Zaldrizerme

      Визерис ждал вердикта сестры с бьющимся в горле сердцем, и когда она, наконец, сказала «да», жизнь стала во мгновение ока немного ярче, чем была до этого.       — Тогда я позову назад твоих служанок, а сам пойду переговорю с Барристаном и достану нам хорошее вино, — Визерис хотел поцеловать Дени в чуть приоткрытые от выдоха губы, но сдержался и поцеловал лишь её оголенное плечо, а после стремительно испарился из комнаты. Подружки сестры нашлись быстро, они были неподалеку, видимо, готовые прийти на выручку в любой момент. Их он просто отправил обратно.       А вот сир Барристан нашел его сам, он словно нутром чувствовал, где в тот или иной момент находился его король:       — Сир Барристан, мне выпал шанс помириться с сестрой, и мне нужна ваша помощь. Надеюсь, вы не против сопроводить нас на пляж и побыть в компании служанок Дени? Мы не будем отходить от вас слишком далеко, но нам не помешает приватность, — Визерис сиял так, словно разгадал самую большую загадку в мире, и старый рыцарь отчего-то знал, что эта «приватность» не связана с сексом. Лишь поэтому он кивнул почти довольно. Он не мог не подчиниться, даже если приказ был оформлен в оболочку просьбы, но ему будет гораздо приятнее исполнять его в данных обстоятельствах.       — И не могли бы вы найти сира Джораха? Его мы тоже возьмём с собой.       Сэлми кивнул и покинул короля, а сам Визерис пошёл в свои покои переодеться во что-то более подходящее, аккуратно убрав доспехи, которые так и не снимал до этого момента (они были удобные, а к жаре он привык постепенно), и сменив дорогую одежду на что-то более простое, на пентошийский манер. Корону он с собой брать не стал, и отросшие волосы забрал в небольшой хвост.        И пока он это делал, решил всё-таки оставить записку Джону и племяннику, Иллирио наверняка всё-таки поднимет панику, ведь Таргариены уйдут почти со всей своей свитой, сбегая с ужина после письма от Робба Старка. Есть о чём поволноваться. Так что он решил подстраховаться и быстро отписал на свободном листе, что несмотря на разрыв отношений с Дейенерис, она оставалась его сестрой и он хотел помириться с ней, чтобы спокойно жить дальше. И когда она дала ему шанс, он решил воспользоваться им и побыть вдали от дома Иллирио. Написал, что, максимум, они вернутся к утру и обязательно расскажут про результаты переговоров с Севером.        Уже собранный, юноша вышел в коридор и поймал одного из своих мальчиков-гвардейцев, попросив передать записку Джону после того, как он с сестрой и свитой покинут дом. Мальчишка серьёзно кивнул и продолжал хлопать глазами.       — Вот ведь мелкий пройдоха, — Визерис бросил ему несколько медяков и с ухмылкой смотрел за тем, как тот, довольный, убегает прочь. Что же, можно баловать их подобным только пока они дети. После стоит ужесточить дисциплину. В любом случае, он решил подождать всех во дворе.       Дени в это время дождалась, пока вернутся служанки, приказала Дореа начать собирать еду в разные корзины: одну на неё и брата, а вторую на них троих и рыцарей. По крайней мере, она надеялась, что Джораха они не оставят в доме. А если уж Визерис не позаботится о её старом медведе, она и сама сможет за ним послать.       Чхику и Ирри, закончив с маслами, помогли ей одеться: по-пентошийски и просто. Дени не хотела привлекать внимания. Драконы могут лететь достаточно высоко, чтобы их не было особо заметно. А разношерстная компания, одетая без помпезности, не вызывала любопытства. Служанки отправились помогать Дореа, а Дени села у балкона и посмотрела на открывающийся вид. Она сама решила причесать свои отросшие до плеч волосы, да и сложные прически ей ни к чему сегодня.       Почему-то она волновалась. Это было как свидание во всяких глупых, романтичных книгах, где убивали только злодеев и в конце, чтобы рыцарь выглядел мужественнее. Но там часто описывались прогулки главных героев под руку, во время которых они разговаривали и… как же это было? «Его сердце пламенело от одного лишь короткого взгляда её золотых глаз, которые она сразу переводила на что-то другое». Дени всегда над этим смеялась. Уж пламенеть у них с Визерисом точно ничего не будет, пока они не решат вновь возлечь. Но всё-таки… они успели стать друг другу достаточно чужими, чтобы сегодня вот так познакомиться.       Служанки вошли в комнату, сообщив, что всё готово. Дени прикрыла голову накидкой, чтобы сильно не смущать цветом волос прохожих, и спустилась. По дороге к ней присоединились Джорах и Сэлми.       — Хороший вечер, Ваше Высочество, — сказал Барристан, и Дени улыбнулась ему, кивнув. Старый рыцарь даже не скрывал, что успел к своим подопечным привязаться. И как только бастарду пришло в голову выгнать такого человека? Впрочем, будь благословенна его тупость и пусть не будет той конца и края.       Визерис с вином уже ждал у крыльца.       — Веди, брат, — улыбнулась Дени.       Визерис улыбнулся сестре в ответ. Путь их ждал не очень близкий, но солнце уже садилось, и с моря дул приятный бриз. Так что даже прогулка по городу была в удовольствие. Пока они шли, юноша решил рассказать ей историю этого секретного места, к сожалению, она не была такой красивой и безболезненной, как история из Тороса, но он решил быть честным:       — Когда мы уже гостили у Иллирио, он никогда не отказывал мне ни в чём: ни в вине, ни в женщинах, ни в просьбах. Однажды я перебрал и с первым и со вторым, так что едва разбирал дорогу, пытаясь вернуться в дом к магистру. В какой-то момент, мне показалось, что ты поёшь откуда-то со стороны берега, и я тогда сильно разозлился, подумав, что ты покинула дом без разрешения. И вместо того, чтобы продолжать искать дорогу до... в дом, я побрёл к берегу. Так и шёл на шум волн, в котором слышал твой голос, — Визерис криво улыбнулся, звучало романтично, но оба родственника знали, зачем он на самом деле искал Дени. — В итоге, конечно, оказалось, что ты всё это время мирно сидела с Иллирио, но зато я, ведомый твоим пением, нашёл удивительное место. Оно недалеко от основного порта, и там нет песочного пляжа, земля обрывается резко вниз, но при этом находится не так уж далеко от водной глади. И волны бьются об этот обрыв. Это напомнило мне о Драконьем Камне. Скалы там выше, намного выше, но этот звук, — Визерис даже прикрыл глаза на ходу, — этот звук напомнил мне о доме. Ты родилась под него, и в ту ночь даже твой звонкий детский крик не перекрывал этого шума бушующей стихии.       Юноша грустно улыбнулся своим воспоминаниям.        — А ещё, там очень похожие закат. Помнишь историю про солнечного дракона?       Дени шла рядом и слушала, буквально погружаясь в то время, когда брат себе ни в чем не отказывал, а ей нельзя было и шагу ступить. Иллирио тогда, как мог, защищал маленькую гостью, но откровенно за неё вступаться ему было не выгодно. И он, разумеется, этого не делал. И Дени поняла, почему он вроде был так добр к ней, а вроде и нет, только недавно. Когда заглянула под маску и перестала смотреть на людей через дымку того детского восприятия. Она была нужна Иллирио, а ещё ему нужно было, чтобы Визерис ему верил. Поэтому иногда побои не случались из-за визитов магистра, который, конечно, приказал докладывать, если брат начинал расходиться. А иногда, если было слишком поздно, и Дени не кричала слишком сильно, у него не было причины, и он просто не вмешивался. Да и его визиты, если говорить прямо, не всегда срабатывали. И Иллирио просто стоял и смотрел полными жалости глазами, пытаясь как-то уговорить Визериса остановиться. Но тот не останавливался, если начинал, пока полностью не удовлетворялся. А Дени лежала, получая удары, и гадала, почему этот толстый магистр, который к ней так добр обычно, не позовет свою стражу, чтобы оттащить от неё брата.       — Я никогда не пела, брат, — рассмеялась Дени. — Но сказку не помню.       Ностальгия, которой легко поддавался Визерис, никогда не действовала на неё саму. Она не помнила Драконий Камень, она не помнила Вестерос. И понятия не имела, как закат там может отличаться от заката в любом другом месте, если весь мир делил одно солнце. Ностальгия её прошибала только тогда, когда она замечала красные двери и лимонные деревья. Только ни тех, ни других, увы, в Пентосе не было.       — Что ж, возможно, ты была ещё слишком маленькой, чтобы запомнить её, — Визерис рискнул взять Дени за руку, просто чтобы чувствовать её тепло и лёгкую пульсацию жизни в своей ладони. — Мне её рассказал Рейгар, а ему отец, когда ещё не был... не был безумен. Говорят, что солнце — это вовсе не солнце, это огромный, золотой дракон, который находится так далеко в небе, что не различить ни его крыльев, ни его блестящей, жаркой чешуи. Его хвост плотно прилегает к телу. Иногда он улетает так далеко, что весь мир погружается во тьму, но быстро возвращается. Большую часть времени же он спит, и дремлет его великая сила.       — Когда солнце опускается за горизонт, в холодные морские пучины, если прислушаться, можно услышать его недовольно шипение, — Визерис помнил, как в детстве, когда удавалось, наблюдал закаты над заливом и внимательно прислушивался и даже слышал это шипение, если вокруг было достаточно тихо. Глупый мальчишка.       — Но судьба его печальна, — всё-таки решил дорассказать маленькую присказку юноша, — когда он улетает, расправляя свои широкие крылья, его вотчина, согреваемая теплом его тела, погружается во мрак и холод. Но и слетать на землю ему нельзя, ибо он будет жечь всё на своём пути, даже не раскрывая пасти. Его судьба — вечно спать, свернувшись в клубок, пока нашему миру не придёт время сгореть в огне.       — Это ужасная сказка, — сказала Дени, нахмурившись. — Дореа как-то рассказала мне, что луна — это огромное яйцо. И когда-то она подошла слишком близко к солнцу, от чего раскололась и выпустила из себя тысячи драконов. Так те и появились в мире. И эта история нравится мне куда больше.       Откровенно говоря, одинокое солнце-дракон было слишком печальным образом. Дени вовсе не хотела связывать теплые лучи, в которых любила греться, с судьбой, которую никак не изменить. Кроме уничтожения всего живого в мире.       — Расскажи мне лучше что-нибудь более веселое. Печали в моей жизни было достаточно, — попросила Дени.       Ей совсем не хотелось начинать их первый день, в котором они могут узнать друг друга с грусти. А надевать маску и прятаться под ней, было бы полной противоположностью того, что он удумали.       — А ещё лучше, расскажи мне что-нибудь, чего я о тебе так и не узнала. Расскажи о том, какой он — Визерис, тот, который родился у подножья Матери гор или в погребальном костре, — улыбнулась Дени.       Она наблюдала многие изменения в брате, но что-то всегда оставалось за пределами видимости. Он всё ещё многое держал в себе. Раньше это пряталось под бравадой и вспышками ярости, а сейчас — под игрой и построением планов.       Визерис искренне постарался вспомнить что-нибудь веселое. Но кроме пары счастливых моментов из жизни, ему не доводилось много времени проводить в веселье (если только он не был пьян до беспамятства). Так что лучше подумает над тем, что рассказать сестре о себе. Он уже рассказал ей про встречу с призраками, и что там было да как. Но про внутренние изменения?       — Не уверен, что это не будет расстраивать тебя, Дени, — чтобы рассказать, что изменилось, ему неизменно придётся поднять на поверхность жестокие и тёмные воспоминания об их скитаниях. Потому что увидеть изменения можно лишь сравнивая, не так ли? — Я многое осознал за время общения с призраками, многое о тебе, обо мне, о нас и нашем будущем. Кнутом и пряником другие заставили меня раскрыть, наконец, глаза и включить голову. Как видишь, я стал тянуться к знаниям, и хотя не скажу, что я подобно Рейгару люблю с головой в чтение погружаться, иногда это даже интересно. Но главное, это необходимо. Чтобы стать лучше, чем я был.       Визерис неуверенно прошёлся большим пальцем по ладони сестры, раздумывая, что стоит сказать дальше.        — Я хочу стать сильнее, и это главная моя цель на ближайшее время. Потому что только достигнув её, я смогу защищать близких мне людей. Смогу защитить тебя. От себя самого в том числе, — Визерис знал, что тёмный зверь внутри него никогда не исчезнет, его можно лишь посадить на цепь и крепко держать, не позволяя наброситься на тех, кто невиновен. — Не знаю, насколько у меня выходит, но...       Всё это всё равно было грустно. Ну или по крайней мере не весело. Но это были слова о нём, Визерис не мог в полной мере оценить себя после изменений.       — Я чувствую, что прочнее стою на ногах, я чувствую, что начинаю владеть своей жизнью и своей судьбой. Спустя столько лет. И это чувство... Оно ошеломляет.       Дени жадно слушала. Это было то самое, скрытое под масками, где-то глубоко внутри. Желания, стремления, причины. Какие-то выводы, которые Визерис сделал и как решил с ними поступить. Именно то, чего им не хватало. Немного простого общения двух людей, которые куда ближе, чем брат и сестра или даже любовники. Дени иногда думала, что если бы та казнь с золотой короной состоялась, она была бы свободна от этой цепи, протянувшейся между ней и Визерисом. Не уверена, что была бы тому рада, скорее всего, потеряла бы часть себя, вырванную вместе с этой цепью. Но всё пошло иначе. Казни не было и связь оставалась на месте. Такая же мистическая, как и красота, передающаяся в их крови.       — Меня не будет расстраивать честность. Но не надо грустных сказок и историй. Я прекрасно понимаю, кем ты был и от чего ты ушёл. Это дело прошлых дней, ты можешь говорить о них свободно, если упоминания нужны для того, чтобы рассказать о тебе настоящем, — Дени глянула в небо и придумала, как ещё можно вытянуть сокровенное: — Что бы ты делал, если бы не был королем? Представь себе, что ты не Таргариен, ты просто юноша, у которого карманы набиты золотом, и ты можешь отправиться в любое место, стать кем угодно и делать что угодно. Что бы это было? — весело спросила Дени.       Она и сама стала обдумывать ответ на этот вопрос. Только вот у неё в голове было столько вариантов, столько всего, что она могла бы сделать, к чему стремиться. И чему научиться. Она крепче взялась за руку брата и, как в детстве, начала мотать ей в такт шагам. Визериса прошлого это раздражало, он всегда на неё рычал, чтобы она перестала, потому что короли и принцессы так не ходят. А Дени нравилось. Потому что так ходят дети, когда они чувствуют себя радостными.       Визерис порадовался готовности Дени слушать даже грустные откровения, но потом её последующий вопрос, сказанный со звонким смехом, заставил юношу серьёзно задуматься. Он даже не замечал, что девчонка начала размахивать их сцепленными руками. Честное слово, это раздражало его даже сейчас, но он не стал вырываться.       — Боюсь, ничего из того, что бы я хотел, нельзя купить за деньги. Кроме, вероятно, дома, — Визерис не мог полностью абстрагироваться от того, кем он являлся, отсюда и вытекал его ответ. — Да, определенно. Возможно, это будет постоялый двор где-то на не самой популярной дороге, небольшой и уютный. Наша матушка была бы слишком нежна с деревенскими кухарками, которые бы работали у нас на кухне, и Рейгар бы влюбился в одну из их дочерей, а потому никак бы не останавливал мать от того, чтобы она совсем разбаловала наших работниц. Рейгар бы управлял всем этим, а я следил бы за лошадьми. А ты была бы дочерью местного старосты, и иногда прибегала бы к нам.       Визерису тяжело было перестать думать о том, что их семья — королевская, поэтому он не смог оставить их совсем без всего даже в своей фантазии, но это была простая, приятная жизнь.       — А ещё если Рейгар влюбился в дочку кухарки, то я бы дружил с их сыновьями. Поэтому постоялый двор никогда не был бы тих и страшен, наполненный голосами, смехом и слезами. Это был бы целый мир.       Он знал, что вопрос был не такой, но таков был его ответ. Единственный, который пришёл ему на ум.        — А ты? Как бы тебе хотелось жить, если бы ты могли позволить себе всё?       — Постоялый двор? — Дени весело рассмеялась. — Да, это было бы забавно. Зачем бы я прибегала к вам, если я дочь старосты? — с каким-то очень хитрым прищуром спросила она.       — Конечно, потому что я тебе нравился, — ответил Визерис, как и ожидала Дени. И на лице у него явно было написано, что если это его идеальный мир, то это — его идеальное развитие событий.       — Или, может быть, мне бы нравился Рейгар, — хихикнула Дени. — А Рейгар был бы влюблен в дочь кухарки, которой бы нравился ты. И тогда двор точно был бы заполнен смехом, слезами и всем, чем хочешь.       Дени и сама от того самого смеха не удержалась. Это, правда, была бы драма. Визерис, как и Рейгар, оба были старше её достаточно, чтобы какая-нибудь девица могла нравится одному и влюбиться в другого. А сама Дени была бы там сначала как мелкая и надоедливая, постоянно таскающаяся за обоими братьями девчушка. И только через достаточно лет, чтобы оба нашли себе жен, она бы достигла возраста, чтобы быть привлекательной.       Визерис же почувствовал укол ревности, потому что... ну потому что всем нравился Рейгар. Его любил народ, его любили лорды, его любили женщины и мужчины (Джон до сих пор, наверное, рыдает в подушку от его потери). Так что было бы совсем неудивительно, если бы Дени в этом гипотетическом мире влюбилась в старшего из братьев. Но это был его гипотетический мир, так что и любила девочка там его.        — Ладно, теперь моя очередь, — без особой паузы сказала Дени. — Если бы у меня были деньги и не было королевского происхождения, я бы… — она задумалась и постучала указательным пальцем свободной руки по подбородку. — Я бы купила себе корабль. И стала бы перевозить ценные грузы. Только не специи, от них воняет. А еще научилась бы драться, как настоящий пират. Чтобы, если на нас нападут, могла помочь своей команде дать отпор. И в каждом порту у меня было бы по мужу, — хихикнула она. — Как у железнорожденных. А потом, к старости, я бы, наверное, поселилась где-нибудь, где запрещено рабство. И можно было бы выходить на балкон и любоваться на море, вспоминая приключения юности. И вышла бы нормально замуж. И нарожала бы кучу детей, чтобы они носились по дому, и от них болела голова. А еще орала бы на нянек, — Дени изобразила старческий голос: — я вам лентяйки, плачу не для того, чтобы вся эта орава мешала мне отдыхать!       — Пиратка? Ты хотела бы стать пираткой? Грозой морей? — лёгкая улыбка появилась на губах Визериса, когда он представил Дени не нежной и одетой в шелка девушкой, а пиратской королевой, ругающейся хуже портового рабочего и умевшей сбивать чужие головы с плеч ударом косой сабли. Картинка неплохая, но Визерис едва мог в неё поверить. Его Дени вряд ли когда-нибудь поднимет оружие, может, если только лук или кинжал.       — И разве в старости тебе не будет сложновато найти мужа и нарожать ему кучу детей? — на этой картине юноша, несмотря на дикую ревность и каким-то нафантазированным мужьям в каждом порту улыбнулся. Ему нравилось представлять Дени в окружении серебряноволосых детей, мальчики и девочки разных возрастов, похожие и такие разные... Это было бы восхитительно.       Дени даже рот открыла от удивления. Он вообще ее не слушал? Или ему просто представилась прекрасная пиратка-воительница и всё внимание переключилось с головы на… Она вздохнула, выслушав до конца.       — Брат, перестань фантазировать! — воскликнула она, с силой пихнув его бедром. — Не пираткой, Визерис, а честным перевозчиком. Моряком. Буду возить грузы: ткани, украшения и прочее, что не заставит мою Серебряную Драконицу вонять, — уже медленнее объяснила Дени. И да, имя кораблю она уже тоже дала. — Нет, в старости я буду так же прекрасна и вполне способна рожать по ребенку в полтора года. За десяток лет у меня как раз наберется достаточно, чтобы я пожалела о своих решениях, — рассмеялась она.       Визерис хмыкнул, тоже немного развеселенный, идея мирной торговли уложилась в его голове получше пиратской, но всё равно, юноше слабо представлялась его Дени среди бушующих волн на корабле... как она сказала? Серебрянная Драконица? Визерис улыбнулся. Имя для корабля она выбрала довольно кричащее.       — Да уж, в таком случае, тебе надо будет действительно постараться избегать встречи с Железнорожденными, — юноша и сейчас с удовольствием бы избежал с ними встречи, а ещё лучше, сделал бы их острова необитаемыми, настолько они уже всех измотали своих железным путём. Но их флот... если бы им удалось получить их флот, это было бы прекрасно. А потом вновь вернулся к мысли об оружии, прошёлся взглядом по нежным рукам сестры, по её гибкому, бледному телу, и неожиданно даже для себя, предложил:       — Не хотела бы ты научиться защищать себя? Уверен, Арианна и её змейки не откажутся обучать тебя, а я не буду против, если ты научишься держать в руках лук или кинжал. Что-то достаточно лёгкое и подходящее для тебя. Так ты сможешь защищаться даже если по какой-то причине ни меня, ни рыцарей не будет рядом.        Дени никогда о таком не думала. Её вполне устраивало быть просто женщиной, окруженной мужчинами, которые готовы отдать за неё жизнь. Да и Висенья, которую часто ассоциировали с воительницей, противопоставляя Рейнис, которая, хоть и тоже могла драться, но всё-таки запомнилась больше по любви к музыке, поэзии и полетам, никогда не была примером для подражания. Младшая сестра Эйгона была ближе Дени. Ей хотелось бы заниматься чем-то очень женственным и не лезть в бой, где кровь, отрубленные конечности и смерть. Но, если уж они собираются воевать…       — Лучше лук. Я не особо собираюсь слезать со спины своего дракона или нестись в первых рядах, — серьёзно проговорила Дени. — И обучать меня будет Агго. Стрелять с лошади не равно стрельбе с воздуха, но куда ближе, чем стоя на земле на двух ногах. Вот с кинжалами можно попросить леди Нимерию.       — Лук тебе, к слову, не помешал бы даже на корабле, чтобы залепить стрелой в глаз пиратскому капитану, пока тот ещё не успел подплыть достаточно близко для абордажа, — представить Дейенерис с оружием было легче, чем пиратской королевой, и она смотрелась бы с ним прекрасно. Её невинное лицо, её эфемерная красота и элегантный лук за спиной и стрелы с чёрным оперением в колчане... или же едва заметное очертание кинжала под шелковой тканью её платья... Она перестанет быть просто красивой, она станет опасной и роковой. В любой ипостаси Дейенерис в итоге находила путь в его сердце. И в его штаны, что уж там.        — Конечно же, я никогда не пущу тебя в авангард, и тебе не придётся бороться вместе с армией, но, думаю, не только мне, но и твоим верным рыцарям будет спокойнее от знания, что ты можешь за себя постоять не только словами. Хотя твои слова тоже иногда хлестают неплохо, — юноша фыркнул, вспоминая, как красива Дейенерис, когда яростное пламя играет в её глазах.       — Верных рыцарей у меня ровным счетом один, — усмехнулась Дени. — И мы опять говорим на тему тронов, войн и что нам надо делать дальше.       Ей вовсе не хотелось превращать этот день во внеочередной совет, пусть и касающийся таких мелочей, как умение стрелять из лука. Потому что, серьёзно, много ли сделает Дени со своим луком? Уж явно не перевесит силы в одну или другую сторону. Если, конечно, ей не повезет настолько крупно, что она умудрится подстрелить самого Тайвина Ланнистера.       Визерис задумался, а потом понял, ведь и вправду, чисто технически, у неё был один верных рыцарь — Джорах, и то лишь из-за его влюбленности, а так он клялся в верности ему, как своему королю. Джон и Барристан будет сначала защищать его, а после Дейенерис, а дотракийцы не являлись рыцарями, хотя именно они и были чисто её.        — Что у тебя с Джоном? — это, конечно, тоже не далеко ушло от их игр и планов, но вопрос имел несколько иной характер. — Мне кажется или он тебе нравится? Я, кстати, не спрашиваю на счет того, как продвигается соблазнение, меня интересуют твои чувства.       «Потому что ты очень странно на него смотришь, братик, когда думаешь, что тебя никто не видит». А это уже не совсем походило на игру. И было странно для Дени, которой уже не раз Визерис говорил о своей вроде настоящей любви и прочих чувствах.       — С Джоном? — юноша сощурился, пытаясь понять, что чувствовала Дейенерис по этому поводу, и хотел было немного подразнить её, но решил, что это не то, чем стоит заниматься в их примирительный вечер. — Он мне нравится, да. И хотел бы я, чтобы он не желал затащить меня в постель, — Визерис вздохнул, свободной рукой проводя по собранным волосам. — К тому же, он рыжий. А мне нравится рыжий цвет. Да и... Я понимаю, почему Рейгар продолжал держать его при себе. Он верный и заботливый, смелый в плане попыток обратить на себя внимание. Ты же видела мои новые доспехи? Он попал мне в самое сердце этим подарком. И он словно читает мои мысли, говорит то, что я хочу услышать. Большую часть времени.       Визерис не знал, почему так его нахваливает. Впрочем, он говорил правду. И ох, если бы только не приходилось с ним обжиматься (хотя, благо, он привык, и пока всё это не заходит дальше, всё было сносно и, если закрыть глаза, даже иногда приятно)... Он был бы лучшим приближенным для короля и лучшим другом для любого человека.       — Пф, — Дени не сдержала это фырканье, хотя хотела. — Такие доспехи, как и кулон, — она указала на тот, что красовался у неё на шее, — сейчас самый ходовой товар. Пентос сейчас считает себя резиденцией драконов, и ремесленники навариваются, как могут. Украшения с нашими детьми, доспехи, оружие, платья, ткани с узором, дублеты, панталоны, Дореа даже видела такие штуки, которые танцовщицы надевают на соски: продаются комплектами два Вхагара, два Мераксеса или два Балериона.       Дени скривилась. Ей вовсе не нравилась идея, что в каком-нибудь публичном доме, очередная дива будет помахивать своими грудями с мордочками драконов, из открытых пастей которых торчат красные нити.       Визерис сощурился. Он знал, что сейчас доспехи с драконами популярны, но это не отменяло качества этих доспехов и того, как они были отлично подобраны под его фигуру и его стиль боя. Но он не стал про это говорить, потому что впервые увидел в лице сестры хотя бы каплю ревности, и это заставляло его душу петь. Наконец-то! Он сам страдал от ревности с Дрого, с Эйгоном, он не ревновал её разве что к её служанкам, хотя они имели доступ к её телу лучше, чем у него самого. И вот наконец, она сама немного при приревновала, возможно, даже не осознавая этого.        — И как он целуется? — спросила Дени. Она, опять же, вовсе не хотела этого спрашивать. Но слово не вернёшь, этот барьер пройден, и она как-то решила, что терять уже нечего. — Нравится, как его щетина щекочет кожу? У Дрого были только усы, но иногда это было даже приятно, — она пожала плечами, — когда они не лезли в рот, нос или глаза. Однажды он как-то странно склонился, и мне прямо по глазам прошлось волосами со всеми украшениями и маслом. Приятного мало.       И про Дрого она тоже говорить не хотела. Брат того ненавидел, и Дени старалась не задевать бывшего мужа в разговорах. Но сейчас ей, почему-то, очень хотелось как-то кольнуть. Визерис умудрился о своём Джоне сказать чуть ли не больше лестных слов, чем о Дени, когда пришел к ней в комнату около часа назад.       — Ммм, неплохо. Когда он гладко выбрит, то можно закрыть глаза и не думать о том, что ты целуешься с мужиком. Но всё равно это по-другому, — он рассказывал это лишь потому, что Дени подняла тему Дрого. Дрого, к которому он будет ревновать её до конца жизни больше, чем ревнует сейчас к живому Джораху, у которого есть хотя бы минимальный, но шанс добраться до Дени. А Дрого развеян пеплом, и всё равно... всё равно. Её сердце принадлежало ему, она носила его ребёнка, она пожертвовала многим, чтобы попытаться его спасти. — Так что мне не нравится, когда он забывает бриться. И он не такой волосатый, как твой д... — он хотел сказать «дикарь», он хотел сказать «конотрах», но вместо этого сдержался, загоняя ревность в адекватные рамки, — Дрого.       И хотя ревность до конца не отступила, тоска тоже решила поучаствовать, и сжала ему сердце:       — Он хороший, этот проклятый рыжий грифон. И мне не нравится делать то... что я делаю. Это ведь не задание соблазнить, выведать, бросить. Я влюбляю его в себя. И потом разобью ему сердце, — потому что даже если у него был какой-то минимальный шанс завоевать его сердце, то точно не когда его королевой целиком и полностью была Дейенерис. Он подходил какой-то его слабой стороне, стороне, которая нуждалась в защите и возможности почувствовать себя, как за каменной стеной. И Визерис, к сожалению или к счастью, презирал собственные слабости. Он надеялся, если не избавиться от них, то уж точно не выдвигать их во главу угла. А сильная его часть стремилась завоевать Дейенерис.       — После такого мы уж точно друзьями не останемся, да? Эйгону-то никуда от нас не деться, мы его семья.       Дени оценила, что Визерис не сорвался в оскорбления. Однако:       — Да ладно, может быть, влюбляя его в себя, ты и сам в него влюбишься. А потом будешь бегать от своей королевы, чтобы потрахаться с хорошим рыжим грифончиком, чтобы не разбить его бедное сердечко.       И она ведь полностью осознавала, что все эти слова были сказаны только из-за того, что её бесит… даже не Джон, Джон, правда, был неплохим человеком. Дени сама не знала, что ее бесит. Ее просто всё это бесило. В том числе и то, что им обоим приходилось разбивать кому-то сердце. Кому-то, кто мог бы быть им семьёй или другом.       — Правда, не знаю, что за королеву тебе придётся найти, чтобы она закрывала на такое глаза. Наверное, кого-нибудь из тех, кто тоже не прочь побегать по милым и рыженьким. А уж как вам придется прятаться! — Дени даже сделала страшные глаза. — Это тебе не от слуг и шпионов Иллирио скрываться, за королями в их собственных замках шпионят куда серьезнее и качественнее. Но есть и светлая сторона. Никаких тебе бастардов, чтобы начинать восстания.       Дени улыбнулась своей самой наимилейшей улыбкой и заметила, что уже давно перестала болтать их руками из стороны в сторону. И вновь начала. Очень теплый семейный вечер, за который они попробуют узнать друг друга получше. И если всё остальное летит в пекла к Мейгору, то уж узнавание точно проходит на ура. Как и копание в самых тёмных частях друг друга.       Визерис едва не остановился от её слов. Джон — его королевский фаворит? Это была смехотворная идея. Не после всего того, что он когда-то пережил в руках мужчин. Он может забыть об этом один раз, если это будет необходимо, но специально бегать трахаться с Джоном? Он качнул головой.       — Если ты будешь моей королевой, никакой грифон не оттащит меня от тебя, — Визерис постарался немного сгладить этот разговор. Она ревновала, и это мёдом обтекало ему сердце, он готов был расцеловать сестру прямо там, к тому же, они уже приближались к месту назначения. Дорога прошла совсем незаметно за разговорами.       — Я точно не буду твоей королевой, если ты удумаешь к кому-то бегать, — на всякий случай уточнила Дени.       Визерис вздохнул едва заметно. С одной стороны, ему хотелось поделиться с ней всеми теми эмоциями, которые он испытывал от своих «отношений» с Джоном, а с другой стороны, он знал, что на самом деле, ей не хотелось знать про них.        — Просто... я чувствую себя чудовищем. В очередной раз. Эйгон — мальчишка, ему ещё не раз разобьют сердце, хотя... учитывая, что он станет принцем, возможно, и нет. Но смысл в том, что... Я же воспользовался своим сходством с Рейгаром, заставил его увидеть во мне меня, заставил поверить, что может в этот раз всё не закончится так плохо, — Визерис ухмыльнулся. — Семеро, почему приходится делать такие отвратительные вещи ради выживания?       Он помолчал немного, а потом добавил, чтобы девушка правильно его поняла.        — У меня никогда не было ни одного друга, Дени. И мне больно от того, что я вру и использую единственного человека, который, возможно, мог бы им стать. Как он был другом Рейгару, несмотря на свои чувства.       Дейенерис кольнуло чувство вины. Визерис говорил о том, что ему жаль терять друга, который мог бы получиться из Джона, и она сама видела, что Коннингтон не плохой человек. И обижать его почем зря, да и терять было бы неприятно.       Поэтому она перестала раскачивать их руки и заговорила уже серьёзным тоном.       — Если ты не хочешь терять его, как возможного друга, скажи ему сейчас. Это будет больно, сложно, но куда больнее будет потом. Скажи правду: что он тебе нравится, что сейчас ты можешь себе позволить целоваться с его щетиной или даже зайти дальше, но как только вы прибудете в Вестерос, это всё кончится. Чтобы он смог подготовить себя. Чтобы насладился этими моментами, когда он может быть с тобой. Чтобы не терял ни секунды. Знаешь, если бы мне сказали, что Дрого умрёт через год после нашей свадьбы… я бы просто наслаждалась. Я бы каждую секунду с ним пыталась запомнить и прочувствовать. Потому что любить и никогда не получать ответа — это больно и безнадежно. Любить и быть отвергнутым после каких-то надежд — это как предательство. А любить и потерять это уже что-то. Хотя бы воспоминания, которые могут греть. Что-то, ради чего стоит влюбляться.       И Дени честно так считала. Она жалела о череде решений, которые приняла, когда они пришли в земли лхазарян, но не жалела, что вышла за Дрого и провела с ним счастливый год. Это было лучше, чем никогда не знать его ласки и тепла.       Визерис слушал её внимательно, он знал, что женщины более чутки в проявлении чувств, они лучше знают, как сделать всё не прямо и в лоб, как сгладить углы. Сам юноша иногда был успешен в этом, но скорее по наитию, и большую часть времени в разговоре был подобно слепому котёнку. Так что женский взгляд на ситуацию мог помочь. И он, возможно, помог. Но...       — Но нам нужна его лояльность, чтобы Эйгон перестал быть пешкой Иллирио, чтобы он вместе с Джоном встали на нашу сторону. Что если моя... прямота его оттолкнёт? — две сущности боролись в нём, одна — видела путь к трону и знала, что даже приукрашенная немного правда всё равно рискована, а вторая — хотела перестать мучиться от чувства вины, хотя пока ещё ничего не произошло. Он нечасто разрывался между собой, как королём, и собой... как человеком. Потому что по большей части эти две стороны его личности сходили очень даже неплохо. Стоила ли возможность не разбивать чужое сердце так жестоко и беспощадно риска отвернуть от себя человека, имевшего огромное влияние на Эйгона? Прошлый Визерис ответил бы без колебаний.       — Мне-то конечно кажется, что он уже влюблен в меня, что я ему нужен. Но что если я ошибаюсь? Я не очень-то хорош в таких отношениях.       Его никто ещё не любил, так что о любви он знал лишь понаслышке, да видел её в глазах Дейенерис, когда она смотрела на своего кхала. Но вряд ли взгляд влюбленного мужчины (в мужчину при этом!) будет так уж похож на взгляд влюбленной юной девочки.       — Это не прямота, Визерис, это честность. Доверие— главное в отношениях. Если бы я не стала доверять тебе, а у меня были все причины, то мы бы никогда не остались одни в комнате. Никогда. Со мной всегда был бы Джорах и кто-то из дотракийцев. И, я могу ошибаться, но моё доверие играет не последнюю роль в том, что ты держишь свои… порывы под контролем. Так и с Джоном. Ты окажешь ему доверие, рассказав о том, что у вас немного времени. Думаешь, он сам не понимает, что в Вестеросе ему рядом с тобой места не будет? Понимает, как понимал и то, что Рейгар никогда не сможет его любить: вы оба из королевской семьи, и эта же семья вас сковывает. Тем более, вера Семерых никогда не признает такой связи. А последнее, чего Джону хочется — чтобы тебя из-за него покрыли позором. Если, конечно, его чувства к тебе хоть сколько-нибудь сильны. Поэтому просто скажи ему честно. Проговори вслух то, что вы оба знаете, и предложи ему провести оставшееся время так, чтобы у вас не осталось сожалений. Как я и говорила: лучше любить, быть любимым и каждую секунду наслаждаться этим, пусть и малое время, чем быть преданным или не любить никогда. Представь себя на его месте, ты постоянно говоришь, как любишь меня, представь, что мне через некоторое время придется тебя покинуть. По любой причине, но такой, которая не даст тебе ко мне никакого доступа, больше, чем как к любой другой леди. И ты знаешь об этом, подозреваешь, но я молчу. Что было бы лучше, чтобы я сказала тебе, и мы провели оставшееся время вместе, наслаждаясь друг другом или если бы это просто неизбежно случилось?       Визерис задумчиво кивнул. Да, в этом был смысл. Любовь дарует людям самое большое счастье и самые болезненные страдания. Если он сможет не потерять Джона, будучи честным с ним, то стоит попробовать.       А тем временем, пока большая дилемма находила своё решение, они уже пришли на место. Под ногами шелестела немного пожухлая из-за солёных брызг трава, волны бились о низкий обрывистых берег, и Визерис довольно улыбнулся.       — Мы пришли, это оно, — знакомый шум волн, не такой как в порту или на пляжах, волн, бьющихся о препятствие, сражающихся с земной твердью, наполнил уши. Солнце низко висело над горизонтом, и вкупе с этим было сказочно красиво. — Правда, невероятно?        Дейенерис помнила лишь дом сира Дарри, но Визерису это место действительно очень сильно напоминало о драконьем камне.       — Когда мы вернёмся домой и отвоюем наше родовое гнездо, я выйду с тобой на балкон и... Запомни то, что ты видишь сейчас. А потом сравни, и ты поймёшь, почему мне так нравится это место. Уголок дома в далёких краях.        Улыбка Визериса стала очень мягкой. Такой, какой она бывала только при разговорах о доме.       Дени откровенно не оценила. То есть, красиво, конечно, но она провела большую часть жизни в Эссосе, а красивых мест на континенте было достаточно. Но для Визериса, она настроилась на нужный лад и улыбнулась. Не из-за красоты места, не из-за того, что заставила себя поверить, а потому что улыбался брат.       — Я запомню, — прошептала она, будто боясь нарушить то маленькое счастье, которое испытывал Визерис, — а потом обязательно сравню.       Место само не вызывало в ней ничего, что заставляло бы сердце трепетать, но закаты Дени любила. И как-то неловко обняла брата за талию и положила голову ему на плечо. Ей хотелось как-то усилить его хорошие эмоции, всё-таки сегодня они знакомились заново. Чем лучше всё пройдет, тем больше надежды будет у них на что-то, чего так хотел Визерис и чего так боялась сама Дени. Она всё ещё не чувствовала особых изменений в понимании чувств брата к себе. Она всё ещё была драконом, а не женщиной. Но, если ему так и не удастся доказать обратное, как она сама и говорила, у него, хотя бы, будут эти моменты, которые он может вспомнить.       Дени обернулась на служанок и жестом указала тем раскладывать принесенное. И пока Чхику и Дореа занимались королевской частью, Ирри устроила все для остальных в достаточном расстоянии, чтобы ни слова не долетало до соседей, но и чтобы для защиты долго бежать не пришлось.       Визерис обнял сестру за плечи, просто вглядываясь в волны, чувствуя брызги на лице, которые долетали из-за обрывистого берега, и отдыхая душой в этом месте. Если он закроет глаза, он знает, что сможет увидеть стены их родового замка, и поэтому же он не закрывает их, впитывая лишь настоящее мгновение.        — Я знаю, что для тебя Эссос — настоящий дом, а ещё дом сира Уиллема, и я знаю, что мои рассказы о доме остаются для тебя лишь сказками, — когда его нервы начали сдавать в подростковом возрасте, он мог взорваться злостью на то, что девчонка недостаточно внимательно слушала его ностальгические истории, но сейчас он понимал её, хотя от этого осознания, сколько они уже в бегах, становилось особенно чётким. — Наверное, за все эти годы моя ностальгия по Вестеросу у тебя уже в печёнке сидит, — юноша усмехнулся уголком губ. — Вестерос... Сколько бы унижения и боли мне ни принёс Эссос, именно дома я был наиболее счастлив и наиболее несчастен. Хотя нет, — он улыбнулся теперь уже прямо Дейенерис, — есть ещё два счастливых момента, которые я испытал на этой земле. Рождение наших детей, — Вхагар как раз пронесся над водной гладью, вылавливая рыбу и взлетая с ней ввысь, к братьям, — и сон о будущем. Да, определенно, это были счастливые мгновения.       Дени решила не скрывать. Её, действительно, порядком утомляли разговоры Визериса о доме. Сейчас это хотя бы было чем-то, над чем они могли серьёзно работать. А тогда — это были просто мечты, фантазии, какие-то особо коварные планы, ни один из которых не выдержал бы испытания реальностью.       — Знаешь, когда ты начинал говорить о Вестеросе, мне хотелось сбежать, — улыбнулась Дени. — Ты часто повторял одно и то же, а иногда и вовсе после нескольких осознанных описаний начинал бормотать что-то злобное и непонятное. А мне приходилось сидеть и делать вид, что я очень заинтересована.       Визерис так и знал. Раньше он бы разозлился, а сейчас его это скорее развеселило. Несчастная девочка, ей приходилось слушать его нытье про дом долгие годы. И если в детстве ей ещё было немного интересно узнать про свою семью и разные места Вестероса, но позже неудивительно, что ей надоело. Юноша находил отдушину в таких разговорах.        — Расскажи лучше про сон, пока я-таки не сбежала, — рассмеялась Дени.       Сон о будущем. С момента родов сама она так и не видела никаких пророческих снов. Будто те силы, которые ей эти сны посылали, решили, что ей итак достаточно. Или, на что надеялась сама Дени — что она делает всё правильно, и нет смысла ее как-то направлять или стимулировать. А вот сейчас обида кольнула опять. Нужные предки, те, кого она, действительно хотела увидеть, к ней не приходили, пророческие видения ей не посылались. Будто в этой семье только один Визерис достоин их старого дара на предсказания и чудеса. Дени, конечно, дала жизнь драконам, и это было величайшее чудо из всех сотворенных за долгие сотни лет. Но… почему к ней не приходит мама или Рейгар? Визерис их хотя бы знал, а у неё нет возможности их даже представлять. У Рейллы всегда нежные и тёплые руки, но нет лица. А у брата красивый голос. Но лица тоже нет. Это все, что рисовало её сознание.       — Ну... сон, да... — юноша неожиданно почувствовал себя весьма неуверенно. В конце концов, даже если Вхагар был с ним, может, это просто сон-фантазия и никакое не пророчество? — Я не уверен, никогда не был уверен, на самом деле, что это реальный пророческий сон, но... Я видел нас в Красном замке, ты тогда подняла меня из постели, вынуждая едва ли не пинками идти и принимать прошения народа, и ты... ты была беременна. По началу, во сне я не знал даже, от кого, я просто пошёл выполнять свои обязанности. Народ всё шёл и шёл, а потом... — Визерис прикусил губу, стараясь не расплыться в совсем идиотской улыбке. — Ты родила нам принца Дейрона. Здорового принца-дракона с серебряными волосами. И ты была здорова, усталая, но довольная. Не знаю, чему во сне я радовался больше.       Юноша знал, что с половинчатой вероятностью этот сон мог быть лишь воплощением его желаний. Но ему достаточно было маленького сомнения «а что если всё-таки правда?», чтобы двигаться вперёд, и учиться, и падать, и снова подниматься.       Дейенерис приподняла бровь. Ей не хотелось портить этот сон, который был пророческим или нет, но точно важным для брата, поэтому она только саркастически спросила:       — Дейрона? Интересно, а меня ты спрашивал? — она ухмыльнулась и, отстранившись, взяла брата под руку и повела к устроенному для них месту. — Хотя, мне нравится. Я точно не хочу, чтобы в ближайших поколениях были очередные Эйгоны. Тем более, кронпринцы.       Дойдя до места, Дени отпустила Визериса и села. Взяв сливу и покручивая её в руках. Дейрон. Хорошее имя. Дейронов было не так много. И звучит сильно. Подходяще для кого-то, кто станет королем.       — А дочерей там не было? Я бы точно назвала одну из них Рейллой, — грустно улыбнулась Дени. — И проследила бы, чтобы супруг её на руках носил. А если бы тому пришла в голову мысль обидеть мою девочку, я бы выжгла ему глаза.       Потому что она примерно представляла, насколько ужасной была судьба их матери. И, если призраки, правда, наблюдают за ними, может быть, мама могла бы прожить со своей внучкой хорошую жизнь, наполненную любовью и теплотой. Возможно, даже оседлала бы дракона вместе с ней. В конце концов, у них еще оставался Мераксес, всадника которого видения так и не открыли. Или, если тот найдет себе своего человека, Дени и Визерис не вечные: для одного человека только один дракон, но для одного дракона людей может быть больше.       «Это хороший сон», — решила про себя она. Он подарил брату счастливые мгновения и заставил саму Дени думать о будущем… немного иначе, чем раньше. У неё никогда не было планов или мечтаний о том, что случится после завоевания трона. А сейчас появились даже планы на детей.       Визерис не спрашивал, но во сне Дени улыбнулась ему, когда он назвал имя сына. Поэтому он считал, что и она была не против.       — Я не видел других детей, но ничего во сне не указывало, что это был наш первый ребёнок, или даже первый мальчик. Я видел только то, что ты хорошо пережила роды, что с Дейроном всё хорошо, и всё, — это заставило юношу задуматься. А ведь правда, вполне вероятно, что у них будет ещё кто-то, не только маленький принц. Да и во сне было непонятно, сколько Визерис на троне, и вообще обстоятельства всего были довольно расплывчатыми. И осознания того, что у них могли быть ещё дети ударило его в самое сердце. Он когда-то держал на руках принца Эйгона и свою сестру, и даже смутно, но помнил ощущение маленького и хрупкого детского тела на своих руках. Но ощущать и осознавать, что ребёнок твой... Это совсем другое.       Уже одно это заставило его сердце биться чаще. А уж от желания Дейенерис назвать дочь в честь матери...        — Маме бы это понравилось, я уверен, — Рейлла, может, и ненавидела после стольких лет мытарств своего брата и мужа, но она души не чаяла в своих детях, которые были выстраданы ею. Возможно, все, кроме Рейгара, но его почти никогда не было рядом. — И мы бы оба проследили за тем, чтобы у наших детей было достойное и счастливое будущее.       Визерис был уверен, что порвёт любого за своих детей, за свою семью, король он или нет, но как человек он ничто без своей семьи, без Дейенерис.        — Знаешь, — юноша не понимал, с чего об этом вспомнил, но... — у нашей племянницы, у Рейнис, был котёнок. Она назвала его Балерионом из-за черного окраса, и, я тут подумал, что этот котёнок ещё может быть жив. Может, мы даже найдём эту чёрную бестию в Красном Замке, когда вернём его себе.        Лёгкая усмешка появилась на губах Визериса. Они вернут себе всё, что было отнято, по крайней мере, всё, что ещё осталось. А потом создадут собственное наследие.       — И что ты собрался делать с одичавшим котом, если он всё ещё там? — скептически изогнув бровь, спросила Дени.       — Не знаю, просто довольно забавно осознавать, что он ещё жив. Я бы хотел подержать его на руках, может быть, он вспомнит меня, и я уйду без боевых ранений, — Визерис пожал плечами. Возможно, если старый кот примет его, он поймёт, что и сам замок, вся его чёрная душа, такая же, как шерсть Балериона, приняла его тоже.       Дени закатила глаза. Ей не особо было интересно встречаться с котами племянниц. Тем более, если тот и выжил, то точно уже достаточно стар, чтобы не желать чужих прикосновений. Поэтому она просто хмыкнула.Визерис хмыкнул ей в ответ. А потом разлил им вина и задумчиво погладит ножку кубка, наблюдая за тем, как медленно солнце опускается к мерцающей глади горизонта:       — Дети, семья, друзья... Даже встреча со старым котом. Это всё, чего хочется мне. А ты? Чего бы тебе хотелось? Что ты ожидаешь от возвращения, или для тебя, скорее, прибытия в Вестерос?       Дени откусила от сливы и взяла чашу с вином, задумчиво уставившись куда-то за море. Сказать правду? Или хоть как-то поддержать Визериса в его стремлениях. Она сделала глоток, чтобы выиграть еще времени. Вечер откровений — не самая лучшая идея.       — Того, что ты усядешься на трон и перестанешь рассказывать о том, как сильно хочешь его забрать, — честно ответила Дени. Для неё в Вестеросе не было ничего, к чему она хотела бы стремиться.       Визерис открыл было рот, чтобы сразу сказать что-то на эмоциях, но вовремя его закрыл. Ну конечно, для Дейенерис в Вестеросе не было ничего хоть сколько-нибудь важного для неё. Это у Визериса там было всё, это Визерис оставил позади дом и воспоминания, Дейенерис ничего из этого не знала.       — Тогда ты хотела бы остаться здесь? И... что бы ты делала? Я же говорил, я не буду насильно делать тебя королевой, и удерживать в Красном Замке я тебе не буду. Как бы мне этого ни хотелось.       Дени улыбнулась, посмотрев на брата с нежностью.       — Ну нет, сначала я посажу тебя на трон, а уже потом буду думать, что я хочу делать дальше. А то, останься я тут, ты будешь слать мне письма, в которых будешь жаловаться, что трон всё ещё не твой, — рассмеялась она. А потом серьёзным тоном сказала: — Если совсем правду: для меня нигде нет места. Я понятия не имею, куда мне идти и что делать.       — Твоё место — рядом со мной! — Визерис сказал это с пылкостью и уверенностью, но потом спрятался в своём кубке, понимая, что Дейенерис такое могло лишь отвратить от него. — Возможно, это твоя судьба, Дени, быть королевой. Со мной или без меня.       В будущем «золотой короны»Дейенерис взяла на себя роль монарха от Таргариенов. И Визерис знал, что она более чем достойна занимать это место. Но её не тянуло к этому... И юноша не знал, что с этим делать.       — Если то, что я видел во сне — правда, то ты не была несчастна на своём месте. Возможно, это ребёнок или дети принесли тебе спокойствие и радость, возможно, твоё место там, где твоя семья, и поэтому ни один дом, кроме дома сира Уиллема не кажется тебе именно домом. Там ты не знала горести, у тебя был Дарри в качестве отца, и я, твой брат. Возможно...       Визерис замолчал. Он снова пытался навязывать ей своё видение будущего. Но что ему говорить, если у неё не было видения своего?       Дени проигнорировала пылкий выпад и списала его на те чувства, который, по утверждению брата, тот к ней испытывал. Сон, конечно, был тем ещё аргументом.       — Визерис, я не хочу жить, дожидаясь, пока дети принесут мне спокойствие и радость. Я не хочу жить ради детей, ради маленьких дракончиков, которые будут бегать, и радовать тебя. У меня не было детства, его украл Узурпатор, у меня не было юности, её украл ты. А потом мне пришлось стать женой и готовиться к роли матери. То, что я была счастлива с Дрого — случайность, редчайшее исключение. Обычно женщины в таких браках чувствуют себя животными. Но мне повезло. И, боюсь, моя удача могла на том и закончится. Сейчас мне опять приходится брать на себя какую-то роль, навязанную обстоятельствами. Если бы их не было, возможно, я бы надумала что-то, что принесло бы мне счастье. Но пока я, правда, хочу, чтобы ты уже получил свой трон. А после я никому не позволю красть моё время. И наконец-то, сделаю что-нибудь со своей жизнью, что будет нравиться мне, приносить пользу мне и сделает счастливой меня. Только меня, не оглядываясь ни на кого.       Визерис, выслушивая слова сестры, опустошил до конца свой кубок и подлил себе ещё. У него было детство — восемь лет взаперти в замке, в золотой клетке из-за паранойи и безумия их отца. В остальном, их судьбы не так уж различались, вот только у Дени что-то крал Визерис, а у Визериса — все остальные. Но он не стал об этом говорить, он молчал какое-то время, а потом ответил:       — Хорошо, — он не знал, что ему ещё сказать. Дейенерис сама не знала, чего хотела, не знала, в чём она хороша и что может подарить ей радость. И как ему пытаться узнать человека, который сам о себе ничего не знает?!       Юноша вздохнул, потерев всё ещё больной нос, ему необходим этот вечер примирения, он не должен выходить из себя, он должен пытаться понять.       — Хорошо, — повторил он с большей уверенностью на этот раз, — как я и говорил ранее, я не буду заставлять тебя насильно выходить за меня и рожать мне детей. У тебя будет все время мира, чтобы понять, чего ты хочешь.       — Это я поняла ещё с первого раза, так что третий был ни к чему, — усмехнулась Дени. — Может, мне стоит слетать на руины Валирии, когда Балерион станет большим? Посмотреть, что там происходит, увидеть настоящую родину.       Голос её был мечтательным, но выдавал неуверенность. Вроде бы идея была отличная, там сгинуло достаточно смельчаков, которые решились на исследования. И даже всадники с драконами пропадали. Как раз что-то, что подошло бы Дени. Будь она удачлива, могла бы вернуться с триумфом. А если нет, то и решать ничего не пришлось бы.       Визерис помрачнел. Он был не против дать сестре свободу, но он был абсолютно против того, чтобы она воспользовалась ею в самоубийственных целях. Но если он откажет ей прямо сейчас, разве не будет это противоречить его словам?       — Это... Интересная цель. И опасная, — и безрассудная. Но последнее он добавил молча, в мыслях, пряча взгляд в кубке и вине. Валирия манила многих Таргариенов и других представителей валирийской крови, но ещё никто не возвращался оттуда. Даже лучшие искатели из лучших. Даже драконы.       — Единственная, признаться, которая приводит меня в какое-то подобие возбуждения, — рассмеялась Дени. — Такое приключение!       Юноша на это «возбуждение» помрачнел лишь сильнее. Как будто мало способов умереть в этом дерьмовом мире! Если её поглотит Валирия, у юноши даже не останется её тела, чтобы попрощаться и похоронить его.       Он хотел бы что-то сказать, что он тоже восхищён подобной идеей, или что может её понять. Но в его голове только и стучало: «она умрет, если полетит туда». Он смотрел на волны и представлял дымящиеся останки родины их предков. И вместо восторга и интереса испытывал лишь ужас. Возможно, он действительно просто трус.       Дени толкнула Визериса в бок и улыбнулась.       — Не думай об этом. Может я никуда не полечу. Я же ещё не решила, помнишь?       Она сделала глоток вина и тихо, сменив подбадривающий тон на печальный заговорила:       — Теперь ты знаешь хоть что-то о своём драконе, который может родить тебе чистокровных детей. Что у этого дракона нет мечтаний, нет желаний и никаких стремлений. И что этот дракон, точно солнце в твоей сказке, просто следует куда-то, куда его несет поток.       Визерис, наконец, посмотрел в её сторону и не моргал, наверное, минуту, просто впитывая в себя этот печальный образ. Закат постепенно становился все багряннее, и юноша взял сестру за свободную руку:       — Дени, если тебя и сравнивать с золотым, солнечным драконом, то в другом ключе. Ты согреваешь своим теплом и светом людей вокруг, когда ты уходишь, холод и тьма возвращаются в их сердца. А когда подлетаешь слишком близко, обжигаешь. В тебе достаточно внутренней силы и жара, чтобы спалить этот мир дотла. Возможно, он не несчастен? Возможно, он спит и видит красочные сны, зная, что его теплом согреваются тысячи жизней? Возможно... — юноша хотел сказать: «возможно, в этом твоя сила, твоя цель, возможно, ты родилась, чтобы сиять путеводной звездой для людей?» — А ещё ты шипишь иногда, прямо как он, — Визерис улыбнулся, погладив большим пальцем её нежную кожу. — Давай закроем глаза и попробуем услышать его?       Это было по-детски, он знал. Но хоть печальная Дейенерис была безумно красива, Визерис хотел чуть-чуть развеселить её.       — Я не хочу верить в эту сказку, помнишь, — Дени забрала свою руку со сливой и решила-таки закончить с фруктом, откусив ещё.       Визерис хмыкнул, а потом вздохнул: сестра совсем расстроилась, сидела таким поникшим цветком и уныло ела фрукты с тарелки, запивая их вином. И юноша знал, что ему стоит как-то развеселить её или хотя бы подбодрить, но вот только он не лучший шут в мире.       Но положение решили спасти драконы, они приземлились кто у столика, а кто и прямо на него, и Визерис едва успел спасти бутыль с вином и кубок, потому что тушка... Мераксеса едва всё это не снесла. Дени даже вскрикнула от массового пикирования детей. Балерион, огромный уже настолько, что чуть не уложил её на спину, врезался ей прямо в грудь, а Мераксес устроил на их импровизированном столе настоящий бардак. Драконы всегда помогали Дени почувствовать себя лучше, но юноша всё равно чувствовал необходимость что-то сделать или сказать:       — Дени, ты нужна мне. И ты сможешь следовать за мной столько, сколько тебе потребуется, чтобы найти собственную мечту. И знаешь... в детстве, ты говорила мне про одну из своих мечт. Хочешь расскажу?       Юноша улыбнулся, погладив дракона между рожек и не спеша сгонять его, так как он, получив порцию ласки от отца, принялся тереться о мать.Дени погладила драконов и улыбнулась. С ними всё казалось куда лучше.       — Расскажи, — сама она помнила только то, что мечтала вернуться в дом с красной дверью.       — Сейчас я понял, что твои фантазии о своём корабле и прочем были ещё в детстве. Как-то ты сказала мне, что хочешь быть то ли рыбачкой, то ли морячкой, но суть была одна. Ты хотела связать жизнь с морем, я тогда сказал тебе, что ты не рыба, ты дракон, но вечером задумался о том, бывают ли водяные драконы и может ли так быть, что мне достался в сёстры один из них, — Визерис улыбнулся, он надеялся, что это будет хоть немного весело для Дейенерис, или она хотя бы будет рада, что любовь к морю пронесла сквозь всю жизнь.       — Я всегда любила море, — улыбнулась Дени, — мне всегда казалось, что мы свободны, когда плывем через эту бескрайнюю гладь. И я могла представить себе что угодно, быть кем угодно. И ещё нас точно не подстерегали убийцы, потому что вокруг не было никого и ничего, кроме команды и воды.       Драконы тем временем продолжали топтаться по фруктам, сыру и остальным закускам, которые были приготовлены, и пир явно был испорчен.       — Может, пойдем обратно? — спросила Дени, оттягивая за хвосты Мераксес и Балериона, вздумавших подраться. Ее маленький черный воитель даже развернулся и цапнул её за палец, за что сразу получил оплеуху и громкое, злобное «нельзя» от Дейенерис. Кожу не прокусил, но сам факт такого мятежа возмущал донельзя. Что Балерион, видимо, почувствовал и полез ластиться, будто извиняясь.       — С удовольствием, но давай, пока служанки будут убирать этот бардак, насладимся закатом? — солнце было уже совсем низко, буквально через пару минут оно уже должно было начать уходить за горизонт, окрашивая кровью морские волны.       Дени обернулась на служанок, которые хохотали о чем-то вместе с Джорахом и увлеченно поглощали фрукты. Даже сир Барристан слабо улыбался. У них там явно было веселее, чем тут. Да и ели они с куда большим удовольствием: у них оставались какие-то жалкие крохи. Дени махнула им рукой, показывая, что надо собираться. И те кивнули, вставая.       — Пойдем, — сказала она, поднимаясь и отправляя детей в воздух, чтобы не мешались.       Визерис тоже глянул в их сторону, что ж, он был даже рад, что их рыцари смогли расслабиться в присутствии девушек, ичто они провели время не за само- и другдругокопанием, а за простыми вечерними радостями. Впрочем, юноша не мог назвать их вечер таким уж плохим, немного грустным, но точно не плохим.       Он подвёл девушку поближе к морской стихии, на самое устойчивое место обрывистого берега и обнял за талию, чуть прижимая к себе, но так, чтобы не мешать её обзору. А потом, когда солнце коснулось водной глади, Визерис услышал шипение. И улыбнулся. На этот раз, конечно, прошипел кто-то из их драконов, но было довольно забавно наблюдать вживую исполнение детской, хоть и грустной сказки.       Дени положила голову на плечо брата и просто стояла, наблюдая за огромным огненным диском, тонущем в море. А когда раздалось шипение, она рассмеялась:       — Они тебе подыгрывают.       Собрать всё, что было приготовлено, труда не составляло, тем более, часть фруктов отправлялась не в корзину, а в рот ко всем, кто успел к раздаче. Дени никогда не возражала, чтобы её люди ели с одного с ней стола. Сама она попросит плотный ужин, когда они вернутся к Иллирио.       Все было собрано и готово уже через несколько минут. И только открытое вино было в руках у Чхику, которая не знала толком, что с ним делать. Дени протянула руку, и та передала ей бутылку. «Сегодня же не королевский вечер», — рассудила она и хлебнула прямо из горла.       — И мне стоит их за это поблагодарить, — Визерис посмотрел на драконов, которые поднялись повыше и там шутливо цапались, не нанося настоящего вреда. Закат был прекрасен, море было прекрасно, и драконы были прекрасны. А Дейенерис... закатные лучи окрашивали её кожу, её волосы в цвет огня, и искры в её глазах заставляли дыхание спереть в горле. Семеро, ему даже было всё равно на то, что девчонка решила отхлебнуть вино прямо из горла бутыли, как последняя пройдоха. Ему было настолько всё равно, что он потом взял вино из её рук и повторил этот недостойный короля жест.       — Ваша Милость, что подумают люди?! — воскликнула Дени с ужасом и возмущением, совсем не скрывая улыбки. — Лучше отдайте мне, я приму на себя этот позор, — добавила она и, забрав бутылку, хлебнула ещё раз.       Визерис тихо рассмеялся. Вина оставалось совсем немного, они вполне могли выпить его до того, как солнце совсем исчезнет за горизонтом.       — Вот именно, я здесь король, и я буду делать, что захочу. Сестра, отдайте мне бутыль обратно, — юноша состроил серьёзное лицо, но его глаза искрились весельем, а уголки губ подрагивали от желания улыбнуться. Он и забыл, что позволил себе такое поведение только потому, что они решили притвориться обычными людьми.       Дени, не отводя глаз от Визериса, вновь приникла к горлышку и сделала два больших глотка, а потом уже вовсе плебейским жестом вытерла губы тыльной стороной ладони.       — Попробуй, отбери? — предложила она, улыбаясь.       — О, — Визерис растянул губы в хищной улыбке, — играете с огнём, принцесса? — отобрать бутыль было несложно, юноша мог быть быстрым и ловким, когда хотел этого, вот только уже забрав вино, он потерял к нему всякий интерес, вместо этого прижимая девушку ближе к себе и целуя. Он знал, что вроде как они пришли сюда просто как люди, но он не смог сдержаться. Не когда Дейенерис так заигрывала с ним, так распаляла его.       Дени хотела поддразнить тем, что пытается разбудить дракона, но бутылка как-то очень быстро исчезла из рук. И вся игра кончилась не смехом и беготней, а поцелуем. И как-то так получилось, что ей казалось, что это их первый искренний поцелуй. Настоящий, вызванный не страстью и желанием, а чем-то другим. Симпатией? Как у нормальных людей?Визерис искренне наслаждался поцелуем, даже не стараясь облапать сестринское тело, облаченное в шелковые одежды на пентошийский манер, хотя он знал, что мог бы почувствовать каждый её изгиб под этой тканью.       Дени ответила страстно и, дождавшись, когда Визерис достаточно увлечется, выхватила бутылку и отпрыгнула назад, покачивая свою добычу и улыбаясь. В Визерисе заработал какой-то охотничьий инстинкт.       — Маленькая негодяйка, — голос юноши сразу сел, а глаза его заблестели азартом, он сделал шаг к ней, она шаг от него, он ускорился, и она отзеркалила, в итоге, они закончили тем, что как дети бегали вокруг, и ведь Дейенерис не стеснялась прятаться за Джорахом и Сэлми, а её подружки загораживали ему путь сами, весело смеясь над их игрой. В конце концов, Визерис всё-таки смог, запыхавшийся, её поймать, забыв, что пытался отобрать вино, и просто удерживая девушку в своих объятьях. — Как мне тебя наказать, принцесса? Ты украла кое-что, принадлежащее Его Милости.       «Его сердце» — хотел он сказать дальше, но прикусил язык. Слишком романтично, такое больше подошло бы Рейгару, и Визерис был уверен, что хотя бы одну из девушек в юности его старший брат заарканил именно этой фразой. Возможно, именно он ему её и рассказал вовремя немногочисленных личных разговоров в призрачном междумирье.       Дени не просто бегала и использовала всех, чтобы скрываться от Визериса, она еще и визжала совсем по-девчачьи и хихикала. И когда попалась-таки, её дыхание было совсем сбитым, и она не могла перестать смеяться. Дени явно чувствовала, что раскраснелась и, впервые за долгое время, была по-настоящему счастлива.       — Могу я задобрить его милость вином? — сквозь смех спросила она, поднимая бутылку на уровень глаз.       Дейенерис была умопомрачительна, с румянцем на бледных щеках, с тяжело вздымающейся грудной клеткой, такая обжигающе горячая...       — В пекло вино, — прошептал Визерис, забирая бутыль и отбрасывая её куда-то в море, всё равно там оставалось всего несколько глотков вина, да и потом... он насладится его вкусом на губах Дени. Этот поцелуй был более страстным, чем прошлый, но он не лишился какой-то странной чувственности, которой раньше не наблюдалось, или просто Визерис её раньше не замечал.       Дейенерис с сожалением простонала, когда Визерис отбросил бутылку, и даже безотчетно протянула за ней руку. Ей нравилось это вино. И ей хотелось пить. Поцелуй получился бы куда лучше, если бы горло не пересохло. Он все еще отдавал той странной романтикой, которая между ними только-только появилась. Дени неохотно оторвалась от губ Визериса, когда поняла, что больше не может.       — Я умру, если не попью чего-нибудь, — прохрипела она, всё ещё не восстановившая дыхание, с растянутыми в улыбке губами.       Визерис не заметил собственной жажды, пока Дейенерис не сказала ему об своей охрипшим голосом. Он выпустил сестру из рук и порадовался, что смышлёные дотракийки уже поднесли им воды. Своё вино они уже успели всё выпить, но Визерис был рад и этому. Он осушил кубок во мгновение, и всё равно даже это не позволило ему забыть вкус чужих губ. Семеро, он скучал по Дейенерис. Дени же благодарно улыбнулась служанкам и с жадностью быстро выпила все до капли, потребовав добавки.       — Теперь можем вернуться домой, — закат догорел, и Джорах с Сэлми зажгли предусмотрительно взятые с собой факелы, чтобы освещать их путь в сумерках.       — Это не наш дом, — усмехнулась она. — Наш дом где-то там, где садится солнце.       — Ты права, — Визерис улыбнулся, — конечно, ты права.       Шум волн, возвращающий Визериса в дом рода Таргариен, провожал их до тех пор, пока не стих вдали.