Zaldrizerme

      Как говорится, вспомнишь солнце – вот и луч. В выбитую дверь на этот раз постучал и лишь потом зашёл страж-дотракиец, объявляя о возвращении Джораха. Когда тот тоже предстал перед очами Таргариенов, выглядел мужчина не очень: весь в пыли и песке, с забинтованными участками на руках и явной пробоиной в стыке доспехов. Но раз он держался на ногах сам и был не слишком бледным, можно сказать, опыт был удачным. Об этом же говорил набитый монетами кошель.       — Ваше величество, кхалиси, — приветствовал он их обоих, и неожиданно медленно осмотрелся. А посмотреть было на что: развороченная кровать, одевающийся Визерис и явно хорошенько оттраханная Дейенерис, общающаяся с Балерионом. Все это наводило на вполне определенные мысли, и как бы высоко юноша ни оценил то, что Джорах отлично исполнил его приказ, он не смог сдержать расползшуюся по лицу усмешку. Дени же, увидев Джораха, опустила Балериона на пол и бросилась к рыцарю.       — Агго, позови Ирри и Чхику. И скажи Дореа, чтобы нашла кого-нибудь, кто доставит к нам какого-нибудь лекаря.       Тот отправился выполнять указание, а Дени подвела Джораха к кровати, усадила и помогла избавиться от доспехов. Пока она это делала, Мормонт рассказал, что сумел узнать. Новостей было не особо много, а денег, чтобы заплатить за некоторую информацию у рыцаря, конечно, не было. Получились только общие сведения: узурпатор мертв, Ланнистеры выдвинулись на речные земли, Север пошел на Королевскую Гавань. Оставшиеся Баратеоны объявили себя королями. Он закончил и через некоторое мгновение появился лекарь. Дени отдала Джораха на его попечение, а сама подошла к брату:       — Они только начали раздирать страну, если мы слишком поторопимся, они соберутся вместе и дадут нам отпор, благо все армии в боевой готовности. Если мы дадим им больше времени, они сами себя ослабят и королевство достанется нам почти без боя. Неделя в Миэрине, Визерис, и у нас будут деньги, я обещаю.       Новости, которые принёс Джорах, одновременно порадовали его и сильно огорчили.  Узурпатор мёртв. Что может быть слаще? Но что может быть горще? Теперь ему никогда не отомстить лично за всё, что Баратеон навлёк на их семью. Впрочем, вина лежала не только на этой свинье, но и на многих и многих других. И всё-таки в такой ситуации неделя, действительно, мало что решала, поэтому юноша согласился с планом сестры, и на некоторое время они не то чтобы разошлись по разным углам, но начали с разных сторон пытаться сдвинуть дело с мёртвой точки.       Дени занялась тем, что, как она рассчитывала, принесет им очень много денег. В Миэрин стекались из Астапора и Юнкая, чтобы посмотреть на дракона. И, конечно, никто не хотел обидеть родителей древнего зверя, поэтому дары лились рекой. Золото, украшения, тряпки, масла, специи, ткани и даже одна маленькая рабыня, которая прибыла из Астопора с Кразнисом мо Наклозом. Дени долго смотрела на девочку и попросила подарить её себе. Добрый господин не посмел отказать Матери Драконов. Тем более, взамен ему дали потрогать хвост Балериона. Кразнис ушёл счастливым, а Дени освободила малышку и предложила той остаться с ней или отправиться домой. Миссандея осталась.       К шестому дню в Миэрине золота у них хватало на корабль, провизию и даже на выкуп маленькой Пирамиды, если продать все дары.       Джорах позаботился о корабле, и они распрощались с Накказом. Дени облила того лестью с ног до головы и пообещала, что его имя войдет в историю. А сейчас их ждет Асшай, в котором, возможно, случится еще несколько чудес, и драконы вернутся в этот мир не только в количестве одного.       Корабль сначала шел по ложному пути, направляясь к Асшаю, а затем сменил курс, когда достиг достаточного расстояния от Залива и отправился в Пентос. И, наконец-то, все три дракона могли свободно летать, охотиться и расти. Чему Дени была рада даже больше, чем отбытию из рабовладельческой дыры.       Визерис же, в свою очередь, начал захаживать в бойцовские ямы, и господа выводили для него лучших воинов и устраивали лучшие шоу. Но цель его походов была в ином, он специально брал с собой Джораха или других умелых воинов, которые и говорили, у кого из выступавших был лучший потенциал. Визерис не стал бы рисковать, закупая за непонятными причинами лучших воинов и чемпионов, но из младшей лиги... Из младшей лиги к концу их недельного проживания юноша приобрёл десять подростков, примерно возраста Дени, некоторые из них были детьми рабов из Вестероса, поэтому имели привычную для Визериса внешность, была и пара лисийцев, остальных чётко Таргариену определить не удавалось, скорее всего, смешанные от разномастных родителей. В любом случае, важным для него было не это, он собирался вырастить себе личную гвардию, не Королевскую, конечно, но если Дейенерис до последней капли крови готовы защищать дотракийцы и Джорах, то Визерис решил хотя бы купить и вырастить себе свою защиту.       Дени скептически смотрела на мальчишек, которых притащил на корабль Визерис. И у каждого спросила, по доброй ли воле он едет с ними. Все, как один говорили, что Его Милость их освободил и дал выбор: идти своей дорогой или следовать за ним. Они решили последовать. За сим Дени успокоилась и даже подружилась с каждым из них. Все-таки, они были её возраста, а Мать Драконов — весьма харизматичная.       Оказавшись на большом корабле, Визерис почувствовал себя лучше. Во-первых, драконы получили свободу, и восхищали своими полётами сопровождающих их людей. Балерион теперь ещё больше опередил своих братьев (или сестёр), но это не мешало их дружбе. Во-вторых, они, наконец, направлялись в Пентос, к Иллирио, в своеобразный штаб будущего отвоевывания Вестероса, и казалось, это сильно приближало момент возвращения домой.        Но вот только отношения с сестрой стали немного... натянуты. За каждодневными заботами они не сильно задумывались о том, что произошло, но словно чувствовали неловкость в личном общении. Оно и неудивительно, ведь они так просто и неожиданно перешли грань, и если сам Визерис мечтал об этом, то Дени скорее просто знала, что такое возможно, но потом был Дрого, и всё разрушилось.На корабле хватало забот, но и хватало времени на раздумья, отчего изо дня в день юноша становился лишь мрачнее.       Дени же на корабле большей частью наблюдала за драконами, учила их исполнять команды и много с ними разговаривала. Бывало, что Дени стоит на палубе, а бортике устроятся дети и три пары сияющих глаз внимательно смотрят на мать. Она рассказывала им о древней Валирии, о славе, о том, что они — самые восхитительные и уникальные звери во всей вселенной и о том, что они одной с ней крови. И, наблюдая за ними, отмечала, что драконам нравится нападать сверху. Что они могут поймать рыбу, подбросить ее, плюнуть огнем и поймать в падении. Ловкие и быстрые, во время морского путешествия они быстро развивались, набирали силы и росли.       А вот дотракийцам совсем не так хорошо было. Они то и дело блевали, зеленели и вообще не вылезали из трюма, потому что синева, которой нет конца и края вокруг их пугала. Дени сама часто ходила к ним, ухаживала за ними, не гнушалась помогать самым стойким убирать бочки с рвотой и кормить самых слабых. Еще следила, чтобы лошади были спокойны. Вопреки тому, что дотраки не любили море из-за того, что скакуны не пьют эту воду, животные куда лучше переносили путешествие.       Как-то к ней в каюту зашел Джорах. И попросил с ним поговорить. Дени, конечно, согласилась. Но пожалела об этом стократно. Старый рыцарь говорил о том, что влюблен в нее и не может продолжать это скрывать. Пусть драконья принцесса ему и не достанется, но будет куда легче, если ему не придется это прятать. А Дени не знала, что ему сказать. Она никак не могла разделить его чувства. В сердце её был Дрого, а постель занята Визерисом. Пусть с братом отношения тоже скатились во что-то странное, она знала, что он не простит ей, если Дени позволит другому мужчине её касаться. Да и не хотела она, чтобы Мормонт это делал. Всё, что она могла предложить — быть добрыми друзьями. И сир кивнул, покинув каюту.       С Визерисом они почти не разговаривали. Дейенерис не знала, что ему сказать, все, что могла, сказала, когда к шестому дню пребывания в Миэрине она собрала достаточно денег (теперь ты понимаешь, как важно верить своей единственной сестре, брат? Некоторые вещи я делаю лучше чем ты, оставь их мне). А на корабле как-то и обсудить нечего было. В Пентосе их планом было заселиться к Иллирио, узнать еще новостей и начать писать письма. А для этого надо было еще, чтобы старый магистр их выслушал. А стоило брату и сестре столкнуться, они неловко извинялись и просачивались мимо.       И только когда они вошли в воды Пентошийского залива, когда Визерис смог разглядеть знакомые очертания дома Иллирио, его сердце немного воодушевилось. Здесь, именно здесь начнётся их путь домой.       Драконы огласили о своём прибытии первым, действительно громогласным рёвом, отраженным от воды и долетевшим до первых домов Пентоса, расположенных совсем близко к воде. А возможно и дальше, ведь Визерис мог поклясться, что видел знакомую тучную фигуру на веранде дома магистра. Драконы испустили вой и Пентос на него ответил. Дени встала лицом к причалу и, уже одетая в лучшее платье, вытянула руку, на которую уселся тяжеленный Балерион.       — Дракарис, — шепнула она дракону, когда зрителей собралось достаточно. И тот выдохнул сильную струю пламени. Уже куда внушительнее, чем та, что произвела впечатление у ворот Миэрина. И толпа ответила дружным аханием и оханием. Дени приказала капитану причаливать медленно, так медленно, как только можно. Поэтому, когда они-таки смогли сойти с корабля, даже Иллирио со своими рабами и носилками уже был тут.       — Магистр Иллирио! — Дени расплылась в улыбке, махнула изрядно затекшей и болевшей рукой, на которой держала Балериона все это время, чтобы тот взлетел. И кинулась на шею толстяку в объятья, будто тот ей был добрым дядюшкой. Иллирио опешил сначала, но и сам расплылся в улыбке.       — Вы выросли, моя принцесса, — сказал магистр, когда Дени от него отлипла. — Мой дом покинула маленькая девочка, а теперь перед моими глазами прекрасная женщина.       Дени улыбнулась самой милейшей улыбкой.       — Теперь перед вашими глазами Мать Драконов, — она вновь эффектно махнула рукой, и Балерион прилетел к ней, вцепившись коготками в предплечье.       Для Визериса путешествие запомнилось лишь несколькими тренировками с его будущими гвардейцами, странной напряжённостью между ним и сестрой и, наконец, предчувствием чего-то. Предки почти не посещали его в последнее время, и юноше оставалось лишь надеяться, что они придут ему на помощь, если она понадобится, как уже пришли, не позволив ему совершить чудовищную ошибку.        И вот они уже в Пентосе, народ, когда-то терпевший их, как гостей магистра Иллирио, встречал их как диковинное чудо. И пока Дени светилась и бросалась в объятья магистра, Визерис, на чьих плечах уселись Вхагар и Мераксес, сходил с корабля медленно, показывая, что отныне он полный хозяин положения, однако холодность, с которой вел себя в Миэрине, так и не появилась. Несмотря на неудачный договор с дотракийцами, юноша был благодарен Иллирио, магистр был добр к ним и когда-то оказал посильную помощь.       Визерис подошёл к мужчине как раз в тот момент, когда Дейенерис расщебеталась про своё материнство. Всё-таки играть восторженную куклу ей удавалось отлично, все вокруг теперь восхищались не только страшному дракону или прекрасной валирийской принцессе, но и их сочетанию. Визерис не производил такого впечатления, с его суровой жестокостью черт лица он был не противоположностью драконов на его плечах, а скорее действительно их человеческим братом. Он вместо объятий крепко пожал нежную руку магистра:       — Рад видеть вас в добром здравии, Иллирио, — от истеричного Таргариена повидавшего виллу магистра, казалось, не осталось ничего, возможно, кроме жестоких искорок на дне фиалковых глаз.       — А я — вас, — Визерис не знал, действительно ли мужчина был рад, но это было и не столь важно. Пока не успели подойти другие богачи города, юноша достаточно громко проговорил:       — Мы надеемся, вы не будете против, если мы погостим у вас снова. Я помню прекрасный вид на залив, и драконам ваш дом придется очень по вкусу, — улыбка вышла странной, не лживой, но какой-то пустоватой.       Дени, как только услышала, что сказал Визерис, стиснула зубы, подавляя желание на него накричать. Опять. Опять он торопится. Только теперь его ошибка может стоит им куда больше, чем несколько ран на теле Джораха. Дени тяжко вздохнула, ладно, решила она, как-нибудь разберемся.       Вообще, она бы предпочла, чтобы Визерис предоставил ей все разговоры. Когда он был королем-попрошайкой, он часто брал её с собой, чтобы выпросить себе крышу над головой или хлеб, а Дени сидела рядом и внимательно слушала, наблюдала за тем, как общаются все эти высокопоставленные персоны. Визерис злился, когда им отказывали и радовался, когда соглашались, а Дени училась. Чувства не перекрывали для неё обзор. И только благодаря этому она неплохо ориентировалась в том, что стоит говорить и когда.       — Конечно, как и в прошлый раз, для меня будет великой честью принять таких гостей, — довольно улыбнулся Иллирио, ещё бы он не был доволен!       Корабль быстро разгружался, большинство даров юноша бы продал, чтобы получить чистое золото. Продавать подарки в Миэрине стоило очень осторожно, чтобы никого не оскорблять, а тут они получали карт-бланш. И вообще мысли начали кипеть в голове, Визерис едва ли следил за происходившим вокруг, и он даже не догадывался о том, что чем-то расстроил сестру.       Девушка быстро подхватила беседу с Иллирио, сказала тому, что последнее время много думала о том, как тот их принимал и даже, хихикнув, сказала, что воспринимает его добрым дядюшкой. Потом серьезно добавила, что у нее никогда не было семьи, и она не знает, какими были бы ее дядья, но ей очень хотелось бы, чтобы те были похожи на Иллирио. Тот, конечно, раздувался от удовольствия. И это могло как-то сгладить оплошность Визериса.       Наконец, они оказались в знакомых стенах, и какое-то напряжение отпустило юношу. В этом доме ему было хорошо, хоть он и много пил в то время. Не так хорошо, как с Дарри, но все равно очень неплохо. Пока всех людей распределяли по вилле, Иллирио и Таргариены с драконами и парой стражей присели в саду во дворе.       — Боюсь, хоть я и безумно рад видеть вас здесь снова, но что произошло? Почему вы не направляетесь с кхаласаром Дрого в Вестерос?       В саду Дени взяла брата за руку, сжимая её, как бы намекая, чтобы тот дал ей провести этот разговор.       — Дрого умер, — сказала она с болью. — Мы как раз набирали ресурсы, чтобы обменять их на корабли, когда его рана воспалилась и… — она замолчала, опустив глаза в пол.       — Сожалею о вашей потере, принцесса, — суховато сказал Иллирио. — Вы его полюбили?       — Да, магистр, — она тряхнула головой, отгоняя от себя дурные мысли. — Но давайте оставим это. Мы не просто явились в Пентос, чтобы злоупотреблять вашим гостеприимством…       — Полно! Я всегда рад видеть вас у себя! — оборвал её Иллирио, и Дени знала, что это — ложь.       — Мы приехали ненадолго. Нам нужны сведения из Вестероса, чтобы спланировать своё возвращение. Да и, конечно, человеку, который стал нам настолько близок, хотели показать наше чудо, — она глянула на драконов, которые скакали по деревьям, дрались в воздухе и вообще наслаждались такой свободой и новыми декорациями.       — Я рад, что вы меня не забыли. Если позволите мне помочь, я соберу для вас новости, — предложил Иллирио, как-то лукаво улыбаясь. «Ты этого ждал или ты хочешь подсунуть нам ложь?» — подумала про себя Дени, но лицо её светилось от радости.       — Вы сделаете это для нас? — она расплылась в благодарной улыбке. — Магистр, мы всегда будем перед вами в неоплатном долгу.       «Неоплатном, потому что не собираемся его отдавать», — про себя добавила Дени, но лицо её не дрогнуло. Иллирио хотел сказать что-то ещё, но Дейенерис, решив, что пока разговоров достаточно и ей надо срочно поговорить с Визерисом, чтобы тот не натворил глупостей, приложила руку ко лбу и охнула. Магистр взволновался.       — Всё в порядке, — она зажмурилась и помотала головой, — просто мне немного нездоровится после долгого плавания. Вы не будете против, если брат проводит меня до покоев, чтобы я могла прилечь и отдохнуть?       — Конечно, конечно, — с энтузиазмом отозвался Иллирио, — я и сам должен был догадаться дать вам немного времени для отдыха.       — Благодарю, — улыбнулась ему Дени, а потом жалостливо глянула на Визериса, — брат, помоги мне.       Поначалу Визерис даже не вслушивался в щебетание сестры, наблюдая за драконами, но потом обернулся, чтобы посмотреть ей в лицо. Да, лицо абсолютной дурочки и слова тоже. Играла ли она всё это время или какая-то часть реплик правда? Визерис доверял Иллирио лишь в определенных границах, и согласие на поиск информации самим магистром возмутила его до глубины души, он сощурился, благо, Мопатис был занят огромными глазами сестры. От них сложно было оторвать взгляд вообще любому человеку, даже далекому от любви к ней.       В конце концов, юноша оказался очень рад отговорке, которую придумала Дени. Она явно была в порядке, потому что переносила морское путешествие едва ли не лучше драконов, и всё-таки какая-то часть Визериса негодовала, потому что девчонка явно выхватывала у него вожжи и пыталась управлять всем сама. (И у неё неплохо получалось хитрить и обманывать, но этого юноша так просто признать не мог).       — Конечно, сестра, — это была первая и единственная фраза, которую он произнес за это время в саду, он вообще становился до неприличия молчаливым теперь в компании людей. А всё потому, что раньше стоило ему открыть рот, из него сыпались рассказы про то, как он захватит Железный трон и как он будет править. И если он будет открывать рот сейчас — разговоры перестанут быть такими пустыми, как в прошлом. А Визерис не мог рисковать, пусть лучше сестра работает языком. О, Визерис хотел бы опробовать и другой спектр подобной работы...        Резко скакнувшее возбуждение поймало его у дверей знакомых покоев — магистр выделил им старые покои, всё ещё самые роскошные в доме.       — Ты ведь не настолько глупа, чтобы действительно так легко ему поверить, не так ли? — он спросил это, как только за ними закрылась дверь. Он надеялся, что она скажет — нет. Потому что Иллирио нельзя было доверять, не в таком. Здесь, в Пентосе он и сам знает пару людей, у которых можно выведать информацию, а если к этому подключится Джорах и его новые гвардейцы, которые легко смогли бы скооперироваться с местной шпаной, которая всегда много слышит на рынках... За пару дней они собрали бы внушительный отчёт, с которым уже можно было бы работать. — Впрочем, ты молодец, — он сам не ожидал похвалы, — мы сможем сравнить тот отчёт, который соберем сами с его отчётом и проанализировать различия. Если таковых не будет или их можно будет списать на мнение опрашиваемых, это докажет, что Иллирио стоит доверия, хотя бы небольшого. Если же будут, то через них мы сможем рассмотреть его интересы.        Дейенерис планировала заговорить первой, только вот Визерис её опередил. На вопрос, поверила ли она Иллирио, Дени даже не сочла достойным отвечать, просто закатив глаза. А на похвалу прикрыла лицо рукой. С одной стороны, конечно, приятно, но с другой — именно поэтому ему не стоит говорить с людьми.       — Да, мой дорогой брат, это и было моим планом, когда я щебетала с «дядюшкой Иллирио» в саду. Спасибо, что не стал вмешиваться, — усмехнулась Дени совсем не добро. — Но я хотела с тобой поговорить о том, что ты сказал нашему гостеприимному хозяину на причале. Я понимаю, что тебе долго приходилось просить, но и я часто присутствовала там, слушая и замечая каждое движение лиц тех, с кем ты говорил. Знаешь, что отражается на лице каждого из них, когда ты спрашивал или просил: не важно, тоном короля или попрошайки? Презрение. И мы больше не просим. Мы не спрашиваем. Мы стоим и ждем, пока все эти высокопоставленные господа подерутся за честь, — она выделила это слово и тоном и громкостью, — принять нас. И ты сильно уронил нас в глазах Иллирио и тех, кто мог слышать твои слова там, на причале. Если с Иллирио я как-то смогла сгладить это впечатление, то остальные магистры получат очень неправильное впечатление о нас. И более того, ты одной фразой лишил их возможности драться за нас и поддерживать.       Дени, говоря все это, выглядела всё более и более разочарованной в брате. У неё был весьма конкретный план, как сделать так, чтобы весь Пентос был в восторге от их прибытия, чтобы им несли дары и предлагали союзы. Но теперь… теперь они просто гости магистра Иллирио. И, пусть дары им всё ещё будут нести, но магистры могут и не сунуться. Визерис слишком явно продемонстрировал своё расположение к Иллирио. Конечно, большей частью это была вина самой Дейенерис, она не поговорила с братом ещё на корабле, не объяснила ему, что стоит говорить, а чего не стоит. Хотя уже заметила, что тот не самый лучший переговорщик. Но и на Визериса она, откровенно злилась.       Визерис... даже не заметил за собой этого. Он шокировано уставился на сестру и пытался вспомнить, что именно сказал. Нет, то, что он отрезал попытки богачей города переманивать их к себе — он понял. Но неужели он действительно снова просил. Юноша нахмурился, хотел что-то сказать пышущей негодованием сестре, но не знал, что. И это злило его, злило, что привычка просить так глубоко проникла к нему под кожу, к нему в голову, что он перестал это замечать.       Выражение лица у него наверное было очень странным, и Визерис чувствовал себя невероятно открытым в этот момент, так что поспешил пройти к окну и отвернуться от Дейенерис.        — Пентос не столь важен, мы не будем сидеть здесь вечно, — наконец, всё-таки смог выдавить из себя юноша, кулаки однако его сжимались и разжимались, а потом он и вовсе обнял себя руками. Ему не нравилось ощущать себя так, Дейенерис слишком хорошо проникала к нему под кожу и слишком хорошо его знала. Но вряд ли она думала, что он так отреагирует. Визерис сам от себя не ожидал. Злость и обида, и разочарование, направленные внутрь себя разъедали его изнутри. Седьмое пекло! — Но у тебя хорошо получается, правда. Ты хорошая ученица, — юноше было легче похвалить сестру, чем сказать, насколько плох был он сам. А он был ужасен. Просто катастрофа для короля. Возможно, ему стоит поторопиться с окончательным перерождением если не ради себя, то ради всего этого мероприятия. Прошлое слишком большим грузом висело на нём и тянуло на дно.       Дени же совсем не ожидала, что заденет Визериса настолько. То есть, она и хотела его задеть, но ожидала, что он начнет злиться, кричать, ругаться, говорить, что он вот король, а она просто дотракийская шлюха, которой не пристало обсуждать его действия.       Но вместо этого Дени сковырнула рану, под которой все настолько гноилось, что у брата даже, казалось, не нашлось сил, чтобы взорваться злостью. И это заставило её устыдится. Нет, не своим словам, это надо было до него донести и куда лучше, если это сделает Дейенерис, чем кто-то в пылу беседы помянет его попрошайские манеры. Но устыдилась тону, с которым говорила. Будто он глупый маленький мальчик, который ничего так и не понял. А Визерис — король. И он не глупый и не маленький, просто ему всю жизнь приходилось бороться, от следов такой борьбы избавиться сложно.       Дени подошла к нему и обняла со спины, крепко-крепко прижимаясь.       — Брат, — её голос был мягким и любящим, — просто предоставь мне все переговоры пока. Ты сам почувствуешь, когда будешь готов танцевать эти словестные танцы, не оглядываясь на прошлое. Я могу ошибиться, меня поправят и умилятся тому, какая я дурочка. Но тебе ошибаться нельзя. Ты — король. Поэтому позволь мне делать ошибки, сглаживать углы и щебетать. Просто будь рядом. Когда ты молчишь и смотришь этими своими глазами, в которых презрение так и плещется, — она улыбнулась, — ты очень устрашающе выглядишь. И величественно. А это всё, что нужно королю на публике. Принимать решения на основе того, что я наболтаю, мы будем вместе. Я не отбираю у тебя право нас вести. Но пока я куда лучше перетягиваю людей на нашу сторону. Да и несколько лучше изучила, что им стоит говорить, а от чего они теряют всякое уважение.       Ей хотелось утешить брата, показать ему, что он остаётся королем, даже если говорить будет только Дени, но сама она не была уверена, что у неё получилось. Речь была сбивчивая, хоть она и верила каждому своему слову. И верила, что в какой-то момент Визерис достаточно насмотрится на то, как общаются всякие лорды и сам будет готов вступить в игру.       Первым порывом для Визериса было оттолкнуть чужие руки и ощетиниться, как он часто делал раньше. Потому что такие проявления заботы и сопереживания слишком походили на жалость. А жалость Визерис ненавидел даже больше, чем отвращение. Мальчишкой его жалели даже жалкие шлюхи на улицах, этот взгляд... Юноша скрипнул зубами, но сдержался. Дейенерис не пыталась унизить его своими словами, немного сбивчивыми, но всё равно понятными.       «Молчи, сойдёшь за умного, если научишься моему взгляду — сойдёшь даже за короля», — сказал ему Мейгор, когда неожиданно появился вместе с дедушкой Визериса и вклинился прямо в середину разговора о правилах дипломатии. У большинства предков было очень натянутое отношение к Мейгору, и тот нечасто появлялся вместе с кем-то, но если уж и появлялся, то жди беды. Древний Таргариен доставал и других призраков, и самого Визериса. Однажды Рейгар спросил, почему Мейгор вообще появляется, ведь Визерис не является продолжателем его линии. На что тот лишь криво усмехнулся и пожал плечами. «Мне скучно», — вот и был весь ответ Мейгора. Когда-нибудь Визерису стоит рассказать о своих похождениях по границе между мирами, но сейчас было кое-что и поважнее.        — Сейчас слишком важное время, — старый Визерис обязательно бы продолжил тем, что он не может доверить такие важные дела, как переговоры, своей глупой сестре, но и старая глупенькая Дейенерис сгорела и изменилась, и Визерис горел и менялся до сих пор, — я не могу позволить себе ошибки. Хорошо, будешь говорить. В конце концов, ты ведь будущая королева.       Это вырвалось у него внезапно. Иногда он совершенно забывал о существовании Арианны и договора с ней, потому что с юности жил одной мыслью — жениться на сестре и получить чистокровных драконов в качестве наследников. Никаких черноволосых принцесс и принцев. Рейнис была милой девочкой, и Визерис не имел ничего против неё, тем более, она погибла столь страшной смертью, но своих детей он хотел видеть Таргариенами, а не дорнийцами. Но и шутки с Дорном плохи, итак ужасная смерть Элии и измена Рейгара оставила юноше мало простора для действий. Но он не жалел о своих словах. Он хотел, чтобы Дени была его королевой. Всегда этого хотел. Но теперь Дрого всегда будет стоять между ними.— Мы можем поговорить? О том, что случилось в Миэрине.       На словах Визериса про важное время, Дени, прижимающаяся щекой к его спине покивала, а потом улыбнулась и потерлась носом. Да и его согласие на её единоличное участие в переговорах она тоже приняла все теми же потираниями кончиком носа. А слова о королеве вообще скользнули в голову и выскользнули. Будто она этого раньше не слышала. Поэтому она никак не отреагировала. Просто продолжала обнимать Визериса. Тем более, ей нравились ощущения от этих объятий. Будто в первый раз они настоящие брат и сестра, которые поддерживают друг друга, обнимают и успокаивают.       Но вот предложение поговорить выбило её из колеи. О том, что случилось в Миэрине, Дени старалась не думать. Она была зла, даже в ярости, напряжение витало в воздухе и… в целом, это всё, чем она себя оправдывала. Еще иногда пыталась туда вплести то, что она женщина и для неё нормально желать мужчину, но слишком сильно это разнилось с тем, что желания в ней до поцелуя Визериса не наблюдалось вовсе. Пыталась ещё свалить на кровь. Тоже с переменным успехом.       Основная проблема, конечно, была не в том, что она переспала с Визерисом, дав тому повод думать, что она разделяет его желание обладать ею. Проблема была в том, что ей понравилось. Она даже иногда чувствовала зачатки желания, когда вспоминала об этом. Да и прошлые его речи о том, что она будет его женой, уже не просто были в памяти, как нечто фоновое, но вспыхивали и волновали.       Но сейчас Дени не готова была признаться ему или даже себе, что ей, возможно, нравится мысль принадлежать Визерису. Принадлежать, как женщина может принадлежать мужчине. Не как сестра, которую можно продать. В том числе, потому что он её-таки продал. И еще потому, что не всё так просто. Он не может просто взять Дени в жены. Если они отправятся в Вестерос, брачные союзы будут их главной картой. Они не имеют права просто так отмахнуться от возможностей из-за каких-то желаний. Это было бы глупо. У них и так шаткое положение. Да и драконам потребуются годы, чтобы их можно было использовать в битве. А Визерис явно не согласится отсиживаться годами.       Дени медленно отняла руки от брата и шагнула назад. Она развернулась и, найдя кресло, прошла к нему, усевшись и откинувшись на спинку. Глаза ее были закрыты, а голос тихим:       — А нам есть что обсуждать?       Визерис почти потерял любую решимость продолжать этот разговор после того, как руки Дейенерис исчезли, а её тёплое дыхание перестало опалять пространство между лопатками. Но он знал, что этот разговор должен состояться, поэтому собрал остатки мужества и присел на край постели, чтобы быть лицом к сестре, хотя та и сидела с закрытыми глазами и явно не желала ничего ни слышать, ни говорить.       — Конечно, есть, — юноша старался сидеть расслабленно, но пальцы его всё равно сминали шелк покрывал кровати. — Дрого всегда будет где-то между нами, не так ли? — он хотел спросить это спокойно, но не смог убрать горечь из голоса. Особенно, учитывая, что это была его ошибка. — Я сам посадил его в тебя, сам всё это сделал. И теперь сам же пожинаю плоды.        Визерис знал, как выглядит Дейенерис, когда она влюблена. И такой её взгляд никогда не был направлен на него. Возможно, в детстве она любила его, как брата, видела в нём защитника, но сейчас это проскальзывало редко и почти сказочно.        — Но правда в том, — он и сам понял, что не может смотреть на сестру, пока говорит, потому запрокинул голову, разглядывая ткань полога кровати, — что я никогда не шутил, когда говорил, что хочу сделать тебя своей королевой. И хотел тогда. И я хочу сейчас. И мы оба знаем, что для этого придётся выиграть войну так виртуозно, чтобы не пришлось заключать новых брачных союзов. Чтобы мне не пришлось снова «продавать» тебя, а заодно и себя, — Визерис скривился, а потом замолчал на долгие несколько минут.— Я не считаю то, что случилось в Миэрине ошибкой, стоящей забвения, Семеро, я желал тебя уже как пару лет, и это было самым лучшим... — волнение не позволило ему закончить, а заодно и усидеть на месте, он поднялся с края кровати и забродил из стороны в сторону. — Но теперь, когда я знаю, я не могу просто забыть и отказаться. Ты всё... человеческое, что я когда-то желал. Возвращение домой, корона — это всё прекрасно. В какой-то момент, казалось, что это единственное, что может сделать меня счастливым, что стоит мне посадить зад на железный трон и всё станет прекрасно. Но я помню Красный Замок. И я помню его одиночество. Замок короля, как и любой другой дом, как дом самого последнего замшелого бедняка загнивает, если даже в семье нет понимания. Мы все жили по разным углам, запертые в своих клетках, как драконы в Драконьем Логове. Я не хочу такое возвращать. Когда я продал последние украшения матери, когда продал её корону, я пришёл к тебе и разозлился. Ты спрашивала, купил ли я еду. Ты была голодная, конечно же, мы не ели тогда уже пару дней. Но я так разозлился. Я продал последнюю ценную вещь, я продал корону, которую когда-то мать сама возложила мне на голову, и вернулся к девочке, которая ещё так мало понимала.       Дени наверняка помнила, чем закончился тот день. Визерис тоже, во всех подробностях.        — А самое ужасное, что корона — не была самым ценным, что я, держась за руку Дарри, увёз с Драконьего камня. Это была ты. И как я бушевал от продажи короны, и как я улыбался от продажи тебя, — Визерис рассмеялся, но лишь горечь и разочарование были в этом смехе.       Дени слушала не перебивая. Только в самом начале усмехнулась, когда Визерис решил, что между ними всегда будет Дрого. Не в Дрого дело, а в том, что не было никаких «их». Были брат и сестра, который прошли через ад, была страсть, и было желание. А вот «их» не было. По крайней мере, не в том контексте, в котором говорил об этом Визерис.       Дейенерис порадовалась, что брат понимает, насколько они сами по себе ценные и что брачные союзы могут быть необходимы. Но его слова о том, что он всегда хотел видеть её своей женой, ударили больно. Хотел видеть своей женой, но продал за сорок тысяч аракхов. Видимо, так страстно желал, что никак само провидение вмешалось, и ему пришлось пойти на этот шаг. А в ночь её свадьбы, наверное, он рыдал, понимая, что Дрого сейчас явно погружает свой грязный, вонючий конями член в девственное лоно сестры. Вот только на свадьбе, а Дени её хорошо помнила, Визерис не только не выглядел несчастным, он еще и шепнул ей, чтобы она хорошенько потрудилась над удовлетворением кхала.       Дени слишком многое помнила, чтобы сердце её смягчилось. А Визерис, будто совсем не понимая, что делает, упоминал все больше моментов, которые ей надо было забыть, чтобы хотя бы допустить мысль о том, чтобы быть с братом. Может, где-то глубоко её и привлекала мысль ему принадлежать, но эта мысль была бесформенной, не обросшей ни реальностью, ни обстоятельствами. А вот чувства были очень даже сформированы. И покрыты толстыми слоем обиды, разочарований, видениями синяков в зеркале, молитвами, которые сами по себе проносились в голове, когда Дени лежала на полу, свернувшись калачиком. И конечно, страхом. Не тем про дракона, тот она вытравила из себя. Да и он не шёл ни в какое сравнение с тем ужасом, который она испытала, когда увидела Дрого. И когда тот велел ей ехать за ним. А потом еще была боль. Много боли от непривыкших к седлу бедер, когда каждый день был адом на земле, когда казалось, что её поджаривают живьем. Ну и, конечно, боль от потерь. Это тоже было очень сильно привязано к Визерису.       И Дени не понимала, как он рассчитывал получить от неё отклик при таком количестве всего, что всплывало в её сознании, стоило только подумать о том, что бы ответить на его чувства.       — Ты поздно это понял, брат, — холодно сказала Дени после небольшой паузы. — А то, что случилось в Миэрине…       Она хотела бы сказать, что этого никогда не повторится и на самом деле, было ошибкой. Но не смогла. Визерис разбудил её женственность, и она точно не пойдет по борделям, чтобы удовлетворять вновь появившиеся нужды. Особенно, когда рядом есть тот, кто не просто готов помочь ей реализовать желания, но и привлекателен, как любовник.       — Я попрошу, чтобы мне приготовили лунный чай, Дореа знает рецепт, — голос ее был безэмоционален.       Что ж, что ещё Визерис хотел услышать от неё? Наверное, он действительно был глупым человеком, потому что какая-то очень хрупкая и маленькая надежда на что-то... иное всё-таки жила в нём, хотя разум да и сердце говорили ему, что это бесполезно. Между ними было много ужасного, и если всё, что происходило с Визерисом можно было считать его выбором, или виной Рейгара, отца, Роберта Баратеона, то решение о женитьбе сестры принял именно Визерис.       — Да, пожалуй, поздно, — юноша сам не заметил, как вернулся к месту у окна — вид на залив был прекрасным, воды серебрились под ярким светом солнца, и люди просто жили, не зная, что разворачивается совсем рядом. А когда Дейенерис сказала про лунный чай, Визерис почувствовал себя ещё хуже. Их страстное соитие в Миэрине, Визерис понял, что именно сделало его таким сладким и идеальным. В общем-то, целая совокупность факторов, но главное — иллюзия. Иллюзия того, что ты спишь не со шлюхой, которой заплатил чужими деньгами, и не со служанкой, которые либо вовсе не желали его, либо желали лишь красивое лицо, потому что никто не любил того, кто прятался за этим лицом. Даже сам Визерис.        Стало гадко. Визерис по-прежнему желал Дейенерис, он не мог сказать ей «нет», но и ощущение того, что сам становится в этих отношениях не большим, чем удовлетворителем желания тела сестры, не исчезало. Будет ли так же сладко сладко целовать её и слышать её стоны, зная, что за этим ничего нет?        — Дореа очень полезна, — вот и всё, что он смог сказать. Всё, что он сказал до этого... оно было правдиво, и Визерис был рад, что Дейенерис знает, что он испытывал вместе со знанием о том, что её брат сделал неправильного и жестокого. Он проследил взглядом отходящий корабль и чувствовал какую-то ноющую, болезненную пустоту. Вот, он стоял в комнате Дейенерис, где когда-то объявлял ей о свадьбе с Дрого, где, глядя на эту же картину, видел перед собой лишь горящую золотом корону и трон. Он мог представить их и сейчас, но всё казалось несущественным, искаженным. Конечно, он сможет получить трон и без Дейенерис, по крайней мере, править без неё он точно сможет. И всё-таки...        — Ты знаешь, мама не любила нашего отца. Что уж там, она возненавидела его после всего, что он с ней делал. Но она любила нас всех, а тебя, казалось, больше жизни. Её единственная дочь, прекрасная, как рассвет. Как жаль, что у неё было совсем мало времени с тобой. Умирая, она говорила о тебе, — Визерис часто рассказывал ей истории о родителях, о брате, о других предках, но он редко говорил о дне смерти Рейллы, слишком больно и слишком большая злость поднималась в нём от воспоминаний. — Она говорила мне: «Визерис, ты должен защищать её, она твоя сестра, твоя семья, всё, что у тебя осталось». Иногда мне кажется, что мама родила тебя для меня. Не в том плане, чтобы я владел тобой, но...        Визерис не мог продолжать. Воспоминания о матери всегда слишком больно задевали его, а память о последних днях её жизни заставляла сердце отчаянно ныть. Родная мать видела в нём это дремлющее чудовище, отражение отца в сыне, она любила его, но и опасалась. Не его, конечно, а за него, но Визерис боялся представить, каким разочарованием стал для неё. Рейлла думала, что забота о сестре сможет заставить чудовище внутри спать вечно, или, возможно, рассчитывала, что своим сиянием Дейенерис сожжёт любую тьму внутри брата. Но чудовище было хитрее и живучее, оно выжидало. И оно победило, сам Визерис не мог справиться с этим. Ему помогли брат, дед и многие другие до него. И лишь сейчас то, про что говорила мать, начало работать.       — Ты стала очень сильной после всего. Мама бы гордилась тобой, — весь этот разговор оказался наточенными кинжалами, вскрывающими все его старые раны и даже наносили новые. Каким же он был жалким всё это время. И единственное, чем он мог хоть как-то гордиться — они были ещё живы, чтобы омывать слезами свои раны и баюкать шрамы. Они были ещё живы, чтобы пытаться исправить ошибки или найти новый путь к счастью.       Дени очень хотелось успокоить и пожалеть брата. Сказать ему, что он не совсем чудовище. Чудовища себя так не съедают изнутри. Но она не могла. Начни она это делать, у Визериса никогда не будет возможности это пережить, обдумать. Расстаться с какой-то болью, какую-то принять и, наконец-то, принять самого себя. Таким, какой он есть. С прошлым, с ошибками и промахами. И работать уже с правдой, а не иллюзиями.       — Я от крови дракона, — сказала Дени сухо. — И ты от крови дракона. Вхагар понимает это, а ты?       Она хотела продолжить, сказать, что они могут делать ошибки, но они должны их исправлять. И сожаления этому никогда не помогут. Для этого нужна воля и стремление, которые очень легко ломаются под гнетом жалости к себе и уничижения. Но Визерис и сам это поймет. Если не сейчас, то в какой-то другой момент — непременно.       Однако дать ему чуть больше сил у Дени возможность была. И для этого даже не надо было успокаивать его или жалеть, тем самым сбивая с пути.       — Я люблю тебя, Визерис, — сказала она, вставая и взглядом скользя по силуэту брата, — всегда любила. Несмотря ни на что. И буду любить, даже если ты, в конце, принесешь мне ещё больше страданий или смерть. Но я не приму тебя таким. Дело не в Дрого, дело даже не в старых ошибках, всё это сотрется из памяти, рано или поздно. Ты изменился с того дня, когда последний раз попытался ударить меня, но это долгий путь, и ты только в самом начале. Если тебе хватит сил пройти его до конца, возможно, я буду любить тебя не только как брата. Но сперва ты должен его пройти. А сейчас, если ты не против, я бы хотела отдохнуть.       Дени не была усталой и ей вовсе не требовался отдых. Ей требовалась тишина и покой. Визерис затронул слишком много мест, которые всё ещё болели. И ей казалось, что, если его не остановить, он будет продолжать. Дени понимала, что некоторые вещи надо проговаривать, чтобы они стали более реальными и потому с ними можно было бы бороться. Но пока на большее её бы не хватило. Она бы зарыдала или, наоборот, отгородила себя от мира. А ни то, ни другое не было хорошим вариантом в их ситуации. Драконы не плачут.       «Ты дракон, Визерис, так лети небесными тропами драконов, а не ползи в траве, как змея», — это было последним, что сказал ему Мейгор, прежде чем покинуть его. А ведь до этого он называл его только «змейкой» и никак иначе, и возможно, так далекий предок признал некоторые достижения потомка.       И сейчас Дейенерис говорила ему быть, наконец, драконом. Тем, кем он родился. Даже если он не должен был никогда стать королём, но он родился принцем-драконом, и он тоже мог летать. К тому же, каким-то чудом ему удалось не потерять свою спутницу, и небо не будет одиноким, потому что их всегда будет двое. Главное, что ему стоило осознать ещё давно — Дейенерис никогда не ставила под сомнения, что он дракон, не до того момента, как он начал вести себя недостойно. Она, конечно, не знала про большую часть унижений, но про часть ей было известно, и это не меняло её. Юноша глубоко вдохнул влажный воздух Пентоса и выдохнул, отпуская тоску и боль, свернувшиеся в его груди. Если мать разочаровалась в нём тогда, возможно, он сможет дать ей повод для гордости в будущем. В конце концов, прошлое уже не изменить, и их путь лежал только вперёд.       Визерис обернулся к сестре, не улыбаясь, но и трагическая суровость тоже ненадолго покинула красивые черты, только глаза выдавали остаточный осадок от разговора. Впрочем, на дне зрачка была и заложенная туда Дени надежда. Возможно, им никогда не быть вместе, возможно, это так и останется в их детстве и юности, эта святая уверенность, что они всегда будут рядом, что пойдут вместе под венец, на трон и в усыпальницу. Возможно, он женится на Арианне, а она на Старке или Тирелле. И возможно, их браки не будут так уж ужасны. Их будущее не предопределено, а это значит возможности для новых ошибок, неудач и боли. А так же — для новых чувств, побед и свершений.        Он подошел к сестре, легко касаясь большими ладонями её талии:       — Я люблю тебя, Дени. Я слабый и ужасный человек, но... я стану сильнее. Я хочу защитить тебя от новой боли, и я сделаю всё для этого. Даже буду слушаться тебя. Иногда, — улыбка появилась на его лице, и когда она тронула глаза, какая-то часть давно ушедшей, юной красоты вернулась, освещая Визериса изнутри. Что-то сродни этому он чувствовал, находясь в мире огня и драконов, где были только они вдвоем и их дети. — Спасибо, — последние слова он прошептал едва слышно и, оставив невинный поцелуй на чужой щеке, покинул комнату. Этот разговор задел многие струны его души, и это было больно, и он истекал кровью изнутри, но это была музыка.       Это было последнее, что она ожидала от Визериса: спокойствия, благодарности и здравого смысла. Но ведь в этом всё и дело, правда? В том, что он изменился, в том, что стал другой, лучшей версией себя. Поэтому она всё ещё любила его, как брата, который был с ней всю жизнь, и потому же желала его, как мужчину, прелесть которого открыла совсем недавно.       Он сказал, что станет сильнее и Дени на грани слышимости прошептала «я знаю», не прерывая его речь. Она все еще верила в Визериса так же, как верила, когда вела его за собой в огонь. Он дракон и наступит день, когда он расправит крылья. И Дени будет рядом, чтобы поддержать его. Ну или иногда холодно вернуть на землю. Это ему тоже не помешает.       Она провела у себя в комнате несколько часов, обдумывая их разговор и вспоминая, как светилось лицо Визериса, когда он поцеловал её. И сидела бы так дальше, думая, планируя, представляя, каким прекрасным и сильным драконом будет брат, если бы Дореа не прервала её, сказав, что скоро ужин и Иллирио ждет родителей драконов у себя. Дени попросила девушку найти Ирри и Чхику. Те приготовили ей горячую ванну, оттёрли кожу от морского запаха, натерли маслами и облачили в пентошийское платье (среди даров из Миэрина можно было найти одежды со всего света, даже из Асшая).       Тем временем Визерис был окрылен после прошедшего разговора, хотя воспоминания о матери и воображение, подбрасывающее изображение ее печального, разочарованного взгляда, и угнетало. И всё-таки Дейенерис показала, что ещё не всё потеряно, значит, надо стараться, оставить пока переговоры на нее, оттачивать воинские умения, ведь им точно не избежать войны и битв, а драконов далеко не сразу можно будет пустить в битву, и вспоминать. Вспоминать все, чему его когда-то учили в замке и чему его учил сир Дарри. Дома Вестероса, их особенности, их отношения с другими домами на момент воцарения Баратеона.        Юноша вскочил с постели и приказал одному из слуг Иллирио принести ему бумагу и перо с чернилами, да побольше. А потом подозвал мальчика из его будущей гвардии — Джона, одного из потомков вестеросских рабов — и дал ему пару монет, приказав бежать на рынок и отыскать ему карту Вестероса, любых масштабов.        После Иллирио наверняка сможет найти им огромное полотно с детальным обозначением всех мелких домов, но пока ему нужен был черновой вариант. Юноша чувствовал огромный прилив сил и это заставляло голову работать быстро и эффективно. Он выписывал все, что помнил, на листы, прописывал связи домов и их возможные разрушения от смертей заклятых друзей Роберта и Эддарда. Со старыми связями было легко, с новыми... Не так уж и просто. К тому же, таким образом юноша сумел выделить наиболее вероятные кандидатуры девушек и юношей, которых захотят сосватать им для союза. Ему не хотелось думать о таком после всей той надежды, появившейся в его сердце, но это тоже было важно.        Наконец, мальчик принес ему и карту, как Таргариен и думал, небольшую, но для прикидок вполне подойдёт. Он позволил Джону оставить сдачу себе, а сам продолжил свой умственный труд. Спустя несколько часов юноша остался немного уставшим, измазанным чернилами, но довольным ближайшим раскладом. Его оповестили о приветственном ужине от магистра, и под щебетание сестры он провел остаток вечера спокойно и в удовольствие.        Дени рассказала магистру, что замок из золота, которым по слухам обладал Дрого, был ложью, что ей пришлось съесть целое конское сердце — она извинилась сразу, что не к столу была та история — и вообще много чего из своей новой жизни. Потом поделилась историей пребывания в Миэрине. И выспросила у Иллирио, как у него дела, задавая вопросы с искренним интересом на лице и смеясь или печально охая в нужные моменты. Уже под конец, когда все блюда, которых было в количестве, были перепробованы, она осторожно завела тему о других магистрах. К счастью, Иллирио сразу понял, куда Дени клонит и пообещал все устроить.       И устроил. На следующий день после полудня их вместе с драконами ждали магистры Пентоса. Прием был достаточно формальным и скучным, но у Дени просто не было времени, чтобы обратить внимание на недостаток веселья. Когда официальная часть закончилась, она металась между магистрами, каждому уделяя внимание, собирая про них информацию, запоминая имена и трогательно хлопая глазами, обрамленными пушистыми ресницами. Она ещё не была томной женщиной, но уже и не была ребенком, поэтому её воспринимали как очаровательную куколку, а от того подозрений в том, что она не просто болтает о глупостях, Дени не заметила. Магистры, скорее всего, не считали её игроком, а потому открывались с неосторожным энтузиазмом. Вот с Визерисом они держались холодно и отстраненно. Но, откровенно говоря, брат выглядел настолько величественным с драконами на плечах, что и сама Дейенерис иногда им любовалась. Скрытно, конечно.       Одежда на нем сидела идеально, выражение лица — отличная пропорция между скрываемым презрением и самоуверенностью, и все равно Визерису было неуютно под всеми этими заинтересованными взглядами. Причем, когда его сестру пожирали глазами, он понимал, хоть и был раздражен и хотел выколупать чужие глаза, но вот когда и на него начали кидать такие жадные взгляды, ему и вовсе поплохело. Кто-то особенно наглый даже, в разговоре вне стола, провел своей изнеженной ладонью, кончиками пальцев на самом деле, по открытому участку его руки. Кто бы знал, сколько сил ему понадобилось на то, чтобы лишь совершенно убийственно зыркнуть в сторону наглой конечности, а не оторвать ее или поджарить с помощью Вхагара, который начал нервничать и перебегать от отца к матери к концу вечера.       Кормить детей грудью Дени перестала ещё на корабле. Те прекрасно охотились и им этого хватало. Но на долгом приеме они проголодались и скреблись по её платью. В закрытых носилках она могла позволить себе оголить грудь и дать тем попробовать что-то из неё высосать, но драконы остались ни с чем. И их стенания сопровождали процессию до самого дома Иллирио, где Дени первым делом приказала служанкам до отвала накормить детей.       Сама она вернулась к себе, чтобы помочь с кормлением, а потом услышала звуки стали. Конечно, это не могло быть нападением: никаких криков и тревоги, но ей стало любопытно. Дени спустилась и пошла на звук. Во дворе на импровизированной арене Визерис сражался с одним из мальчишек, которых притащил с собой из Миэрина. У края арены стоял Джорах, который изредка бросался скупыми советами в сторону обоих.       А всё дело было в том, что Визерис после всего этого фарса с магистрами был раздраженным и заряженными на вооруженное противостояние. Секс тоже был бы неплох, но ему не стоило забывать про два других свои меча.        Дени подошла к Мормонту и вскинула брови, тот покачал головой, мол, не сейчас, и пришлось просто наблюдать. Не то, чтобы она была специалистом в схватках на мечах, но видела достаточно, чтобы оценить, что стиль Визериса, мало того, что совсем не походил на стиль дотракийцев, так еще и был каким-то… странным. Некоторые приёмы Дени никогда не видела. И даже не ожидала увидеть. Конечно, она могла об их существовании и не знать, но всё равно, что-то в том было подозрительное. Да и ей сразу вспомнилось его первое убийство: он вступил в бой и умудрился одолеть кровного Дрого. Сильного воина, с большим опытом. Конечно, эффект неожиданности, плюс недооценка противника сыграли против Квото, но этого не было бы достаточно, не умей Визерис хоть чего-то. А он умел. И плясал вокруг дотракийца совсем не как всадник или рыцарь.       Поединок закончился победой Визериса. Противники уважительно отблагодарили друг друга и Джорах, так и не удосужившись объяснить что-либо Дени, сам вышел на арену. И она как-то сразу поняла, что не будь её здесь, он бы этого не сделал. Мормонт хотел победить Визериса, уложить того эффектно и на глазах Дени. И если раньше у неё были хоть какие-то сомнения на счет чувств рыцаря, то они совсем отпали. Замечательно, двое влюбленных в неё мужчин собираются меряться тупыми тренировочными мечами.       Тренировка вернула Визерису спокойствие, мальчишки были неплохи, но уступали ему в росте и гибкости, однако в будущем они могут стать великими воинами. Дейенерис наблюдала за ними, и Визерис не мог не смотреть на неё периодически. Иной раз ему казалось, что будь у него в руке копьё, он бы как последний глупый рыцарь (их единственный учитель на данный момент) подойдёт к сестре, чтобы та повязала на острие свою ленту. Но у него были мечи, и он пытался поразить девушку не галантностью, а наработанными навыками. Которые придётся проверить в битве с Джорахом.       — Ну дети же, — прошептала Дени, закатив глаза. И это при том, что самой младшей была она сама.       Разумеется, опытный рыцарь, который знал все трюки и маневры Визериса, быстро уложил того на спину и приставил к его горлу меч. Он будто ждал, чтобы брат сказал «сдаюсь», но вовремя опомнился и протянул руку, помогая встать. На том, видимо, тренировка была закончена, потому что Визерис двинулся в дом (последний бой несколько сбил с него спесь, но спокойствие, приобретенное за тренировку, помогало не сорваться в истерику). И Дени последовала за ним.       Они молчали всю дорогу до его покоев, а когда он вошёл, она скользнула следом и закрыла за собой дверь.       — Ты не хочешь мне объяснить, откуда у тебя все эти странные воинские способности? — спросила Дени, прислонившись к двери спиной.       На вопрос Дени юноша отвечал с плавной текучестью:       — Конечно, я расскажу тебе. Но история довольно долгая, можем лечь на кровать, как в старые добрые, — юноша имел в виду моменты далёкого детства, когда брат и сестра ложились на кровать (или то, что им заменяло кровать), её маленькая головка лежала на его груди, и, перебирая пальцами шелковые волосы, мальчик рассказывал ей обо всем что знал.        Дени на секунду напряглась, но потом пожурила себя. Седьмое пекло, о чем я думаю. Конечно, Визерис говорил о том, как они когда-то, когда он еще совсем не отчаялся, валялись вместе. Дени помнила один из домов. В комнате было пыльно, она лежала на животе у Визериса, но не боком, а на спине, чтобы можно было наблюдать за танцем маленьких бело-желтых точек в воздухе, что мерцали в лучах закатного солнца. Брат рассказывал о доме, он тогда часто о нем говорил. О своём доме, потому что для Дени местом, куда стремилось её сердце, всегда было то, что находилось за красной дверью. Это было спустя несколько месяцев после смерти Виллема Дарри и только такие разговоры могли заставить Дени перестать быть грустной и хныкать.       Камзол Визериса не участвовал в тренировке, он остался где-то во дворе, но нижнюю рубаху юноша стянул, его бледная кожа была покрыта слоем пыли и блестела от пота. Сапоги он тоже поспешил снять, всё-таки было жарковато для такой обуви. Обернувшись на сестру, он увидел как она сморщила носик, и усмехнулся:       — Или же можешь позвать своих служанок, чтобы они приготовили мне прохладную ванну, и я начну рассказ оттуда. А потомприсоединюсь к тебе на постели, — от тоскливого и болезненно-раскрытого Визериса из вчера остался лишь призрачный след в глубине его глаз, у него было хорошее настроение, что отражалось в каждом его движении. Ветерок, залетевший через окно, смахнул пару верхних листов со стола, и Визерис вернулся ненадолго к тому, на что потратил весь вчерашний ветер. Вышло даже неплохо, хотя сейчас ему и казалось, что он скорее был в каком-то перевозбужденном бреду.       — Начнем с ванной, — сказала она, усмехнувшись. И вышла, чтобы найти кого-нибудь, кто мог этим заняться. Дореа она больше не пускала в Визерису, та была слишком напугана, что он опять попытается её взять. А Дени пока не могла объяснить, почему верит, что этого не произойдет. Да и приказывать не стала бы. Дореа в свое время научила её многому, подарила ей карту к сердцу Дрого, и Дени была ей обязана хотя бы за это. Найдя Ирри и Чхику в своей комнате, она приказала тем приготовить брату ванну в его покоях. А третью служанку оставила следить за драконами, получив в ответ благодарную улыбку. Впрочем, ей было чем погасить радость. Когда дотракийки вышли, Дени подошла к Дореа и присела рядом с ней прямо на пол.       — Мне нужно, чтобы ты ненадолго вернулась к своему прошлому, — сказала она и, заметив испуг, поторопилась объяснить, — понарошку. Я хочу, чтобы ты пробралась в дома удовольствий Пентоса и добыла информацию. Не от мужчин, от девушек, что там работают. Я прошу тебя вспомнить, как общаться только с ними, тебе вовсе не надо удовлетворять чьи-либо нужды.       — Как прикажете, кхалиси, — сказала Дореа, но у неё в глазах всё ещё было сомнение. И Дени мягко улыбнулась.       — Я прошу тебя об этом только потому, что ты когда-то была одной из них и знаешь, как правильно задавать вопросы. Ты возьмешь с собой достаточно монет, чтобы наградить тех, кто даст нам информацию. И войдешь туда как свободная женщина. Можешь прикинуться клиенткой, можешь просто побродить, как бы выбирая, — Дени пожала плечами, — я не знаю. Я никогда не бывала в домах удовольствий. Визерис, конечно, знает, что там и как, но ему девушки ничего не расскажут. А тебе — да. И ты сможешь отделить ложь от правды и желание наживы от знаний. Это очень важная работа и я не могу доверить её кому-то без особой смекалки и хитрости. А ты, Дореа, умная и прозорливая. Но если тебе не хочется даже видеть эти дома, только скажи, мы забудем об этом разговоре.       — Нет, кхалиси, все в порядке, — небольшая лесть сработала, служанка горела желанием показать себя.       — Тогда ночью, после ужина, возьми Джораха и отправляйтесь. Он будет твоим защитником, придумайте легенду о том, что он — наёмный меч. Я не хочу, — она положила ладонь на щеку Дореа, — чтобы с тобой что-то случилось.       Та кивнула и Дени, улыбаясь, вышла. Мужчины говорливы и расслаблены после секса. Иногда дома удовольствий куда лучший источник информации. А сейчас им нужна вся информация, которую они могут найти.       Дени вернулась в комнату, когда ванна была уже готова: Визерис просил прохладную, а на ее подготовку уходило совсем мало времени. Она присела на кровать и стала ждать, пока Ирри и Чхику закончат с ванной.       Служанки Дени явно хотели остаться, чтобы помочь Таргариену, но он не нуждался в дальнейшей их помощи. Если его начнут натирать девичьи руки, юноша не отвечал за свои реакции. Лучше сам помоется, а то Дейенерис потом так и не дождётся его рассказа. Визерис с удовлетворенным тихим стоном опустился в прохладную воду, сначала просто отмокая, а уже потом быстро намыливая плечи, лицо и волосы. Единственная помощь, которая нужна была ему от дотракиек — полить ему на голову, чтобы смыть пену. В общем, на ванну ушло приятных десять минут, и юноша покинул бадью, освеженный, блестящий от воды и остывший. Именно такого ему не хватало в кхаласаре — обычных благ.        Визерис позволил обтереть его и накинул халат, расшитый диковинными зверьми. Это был чей-то подарок из Миэрина, но юноша особо не запоминал, кто им и что дарил. Наконец, он развернулся к сестре и с хитроватым выражением лица приблизился к кровати.       — Помнишь, в детстве я пытался заставить тебя выучить всех наших предков и их драконов? Ты всегда всех путала, — для маленькой девочки было слишком тяжело запомнить правильный порядок и хитросплетения дворцовых интриг. — В любом случае, сейчас тебе понадобятся эти знания, — Визерис словно забыл про служанок, убирающих бадью, он лёг с противоположной от девушки стороны и перекатился на бок, похлопывая по покрывалу рядом с собой, намекая, что не продолжит (или начнёт) рассказ, пока сестра не уляжется с ним рядом. С волос его скатывались капли, но юноше были приятны эти прохладные, скользящие прикосновения, в комнате было жарче, чем в воде.       Дени ерзала на кровати, пока Визерис нежился в ванной. Ей не терпелось послушать, что же так изменило брата, узнать, наконец, тайну превращения того сумасшедшего и отчаянного сына их отца в настоящего дракона. А Визерис, будто совсем не торопился, нежился, натирал себя ароматным мылом. Потом встал, будто у него есть все время на свете, дал дотракийкам обтереть его, накинул халат, медленно пошел к кровати. Дени еле сдержалась, чтобы не вскочить и совсем не сексуально шлепнуть его по заднице, как медлительного ребенка.       Конечно, она помнила все эти рассказы. Для неё это тогда ничего не значило. И как только Дени научилась писать, она всегда записывала всех предков и драконов, чтобы потом повторять. Чтобы не вызывать гнева брата и увидеть одобрение в его глазах. Где-то эти бумаги потерялись еще до того, как они прибыли в Пентос. Да и бумагами это толком не было: так, клочки, ободранные отовсюду. У них никогда не было роскоши тратить деньги на настоящую бумагу и красивые чернильницы с перьями. Поэтому Дени перебивалась, чем могла. Благо, к тому времени, когда она где-то забыла эти записки или они просто выпали из кармана юбки, когда они опять бежали, в память хорошенько въелись все имена, даты и события.       Дени закатила глаза, но легла рядом, подложив под щеку ладони и повернувшись лицом к брату.       — Я помню все, что ты мне рассказывал, — сказала она тихо. — Я тогда полночи могла сидеть со своими записками, пытаясь разобрать, что там накарябано в свете звезд, чтобы с утра рассказать тебе. И получить хоть немного одобрения.       Она решила не говорить, что одобрение, ради которого она так старалась, таяло быстрее, чем лед на солнце. Сначала оно там появлялось, затуманенное, потом мелькало где-то в глубине глаз, а затем и вовсе отсутствовало. И Визерис отмахивался от неё, занятый своими мыслями.       В улыбке Визериса проскользнуло что-то грустное и напряженное, но потом исчезло, и он, погладив сестру по щеке, всё-таки начал свой рассказ.