сохранить верность своему слову, сегодня мне определенно стоило держаться от Джая подальше. Диего приехал из Сената после обеда, чтобы вместе с Хорхе съездить на лесопилку и внимательно осмотреть укрытия от дождя. Вернулись они еще засветло, но на прогулку мы не пошли: сквозь густую завесу облаков вновь хлынул ливень. После ужина я некоторое время слушала размеренный, мелодичный голос Лей, читавшей мне книгу, но в конце концов остановила ее. — Ты сегодня не пойдешь к Хаб-Арифу? — лениво потянувшись и слушая шум разбушевавшейся за окном стихии, спросила я. — Пойду, если позволите, — отозвалась Лей. — Под таким дождем? — Я сшила себе плащ из куска старой парусины, — улыбнулась она. — Что ж, ступай, пока тропинку совсем не развезло. И передай Джаю… нет, ничего не передавай. Я задумчиво откинулась на подушки. — Вы уверены, госпожа? — тихо переспросила Лей. — Уверена. Ступай. С уходом Лей сделалось совсем скучно. Пролежав в одиночестве еще немного, я поправила волосы, на ночь заплетенные в косы, облачилась в халат и отправилась в покои Диего, на сей раз предусмотрительно постучав в дверь. Он полулежал на кровати, откинувшись на бесчисленные подушки, и читал книгу в свете масляной лампы. Ким тоже обнаружился здесь: склонившись над ногами хозяина, массировал ему ступни. Перехватив мой рассеянный взгляд, Ким поспешил опустить глаза. — А, Вельдана! — улыбнулся Диего, повернув ко мне лицо. — Входи, располагайся. Я с сомнением покосилась на Кима, и Диего, заметив мой взгляд, жестом велел тому выйти. Верный раб, низко поклонившись и едва не расцеловав хозяину ноги, бесшумно скрылся за дверью. Я же, чувствуя себя отчасти виноватой, что нарушила такую идиллию, забралась на кровать к Диего и положила голову ему на плечо. — Что читаешь? — Новую пьесу Коллантеса. Сегодня привезли из столицы, — он охотно показал мне обложку. — Интересно? — я с искренним любопытством сунула нос в книгу. — Забавно, вернее сказать. Действо напичкано сущими глупостями, но меж тем увлекает. Если хочешь, возьми почитать, пока я буду в Сенате. — Благодарю, непременно, — охотно отозвалась я. Диего отложил книгу и повернулся ко мне всем телом, опершись на локоть. — Ты выглядишь… загадочно. Тебя что-то тревожит? Я невольно задумалась — а действительно ли меня тревожит то, что я видела ночью? Прежде я испытывала к Киму нечто похожее на ревность, ну уж как минимум стойкое отторжение, и знать, что у моего мужа с этим рабом есть греховная связь, было весьма неприятно. Теперь же… и сама не знаю, что во мне так изменилось. — Вчера ночью меня испугал дождь. — Правда? — удивился Диего и заправил выбившуюся прядь волос мне в косу. — А я спал как убитый. — Я видела, — призналась я, глядя ему в глаза. — Почувствовала себя одиноко и пришла к тебе посреди ночи. Диего явно не ожидал такого признания. Некоторое время он смотрел на меня в смятении, а затем опустил взгляд. Оправдываться он явно не собирался, но его точеные скулы тронул легкий румянец. — Ты давно знаешь Кима? — спросила я и ласково отвела упавшие на его лоб смоляные завитки. — Давно, — нехотя ответил Диего, не поднимая глаз. — Отец купил мне его, когда я был еще подростком. — Интересно, зачем, — хмыкнула я. Он резко вскинул подбородок, в темных глазах проскользнула фамильная гордость с ноткой надменности. — Вовсе не за тем, о чем ты подумала. Отец всегда заботился о том, чтобы мы с братом умели владеть оружием и обучались навыкам боя. Мне требовался партнер моего возраста — для тренировок. — Он… уже тогда был немым? — отважилась спросить я, опасаясь, что могу услышать в ответ ужасное. — Да, — развеял мои опасения Диего. — Прежний хозяин говорил — он родился таким. Язык есть, слух есть, а голоса нет. — Какая жалость. Он равнодушно повел плечом. — Для наших занятий умение говорить не требовалось, зато цена на раба с изъяном всегда значительно ниже. На самом деле, Ким оказался выгодной покупкой: при своем недостатке, он весьма понятлив и покладист. Но ты ведь не просто так завела этот разговор, верно? Давай, начинай меня упрекать. — Не буду, — вздохнула я и провела пальцем по вышитым шелком завиткам на халате мужа. — Вчера я видела, как он тебя целовал… — Целовал? — смуглые щеки Диего вспыхнули, а в гордых глазах мелькнуло смущение. — При тебе? Я накажу его за это. — Не смей! — испугалась я. — Он этого точно не заслужил. Ким любит тебя, это очевидно. Диего прикусил губу и отвернулся. А я… сама не понимала, что со мной происходит. Наш разговор касался удивительно личных, сокровенных вещей, и мне подумалось, что еще ни разу между нами не возникало подобной близости. Тихий треск углей в камине, шум дождя за окном, легкий аромат благовоний расслабляли и как никогда настраивали на доверительную беседу. — Тебе хорошо с ним? — спросила я, проведя пальцами по гладко выбритой щеке мужа. Диего неопределенно повел плечом. — Я говорил тебе. Это все, что мне теперь доступно… после ранения. — Я не об этом. Ты… тоже любишь его? — Люблю? — он удивленно вскинул бровь. — Ким — всего лишь раб. Верный пес, который никогда не обманет и не предаст, не укусит руку хозяина. Не спорю, он достоин моей милости, но как можно любить раба? — Что ж, пусть, — вздохнула я, не желая снова затевать наш извечный спор. — Но ты к нему нежно привязан. Зачем скрывать? — Чего ты хочешь, Вельдана? — черные брови мужа съехались к переносице. — Я знаю, что Ким тебе неприятен, но не откажусь от него. — И не надо, — я улыбнулась. — Раньше я думала, что это блажь, извращение… Пока не поняла, что он действительно тебя любит. — Я бы предпочел, чтобы ты любила меня, — глухо отозвался Диего, теперь не сводя с меня глаз. — Я люблю. — Лжешь. Ты не хочешь моих ласк, не испытываешь со мной удовольствия… — С чего ты взял? — настал мой черед стыдливо отводить взгляд. Я была уверена, что изображала пылкую страсть весьма правдоподобно. — Ты не умеешь притворяться, — разрушил мои иллюзии Диего. — Я знаю, что противен тебе. — Это не так, — искренне возразила я и вновь провела рукой по его волнистым волосам. — Я люблю тебя, но… наверное, как могла бы любить брата. — Брата, но не мужа, — в его голосе прозвучала горечь. — Прости, — вздохнула я, боясь поднять глаза. — Я пыталась, но… — Ну, что ж, — вздохнул он в ответ. — Я понимаю, что не такого мужа ты хотела. Как бы я ни старался, ты остаешься холодна. Вам, женщинам, нужно другое… — Вовсе нет, — я вспыхнула, окончательно смутившись. — Вполне можно прожить и так. — Ну разумеется, — иронично хмыкнул Диего. — Ты ведь уже наверняка нарушила мой запрет, и не единожды? — Что? — опешила я. — Ты говоришь о… нет, нет! Жар на щеках стал почти нестерпимым. — Я понимаю, — продолжил Диего с ноткой горечи в голосе, не обращая внимания на мои возражения. — Ты, конечно, имеешь право на свою долю удовольствия… но как бы было хорошо, если бы согласилась принять Кима! — Нет, — от такой мысли я внутренне сжалась и испуганно замотала головой. — Я не хочу его. Ким твой, а не мой. Меня все устраивает и так, Диего. Поверь, я не нарушала твоего запрета и не изменяла тебе… Я запнулась, не договорив. Диего требовал, чтобы я не отдавала Джаю свое тело, но разве не было изменой то, что мы делали с Джаем, когда пытались зачать ребенка? А то, как я целовала его — жарко, бесстыдно, словно рабыня, словно продажная женщина, стоя перед ним на коленях? А разве не было запретным то желание, которое разрывало меня изнутри от невозможности соединиться с любимым? — Я не сержусь на тебя, Вельдана, — ласково произнес Диего и приподнял пальцами мой подбородок. — Но я не… — Я понимаю, что это твой раб, твоя собственность, и ты имеешь право делать с ним все, что захочешь… Понимаю, что должен быть благодарен тебе, ведь ты приняла меня… таким. Приняла мою связь с Кимом. Согласилась родить мне сына. Я надеялся, что рано или поздно между нами все наладится, но… видимо, не судьба. Я не хочу быть с тобой жестоким, но… меня мутит от одной мысли, что это животное прикасается к тебе своими лапищами. Я еще не забыл, как ты ходила вся в синяках… Я не знала, куда девать глаза. Так стыдно мне не было еще никогда. Лучше бы Диего не заводил этого разговора, потому что… при мысли о Джае жидкий огонь мгновенно разлился по жилам, заставив сердце стучать быстрее. Мне хотелось трясти головой, говорить, что я невиновна — но в глубине души я знала, что это неправда. Я влюблена, отчаянно и безнадежно, и отнюдь не в своего мужа… Диего довольно долго вглядывался в мое лицо, читая меня, как раскрытую книгу. — Цепи с него не снимут, не надейся, — строго добавил он. — Как и с каждого из них, кто приближается к тебе. Прости, но я должен заботиться о твоей безопасности и о безопасности своего наследника. А еще… — Диего склонился еще ближе к моему лицу. — Я не допущу, чтобы по поместью ходили порочащие нас слухи. — Диего, — сухие губы с трудом разомкнулись, — но я вовсе не… — Молчи, — зашептал он мне в ухо, притягивая ближе. — Не хочу слышать твоей лжи. Давай просто сделаем вид, что ты не ослушалась меня. Губы Диего коснулись моей шеи ниже уха, и я невольно напряглась. — Не бойся, — усмехнулся он и отпрянул. Вгляделся в мое лицо внимательно, с неприкрытым любопытством. — Я не стану тебя трогать, пока сама не попросишь. А ты ведь не попросишь, верно? Я не знала, что и думать. Определенно, этот вечер что-то изменил между нами, но в какую сторону? Стали ли мы ближе друг к другу или наоборот, Диего пытался оттолкнуть меня от себя? Он вновь откинулся на подушки и взял книгу, словно потерял к разговору всякий интерес. — Коллантес, однако, большой затейник, — произнес он буднично и перелистнул страницу. — Вот послушай, что пишет…***
Ливни зарядили не на шутку — я лишь диву давалась, откуда в небе может взяться столько воды? Дорожки в саду без конца размывало, рабы едва успевали подсыпать свежий гравий. Если поначалу вода исторгалась из туч лишь по ночам, то теперь дождь мог начаться и посреди дня — угадать его появление сделалось невозможным. После того странного разговора отношение Диего ко мне переменилось. Удивительно, но теперь мы как будто стали ближе друг другу: не могли наговориться за завтраком, повергая в немое изумление Изабель; часто ездили в гости, где Диего не позволял мне оставаться одной и всячески подчеркивал свое ко мне уважение; проводили вместе вечера — за чтением книг, задушевными беседами, просто лежа рядом в благотворном молчании. Он сдержал обещание и не пытался прикасаться ко мне, как к женщине, зато мог обнимать и даже весело тискать, будто младшую сестру. Много рассказывал о своем детстве, об отце, о брате, которому предстояло стать наследником дона Алессандро и сенатором, о тяжелых лишениях в годы войны, о матери, которая после смерти отца и брата взвалила на себя бремя заботы о доме. Он старался обходить лишь тему своей травмы, хотя и сказал, что мать в те тяжелые месяцы после ранения самоотверженно выхаживала его и буквально вытащила с того света, побуждая жить дальше. Единственным, что могло посеять между нами раздор, было рабство и отношение к рабам — ведь каждый раз мы ссорились, стараясь доказать друг другу очевидное. Я больше не ощущала в себе неприязни к Киму. Прежде я считала его досадной занозой в нашем и без того непростом браке, но теперь, когда я поняла, что мой муж искренне любим — пусть и мужчиной, пусть и невольником, — мое сердце смягчилось. И когда мы случайно встречались взглядами, в темных глазах раба я не видела враждебности и испуга. Скорее, в них светилась немая благодарность. А вот встречи с Джаем давались мне нелегко. Несмотря на то, что муж не верил в мою верность данному слову, я очень старалась держать свои низменные желания в узде и вести себя благопристойно. Джай, однако, не разделял моих целомудренных порывов. Если мне с помощью невероятных усилий удавалось воздерживаться от поцелуев, не подходя к нему близко, то он смотрел на меня голодным взглядом, недовольно поджимал губы и всем своим видом выражал смертельную обиду. Каждый раз, покидая контору после встречи с ним, я хвалила себя за стойкость. Понимая, тем не менее, как нелегко мне дается эта самая стойкость. Я старалась прислушиваться к своему телу, ожидая первого шевеления ребенка и отыскивая в себе признаки будущего материнства, но замечала лишь то, как непривычно налилась грудь, как заблестели волосы, как незаметно прошла утренняя тошнота и вернулся аппетит, возвратив и румянец моим бледным щекам. Разглядывая отражение в зеркале, я казалась себе красивой. А заглядывая в серые глаза Джая — чувствовала себя бесконечно желанной. Он часто снился мне по ночам. И после таких снов, где я бессовестно нарушала запреты мужа и вытворяла с Джаем постыдные вещи, я просыпалась, охваченная пожаром желания, и долго не могла найти себе места. Через несколько недель в порт Кастаделлы прибыл корабль с севера. В этот день посыльный с пристани принес мне письмо от дядюшки. И я могла прочитать его первой! Стоял самый разгар дня, Диего должен был вернуться из Сената только к вечеру, Изабель слегла после обеда с мигренью, Хорхе укатил на лесопилку. Я до самого вечера предоставлена сама себе! С каким невыразимым счастьем я читала скупые строки, написанные знакомым, убористым дядиным почерком! Хвала Творцу, тетя Амелия и сам дядя Эван на здоровье не жаловались. Зима — подумать только, у них там была зима, с настоящим снегом и морозами! — выдалась ранней и суровой, но запасенный с лета и осени щедрый урожай, уверял дядюшка, позволит челяди и крестьянам перезимовать без нужды. Мари, старшая из моих кузин, уже помолвлена с достойным и весьма симпатичным молодым человеком — наследником нашего благородного соседа. Письмо от Мари, тщательно запечатанное и трогательно перевязанное розовой ленточкой, прилагалось тут же, несравнимо более пухлое, чем дядюшкино, — его я оставила на потом. Дядя поздравлял меня с беременностью и выражал надежду, что вскоре я смогу подарить мужу наследника. Интересовался, действительно хорошо ли мне живется на юге, хотя в своем первом письме я старалась ничем его не огорчать и писала о новой семье только приятные вещи. Дальше почти целый лист посвящался политике. Дядя писал, что получил поддержку от короля в некоторых вопросах сотрудничества с Саллидой. О том, что предложил новый проект военного контракта между нашими государствами. Перечислял пункты взаимного договора, о котором так пекся Диего, которые, вероятно, будут одобрены Малым Советом. По другим пунктам все еще ведутся дебаты, а некоторые пункты, как, например, отмена рабства, по-прежнему являлись камнем преткновения между Аверлендом и Саллидой. Я поверхностно пробежала глазами по сухим выдержкам и обоснованиям принятых решений и спрятала письмо в поясном кармане, чтобы вечером показать Диего. Теперь меня охватило радостное предвкушение: ведь меня ждало письмо от кузины! С замирающим сердцем я потянула за концы розовую ленточку, сломала печать, и… …Настойчивый стук в дверь заставил меня отвлечься от приятного занятия. С досадой я сунула непрочтенное письмо за пояс и открыла дверь. — Госпожа! — глаза Лей блестели лихорадочным блеском. — Ее нашли! — Кого? — опешила я. — Изен, жену бойца Жало! — изящные губы Лей расплылись в искренней улыбке. — Разве не помните? — Неужели? — ахнула я. — И где она? — Там, за воротами, вас дожидается работорговец Кайро. Он привел ее и даже готов продать вам. Но стража не хочет его впустить без вашего позволения. Даже не дослушав ее, я стрелой помчалась во двор. Лей не солгала: торговец Кайро, в неопрятной мешковатой одежде, топтался за коваными воротами и почесывал круглый живот. На его волосатую руку была намотана толстая веревка, которая крепилась к ошейнику невысокой худенькой женщины с несчастным лицом. К юбке женщины жались двое детей — девочка и мальчик, на вид лет пяти и семи, — которых она крепко прижимала к себе. — Впустите их, живо! — распорядилась я, и рабы-стражники нехотя послушались. Торговец, очевидно, не вызывал у них доверия. Я не стала приглашать торговца Кайро в сад и даже не предложила ему присесть на резную мраморную скамейку у входа. Мое внимание целиком поглотила женщина, которая затравленно озиралась вокруг. — Ты Изен? — спросила я ее без обиняков. — Да, госпожа, — ответила она покорно — с тем же самым сильным горным акцентом, который коверкал речь Жало. Я в волнении сплела пальцы перед грудью. — Как зовут твоего мужа? Потрескавшиеся то ли от жары, то ли от обезвоживания губы женщины дрогнули, уголки рта горько опустились. Она с опаской взглянула на Кайро, затем — с не меньшим испугом — на меня. — Отвечай, когда тебя спрашивает госпожа! — взрыкнул Кайро и отвесил женщине тяжелую оплеуху. Я вскрикнула от неожиданности, но женщина не издала ни звука, не заплакала и даже не прикрылась рукой. Ее голова безвольно дернулась, лишь длинные ресницы задрожали. — Не смейте ее бить! — строго прикрикнула я на работорговца. — При всем уважении, благородная донна, — недобро зыркнул на меня Кайро, — но вы не можете мне приказывать. Эта рабыня пока что не ваша. — Сколько ты хочешь за нее? — Это та, которая вам нужна? — прищурился Кайро. Я невольно взглянула на грязную шею женщины — с левой стороны виднелось родимое пятно в виде полумесяца. Очень похожее на то, о котором говорил Жало. — Да. Так сколько же? — Тридцать золотых, — кровожадно облизнулся Кайро и с плохо скрываемым беспокойством заглянул мне в глаза. — Ее поиски обошлись дорого, а ее господин к ней нежно привязан, потому и запросил высокую цену. Себе не оставляю почти ничего, поверьте, донна, ведь я очень ценю уважение дона сенатора… — Хорошо, — поморщившись от отвращения к этому ушлому торгашу, кивнула я. — Лей, позови сюда Аро, да пусть прихватит деньги. — Да продлят добрые боги ваши дни на земле, благородная донна! — затараторил Кайро и принялся разматывать конец веревки со своей руки. — Она ваша! Он протянул мне веревку, но я брезгливо отпрянула, не желая касаться грязного обрывка, которого только что касались потные руки работорговца. — Сними с нее ошейник, — велела я. Он с готовностью подчинился и толкнул женщину в спину, заставляя приблизиться ко мне. Дети вцепились в ее юбку еще крепче, но Кайро схватил обоих за шиворот, как слепых щенят, встряхнул и оттащил от нее. Дети запищали, женщина взвыла, бросаясь к ним. — Что ты делаешь? — встревожилась я. — Оставь детей, она же их мать. — Вы просили только женщину, госпожа, — вкрадчиво произнес Кайро. — Детей вы не покупали. — Разумеется, я куплю их, — раздраженно ответила я. — Оставь их в покое. — Купите? — с сомнением посмотрел на меня работорговец, и я уже поняла, что вновь начинается мерзкая игра в торги. — Но здоровые дети на рынке ценятся дорого, так что… — Сколько? — Двадцать! — выпалил он и отступил, словно испугавшись собственной наглости. — Золотом! Я задохнулась. Да, я купила бы этих детей за любую цену, но как же мерзко было осознавать, что мною просто бессовестно пользуются, считая наивной дурочкой! Я была уверена: когда Кайро узнал о моем интересе к розыскам этой женщины, он уже знал, что можно неплохо поживиться за мой счет. Недаром во все стороны обо мне разнеслась слава — уж не знаю, дурная или нет, — о том, что я, полоумная, скупаю рабов за бешеные деньги… — Хорошо. Двадцать, но серебром, — с трудом разжав зубы, сказала я. — За каждого! — тут же воскликнул Кайро, и в черных глазах его заиграл алчный блеск. — Двадцать серебром за обоих детей — и ни единой монетой больше, — упрямо заявила я. Я даже не старалась скрыть презрение на своем лице. Да, мне стоило бы придержать эмоции: еще неизвестно, когда и как мне пригодятся услуги этого навозного жука, но столь нагло меня обирать я ему не позволю. Эти деньги не падают с неба прямо мне в карман, а добываются болью и кровью моих бойцов! — Тогда выбирайте одного ребенка, а второго я продам с молотка, — обиженно поджал губы Кайро. Женщина вновь взвыла и намертво вцепилась в детей — я даже испугалась, что она их задушит. — Ты! — я ступила к работорговцу ближе, охваченная бессильным гневом. — Если не умеришь аппетиты, то вместо денег сейчас получишь плетей на конюшне! — Вы не имеете права! — отступил назад Кайро, в жадных глазах мелькнул испуг. — Я свободный человек! Я оказал вам услугу, а мог бы не тратить на поиски свое время и деньги! — Я прекрасно знаю цену рабов на рынке. Твои услуги я готова оплатить — но не осыпать тебя золотом просто потому, что тебе так захотелось. — Но их хозяин… — Приведи его сюда, и мы с ним лично обсудим цену. Тебе я покрою издержки на поиски и оплачу вознаграждение за каждого раба — в разумных пределах. Торговец в смятении облизнул губы: по его одутловатому лицу было видно, с какой натугой он пытается произвести подсчет и оценить возможные убытки, если не отдаст мне женщину и детей. — По рукам, — наконец, согласился он, изображая недовольство. — Тридцать золотом за женщину и двадцать серебром за обоих детей. — Тридцать золотом за троих, — отрезала я, не без удовольствия наблюдая за изумлением на его лице. — Но, госпожа… это обман! — Обман — это твои непомерные аппетиты. Ты намеревался обобрать меня до нитки, верно? Так пожинай же плоды своей алчности. Я плачу тридцать монет золотом за женщину и обоих ее детей. — Он открыл было рот, но я поспешила предвосхитить его возражения: — Еще слово — и уменьшу до двадцати. А продолжишь упрямиться — вызову констеблей и обвиню в мошенничестве. На веранде показался Аро с тяжелым кошелем в руках. Кайро встретил его мрачным взглядом, тщательно изобразил на лице оскорбленное достоинство и нехотя кивнул. Стараясь дышать часто и глубоко, я дождалась, пока Аро приблизится, и холодно велела: — Отсчитай этому господину тридцать золотых. А ты, Изен, — обратилась я к замершей от изумления женщине, которая уже вновь крепко прижимала к себе детей, — ступай за мной. Повернувшись, чтобы вернуться в дом, я услышала за спиной неразборчивый шепот. — Что? — я растерянно оглянулась. — Керуш-Зиб, госпожа, — шепнула женщина, с испугом глядя мне в глаза. — Моего мужа звали Керуш-Зиб. — Совсем скоро ты увидишь его, — улыбнулась я. — Лей, помоги этой женщине вымыться, а Сай пусть сбегает за Жало. Охваченная приятным возбуждением оттого, что мне удалось воссоединить семью и что вскоре в мире станет четырьмя счастливыми людьми больше, я вернулась к себе в спальню. Безусловно, я хотела бы присутствовать при встрече Жало с женой, но пока Изен будет мыться, а ее мужа приведут в поместье, у меня оставалось немного времени. Я решила не тратить его зря и принялась читать милые строки от кузины Мари. Ах, как я рада была узнать, что она влюблена в своего жениха! Она много и подробно писала о том, насколько он красив, обаятелен и знатен. Втайне от отцов они встречались уже продолжительное время, но только недавно Артур — так звали жениха — осмелился сделать ей предложение. Мари даже прислала нарисованный своей рукой портрет возлюбленного, а также эскиз свадебного платья, которое наденет уже по весне. Пылкость ее чувств всколыхнула запретное, тщательно подавляемое, и во мне. Щеки полыхали, когда я читала о тайных поцелуях влюбленной парочки — и вспоминала горячие губы Джая на своих губах. Мари с невинной девичьей непосредственностью выражала обеспокоенность тем, как пройдет ее брачная ночь — а я вспоминала первую близость с Джаем и о том, как податливо изгибалось мое тело в его сильных руках. Я буквально ощущала запах его кожи, вкус поцелуев, прикосновения загрубевших ладоней к моей коже… Определенно, гасить этот пожар самостоятельно мне больше не под силу. Робкий стук в дверь вновь вырвал меня из призрачных грез. Облизнув пересохшие губы, я поспешно спрятала письмо в поясном кармане и распахнула дверь. — Госпожа, — худые плечики Сай растерянно взметнулись вверх. — Стражи сказали, что рабам покидать загорожу не позволено. — Ох, — я огорченно сжала губы. — И как я об этом не подумала. Ну, что ж… проходи, поможешь мне переодеться. Жар желания все еще блуждал по коже, толкая меня на непозволительно глупые поступки. Словно намеренно желая подразнить Джая, я выбрала для встречи с ним новое платье — из лилового бархата, с открытыми плечами, но без пышных кринолинов, со свободными складками у бедер. Это был мой личный заказ модистке к будущему приему у сенатора Марио ла Калле, к которому Диего просил подготовиться с особой тщательностью. Корсет под платье я решила не надевать: несмотря на то, что беременность, к моему немалому огорчению, пока что совсем не была заметна, мне не хотелось туго сдавливать живот. Пока Сай трудилась над завязками корсажа на спине, я придирчиво оглядела себя в зеркале, расправила драпировку на груди и складки на юбке, заставила Сай собрать волосы на макушке в замысловатый узел, а у затылка выложить локонами и рассыпать по плечам. Мы почти успели с приготовлениями, когда ко мне постучалась с Лей и сказала, что женщина и дети вымыты и переодеты в чистую одежду. Сай набросила на меня плащ — на случай внезапного дождя, который предвещал напитанный влагой воздух. Мою грудь распирало от смешения чувств. В голове все еще витали обрывки письма от Мари и ее восторг от предстоящей свадьбы с любимым. Вместе с тем я предвкушала, как увижу радость в глазах Жало, когда он увидит свою семью. А уж когда я представляла, как отреагирует Джай, увидев меня в новом платье… Едва за нами заперли калитку в частоколе, на тренировочной площадке прекратилось всякое движение, и десятки пар внимательных глаз уставились на нас. — Позови сюда Жало, — велела я аркебузиру. — И не смей заковывать его в цепи. — Но, госпожа, я не могу ослушаться приказа господина сенатора… — переступил с ноги на ногу нахмурившийся аркебузир. — Я отойду на сотню шагов, — отмахнулась я, от обуревавших меня чувств не в состоянии даже рассердиться как следует. — Эта женщина — его жена, и никто не должен мешать их встрече. Я наблюдала за тем, как Изен растерянно вглядывается в толпу полуобнаженных мужчин, сгрудившихся на площадке. За тем, как аркебузир кивком головы велел Жало выйти из круга. За тем, как на лице Жало отображается сначала непонимание, потом смутная надежда, а затем и неприкрытое счастье. — Изен! — воскликнул он, узнав свою женщину, и побежал ей навстречу, не обращая внимания на окрики аркебузира, пыхтевшего за его спиной. — Изен! Моя Изен! Я позволила Лей и Сай увести себя в сторону, под бесполезную нынче сень навеса. Жаль, что я не могла слышать порывистых слов, которыми обменивались воссоединившиеся супруги. Однако я видела, как Жало подхватил свою жену на руки, уткнувшись лицом ей в живот, как сгреб ручищами обоих детей, прижимая их к себе и целуя, как подкидывал их по очереди в воздух. Я слышала звонкий детский смех и видела мокрые дорожки на загорелом лице горца. Вздох умиления вырвался одновременно со вздохами моих служанок. Засмеявшись, я невольно повернула голову в сторону песчаного круга и встретилась глазами с Джаем. — Эта женщина и дети теперь будут жить в поместье, госпожа? — спросила Лей. — Не знаю, — пожала я плечами. — Было бы жестоко их разлучать, ведь они только встретились. Нельзя ли оставить их здесь? Пусть бы они жили прямо в бараке Жало. — Здесь? — Лей с сомнением обвела взглядом тренировочный городок. — Но безопасно ли это будет для нее и… детей? — О чем ты? — я непонимающе уставилась на нее. — Ведь ты же приходишь сюда к Хаб-Арифу. Невовремя спохватившись, я покосилась на Сай, но, судя по отпечатку печали и отстраненности на ее милом личике, мыслями она была сейчас совсем далеко. — Да, но… со мной все-таки Хаб-Ариф. — И с Изен будет Жало, а он не менее грозный мужчина. Да и что вообще может случиться? Лей с нечитаемым выражением лица посмотрела на меня, но смолчала. Однако я видела, что какая-то мысль все-таки ее тревожила. — Ну да ладно. Сай, распорядись на кухне, чтобы для Изен и ее детей принесли еды — прямо сюда. А ты Лей, не хочешь перемолвиться парой слов с Хаб-Арифом? — я поднялась, нарочито неторопливо расправляя складки на юбке. — Мне надо пообщаться с Джаем. Вели стражнику, чтобы привел его в контору.