как обычный человек

Джим перезаряжается, пробираясь к единственному целому укрытию, которое он смог найти, и пытаясь оценить херовость своего состояния, когда один из идиотов, что руководит этой операцией, внезапно застывает. Голова парня запрокидывается назад, так, словно его только что ударили, а затем он падает. Потому как только что его действительно ударили. Адам выступает из разряженного воздуха, равнодушно обходя распростёртое тело, когда маскировка окончательно исчезает. На нём виднеется несколько синяков, которые, тем не менее, уже почти полностью зажили благодаря иммунной системе аугов или что там у них ещё. Он сосредоточен, хмурится так сильно, что это кажется болезненным даже на вид. Направляется прямо к углу, замечает Джима и произносит: — Хей. В одночасье всё напряжение спадает, его плечи облегчённо расслабляются, и он подходит поближе. Джим поднимает на него взгляд: — Какого чёрта ты тут делаешь? Адам улыбается самыми уголками губ, и ни с того ни с сего у Джима проскакивает мысль, что, даже несмотря на злость, он бы хотел увидеть это снова. Но не это главное. Адам отвечает: — Они отправили сообщение с требованиями о выкупе в штаб-квартиру. — И вы потратили ресурсы на... Голова Адама наклоняется, и он едва останавливается, чтобы не закатить глаза. Чёртов Дженсен. — Только я. И я здесь не совсем... Официально. — И почему я не удивлён? — Джим вздыхает. — Меня начинает утомлять быть таким невъебенно-ценным трофеем. Сколько ещё? Адам опять наклоняет голову: — Ни одного. Он знал, что Адам работает быстро, но... — Господи Иисусе. — Он поднимается, вздыхая, и убирает пистолет, который смог достать пока его похитители были отвлечены, обратно в кобуру. Короткая ухмылка превосходства, быстро подавляемая, как и остальные моменты проявления личности, а затем Адам замирает. Её сменяет беспокойство. — Вы в порядке? — Да. — Он трясёт головой и почему-то чувствует, как из него пропадает вся воинственность. — Нет. Без серьёзных ран, но, я думаю, они меня чем-то накачали. Боль ощущается не так сильно, как должна. — Предполагаю, без шума Вы им не дались. — С теплотой в голосе отзывается Адам. — Сломал чью-то челюсть. И это при том, что я всё ещё был связан. — Он морщится и трёт переносицу, стараясь унять зарождающаяся боль. Боже, это его убьёт. Он пошатывается и бормочет: — Я так устал от того, что меня накачивают. — Он скрипит зубами; он не хотел этого говорить. Какая-то часть его всё ещё кричит, что это не дело – показывать слабость перед агентом. Даже тем, который видел как он мучительно умирал. Или тем, который видел с каким трудом он стоял на ногах на обратном пути из Лондона. Он чувствует, как Адам пододвигается ближе: — Каковы эффекты? — Я... Чёрт, я не знаю. Я просто чувствую, что... — он моргает, пытаясь найти слова, и проводит заляпанной кровью рукой по волосам, — я так устал от всего этого. Слова были достаточно тихими, но он уже хочет забрать их обратно. Они заставляют его выглядеть слабым, побеждённым. Старым. И не то чтобы это хоть как-то могло помочь миссии. Не это, блять, главное. Он не хотел... Рука на его плече. Сжимает Адам мягко, даже, наверное, несколько осторожно; парень может разорвать человека надвое, если захочет, но не похоже, чтобы он когда-нибудь со злости пользовался своей силой вне поля боя. Боже, он всегда такой заботливый. Это должно быть так утомительно – постоянно себя контролировать, когда ты мощь во плоти. Хотя, возможно, он просто не тот тип, которого привлекает сила. Внезапно где-то в глубине души Джим радуется, что в их рядах есть аугментированный псих и что он из числа порядочных. Хриплый голос Адама звучит чересчур обеспокоенно: — Джим? Джим смотрит в золотые переливающиеся стёкла очков, и выпаливает: — Ты их вообще когда-нибудь убираешь? Блять. Это точно не то что он хотел сказать. Брови Адама приподнимаются над линзами. Следует небольшая пауза, быстрый вдох, и затем Адам произносит: — Вы знаете, что убираю. И Джим слышит это: голос собеседника становится чуть более резким, чем обычно, он отдаёт испугом. — Нет, недостаточно. — Джим кидает хмурый взгляд. — Почему ты ни на кого не смотришь? Сначала я думал, что это грёбанная показушность, но... Ты так сильно нас боишься? Адам сжимает пальцы, и на мгновение раздается негромкое жужжание привода. Недвусмысленный вздох. — Ты прав. Они определенно тебя чем-то накачали. — Вероятно. Или, возможно, я просто устал притворяться, что не замечаю. — Мы должны выбираться отсюда. Ты уверен, что тебя не ранили? — Да-да, конечно, мы натуралы, но... Я знаю, что дело не в этом. Ты не из этого типа, — Джим делает шаг вперёд и смотрит как большой и страшный ауг отступает на полшага назад, — и большинство из нас уже видели аугментированные глаза, они не такие уж и непривычные. Ты просто из того типа, который любит скрываться. Адам снова напрягается, но на этот раз не по причине миссии. — Конечно. Мы можем поговорить об этом позже. — Он начинает двигаться, намереваясь уйти. — И я также могу сказать, что ты смотришь на меня. — произносит Джим. Адам застывает. Джим тоже. А затем хочет ударить себя. Или даже убить. Это может сработать. — Это было не... Ты прав, мы должны... — Он потирает лоб и утыкается взглядом в стену. Проще сказать это бетону. Не будет так проблемно. — Тем не менее, ты часто это делал. Сначала думал, что ты просто дёрганный и пытался понять, не из-за бухла ли это. Но теперь я понял. Наступает тишина. Не слышно даже шуршания одежды, всё же Адам умеет быть мертвецки тихим, когда захочет. А сейчас Джим упорно роет могилу, в которую вполне может зарыться сам. Он выдыхает. — Через какое-то время ты учишься замечать это. После того, как достаточно раз проделаешь это самолично. Снова повисает молчание, а затем вновь слышится тихое жужжание привода. По полученному опыту, Джим может сказать, что Адам сжимает и разжимает кулаки. Он поднимает взгляд и видит, что Дженсен делает это. Сжать, разжать, повторить. Страх, скованность. Он устал от этого. Миллер произносит: — Ты когда-нибудь бываешь честным? Или нет такой привычки? Адам медленно поворачивается: — Беру пример с тебя. — Говорит он тихо и жёстко. В то же мгновение качает головой, и, должно быть, морщится за стеклом линз. — Чёрт. Простите, босс. Не имею ни малейшего понятия, о чём Вы говорите. Он начинает нервничать; об этом можно сказать по его рукам и плечам. И всё же он продолжает изображать спокойствие настолько предумышленно, что в моменты, вроде такого, это становится слишком очевидным. Из него хреновый лжец. — Конечно, блять, не знаешь. Ты начал миссию в одиночку как идиот, чтобы вытащить меня отсюда. — Просто... — И не говори мне, что это просто ауги или просто разведка. — Их было не так уж... — Их было достаточно, чтобы ты мог попросить о подкреплении. Такие выкрутасы я бы мог выкинуть лет пятнадцать назад, если бы у меня тогда не было семьи. Я могу отличить, когда человеком движет сердце, а не голова. Адам смотрит в сторону, губы сжаты. — Сейчас не время. Если Вы хотите устроить мне разнос за непрофессионализм, мы можем сделать это позже. Джим сжимает зубы. — Боже, почему ты меня не слушаешь? И убери эти чёртовы штуки, — он дотрагивается пальцами до виска Адама, и Адам резко поворачивается, чтобы взглянуть на него. Он не знает почему продолжает прикасаться или почему продолжает вести руку вверх до тех пор, пока не заканчивает своими пальцами поверх тёмных колючих волос. Адам сглатывает. Он делает вдох, и его рот совсем чуть-чуть открывается, так, словно он ничего не может с этим поделать. Так, словно он наслаждается этим. — Не лучшая идея, босс. Но он не двигается и не говорит Джиму прекратить этот ёбанный бред, и... Внезапно, линзы исчезают. В оцепенении, он моргает, уставившись на Джима, бледный и усталый и каким-то образом более реальный. — Я... — он закрывает глаза, — чёрт. Не собирался этого делать. Он слегка сдвигается, наклоняя голову, и льнёт к руке Джима. — Ты ведь... Не пытаешься сделать мне выговор, да? — Я бы чувствовал себя намного лучше, если бы ты смотрел на меня. Глаза Адама открываются, и они тёмные, наполненные болью. Несмотря на все технологии, линии вокруг его глаз очень... Человеческие. — Желание чего-то не делает это правильным. — Да. Если не считать ранга, ты чертовски младше меня. И как агент – та ещё боль в заднице. — Ага. — тихо произносит Адам. — А ты проклятье как накачан, так что мы должны... - Мммф Фраза обрывается, лишаясь окончания. Губы Адама все потрескавшиеся, но гораздо мягче, чем кажутся. Джим пользуется этим слабым, испуганным звуком, чтобы поцеловать его сильнее. Адам застывает - а затем его рот приоткрывается, и вместо аугментированной статуи Джим ощущает настоящего человека, с тёплым ртом и колючей бородой, который отвечает на поцелуй. Адам издаёт тихий звук глубоко в горле, приглушённый стон, а затем вдыхает в себя Джима. Ладонь Адама сжимается вокруг руки Джима, и на мгновение он чувствует, как к нему прижимается худое, но сильное тело, тёплое даже через броню. Боже, как хорошо. Даже слишком хорошо. Лучше, чем представления, которых у Джима никогда не было, и чем пресеченные неловкие фантазии. Это одна из самых худших ошибок, которую он совершал. Адам резко отрывается от него. — Господи... — он тяжело дышит, — Джим... — Если ты будешь продолжать вытаскивать мою задницу из передряг, я думаю, что должен по крайней мере сказать спасибо. Адам стоит взлохмаченный, продолжая изумлённо моргать, его губы красные, а глаза тёмные, дикие. Джим не знал, что ауги могут так делать, но Адам уже выглядит так, словно кто-то толкнул его к стене и... О, боже, нет. Он не может позволить себе так думать, он сойдёт с ума. Он хочет – Господи, блять – он хочет всё. Его пальцы подрагивают от воспоминаний о том, каким тёплым был Адам. И каким сильным. Затащить кого-нибудь такого в постель... Нет, он не может позволить себе быть настолько идиотом. Но прошло столько времени с тех пор, как кто-то прикасался к нему вот так... С тех пор, как он кого-нибудь держал. И то, как Адам действовал, как держал себя... Должно быть, у него тоже прошло немало времени. Хотя кто, чёрт побери, не будет хотеть... — Это наркотик, — произносит Адам. Его тон твёрд, но голос всё ещё дрожит, а брови страдальчески изогнуты. И чёрт побери, никто не должен выглядеть так прекрасно, когда отказывает тебе. Джим вздыхает. — Он и есть. Но я, сующий язык тебе в горло? Не, это было в мыслях уже давно. Глаза Адама расширились и словно умоляли. — Ты будешь ненавидеть нас обоих, когда отойдёшь. Возможно, ты даже этого не вспомнишь. Джим ничего не может с собой поделать. Он снова тянется, дотрагивается до лица Адама, проводит большим пальцем по бороде и шраму на коже. — Я знаю. Но хотя бы один раз, я хочу... Хотя бы один раз. Адам выглядит так, будто его ударили. Всего лишь на несколько секунд он прижимается к ладони, закрывает глаза. — Да. Да, я знаю... Потом он отстраняется, и защитные линзы вновь выдвигаются. — Идём, — говорит он уже на ходу, — там птичка ждёт. Джим делает пару глубоких вздохов, пытаясь собраться с мыслями, и следует за ним.