Валентинка

      Они не виделись уже давно. Харли не знает, что от него можно ожидать на этот раз и для чего она понадобилась ему снова.       Выходя на крышу высокого здания, она потирает предплечья, согревая их. Осматривается. Похоже, здесь пусто. Сегодня в ней нет ничего привычного его взгляду. Нет, на ней всё тот же костюм Арлекина, всё тот же грим, но он всегда смотрит куда глубже. Видит её насквозь.       Ещё влажные блёклые хвостики спущены, а тушь слегка потекла — в Готэме недавно прошёл дождь. Город стал ярче, насыщеннее. Как и её ощущения, обострённые чувства опасности и тревоги.       Харли обходит нагромождения и оказывается у края крыши. Опасливо смотрит вниз.       Она всегда была для него недостаточно сильной. Недостаточно безумной, смелой. Не соперник. Но и не достойный союзник. Так. Безделушка. Он никогда не говорил этого вслух, но ей и не нужно было слышать, чтобы знать это. Она чувствовала.       Стоя на краю пропасти тогда, она так и не смогла сделать шаг вперёд. Не смогла пару раз ударить костяшками пальцев о деревянную поверхность двери и пройти в кабинет главврача. Сообщить ему о своём маленьком, но очень важном открытии: он не сумасшедший. Он абсолютно здоров, как бы ни было сложно в это поверить. Здоров, как и она. Как и каждый в этой больнице. Как и большинство жителей города. И даже больше.       Это могло изменить всё.       Вероятно, её бы отстранили от обязанностей его лечащего врача. И от обязанностей по наблюдению за ещё парочкой не менее шизанутых. Всё бы закончилось через пару месяцев или пару лет. Но теперь последствия снежным комом нарастают. Харли не избежать больше их.       Она слышит шорох где-то позади, на этой крыше. Не медля ни секунды, оборачивается и вытаскивает пистолет. Направляет его в темноту, готовая выстрелить. Привычно метко. На поражение.       В темноте загорается слабый огонёк от сигареты, всего на пару секунд освещая лицо. Его лицо. Квинн опускает пистолет и остаётся на своём месте:       — Здравствуй.       Джокер делает ещё одну затяжку. Медлит, словно нарочно. Затем лениво тушит сигарету о стену и идёт к ней навстречу.       Долго не произносит ни слова.       Теперь Харли понимает — у него не всё в порядке.       Он останавливается напротив. Так близко, что Квинн может даже почувствовать не выветрившийся запах табака. И чего-то ещё, неуловимого, пьянящего, и всегда следующего за ним. Знакомого. Наклонив голову, он всматривается в её лицо. Мудрым, уставшим взглядом. Считывает её, изучает. Словно впервые знакомится с ней. Или проверяет — его ли Харли пришла к нему на этот раз? Та ли самая?       В этом свете, в этом загадочном молчании и задумчивости он кажется ей прекрасным. Она бы влюблялась в него снова и снова, если бы только могла. Если бы её память не была настолько исправна, чтобы не напоминать ей о том, что всё это — фарс.       Они молчат. Но это не отнимает у них возможности понимать друг друга.       Джокер смотрит с сожалением, почти с жалостью. Касается её щеки, затем кончика носа, играя с ней. Играя ей. Улыбается. Не так, как привык это делать на публику. В его улыбке нет ничего безумного сейчас, ничего жестокого или больного. Он лезет во внутренний карман своего тёмно-фиолетового пальто и достаёт что-то. Передаёт прямо в руки Харли и проходит мимо неё, вперёд. Так вот просто.       — Здравствуй.       Он останавливается у края крыши, взбирается на тонкие перила и балансирует, широко расставив руки.       Квинн чувствует плотный картон в руках. Опускает взгляд и рассматривает полученную вещь. Красное, смятое с одного края сердце. Валентинка? Она тоже слегка попала под дождь сегодня. Харли это почему-то трогает.       На бумаге нет надписей. Не оставлены стихи или любовные послания, никаких обещаний. Только краткое «mr. J». Ей достаточно. Он дарит свою любовь на этот февральский праздник. Дарит иллюзию. Проскочивший импульс надежды, сохранившейся где-то глубоко внутри неё.       Утопия.       Харли благодарна за это. Даже когда понимает, что не сможет почувствовать эйфории, не умещающегося в одном человеке счастья или хотя бы удовлетворения. Как раньше. Только благодарность.       — Здесь всё начиналось, Харли, — Джокер наконец находит удобное положение и выпрямляется, держась уверенно. Он кивает на развалины, оставшиеся от старого завода на другом конце города. — Помнишь?       Квинн не подходит ближе, но смотрит в указанную сторону. Она помнит. Помнит, как боялась за него тогда. Была готова спрыгнуть вслед за ним, или ухватиться за прочную ткань пиджака, не позволив ему упасть случайно. Он бы и не прыгнул. Пугал только.       Она крепче сжимает в холодных пальцах картон и идёт к лестнице, оборачиваясь всего один раз. На его голос.       — …Здесь всё и закончится однажды.       Джокер поднимает голову вверх и прикрывает глаза. Наслаждается нежными прикосновениями потоков воздуха и витающей свежестью в нём. Немного пошатывается в такт музыке в его собственной голове, в его воображении. Он знает, что Харли уже покинула крышу, но это не имеет значения. В этот раз нет.       Над головой, среди тёмно-серых облаков, светится яркий символ летучей мыши.       — Здесь всё и закончится.