***
Все было вроде бы гладко, но как выяснится позже, покой будет унесен и все начнется после разговора с матерью, которая внезапно решила потребовать с дочери ясность. Офелия ошиблась, начало было поставлено далеко не в этот день, наивная будет так думать, пока земля в миг исчезнет из-под ног, и она упадет, упадет в пропасть и удержать ее никто не сможет, даже любимый, который обещал всегда ее ловить. Сейчас не об этом, в тот день девушка сидела на кухне, попивая чай в компании своего брата. Он также в этот день выразил свое желание поделиться с младшей сестрой скорейшими планами на жизнь. Парень упомянул о том, что это секрет и об этом пока никто не должен знать и, когда девушка наполнила стаканы чаем с ароматом гвоздики и пряностей, на кухню зашла Наира Ахмедовна. — Офелия, дочка, налей и мне чаю, — попросила женщина, при этом лучезарно улыбаясь и присаживаясь рядом с детьми за стол. Офелия даже и не подозревала о том, что назревает разговор, которой снова пошатнет ее душевное умиротворение. Конечно, она дала себе слово не переживать ни по какому поводу, самое значимое для девушки были отношения с Никитой, но никак не мнение матери заранее негативно настроенной против того, кого полюбила дочь, но эмоции все же брали свое. — Мам, я хотела спросить, может и мне нужно нанять репетитора, чтобы быть уверенней в своих знания? Никита сейчас занимается с репетитором и ему очень помогает, —поинтересовалась девушка, когда подливала в стакан с кипятком заварку. Наира напыщенно усмехнулась. — Не стоит свои знания приравнивать к его знаниям, Офелия. Повисла напряженная пауза, а у девушки кошки начали рвать душу, но она лишь прикусила губу и глотнула горячего чая. — Ты лучше вот, что мне скажи, — снова обратилась мать к ней. — Какие у вас с ним отношения? — она вопрошающе глазела на дочь в ожидании ответа. — Я к тому, что пора бы нам объявить о вашей помолвке, чтобы люди не шептались. Вопрос женщины как громом отозвался в голове у подростка. Она захлебнулась возмущением, хотя предпочла бы захлебнуться чаем, такой глупости она не ожидала услышать, но она в миг поняла, чего добивается ее мама. — Что за бред, мама? — только и смогла сказать дочь, с трудом сдерживая властный и напористый взгляд женщины, так и сжигающий ее дотла. — Это не бред! — уверенно заявила она, беспечно дернув плечом так, что от напряжения пальцы девушки, держащие ручку кружки, побелели, с такой силой она сжимала ее. — Я не знаю, насколько далеко зашли ваши отношения, и, как мать, я считаю, что имею права потребовать, чтобы вы обручились! — не унималась женщина и продолжала гнуть свою линию. Настроена она была очень серьезно. Офелии стало страшно: такой уверенной и требовательно Наира Ахмедовна не была, и когда девушка уже начала думать о том, что их наконец оставят в покое, она снова принялась за старое. Офелия посмотрела на брата: он так же выглядел растерянным и сбитым с толку, у него на лице было написано колебание, видимо, он тоже не решался что-то возразить против самой Наиры Ахмедовной, дочери самого Багирова Ахмеда Гейбуллаевича, властного и жестокого мужчины, а мама видимо была дочерью своего отца. Офелия никогда не была знакома с этим мужчиной, мама рассказывала, что многие годы он отказывался от нее, как от своей дочери, а потом спустя годы лед оттаял и он начал хотя бы поддерживать связь с дочерью на расстоянии. Для него ему это давалось очень тяжело, ведь Наира Ахмедовна обронила его имя, когда сбежала с Гором Тиграновичем, но он все еще не готов встретиться с дочерью, с зятем и с внуками — это оказалось сильнее его. — Мам, может, это как-то рановато? — неуверенно встрял Артур, что поразило девушку и она с надеждой взглянула на мать, но женщина была непреклонна, та лишь злостно цокнула языком, удостоив сына лютым взглядом. Ее сердце в страхе затрепетало так, что в ушах начало звенеть от нервных стуков в голове. Речь шла не просто о ней, они обсуждали тему, которую она всегда старалась обходить стороной. В центре разговора стоял ее любимый, который был жвачкой в устах матери: она никогда не упускала возможности бросить в его сторону колкость. Что происходит на этот раз? Офелия понятия не имела, к чему женщина все это приведет, столько времени прошло, а Наира Ахмедовна так и не оставила затею разрушить отношения дочери с «русским». Она боялась, потому что однажды у нее получилось отнять ее у Никиты, который так же не смыслит жизни, ни дня без нее. — Мама, — с опаской начала Офелия, с мольбой заглядывая в лицо той, кто дала ей жизнь, но почему-то обделила своей любовью. — У Никиты другой менталитет, пойми… — Что? — рявкнула мать. — Это у тебя другой менталитет и это он должен идти тебе на встречу! Агрессия женщины сбила ее с толку, руки задрожали и в горле внезапно все засохло, все мысли и слова, которые секунду назад жили в голове, куда-то испарились, абсолютно потерянная она смотрела в глаза мамы, безуспешно ища в них понимание, смягчение, что угодно, только не ярость и злость, что сжигали подростка живьем. Ком в горле нарастал и не позволял ей сделать вздох, слезы прямо душили так, что она думала, что сможет потерять сознание от стресса испытываемого в этот момент отчаяния и боли. Вот так, сидя на против одного из самых близких людей в ее жизни, она не могла более молчать. Столько вопросов мучили ее, столько недосказанных речей рвалось на ружу с морем горя, постоянно живущего в теле юной девушки. — Зачем ты так со мной, мама? — как только она сказала это, ее губы задрожали и лицо искривилось от кровоточащих детских ран, а слезы градом стекли вниз по щекам. — Ты не можешь от меня требовать что-либо в отношении любимого, — Наира Ахмедовна наигранно выпучила глаза и, вопрошающе глазея на нее, склонила голову. — Ты лишила меня материнской любви, а он напомнил мне о том, что я любима, что мои желания, забота обо мне и свобода — превыше всего! Он — моя жизнь, и ты, это зная, продолжаешь строить козни против нас! — с жаром выпалила девушка и, не закончив речь, от испуга зажмурила глаза, опустив голову при виде поднятой руки матери. — Мама! — крикнул Артур и, лишь открыв глаза, она увидела руку матери в большой и сильной ладони брата, который стоял над женщиной. Все происходило так поспешно, что Офелия не поспевала уследить за всем. Мама была в бешенстве, ее ожесточенный взгляд, наверное, впервые сверлил не ее, а брата — ее первенца, любимца- смысл жизни Наиры Ахмедовной, для которой, чтобы сын не сделал, все хорошо, все правильно. Она тут же вскочила со стола и, вырвав руку, снова замахнулась, но на этот раз объектом ее гнева стал Артур, ее ладонь с такой силой ударила Артура, что Офелии показалось, будто из глаз брата вот-вот полетят искры. Он поднял глаза на мать и смотреть на него было выше сил. Столько боли и унижения она не испытывала даже по отношению к себе за всю жизнь. Парень не ожидал получить от родной матери оплеухи, он не мог выдержать больше вида женщины, но в его мужском уязвимом взгляде девушка все же смогла разглядеть ту любовь, которая была крепче любви средневековой крепости. Так мог любить только сын свою мать, так мог смотреть только тот, чье сердце было больше любого любящего сердца. Парень хотел было уйти, но мать остановила его, когда он был уже в дверях. — Не смей больше встревать между мной и моим ребенком! — он ушел сразу, как мать замолкла. — А ты поговоришь со своим Артемьевым, и если в ближайшее время они не сыграют помолвку, ты оставишь этого типа! Офелия так резко встала с места, что чуть стул под ней не упал. — Иначе что? — как бы она не хотела звучать уверенно и дерзко, голос все же предательски дрогнул и выдал страх. — Иначе я расскажу все твоему деду и, поверь, он церемониться с тобой не будет! — злостно усмехнувшись, она продолжила: — За волосы увезет настолько далеко, что не то ,что Никита, а твой отец тебя не найдет! Колени девушки задрожали и земля ушла из-под ног. Голова шла кругом, дыхание оборвалось, страх всецело обуял ей, жизнь снова и снова вонзает нож ей в спину. Было тяжело в этот момент бороться не то, что с матерью, а с самой собой. Внутренний голос снова и снова кричал, что жить не хочет, что Офелия сама себя обрекла на эту жизнь, когда полюбила, когда дала волю чувствам и позволила ему любить себя. Она в панике взялась за горло и принялась лихорадочно вдыхать и выдыхать воздух, не понимая, почему так не хватает ей кислорода, чувствуя, как угрозы матери держат ее за горло на давай вздохнуть. — Я сойду с ума! Я сойду с ума! — в смятении и тревоге повторяла она сама себе, вдруг что-то нахлынула на нее, что, сгибаясь пополам, она, чуть не крича, произнесла: — Я не могу больше, мама, оставь меня прошу! Она опустилась на корточки, держась обеими руками за живот и почувствовав боль в этой области от перенапряжения. Больше держать слезы она не могла и не хотела, душа болела и страдала от несправедливости и чересчур сильного давления со стороны матери. Непонимание всей сложившейся ситуации, непонимание маминого поведения мучило и истязало девушку. — Замолчи, Офелия, и не устраивай мне тут истерику, — зашипела все еще непреклонная мама, стоя над дочерью пригрозив ей пальцем. Большие черные глаза подняли на женщину глаза полные страдания и слез, медленно моргнув и выпустив еще несколько капель слез, Офелия снова посмотрела на женщину и вымолвила: — Может быть физически ты не убьешь меня, мама, но убьешь мое сознание! Ни один мускул на суровом немного полноватом лице Наиры Ахмедовной не дрогнул: — Ты сама убьешь себя, если не поймешь, что этот парень не для тебя! — Кто ты такая, чтобы решать за меня?! — на этот раз отчаявшаяся девушка закричала, закричала в ярости и гневе. — Я ни за что не откажусь от него, ни за что! — ее начало тошнить от рыданий, но она продолжала: — Ни за что, слышишь? Даже ценой своей жизни! — Замолчи, Офелия! Замолчи сейчас же! — устало проговорила она и, развернувшись, бросила через плечо: — Убирайся к себе в комнату!***
Все эти дни, недели и часы Никита боролся с самим собой, а если поточнее, с более совестливой своей стороной, которая противилась частым встречам с Офелией, что было невозможно избежать в связи с обучением и их каждодневным посещением школы. Было невообразимо сложно смотреть в ее чистые и искренние глаза. Она порой с такой верой и надеждой смотрела на него, что сердце тут же реагировало сжимаясь от боли. Моральная боль оказалась сильнее, чем физическая, потому что физическая имела свойство проходить со временем, а моральная продолжала кровоточить, тем более, когда любимая была рядом. Парень не мог найти ни одной отговорки, чтобы избежать встречи с Офелией. Это был воскресный день и девушка требовала парня уделить ей хотя бы пару часов. Артемьев всю неделю учился, он занял всю неделю для дополнительных занятий по разным предметам, чтобы мысли были заняты делом, а не прокручиванием одного и того же фрагмента с его низким предательством. Разлука давалась молодому человеку так же тяжело, как и ей, возможно, даже тяжелее, но спастись от самого себя он не мог. Парень не знал, как спасти свою душу от этой боли — это было забавно. В самые тяжелые времена для них обоих он всегда мог найти выход, взять все в свои руки и сократить то расстояние, которое было между ними, но не в этот раз. Никита оказался одинок в своих страданиях. В тот день он отправил СМС-сообщением адрес, где ждал Офелию с маленьким сюрпризом. — таким образом он хотел сгладить свою вину за постоянное отсутствие. Парень дико хотел обрадовать девушку, увидеть ее улыбку. Он уже предвкушал, как ее улыбка будет ранить его в самое сердце и со свидания он непременно вернется израненным и пустым. Каждый раз он ловил себя на депрессивной мысли о том, что жить не хочется совершенно. Об этом он думал в тот момент, когда его испачканные пальцы красной краской с усердием по нескольку раз обводили одну и ту же букву. Его зеленные глаза сузились полностью сосредоточившись на работе, они выражали боль изнутри, эта зелень уже давно не источала озорство и легкой, в них не было даже игривости или издевки, увы, прежними они и не будут, как и он сам. А на душе скреблись кошки все сильнее, ведь времени до встречи с ней становилось все меньше. Дыхание участилось и становилось тяжело вдыхать загрязненный московский воздух, парню мешала бандана, повязанная спереди для защиты дыхательных путей от краски. Он прекратил распыление краски, не дорисовав последний элемент его скромной задумки, он поднял голову к небу и принялся мрачно разглядывать такие же облака. Началась вдохновляющая осень, которая принесла с собой беспокойство и обремененную печаль, она не изменяла сама себе и вдруг внутри разыгралась надежда, что когда она уйдет, уйдет и его уныние. Парень услышал звук приближающихся колес медленно, наезжающих на камни при этом создавая шуршащий звук. Он счел это за знак и легкая улыбка возникла на его губах, спрятанная за хлопковой повязкой. Никита опустил повязку и поспешно направился к машине, из который еще не выбралась девушка. Он постучал в водительское окно. Оно сразу же опустилось. Он увидел перед собой взрослое и утомленное лицо мужчины и полез в грудной карман со словами: — У вас безналичная оплата? Сколько там? Тут встрепенулась Офелия достав из рюкзака маленький розовый кошелек: — Не нужно, Никита, у меня есть. Конечно, ее никто не слушал, таксист назвал сумму и парень заплатил, округлив ее, только потом девушка выбралась из машины, замерев на месте и смотря перед собой. На Офелию смотрела старая кирпичная стена малоэтажного дома, где-то поползли трещины, где был отломлен кирпич, ветхость дома заставляла беспокоиться за людей, которые до сих пор проживают в аварийном здании, но об этом не хотелось думать именно сейчас, когда она видела свое имя под его именем. Никита хотел запомнить ее реакцию, ее глаза, что они отражали в этот момент. Сможет ли она увидеть именно то, что хотел передать он? Парень прекрасно понимал, что это все заезженно и удивить этим никого нельзя, но только он знал смысл своего поступка. Конечно, на стене было написано: «Никита и Офелия». Парень смотрел на нее, видя в ней их историю, сначала все начиналось с неприязни, неоправданной злости, но потом в нем зажегся интерес, умопомрачительное притяжении, упрямое и необузданное, а после любовь. Снова и снова он сталкивался с этой любовью. Он попал в ее сети навсегда и там парень искал только ее лика, страдал от нехватки близости с ней, о ее соблазнительной коже, волосах и глазах во взгляде, в которых хотелось оставаться вечно. Никита каждый раз прыгал в эти глаза и тонул, каждый раз, без надежды на спасение и готов был тонуть каждый раз, лишь бы она коснулась его. Сейчас она стояла всего в пару метрах от него и ее взор был направлен в сторону истории, которую он рассказал всего тремя словами, но то, сколько в этих словах было боли, сколько им нужно было пережить лишь бы эти слова находились рядом друг с другом, что эти имена были произнесены в одном предложении, он заплатил за это счастье сполна, так же как и она. Ее тонкая и изящная ладонь легла на грудь, а дыхание заметно участилось. Она переводила взгляд со стены на парня и уже привычные для обоих слезы наполнили большие и бездонные черные глаза. Девушка не подходила к нему, она замерла на месте и лишь бродила взглядом по пустынной и уединенной местности, о которой вероятнее всего никто не знал. Никита безо всяких объяснений понял, что она откладывала в голове самые мельчайшие детали этого места. Он мог вечно стоять напротив нее и любоваться ее красотой, но в этом не было нужды, она была его половиной, он не существовал по отдельности от нее, она его часть, его полноценность, его начало и конец и он хотел раствориться в ней. Его руки сразу скрылись за волосами и их лбы встретились, она взяла его запястья в свои руки и, немного всхлипывая, продолжала учащенно дышать, а он желал полностью вдохнуть все ароматы, которые и излучала она, аромат волос, одежды, кожи, кожи и снова кожи. Никита не ждал, что она что-то скажет. Она молчала, прикрыв глаза, но стоило ей их поднять, как он мог прочесть в них все, что она думает, но в то же время черные, как ночь, глаза сохраняли загадку, которую он никогда не разгадает, это и не важно ему. Важнее то, что она сейчас смотрит на него с такой детской радостью, на которую он не был сейчас способен. Она смотрела на него, как на весь мир, как мы смотрим на горы, на океан, на что-то бесконечное и безграничное, как на падающую звезду, при этом загадав желание, но он был уверен, что ее желания давно сбылись. — Теперь это место будет пропитано тобой, Никита. Никита замотал головой: — Нет, теперь этот город будет знать, что ты моя! Она усмехнулась и, заглянув в глаза, посерьезнела: — Я всегда была твоей, Никита, ты предназначен мне Богом, если тебя не будет, не будет и меня! — сказала она дрожащими губами. — Офелия, — неуверенно начал он, мешкая. — Пожалуйста, помни всегда одно, — он достал одну руку и провел ладонью по полосам, обхватил своей мужской ладонью ее шею вместе с волосами. — Ты единственная девушка, о которой я мечтаю, серьезно, даже сейчас, когда мы больше не прячемся от твоих родителей, я хочу тебя и ты не выходишь у меня из головы. Офелия напряглась и, нахмурив брови, она спросила: — Ты чего-то опасаешься, Никита? Скажи мне, что тебя беспокоит? Парень цокнул языком и опустил руки, хотел было отстраниться, но Офелия схватила его за руку и, притянув к себе, обняла щеку ладонью и прильнула к его губам. Он снова целовал ту, которая была слаще всех, чьи губы заставляли его голу кружиться, а колени неуверенно удерживали парня. Он был настолько близко, насколько позволяла девушка, и его щека чувствовала ее теплое и особенное дыхание, она была уникальна и неповторима, девушка, которая когда-то была под запретом, не только для него, а для всех мужчин, но ее сердце показало именно на него, ее тело доверилось его рукам и душа отдала свою вечность его душе. Его руки касались ее кожи, он все еще не мог поверить, что она его и только его, сегодня он был особенно настойчив, его губы жадно поглощали ее губы, тщательно пробуя ее на вкус, а язык сплетался с ее неумелым языком, настолько далеко зашли его поцелуи, что он почувствовал медленную потерю контроля. Отстраняясь, парень попятился от девушки, чей взгляд все еще вопрошающе следил за его действиями. Парень отвернулся и посмотрел на стену, которую избрал для того, чтобы на ней были запечатлены их имена, чтобы возвращаться туда и напоминать о том, что самая прекрасная девушка принадлежит ему. Красные буквы стояли рядом друг с другом, прямо как они сейчас, но разумом он все еще так далеко от нее, он не имел больше власти над собой и своими мыслями, лишь однажды парень позволил себе слабость и с тех пор разум отделился от тела, заставляя сердце тщетно бороться с разделением. Вдруг длинные пальцы девушки коснулись его плеч и руки медленно обвили его плечи опустившись на грудь, а голова легла на его спину, стало так тепло, от счастья у него поползли мурашки от спины до кончиков пальцев ног. Никита поднял голову и закрыл глаза, полностью отдавшись моменту. — Я не знаю, что тебя так гложет, Никита, но... — девушка вздохнула и продолжила: — Я с тобой и всегда буду рядом, чтобы там не было. Обещаю, верь мне, любимый! — последние слова были сказаны с жаром и ему вдруг захотелось, чтобы это оказалось правдой. «Хоть бы это было правдой, Офелия, — подумал он. — Хоть бы моя ложь была побеждена твоей любовью!» Никита взял ее ладонь в свою и сжал ее, сильнее жмурясь от собственной боли и безысходности. «Вот бы я никогда этого не делал, вот бы я смог быть свободным и как прежде мог смотреть в твои невинные глаза, в твои чистые и непорочные глаза, Офелия! Каждый раз один только такой твой взгляд ранит меня в самое сердце, и я вынужден умирать от глаз любимой девушки, только бы ты это знала!» Он повернулся к ней и, вяло улыбаясь, преподнес ее холодные пальцы к своим губам и поцеловал. — Пойдем, тут явно чего-то не хватает, — Никита повел ее за руку к ветхой стене, сначала поднял с земли баллончик и протянул девушке. — Так, держи, — он развязал бандану с шеи, все так же улыбаясь, потянулся к ней. — Не пугайся, это для безопасности. Надев бандану на девушку, он снова про себя отметил безграничную красоту ее соблазнительных глаз, сейчас в них царила озорная улыбка и радость, которой была переполнена Офелия. Она подняла балончик, а Никита взял ее руку в свою и протянул чуть ближе к стене. Они ничего не говорили друг другу, но пальцы одновременно нажали на распылитель и их руки знали, что нужно нарисовать сначала полукруг с изогнутой строчкой внизу. «Пусть это место запомнит нас не только через написанные на стене слова, пусть наши слова и мысли останутся тут. Прости меня, Феля, я безумно люблю тебя.» — Пусть именно этот уголочек во всем мире останется только нашим, Никита, — неожиданно произнесла Офелия, словно мысли вслух, медленно обводя строчку. — Эти строки никогда не выразят мои чувства к тебе! «Я никогда не смог выразить тот огонь, что сейчас бушует во мне, Офелия, когда ты взволнованно дышишь в моих объятиях, и вздрагиваешь от моих прикосновений! Умоляю, не люби меня так, Офелия!» — С каждым днем, с каждой секундой моя любовь все сильнее, — она усмехнулась. — Это невозможно, но порой мне кажется, что мое сердце вот-вот разорвется! Эта пара, не сговариваясь, продолжила рисовать. Они несколько раз по одной и той же фигурке, а после приступили ко второй половине. Слева они провели точно такую же полукруглую деталь с фигурной строчкой внизу и так же несколько раз прошлись по ней распылителем. Они остановились одновременно и еще на несколько секунд замерли, рассматривая свое творчество. Офелия развернулась к парню, в этот раз слез на глазах не было, они все еще светились. Он не мог сдерживать себя, парень подушечками пальцев опустил повязку обнажая сочные, юные губы молодой девушки и, не раздумывая слился, с ней в долгом поцелуе.***
Парень поспешно спускался с лестницы вниз с мыслью чем-нибудь перекусить и наконец покинуть отчий дом, отправиться отдохнуть, провести выходной день в приятной компании. С кухни уже доносились веселые голоса родителей, у которых конфетно-букетный период уже подзатянулся. Эти двое совершенно никого вокруг не замечали, просто не отрывались друг от друга, конечно, это хорошо, но мальчик избалованный вниманием матери ждал ее внимания, похвалы и всего, чем она раньше его наделяла. — Что делаете, семья? — спросил Никита, увидев родителей, сидящих за столом и что-то с интересом разглядывая в смартфоне. — Да так, — оторвавшись от большого экрана телефона и беспечно дергая плечом, произнес отец. — Твоя мать показывает фотографии с обновленной квартирой родителей, — ответил Владислав Никитич, после блаженно потянулся маленькой чашкой кофе без единой ложки сахара. Никита знал это наверняка, потому как сам предпочитал этот напиток. Артемьев младший направился к холодильнику и, не раздумывая, достал оттуда большую миску салата, который приготовил еще днем, и, усевшись за стол, принялся поедать его вприкуску с черствыми хлебцами. Подняв глаза на старших, он встретил укоризненный, даже осуждающий взгляд родителей, но сказать они ничего не решились. За годы родители запомнили, что обсуждать или, не дай Бог, осуждать его выбор касательно питание не стоит — себе дороже. Никита согнул левую ногу в колене, поставив на свой стул и поинтересовался: — И что? Татьяна Львовна кокетливо улыбнулась сыну и воодушевленно продолжила: — А то, что нас приглашают на новоселье. Почти, — женщина перевела взгляд с сына на мужа, но никакого энтузиазма не нашла в них, уголки ее губ опустились и лоб Татьяны Львовны сразу же сложился гармошкой, а брови потянулись на встречу друг к другу. —Не поняла, вы что не хотите, что ли? — Ну, Татьян, — неуверенно начал Владислав Никитич, но почему-то, не найдя нужных слов, с надеждой посмотрел на сына, который старался как можно быстрее разжевать листья салата и поскорее покинуть общество родителей. — Я точно не поеду, у меня учеба, — безучастным тоном бросил Никита под пытливыми взглядами родителей. — У вас скоро каникулы! — быстро парировала раздраженная женщина, которая все же сохраняла самообладание. Никита ухмыльнулся. — Мам, я не поеду, — Татьяна Львовна открыла рот, чтобы ответить, но Никита тут же продолжил: — У меня репетитор и Офелия, я ее не оставлю! — Бери с собой Офелию, — не сдавалась женщина. — Я, конечно, ценю твои старания, сын, но отдыхать от занятий необходимо! Никита посмотрел на белокурую красавицу маму из под бровей и, цокнув языком, сказал серьезным и внушающим голосом: — Офелию ни за что, со мной ее варвары родители не отпустят, во-вервых, — он встал из-за стола, взял с собой уже пустую миску и, направившись к раковине, положил ее туда. Никита подошел к Татьяне Львовне со спины, наклонившись к ней, обвил ее плечи руками и мягко продолжил: — А во-вторых, на счет учебы ты права, поэтому я гулять, — молодой человек чмокнул женщину в щеку и поспешно удалился от туда. Он не хотел никуда уезжать, настроения совершенно не было, Никита очень сильно любил бабушку с дедом, но оставлять девушку свою не собирался. В последнее время он взвалил на себя очень много, полностью ушел в учебу, чтобы загрузить свои мысли и самое сложное — это заткнуть неумолимую совесть. Оказывается, у Артемьева она тоже есть. Сколько лет он ничего не слышал от нее, словно она навсегда покинула этого циничного парня, но, по всей видимости, она посетила его именно с тех пор, как он омыл свои грехи безмерной любовью Офелии. Именно она сотворила в нем новое и, как она любит выражаться, чистое сердце, наивно полагая, что оно у него было всегда, но он так не считал. Если ее теория была бы верна, он никогда не опустился до того, чтобы забыть о той, которая вернула его к жизни, он бы не поставил свой грех между ними и теперь не мучился муками совести, которые только и делают, что отдаляют их все дальше друг от друга. Учеба не просто для защиты от мук совести, еще и причина, чтобы избегать Офелию, как бы устрашающе это не звучало, эти мысли заставляли его колени трястись от страха, что однажды все это может привести к разлуке с этой девушкой, навсегда. Первое время, когда он только вернулся домой было совершенно невыносимо, молодой человек не мог найти себе места, ему было тесно везде, даже в самом большом пространстве. Порой воздуха не хватало даже находясь на улице, не важно, грудную клетку давило так, что физически ощущалась дикая боль, приходилось сдерживать крик царапающий его горло. Парень ненавидел моменты, когда ее глаза всплывали в голове, глаза переполненные нежностью и любовью к такому ничтожному человеку, как он. На самом деле он абсолютно не знал, каково это любить другого больше всего в жизни, нет, он знал лишь то, как это любить только себя одного, эгоизм — это то, в чем он отлично разбирался. Парень мучил себя, мучил любимую только из-за страха быть покинутым, страха быть оставленным, он не мог позволить себе остаться без Офелии, без девушки, которая была одна такая на всем белом свете, он мог поклясться, что такой милосердной, невинной и чистой девушки не было нигде. Офелия, самая желаемая девушка, за которую он боролся так, что ни за одну не стал бы бороться и он не мог потерять ее из-за своей слабости. Кто-то скажет, что это типичная мужская слабость, но Никита с этим фактом не согласится, то что совершил он было абсолютно не по-мужски, устоять перед похотью он обязан был, ведь помимо похоти он знал еще и что такое любовь, и она была сильнее и выше плотских желаний. Он не смог простить себя за такой тупой проступок. Самое страшное для него был еще и бесконечный поток вопросов о том, что если бы он признался Офелии. Какая-то часть Артемьева внушала ему то, что Офелия настолько была чиста, настолько искренне и отчаянно эта девушка любит его одно, что возможно смогла бы ему простить и это. Все-таки речь шла не о ком-нибудь, а именно о ней — о той, кто отличалась своей непредсказуемостью, скрытой силой противостоять кому и чему-угодно, однажды она пошла даже против самой себя, переступила через свою личную боль, чтобы быть с ним, а вдруг и на этот раз единственная в своем роде девушка поступит не так, как ожидают от нее близкие? Это были самые противоречивые мысли, в них было столько риска и в то же время они были полны надежды и свободы, он разрывался и сходил с ума, ненавидел себя и в тоже время давал себе передышку от этих мук. Еще одно качество, за которое он ненавидел себя, это не умение работать со своими страхами, и единственное, что он знал о спасении сознания — это забытье. Никита вернулся к старым увлечениям, от которых его уже тошнило. Это и громкие вечеринки с друзьями, и распитие крепких напитков. Бред, конечно, но это омерзительное занятие спасало, на пару дней точно, но теперь его выходные были заняты для Офелии, так как он не хотел признаваться девушке, что вечер субботы провел исключительно за барной стойкой и ему приходилось все время придумывать любую ложь, лишь бы она поверила. После наступало воскресенье и он бы мог его провести в компании с любимой, но нет, она непременно по запаху, по опустошенному состоянию парня все поймет и начнет выяснять, в чем дело такого поведения. Артемьев загнал себя в замкнутый круг, из которого не было видно выхода, страх поглощал его, он полностью поработил подроста и искать спасения не у кого, помочь ему могла только любимая, обманутая, им же преданная, но любимая. Какой это все-таки бред, но этого захотел он сам, сам заварил все и принял решение вариться вместе со всей этой грязью. Если Офелия никогда об это не должна узнать, значит, остается одно — делать все, чтобы забыть ту низость, на которую он однажды ступил, забыть, что однажды он отказался от Офелии, в глаза которой он вынужден смотреть, возможно, до конца своих дней. Это было невозможно: ему придется врать ей каждый раз, когда видит ее, каждый раз, когда он молчит о содеянном и есть ложь, как он будет проходить через это, он не знал, поэтому единственное, что он мог сейчас, — это продолжать больше времени проводить врозь, пока эта пытка совести не прекратится. Никита пообещал самому себе, что сделает все возможное и невозможное для того, чтобы простить самого себя и только тогда он снова привяжет Офелию к себе, чтобы больше никогда не отпускать. Как и раньше, как и обычно, этот вечер субботы он так же решил посвятить своему забытью, своей анестезии. Никита уехал в бар, где обычно собирались большой мужской компанией с друзьями. Очень много времени уходило на дорогу, через всю Москву парню приходилось добираться, а это опять же надоедливые мысли, которые обожали проникать в голову безо всякого позволения. Он снова и снова проходил через муки ада, пока не добрался до места назначения. Как только парень открыл тяжелую дверь с длинной застекленной ручкой, в голову ударила громкая музыка «Saint JHN-Roses», которая тут же проникала внутрь и спускалась к ногам, заставляла всех разом трястись под нее, что собственно говоря и происходило в тот момент. Артемьев с трудом пробиралась сквозь изрядно выпивших людей, одновременно ища глазами стол с друзьями. Парни заметили его раньше и помахали ему рукой, подзывая к себе. — Здорово, —Никита быстро обвел компанию взглядом, улыбнувшись им, но взгляд сразу задержался на молодом человеке, которого ранее он не встречал. Парень протянул незнакомцу руку, при этом холодно поздоровавшись. — Никита. Не знакомый парень так же одарил того ледяным взглядом, переставил смартфон в левую руку и, словно не хотя, пожал ее. — Дима. — Знакомьтесь, это мой младший брат, — весело зазвенел Леша, чьи щеки уже горели алым цветом, а глаза застелил туман. — Ник, это Диман, брат Яны. Никита лишь кивнул брату и сел рядом с Глебом, как вдруг мало знакомый парень поправил Алексея: — Двоюродный брат, — голос молодого мужчины звучал довольно грубо и казалось вот-вот сорвется на хрип, это, конечно, напрягало, и не меньше его широких плеч, которые были обтянуты обтягивающимся пуловером. Сразу захотелось с этим иметь дружеские отношения с этим парнем, но первое отрицательное ощущение о нем издевательски намекнуло ему на обратное, молчаливый и хмурый парень выражал кричащую уверенность и силу. — Как дела, братан? — поинтересовался Глеб, отвлекая его от тайного рассмотрения нового знакомого, хлопая друга по плечу. Никита протянул руку, движением подозвав к столику молодую официантку, и, не гладя на Глеба, бросил: — Расскажу сразу после того, как хорошенько выпью, — и добавил, когда подошла сотрудница заведения: — Две бутылки «Крика» вишневого, спасибо, — сухо продиктовал он заказ и устало откинулся на удобное кресло, бросив взгляд в пустоту и снова уплывая в думки. — Ты чего такой загруженный? — обращаясь к Никите, спросил один из веселой компании, чьи беседы до этого момента не доходили до его ушей. Никита выпрямился, открыв рот, что бы ответить что-то невнятное и совершенно лживое, но его опередил брат и поинтересовался озадаченным и при этом ехидным тоном: — Может, это связанно с армяночкой, как она, кстати? Парню совершенно не понравился тон брата, больше не тон, а то, что выражался он подобным, больше пренебрежительным тоном прилюдно. Никита был достаточно вспыльчивым и очень быстро многое брал на свой счет, молодой парень мог вспылить сразу же, как только почувствует в свою сторону малейшее неуважение. То, с какой усмешкой Алексей начал говорить об Офелии, заставило парня разозлиться, Никита даже подумал, что из-за натянутого выражения лица, на собственном лице заиграли жевалки на острых скулах. — М-м-м, — протянули резко возбужденные ребята с не скрываемым интересом, а, может, и удивлением. — Армяночка-а? — риторически повторил один из близких друзей. — А Никитос не промах, а ему все семнадцать, — захихикал парень. — Заткнитесь, пока по роже не получили, — Никита надеялся, что смог сыграть насмешку, но что-то подсказывало ему, что лицо у него искривилось. — О-о-о, — загалдели все разом, кто-то даже похлопал, парень понял, что отлично развеселил хмельную компанию и молился, как бы эта тема поскорее сошла на нет, иначе они могли погорячиться. — Мне кажется, восточные девушки сейчас не такие зажатые, как раньше, с ними не составит труда ни познакомиться, ни завести отношения, — еле слышно пробубнил Дмитрий. — Серьезно? — встрепенулся Леша и хихикнул. — И сколько армянок у тебя было? Тот беспечно пожал плечом: — Ни одной. Компания снова залилась смехом, при этом, дабы утешить, похлопали нового знакомого по плечу. Тот почему-то стрельнул ледяным взглядом в Никиту, а таким же тоном сказал: — Это дело вкуса, мне не очень нравятся темненькие, не в обиду, конечно, но порой чересчур вульгарные девушки. В этот момент очередной гул не помешал бы, чтобы разрядить немного напряжённую обстановку. Никита прямо там хотел сжечь этого надменного наглеца, но тот, как ни в чем не бывало, вновь опустил голову в смартфон, листая ленту новостей подушечкой большого пальца, а у юного парня пульс поднимался с каждым его взмахом. — По-моему, ты… — Никита сам не понял, как чертыхнулся. Дмитрий поднял на парня взгляд совершенно пустой, с какой-то скукой смотря ему прямо в глаза, безучастный и ни капли не задетый его грубостью. — Я выразился не конкретно о твоей девушке, — спокойно и адекватно объяснил он. — Возможно, подобные дамы встречались только мне, — он снова пожал плечами и бросил: — Поздравляю, если у вас все ок. Видимо его мольбы все же были услышаны и разговор дальше пошел в другое русло и Артемьев смог расслабиться, а спустя час он высушил три бутылки пива, еще несколько бокалов вина и размялся под пару веселых композиций. Когда ему стало немного скучно, он решил переместиться к барной стойке и пропустить еще пару рюмок коктейлей. — Б52, пожалуйста, — сухо сказал Никита, обращаясь к симпатичной девушке-бармену. Девушка приветливо улыбнулась и быстро достала откуда-то из-под столика сначала одну, после вторую и наконец третью бутылку с жидкостями, и принялась к приготовлению этого коктейля. Девушку достаточно грамотно справилась со своей задачей и не побоялась в конце поджечь ром. Никита поблагодарил быстрым кивком, сдул огонек и вылил напиток прямо в горло, чувствуя, как жар распространяется по всему животу. — Еще две рюмки. Место рядом с ним освободилось и рядом с парнем возник Глеба со словами: — Мне также. Артемьев вопрошающе разглядывал друга, но тот делал вид, что не замечает пытливый взгляд соседа и смотрел лишь перед собой, поэтому Никита перевел взгляд на танцпол, где резвилась молодежь. Парень словил себя на мысли, что бремя спало с его плеч, стало легко и свободно, теперь он не понимал, почему все это время так активно занимался самобичеванием. Пришло время оставить прошлое в прошлом, ибо продолжая все в том же духе, он рискует потерять самого себя, а что на счет Офелии? — Ты в порядке? — неожиданно Глеб, оборвал его мысли. Бармен подожгла коктейли и поднесла парням, принялась готовить еще порцию. — Да, — не глядя, ответил Никита и, не раздумывая, запрокинул голову, залив алкоголь в себя. — Угу, — пробурчал Глеб и последовал примеру друга. — Ты, это, — он кивнул в сторону рюмки. — От горя или опять забыться? Учтивая девушка преподнесла к Никите тарелку с дольками лимона со словами: — Думаю, это не будет лишним! — Ты же моя радость, — расплылся парень в улыбке. — Спасибо, — он посмотрел на Глеба и, щелкнув пальцами, потянулся к лимону. — Скорее второе, и меня пугает, то что ты так хорошо меня знаешь! Артемьев положил дольку на язык и, тут же зажмурившись, разжевал, проглотив фрукт. — Как ты задрал! — с раздражением сказал Глеб, одаривая друга презрительным взглядом. — Ты блин в говно превратился просто! — Отвали, а! — отмахнулся Никита. — Сам ты говно! Глеб цокнул языком и потянулся к стопочке, сразу высушив ее и, словно из под тяжка, посмотрел на друга, продолжив: — Если ты будешь и дальше себя так вести, Лия все сама поймет и потом, сколько бы ты не убивался, она откажется о тебя, поверь! Никита еще больше померк и так же выпил предложенный напиток, закусил лимоном и жестом указательного и среднего пальца показал на добавку. — Спасибо, ему хватит, — требовательно сказал Глеб, обращаясь к бармену и Никита, лишь обиженно хмурясь, посмотрел на Волкова, но сказать ничего не мог. Артемьев устало провел ладонями по лицу, поглаживая, чтобы снять с мышц лица напряжение и, немного помолчав, внимательно посмотрел на Глеба. — А почему так уверен, что она не простит меня? Лицо Глеба тут же переменилось с серьезного на яростное, его губы сузились в трубочку, а брови сомкнулись над переносицей. — Ты дебил? Только не говори, что хочешь ей все рассказать. Никита безразлично цокнул языком и, махнув на друга рукой, увел взгляд в сторону танцпола. В этот момент Глеб наклонился к Никите и яростно защипел над ухом: —Придурок, она ни за что такое не простит и ты вновь вернешься к своей бесцельной жизни, лучше нее ты не встретишь, вбей это в свою тупую башку, — на последней фразе Глеб ткнул пальцами в голову другу и, не подсчитав силу, резко толкнул ее. Этот жест разозлил Никиту и тот отшвырнул руку друга, крикнув: — Да пошел ты, идиот! Ты нихрена не знаешь, что со мной происходит, я умираю, я не могу смотреть в ее невинные глаза, она с такой чистотой и доверием смотрит в мои лживые глаза, я презираю себя! — Никита так сильно кричал, что все лицо побагровело от злости. — Возьми себя в руки! Хватит уже быть тряпкой, сделал херню и теперь жалеешь сам себя? Соберись придурок, наладь отношения с Офелией, забудь об этом! Никита старался дышать глубоко и часто дабы умерить свой пыл, парень почувствовал, как гнев постепенно отходит и голова начинает больше соображать. Глеб был его голосом разума, он прекрасно понимал, что друг прав, что Никита сам себя не узнает, что ему нужно уже выбираться из того болота, куда сам же себя столкнул. Сейчас страдает он один, но если Офелия все узнает она этого не выдержит, она сойдет сума, она в нем видит лучшего человека, чем он есть на самом деле. — Ты прав, — тихо произнес парень, склонив голову, а Глеб облегченно вздохнул и положил руку ему на спину. — Давай, Ник соберись, дружище, я все понимаю, поверь, но то, что делаешь ты, это не выход, брат! Никита, все так же не поднимая головы, закивал: — Она не выдержит этой боли, ты не представляешь, как сильно она мне верит, Глеб! Я хотел однажды ей признаться, — Никита повернул голову к Глебу, он опешил от услышанного. — Чего? — Угу,— Никита снова опустил голову. — Она сказала, что ей не интересно, что я делал в Америке, ей достаточно видеть мои глаза, ей хватило моей прежней любви, но она даже не поняла, что я уже не прежний... Ребята продолжительное время молчали, пока Никита не понял, что Глеб и не слушал его больше. Никита выпрямился и посмотрел на Глеба, чей взгляд высматривал кого-то в толпе людей, вошедших в бар. Проследив за взглядом парня, он увидел большую женскую компанию, девушки были примерно его возраста, но выглядели все очень эффектно. Стройные длинноногие лани, все как на подбор, но с другой стороны все эти девушки были похожи друг на друга. В какую-то секунду взгляд парня задержался на одной из девушек. Пепельная блондинка с небрежными волнами, он мог поклясться, что эти голубые глаза ему знакомы, розовые губы расплывшийся в сладкой улыбке, внезапно в памяти возник сладкий запах ванили или кокоса с цветами, откуда этот четкий запах, но он все еще живет в памяти. Пока он пытался вспомнить, откуда этот запах, девушка тоже обратила на него внимание и замерла, стоя на месте, ее улыбка сползла с губы и лишь дрогнул их уголок, она перевела взгляд и, снова улыбнувшись, кивнула Глебу. — Охренеть, — раздался за спиной удивленный голос друга. — Мир тесен, — бормотал он себе под нос, а блондинка наконец двинулась с места и направилась в их сторону.