Любовь во время зимы

      9 августа 2012 года       — …а потом он вышел к толпе и заставил встать всех на колени, представляешь? И он использовал магию! — эмоционально щебетала Джин Грейнджер, помешивая суп на плите. — Так грубо нарушить этот ваш Статут…       Гермиона обессиленно откинулась на маленьком кухонном диванчике, плотнее завернувшись в теплый плед.       — Мне ничего такого не сообщали, мама, — ответила она, нахмурившись. — Вряд ли это кто-то из наших. Ты ведь знаешь, сейчас, со всеми этими супергероями, трудно разобраться, что это: магия или какие-либо другие фокусы.       — Это точно, — снова отвернувшись к плите, продолжила Джин. — Не хватало нам волшебников с волшебными палочками, так теперь этих самых супергероев пруд пруди: то мутанты, то люди в железных костюмах. Того и гляди, инопланетяне попрут сюда, как к себе домой…       — Не дай Мерлин, мам, — выдохнула Гермиона, принимая из рук матери кружку с обжигающе горячим чаем. Ладони девушки были бледными и холодными, как лед.       — Малышка, ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? — с беспокойством спросила Джин, погладив дочь по голове. Та и правда в последние дни выглядела не очень здоровой, что, учитывая ее особое положение, очень сильно волновало миссис Грейнджер.       — Да, мам, все хорошо, — Гермиона с трудом выдавила из себя улыбку.       Ну не говорить же матери, что ни она, ни колдомедики не знают, что с ней происходит.       Вначале известие о беременности повергло Гермиону в ужас, и еще страшнее оказалось то, что просто так избавиться от ребенка у нее не было никакой возможности. По крайней мере, без серьезного вреда для своего здоровья. Уже позже, все обдумав, Грейнджер поняла, что так будет даже лучше. Она осознавала, что рано или поздно ей захочется иметь детей, но мысль искать ради этого какого-либо мужчину ей не нравилась. Слишком много обиды причинили Гермионе представители мужского пола всего за последний год. К тому же она не могла винить малыша в том, что сделал с ней его отец, и даже была рада, что он не будет присутствовать в их жизни.       Да и при всем желании Гермиона не смогла бы найти человека, чьего имени не знала. Черты лица Незнакомца в воспоминаниях были смутными, одно лишь она помнила отчетливо: ярко зеленые глаза. Гермиона всегда любила такой цвет глаз и никогда не встречала подобного в жизни. Да, у ее друга Гарри были зеленые глаза, но те всегда казались затянутыми мутной, словно болотная тина, поволокой. И только глаза Незнакомца были чистыми и яркими, пугающими и притягательными, как яд...       А им с малышом будет хорошо и вдвоем.       Только сейчас у Гермионы были здравые сомнения в том, что этот ребенок вообще родится. Вначале все было вполне в рамках нормы, даже утренняя тошнота не причиняла особого дискомфорта привыкшей к трудностям девушке, но с первых дней второго триместра появились серьезные проблемы: усилилась тошнота, навалились дикая слабость и усталость. И, что самое странное, Гермиона с каждым днем стала все больше мерзнуть.       Сначала это был лишь легкий озноб, вполне оправданный для довольно прохладного мая и дождливого июня, но когда ближе к середине июля погода совсем наладилась, радуя лондонцев жаркими солнечными днями, Гермионе стало страшно. Потому что когда все начали жаловаться на удушающую жару и безбожно палящее солнце, Грейнджер все сильнее куталась в теплые зимние свитера и пушистые пледы, больше уместные для рождественских морозов. Адский холод сковывал конечности, вымораживал нутро и подбирался прямо к нервно стучащему сердцу. И ни один колдомедик, ни сама Гермиона не могли найти причины подобной аномалии. Одно было ясно: дело в беременности.       — Доченька, — Джин приобняла Гермиону за плечи. — Быть может, тебе все-таки к обычному доктору обратиться?..       Этот разговор Джин Грейнджер начинала каждый день уже две недели подряд, чем изрядно измотала свою дочь. Но, как бы ни злилась Гермиона, она не могла позволить себе сорваться на матери. Не после того, как с трудом вернула ее доверие и расположение.       Конфликт с родителями длился почти пять лет. Вначале, после победы над Волдемортом, Гермиона не могла найти в себе сил: встретиться с Джоном и Джин Грейнджер значило для нее очень многое, но посмотреть им в глаза при встрече было страшно и стыдно. Поэтому Гермиона оттягивала момент воссоединения семьи как могла и отправилась на поиски родителей лишь к концу 1999 года. И только через два месяца, на Рождество, она отыскала их в Сиднее. Пасторальная картина праздника в бездетной семье Грейнджеров больно ранила Гермиону, она вдруг почувствовала себя совсем ненужной. Но после, поговорив с родителями как случайная незнакомка, она поняла, что они, даже не помня дочь, безумно по ней скучали.       Возвращение памяти оказалось делом долгим и трудоемким, и Грейнджеры вспомнили Гермиону лишь летом 2001 года, проведя полтора года в больнице им. Св.Мунго. Но на этом проблемы не закончились, поскольку Грейнджеры, оскорбленные до глубины души тем, насколько легко дочь «вычеркнула их из собственной жизни», наотрез отказались с ней общаться. Та очень тяжело это переживала, с головой уйдя в работу, и лишь изредка пытаясь наладить контакт. Лед тронулся почти пять лет спустя, к Рождеству 2007 года — Джин не вынесла одиночества и разлуки с дочерью. Потихоньку, помаленьку Гермиона возвращала доверие родителей, причем отец до сих пор общался с ней с прохладцей, сквозь зубы и сильно раздражался при любом упоминании волшебства.       Поэтому Гермиона не могла позволить себе сорваться и разрушить хрупкий мир, возможно, навсегда тем самым отдалив от себя родителей. Ей приходилось терпеть удушающую заботу матери, которая, видимо, отыгрывалась за все годы разлуки. А после известия о беременности Гермионы Джин стала совсем неуправляемой, вцепившись в дочь и будущего внука или внучку мертвой хваткой. Она разве что не ночевала у Гермионы, усердно помогая ей со всеми домашними делами.       — Мама, — выдохнула девушка, устало прикрыв глаза. — Со мной на самом деле все хорошо. И мне не нужен магловский доктор, потому что он все равно ничем не сможет помочь ведьме…       — Но ты даже пол ребенка узнать не хочешь, неужели тебе не интересно? — посетовала Джин, которую давно снедало любопытство. — Современные технологии это позволяют…       — Я в курсе, — уверила ее Гермиона. — Но не хочу этого знать. Зачем? Если все равно ничего нельзя изменить.       Она собиралась любить этого ребенка, невзирая на то, мальчик это или девочка. Разве это так важно? Главное, чтобы малыш был здоров, а это показывали и обычные магические диагностики.       — Я порой забываю, какая ты упрямая, — с грустной улыбкой сказала Джин, поцеловав Гермиону в висок, и, взглянув на часы на стене, вскочила и засуетилась. — Ох, я ведь обещала папе быть дома к четырем, он скоро вернется с работы, а дел еще очень много. Если что — звони.       Слушая, как мама возится в прихожей, обуваясь и гремя ключами, Гермиона, наконец, с облегчением выдохнула. Ей все тяжелее давалась эта актерская игра для одного зрителя, но волновать Джин не хотелось. Та все равно ничем не могла помочь и только все больше и больше бы беспокоилась, нервируя тем самым дочь.       Гермиона заметила, что все чаще стала относиться к собственным проблемам с философской обреченностью. Она устала от плохого самочувствия, от бесплодных поисков, от страха за себя и за ребенка. Ее состояние больше напоминало активно развивавшуюся депрессию, и она никак не могла с ней справиться.       Бесцельно блуждая по своему новому дому, Гермиона все не находила себе занятия. Книги в кабинете перечитаны по сто раз, на телевизор уже и смотреть тошно, на улице на нее будут смотреть как на умалишенную — в теплом свитере и штанах… То, что осталось от прежней Гермионы, еще требовало что-то сделать, вот только если бы она знала, что.       Сейчас ее как никогда раньше радовало наличие собственного жилья, где можно расслабиться и не притворяться. Деньги, полученные вместе с Орденом Мерлина за победу над Волдемортом, и накопленные за годы работы галеоны Гермиона перевела в фунты и приобрела себе небольшой, но милый и уютный викторианский домик в Ричмонде, неподалеку от Ричмонд Грин парка. Не очень далеко от дома родителей, чтобы те не подумали, что она сбегает от них как можно дальше, пусть у Гермионы и было такое желание после трех месяцев проживания с Грейнджерами на одной территории этой весной. Но и не слишком близко, чтобы родители не сильно докучали ей своим присутствием. Правда, это не очень помогло, и Джин налаживала быт дочери по своим привычкам и предпочтениям, отговариваясь, что Гермионе надо больше отдыхать, а не таскать тяжелые коробки.       Полупустые комнаты казались Гермионе чужими. Она почти ни к чему не приложила своей руки, все, начиная от обоев и мебели, заканчивая посудой и сувенирами, за нее выбирали и расставляли другие. Единственное место, куда Грейнджер не пустила даже свою мать — это личный кабинет, служивший еще и библиотекой. Небольшая комнатка, по периметру заставленная книжными стеллажами, была для Гермионы самой родной и любимой, невзирая на мрачность и кажущуюся загроможденность.       Именно здесь Гермиона чувствовала себя в своей тарелке. В кабинете она проводила почти круглые сутки, свернувшись калачиком в большом, уютном кресле или сидя за массивным письменным столом.       Ближе к вечеру пришло сообщение от Джинни с предложением встретиться. Та в очередной раз сплавила своих детей на Молли и собирала подруг в лице самой Грейнджер, Луны Скамандер и Ханны Лонгботтом, чтобы посидеть в тесной компании и посплетничать обо всех, о ком смогут вспомнить.       Гермиона никогда не любила эти посиделки, поскольку праздная болтовня о шмотках, мужчинах и прочем ее нисколько не привлекала, но обостренное чувство долга требовало присутствовать почти на каждой встрече. Еще неприятнее было оттого, что по мере рождения детей все разговоры девчонок скатывались в сторону пеленок, распашонок, прикорма и грязных подгузников. И каждый раз Грейнджер чувствовала себя белой вороной, поскольку последние пару лет детей не было только у нее. Когда же подруги узнали о беременности Гермионы, стало только хуже. На нее посыпались непрошенные советы, потому что девчонки, наконец, почувствовали себя хоть в каком-то вопросе более сведущими, чем Гермиона. И это раздражало с каждым разом все больше.       И вообще, стоило ли встречаться без детей, чтобы разговаривать только о них, словно в жизни больше нет ничего интересного. Грейнджер с ужасом представляла, что через несколько месяцев станет такой же… Жуть.       В любом случае, она не собиралась никуда идти, и у нее было железное оправдание — плохое самочувствие. Главное, сбросить звонок до того, как Джинни опять начнет что-то советовать. Потому что все это Гермиона слышала уже не по одному разу.       Звонок домашнего телефона заставил Грейнджер вздрогнуть. Впрочем, мало кто знал номер ее домашнего телефона, и это, скорее всего, звонила мама, решившая в сотый раз узнать, как у ее дочери идут дела.       — Дорогая, — раздался в трубке шепот Джин. — Похоже, я экстрасенс и твои волшебные способности достались тебе от меня.       — Почему ты так решила? — опешила Гермиона.       — На Нью-Йорк напали инопланетяне, — выпалила Джин уже громче. — Включи телевизор, там почти по всем каналам показывают.       Гермиона послушно ткнула на кнопку. На загоревшемся экране замелькали кадры любительской съемки, где над недавно построенной башней Тони Старка, прогремевшей на весь мир новой системой энергоснабжения, висела огромная дыра, из которой, словно тараканы, расползались крохотные точки инопланетных захватчиков. На фоне нью-йоркских высоток по небу плыло огромное существо, похожее на помесь черепахи и ящерицы, тут и там мелькали уродливые рептилоиды на массивных скутерах, с оружием, похожим на короткие копья. Всюду дым, разрушения и трупы…       От шока Грейнджер чуть не рухнула на диван. Да, в последние десять лет магловский мир и так будто сошел с ума, но еще и это… Все знания, накопленные Гермионой за годы жизни, враз показались ей несостоятельными, не отражавшими реалий окружающего мира. Словно она попала в какую-то иную реальность, где для обычных, нормальных людей уже не было совсем никакого места.       Очевидцы, которым посчастливилось уйти живыми из эпицентра нападения, рассказывали, что отбивать атаки начали даже не вооруженные силы США, а несколько добровольцев, обладавших сверхчеловеческими способностями. Кто-то уже ранее был известен общественности, как Тони Старк, создавший летающий железный костюм, или суперсолдат Стивен Роджерс, выживший после многолетнего пребывания во льду, а также огромный зеленый зверь, несколько лет назад разрушивший пару зданий на территории одного из американских институтов. Высокий, широкоплечий мужчина в красном плаще, юркая рыжеволосая девушка, а также темноволосый парень-лучник были ранее никому не известны, но не стоило сомневаться, что об этих людях уже сегодня заговорит весь мир.       Само нападение к этому часу уже было отбито, дыра, открытая при помощи какого-то прибора, закрыта. Нью-йоркцы зализывали раны и подсчитывали потери, число которых ужасало даже на первый взгляд. В центре событий оказались тысячи человек, и хоть нападавшие и старались попусту никого не убивать, многие погибли от взрывов, обрушившихся обломков зданий и шальных выстрелов.       Несложно было понять, что после такого ничто больше не будет, как прежде. Мир изменится навсегда…       — Как такое может быть, Гермиона? — тихий голос матери заставил девушку вздрогнуть.       Удивительно, что Джин рискнула побеспокоить дочь такими известиями, но у миссис Грейнджер конечно же, хватало ума понять, что Гермиона рано или поздно обо всем узнала бы сама.       — Мир сошел с ума, — пробормотала она, пытаясь вернуть себе самообладание. Пусть новость напрямую не касалась никого из Грейнджеров, но она могла выбить почву из-под ног у любого здравомыслящего человека.       — Тебе точно ничего не говорили?.. — с нажимом спросила Джин, подразумевая, что, какая-никакая приближенность к министру в лице Бруствера и главе аврората в лице Гарри, давала Гермионе лишние достоверные источники информации.       Выяснение всех нюансов заняло почти полчаса. Как Грейнджер смогла узнать, нападавшие и правда имели внеземное происхождение, для них неизвестный открыл что-то вроде межпространственного портала. Международная Конфедерация Магов решила придерживаться выжидательной позиции, вмешаться в ситуацию и ее последствия не давал Статут, который самой Гермионе давно уже стоял поперек горла.       Последние годы она вела кампанию по плавной интеграции магов в магловский мир, и во многих вопросах Статут только все замедлял. Консерваторы из числа старых семей и их приближенных вцепились в него, как в щит, прикрываясь им от любых попыток что-то изменить.       Они словно отказывались понимать, что маги не могли больше оставаться в тени, как раньше. Стремительное развитие техники оставляло все меньше простора для волшебников, и Гермионе понадобился почти год, чтобы убедить Визенгамот в том, что у магов был только один единственный путь — как можно сильнее слиться с магловским миром, перенимая их моду и технологии.       Итогом стало то, что в Лондоне появился филиал Хогвартса в виде начальной школы, где чистокровных учили основам магловских наук, маглорожденные же начинали изучать основы волшебства, законы и правила магического мира, а также способы контроля своей магии. К тому же Хогвартс в обычном мире получил статус закрытой частной школы для одаренных детей, и после его окончания ученики получали аттестат, с которым могли пойти в магловские ВУЗы.       Отдел тайн разработал, а точнее раскрыл давно разработанную защиту от магического воздействия для магловских приборов. Самые продвинутые и маглонастроенные маги быстро обзавелись телевизорами, сотовыми телефонами и бытовыми приборами, показывая пример остальным.       Это были очень важные первые шаги, которые сейчас грозили стать последними. Захочет ли магическое общество, и без того взволнованное быстро развивающимися маглами, вливаться в их общество? И не окажутся ли сами маги в опасности - люди обычно боятся всего необычного и неизведанного, а уж после нападения инопланетян... Магов просто истребят, как очередную угрозу...       Размышляя над всем этим, Гермиона с трудом погрузилась в поверхностный, прерывистый сон. Последние пару недель Грейнджер спала крайне плохо, ее терзал холод и смутные, неясные образы, протягивавшие к ней липкие, ледяные руки из туманных, морозных сновидений. Вот и сейчас, заснув почти под утро, Гермиона проснулась через пару часов, задыхаясь от сковавшего легкие холода. Онемевшие ступни ломило, а в ладони словно воткнулись сотни маленьких острых игл. Взглянув на свои руки, Грейнджер едва не вскрикнула — вся внутренняя сторона ладоней была покрыта тонкими и острыми, как стекло, осколками льда. Новые, только вчера постеленные простыни были запачканы кровью из мелких трещин и порезов.       Сердце испуганным зверем билось в груди, и внезапно, будто вторя ему, в дверь постучали. Дрожа всем телом, Гермиона запахнулась в плед и, схватив с тумбочки палочку, направилась в прихожую. Все еще шокированная, Грейнджер не могла сообразить, кто это мог быть: все маги, имевшие доступ к ней в дом, перемещались камином или аппарировали, через дверь приходили только старшие Грейнджеры, но у них был свой ключ. Быть может, мама просто забыла его дома — иногда случалось и такое.       Крепче зажав в руке палочку, Гермиона резко дернула на себя дверь и охнула от неожиданности. На крыльце, больше напоминающем небольшую веранду, стоял тот самый Незнакомец собственной персоной. В легкой зеленой рубашке и джинсах, с отросшими волосами, рассыпанными по плечам, он мало походил на себя прежнего, но эти глаза и хитрую ухмылку Грейнджер не спутала бы ни с чем.       Гость окинул ее слегка удивленным взглядом, словно не ожидал увидеть здесь именно Гермиону, а затем, снова усмехнувшись, шагнул внутрь. Грейнджер неосознанно отступила вглубь коридора, нацелив на Незнакомца палочку.       — Дорогая, я дома, — издевательски протянул он, легким движением руки захлопнув дверь, и Гермиона почувствовала себя словно в мышеловке.