***
Поскольку было уже довольно поздно, родственники молодых остались на ночь в особняке князя Вяземского, что стало ещё одним поводом для тяжких переживаний Адель. Где-то там, в противоположном крыле второго этажа, выделили спальню для Александра и Жаклин. Значит, они сейчас… Богатое воображение, подогретое ревностью и болью, рисовало красочные картины, которые заставляли сердечко княгини Оболенской обливаться кровью, словно раненая птица, попавшая в силок. От её внимания не ускользнуло то, как отчаянно Жаклин пыталась привлечь внимание своего мужа во время приёма и на балу, как она наигранно улыбалась и стреляла глазами во всех привлекательных мужчин, надеясь, что Александр станет ревновать. Но, увы, граф Бутурлин не обратил на жену ни малейшего внимания, лишь станцевал с ней пару раз за весь вечер, остальное время проведя в мужской компании. Значит, Жаклин непременно попытается взять реванш этой ночью, буквально под носом у неё, и от осознания этого факта Адель становилось ещё больнее. Он ведь должен был принадлежать ей, ей одной, он любил её, а не эту змею Жаклин, но так вышло, что именно она сейчас нежится в его объятиях, в то время, как Адель вынуждена ложиться в постель с нелюбимым человеком. Адель стояла у высокого окна в спальне, которую должна была делить этой ночью с мужем, ведь отец и Мишель не могли предоставить им отдельные комнаты, дабы не давать Бутурлиным лишнюю пищу для размышлений. Княгиня уже приготовилась ко сну, приняв горячую ванну и надев ночную сорочку и длинный шёлковый пеньюар. Она нервничала, непроизвольно переплетая тонкие пальцы рук и, то и дело, кусая губы. Мало ей ревности, снова сдавившей горло своей мёртвой хваткой, так ещё и эта вынужденная совместная спальня с мужем! С некоторых пор они с Владимиром Кирилловичем заметно отдалились друг от друга, и Адель чувствовала себя как никогда одинокой. Она понимала, почему муж держит дистанцию в общении с ней, и была даже рада этому. Князь воспылал к ней страстью на свою беду, и это безумно смущало Адель, ведь она не могла предложить мужу ничего в ответ на его чувства. О, ну почему судьбе нужно так издеваться над ней, словно она совершила какое-то страшное преступление, за которое нужно жестоко расплачиваться? Ведь всё было так спокойно и ровно, пока Владимир Кириллович относился к ней как к дочери! Адель любила беседовать с ним, отвлекаясь от своей печали и тревог, он всегда находился в прекрасном настроении, поневоле заражая её своим весельем и оптимизмом. Да и рассказчик из князя был отменный: от него Адель узнала уйму интересных вещей об Италии, да и вообще, с ним можно было беседовать на любую тему. Когда родилась Софи, он так радовался, с таким воодушевлением и удовольствием заботился о малышке, словно она и впрямь была ему родной! К дочери князь по-прежнему был внимателен, ежедневно проводя с ней время, а вот с Адель… Их общение теперь ограничивалось лишь встречами за обеденным столом и в детской. Фразы, которыми они обменивались, были столь банальны, словно супруги стали абсолютно чужими людьми, и Адель винила во всём происходящем только себя. Она хотела бы что-то изменить, наладить с мужем былое общение, но не знала, как это сделать, именно поэтому она так и нервничала, ожидая его прихода. Как он поведёт себя, ведь его чувства к ней не исчезли? Адель безошибочно распознала ревность в его глазах на сегодняшнем балу, она не могла ошибиться. Как же ей себя вести? Вдруг князь учинит ей допрос о тайной встрече с Александром? Она ведь не сможет солгать ему, это выше её сил! Внезапно дверь в спальню тихонько отворилась, и вошёл Владимир Кириллович со свечой в руке. Он бросил на жену внимательный взгляд и молча прошёл в гардеробную, а затем — в ванную комнату. Адель слышала, как муж переодевается, принимает ванну и готовится ко сну. Не в силах справиться с волнением, она поспешно скользнула в постель и накрылась одеялом до самого подбородка. Со дня свадьбы они с мужем ни разу не спали в одной постели. Адель боялась, что князь может сегодня предъявить права на неё, эта мысль пугала княгиню и заставляла дрожать, словно она до сих пор была девственницей. Ни один мужчина, кроме Александра, не касался её, и Адель не могла представить, как вести себя, если Владимир Кириллович проявит настойчивость. Дверь, ведущая в ванную комнату, приоткрылась, впуская в тёмную спальню полоску света, и Адель почувствовала непреодолимое желание спрятаться под одеяло с головой. Её мучили стыд и страх перед мужем, ведь она сегодня целовалась с Александром, а это уже можно расценить, как адюльтер. Господи, что же ей теперь делать? Внезапно мысль о том, что граф и графиня Бутурлины сейчас довольно бурно проводят время, заставила Адель задуматься. Она в сердцах бросила в лицо бывшего любовника откровенную ложь о том, что разделила брачное ложе с мужем… а что, если сделать эту ложь правдой? Она сполна отплатит Александру за боль, что он причинил ей, а заодно, хотя бы частично возместит мужу его страдания. Однако… как ей пересилить себя? Как сделать так, чтобы ей не стало противно в объятиях нелюбимого супруга? Если он заметит её холодность, ему станет ещё больнее! Владимир Кириллович между тем приблизился к постели и осторожно прилёг рядом со сжавшейся в комок женой. Злясь на себя за ребяческое поведение и трусливое желание спрятаться, Адель дрожащей рукой откинула одеяло от лица, закрыв глаза и отдавая себя в руки судьбы. Князь подвинулся ближе к ней и заглянул в раскрасневшееся лицо, проверяя, уснула ли она. Адель замерла, раздумывая, не лучше ли притвориться спящей и избежать трудного разговора. Внезапно тёплая, сухая рука князя легко коснулась её щеки, поглаживая и лаская. Адель вздрогнула от неожиданного прикосновения и растерянно уставилась на мужа, широко распахнув глаза. Он никогда раньше не позволял себе касаться её, разве что целовал руку при приветствии и прощании. Неужели она оказалась права, и князь решился изменить суть их брака? Вся дрожа, Адель отчаянно пыталась придумать, что ей делать. Князь медленно провёл большим пальцем по её мягким губам, не сводя с них глаз, мучительно желая поцеловать жену, прижать её к себе, хоть на миг ощутить близость юного, упругого тела… Дыхание его стало чаще и тяжелее, и Адель снова в испуге закрыла глаза, покорно ожидая следующего шага мужа. Владимир Кириллович осторожно отодвинул край одеяла, медленно, дюйм за дюймом, открывая тело жены своему взору. Наконец, он раскрыл её полностью, сбросив одеяло в сторону, и его воспалённый взгляд задержался на манящих округлостях её груди и торчащих сквозь тонкую сорочку твёрдых сосках, затем скользнул ниже, к тонкой талии и соблазнительному изгибу бёдер, к стройным ногам, которые Адель инстинктивно свела вместе. Боже, как она прекрасна! Словно небесный ангел — невинный и грешный одновременно. И она здесь, рядом, такая тёплая, живая, покорная… Стоит протянуть руку, и он прикоснётся к её шелковистой, гладкой коже, сожмёт в своей ладони упругую грудь, накроет губами твёрдые горошинки сосков, ощутит её нежное тело под своим и… но страх быть отвергнутым заставлял князя медлить и страдать от неутолённой страсти вот уже много месяцев. Однако сейчас, распалённое ревностью к графу Бутурлину, его желание взяло верх над разумом, и князь нерешительно, внутренне замирая от страха, коснулся губ Адель своими губами, целуя осторожно, едва касаясь. Она тут же вздрогнула и немедленно выставила руки вперёд, словно защищаясь. Этот жест вышел непроизвольным, но на Владимира Кирилловича он подействовал совсем не так, как ожидала его испуганная супруга. Вместо того чтобы отстраниться, он лишь крепче прижал её к кровати и снова завладел мягкими, розовыми губами, углубляя поцелуй. Возможно, долго сдерживаемые ярость и ревность толкнули его на это, но внутренний демон, который давно уже нашёптывал князю о том, что он имеет все права на жену, завладел его разумом, заставляя проявлять нетипичную для него настойчивость. Страсть забурлила в его крови, быстро разливаясь по телу, высвобождая из узды острое желание обладать ею, сделать её своей, наконец. И пусть она не любит его, пусть не испытывает к нему ничего, кроме благодарности, но она дала клятву у алтаря принадлежать ему телом и душой! Адель чувствовала, как её сердце стучит так быстро, что вот-вот вырвется из груди от страха и стыда. Ей казалось, что она совершает что-то в высшей степени непристойное и противоестественное, словно делит ложе с близким родственником. Она хотела было что-то возразить, но руки мужа крепко прижали её к постели, а губы закрыли рот требовательным поцелуем. Она и не предполагала в своём сдержанном, безобидном, всегда улыбающемся супруге, такую бешеную страсть и напор. Княгиня понимала, что по закону божьему она не имеет права отвергать мужа, с которым обвенчана в церкви, не может отказать ему, но её сердце отчаянно сопротивлялось этому, а тело, крепко прижатое к нему, покрывалось противными мурашками. Когда муж навис над ней, вдавливая её в кровать, она ощутила всю полноту его желания и внезапно поняла, что зря считала его таким уж старым. Нет, князь, похоже, ещё вполне способен овладеть женщиной, и Адель вдруг ощутила приступ острой паники. Она всем сердцем не желала этого, не хотела его прикосновений и поцелуев, и ничего не могла с собой поделать. Её тело слишком хорошо помнило нежные, будоражащие кровь прикосновения Александра, которые вызывали у неё томительную дрожь и возбуждали огонь в крови. Ощущая руки мужа, сжимающие её бёдра и грудь, Адель хотела лишь одного — чтобы он прекратил, чтобы отпустил её, оставил в покое… Когда князь торопливо спустил бретельки её сорочки и жадно припал губами к обнажённой груди, Адель не выдержала и сдавленно вскрикнула, снова упираясь ладошками ему в грудь: — Нет! Прошу Вас… не надо! Владимир Кириллович внезапно застыл, словно отчаянный возглас жены сразил его сердце, как свинцовая пуля. Он выглядел так, будто его внезапно разбудили после глубокого сна, и растерянно посмотрел ей в лицо. Под ним лежала напуганная, тяжело дышащая супруга, в огромных глазах которой застыли слёзы. Она была испугана, смущена, растеряна… Осознав, насколько он потерял голову, князь пришёл в ужас. Его сердце снова пронзила боль разочарования, ведь реакция Адель на его объятия красноречиво показала, что она никогда не будет принадлежать ему. Он медленно отодвинулся от неё, лихорадочно пытаясь привести дыхание в норму, а Адель тут же спрыгнула с кровати и подбежала к окну, закрыв руками пылающее лицо. Её хрупкие плечи слегка вздрагивали, выдавая, что она плачет. Ей было так стыдно, мучительно стыдно, она ощущала себя так, словно её вываляли в грязи. И именно за это ощущение презирала себя сильнее всего. Об этом она должна была подумать прежде, чем выходить замуж за Владимира Кирилловича, но она повела себя, как обыкновенная эгоистка. Она беспокоилась лишь о своей репутации, а о возможных последствиях этого брака и не задумалась. О, ну почему он вдруг возжелал её?! Зачем Господь так мучает их обоих? Что они плохого сделали? До сознания князя вдруг дошли тихие всхлипывания, которые его жена изо всех сил старалась приглушить. Он выбрался из постели и медленно приблизился к ней, не зная, как теперь смотреть ей в глаза. Может, стоит просто признаться ей во всём, а не избегать трусливо, словно желторотый юнец, который боится объясниться в любви своей избраннице? Рука Владимира Кирилловича осторожно легла на плечо всхлипывающей жены. Она вздрогнула и обернулась, растерянно глядя на него огромными глазами, сверкающими от слёз. Не в силах выдержать это испытание, князь порывисто обнял её, привлекая к себе, и Адель заплакала ещё сильнее, смывая слезами все волнения этого бесконечного дня. Она спрятала голову на груди мужа, закрыв лицо руками, и рыдала горько, безудержно, а сердце князя сжималось от обуревающих его эмоций. — Ну, полно, душа моя, полно… — прошептал он, поглаживая её по спине, сам ощущая болезненное покалывание в глазах. — Не плачь больше. Что же ты делаешь со мной, девочка? Эта фраза была произнесена так тихо, обречённо, но Адель услышала её и сразу изумлённо подняла голову, всматриваясь в лицо мужа. Она не знала, что сказать и просто растерянно застыла, не мигая. А князь, вдруг ощутив острое желание выговориться, шагнул к ней, обхватив ладонями заплаканное прелестное личико, и заговорил негромко, страстно, словно боясь, что мужество снова оставит его. — Адель, ангел мой… я совсем лишился разума из-за тебя! Знаю, я не должен был скрывать, но я так боялся испугать тебя, смутить… я так люблю тебя, душа моя, люблю безумно! Я мечтаю, что ты когда-нибудь ответишь на моё чувство! Прости, что я так внезапно набросился на тебя, видит бог, я очень долго сдерживался, но сегодня… вы с Александром так нежно смотрели друг на друга, что мне казалось, будто я схожу с ума! Умоляю, скажи мне, неужели я до такой степени безразличен тебе, неужели мои поцелуи так противны, а моя любовь — противоестественна? Скажи мне, могу ли я надеяться, любовь моя? Она буквально оцепенела, услышав такие слова из уст супруга — настолько это было ему несвойственно. Господи… и что же ей ответить на этот страстный призыв? Как объяснить, что надеяться ему не на что? Внезапно Адель бросилась к мужу, схватила его за руки и умоляюще заглянула в его лицо. — Простите меня… умоляю Вас… Владимир Кириллович! Я так виновата перед Вами! Я не должна была заставлять Вас жениться на мне… но я никогда не думала, что Вы… мне так стыдно сейчас! Я не могу… не могу дать Вам того, чего Вы хотите… Простите, прошу Вас… Она шептала эти бессвязные слова, сжимая руки мужа, судорожно всхлипывая, не обращая внимания на крупные слёзы, которые снова потекли по щекам. По мере того, как она произносила такие сложные для неё фразы, князь будто застывал, снова закрываясь в своём панцире, защищающем его сердце от последней несчастной любви. — Ты всё ещё любишь его? — внезапно спросил он бесцветным голосом. — Да… — шепнула она, не смея лгать. — Вы виделись сегодня наедине, не так ли? — скорее уточнил, чем спросил князь. — Да… — снова шепнула она, на этот раз опуская ресницы и пряча глаза. — Но… — Не надо, не лги мне, Адель, — тихо покачал головой князь. — Я чувствую, что между вами что-то было, это так ясно читалось по вашим лицам! Я не могу заставить твоё сердце разлюбить его, но прошу помнить о том, что ты — замужняя женщина. Надеюсь, ты не переступишь черту? Не опозоришь своё и моё имя? — Никогда! — пылко выдохнула Адель, захлёбываясь слезами и обессиленно падая к ногам мужа. Она вцепилась в полы его длинного домашнего халата и всё повторяла одну и ту же фразу: — Никогда я не смогу предать Вас!Хуже любовного треугольника может быть только квадрат
19 июля 2019 г. в 16:28
Адель снова почувствовала, что выпадает из реальности. Нет, так не годится, она должна собраться с мыслями: не хватает ещё, чтобы кто-нибудь заметил её смятение.
Свадебный приём завершился ещё час назад, и Адель находилась в спальне новобрачной, где, кроме неё, собрались Мария Александровна, её дочь Анна и жена Александра — Жаклин. Они, как ближайшие родственницы молодой княгини Вяземской, должны были помочь ей приготовиться к первой брачной ночи.
Пока Ольга принимала ванну, они ждали её, тихо переговариваясь между собой. Говорили, в основном, Мария Александровна и её дочь, радостно обсуждая прошедший приём, а Адель и Жаклин, разойдясь по разным углам спальни, лишь односложно поддакивали, украдкой бросая друг на друга осторожные, подозрительные взгляды. Обстановка была весьма напряжённой.
Горничные деловито сновали туда-сюда, подготавливая брачное ложе, расставляя букеты свежих цветов по обе стороны от широкой кровати, придавая комнате уютный и романтичный вид. Неподалёку от брачного ложа молодых поставили небольшой столик, на котором стояло большое блюдо с разнообразными фруктами, тарелка с пирожными, два высоких хрустальных бокала и серебряное ведёрко со льдом, из которого выглядывала запотевшая бутылка шампанского.
Пока суета в спальне была в самом разгаре, Адель отчаянно пыталась вслушаться в разговор графини Бутурлиной и Анны, но нить беседы то и дело ускользала от неё, и виной этому был тяжёлый, пылающий злобой взгляд Жаклин, которым она буквально сверлила свою соперницу. Этот взгляд почти физически давил на неё, заставляя чувствовать себя презренной разлучницей и блудницей. Умей Жаклин испепелять взглядом — и от княгини Оболенской уже осталась бы лишь горстка пепла.
Когда Адель вернулась в бальную залу, оставив Александра в библиотеке, первое, что бросилось ей в глаза — острый, ненавидящий взгляд его жены, которым она одарила её прямо у входа. Адель даже вздрогнула от неожиданности и страха.
Ей и впрямь было чего бояться и за что презирать себя: она ведь только что самозабвенно целовалась с женатым мужчиной, презрев все законы морали и чести. Судя по тому, с каким гневом глядела на неё Жаклин, она точно заметила одновременное отсутствие своего мужа и его бывшей возлюбленной, и сделала совершенно правильные выводы. А натолкнувшись на внимательный взгляд Владимира Кирилловича, которым он окинул её, словно отыскивая на лице жены следы поцелуев Александра, княгиня Оболенская поняла, что и её муж пришёл к тем же выводам, что и взбешённая Жаклин.
О, Боже, только этого не хватало! Именно такой реакции и опасалась Адель, и муки совести обрушились на неё подобно неудержимой снежной лавине. Ей казалось, что каждый из гостей уже догадался, что она тайно встречалась с графом Бутурлиным, и вовсе не для того, чтобы показать богатую библиотеку отца! Непроизвольным жестом она коснулась своих припухших, искусанных от волнения губ, словно пытаясь стереть следы поцелуев бывшего возлюбленного, не подозревая, что тем самым ещё сильнее выдаёт себя мужу. Адель не подозревала, что выглядит сейчас, как преступник, пойманный с поличным.
Князь Оболенский читал её, словно раскрытую книгу, безошибочно угадывая гнетущие его супругу мысли. О том, что они с Александром только что виделись наедине, он уже догадался, ибо не спускал глаз с обоих, с самого начала приёма. Сейчас его глодала лишь одна мысль: насколько далеко они успели зайти? Судя по тому, что вдвоём влюблённые провели слишком мало времени, дальше поцелуев дело едва ли продвинулось, но это только пока… Что будет дальше, когда у них появится больше времени? Неужели ему придётся смириться с ролью старого, ничего не замечающего мужа-рогоносца? Как ему унять жгучую ревность, жидким огнём разливающуюся по венам?
Князь не смог до конца скрыть боль, затаившуюся в глазах, когда он смотрел на свою молодую жену, и Адель заметила это. О, одного беглого взгляда мужа, переполненного тоской и горечью, было достаточно, чтобы вызвать у неё мучительный приступ стыда и раскаяния! Как она могла быть столь легкомысленна? Князь не заслужил такого обращения, ничем не заслужил! Он только и делал, что заботился о ней, жил одними её желаниями и капризами, обожал Софи, и ни разу не намекнул на свои чувства… Как же ей теперь исправить то зло, что она причинила ему? Адель не покидала эта навязчивая мысль весь остаток вечера.
Жаклин, украдкой наблюдая за погружённой в себя соперницей, чувствовала, как все её внутренности просто плавятся от испепеляющей ревности. Она знала, что так будет, но не предполагала силу своих эмоций. Она не спускала глаз с мужа и видела, каким обожающим взглядом он провожает княгиню Оболенскую, как та осторожно отвечает на его взгляд, стараясь казаться равнодушной. Смотреть на это спокойно было поистине невыносимо!
Да как они смеют вести себя настолько непристойно, будто здесь, на приёме, нет ни её, ни князя Оболенского?! А Александр ещё смел напоминать ей о правилах приличия на балу, в то время как сам беззастенчиво переглядывается со своей бывшей любовницей! Что за двойные стандарты? Почему ему можно всё, а ей — ничего?
Не желая показывать свою боль, Жаклин весь вечер танцевала, мило и приветливо улыбаясь партнёрам. Слава Богу, что кавалеры говорили по-французски и проблем у графини Бутурлиной не возникло. Она услышала массу комплиментов за этот вечер, которые хоть немного согрели её душу, мучимую жестокой ревностью. Однако Александр не проявил ни малейших признаков ревности по отношению к законной супруге: какое-то время он провёл подле матери и сестры, а затем присоединился к другим мужчинам, задумчиво потягивая шампанское и периодически бросая осторожные взгляды на Адель. Идея Жаклин — расшевелить его с помощью безобидного флирта с другими мужчинами — потерпела решительное фиаско, только усугубляя её ненависть к сопернице.
Сейчас, сидя в небольшом кресле в спальне новобрачной, Жаклин разглядывала молодую княгиню Оболенскую из-под полуопущенных ресниц. Что такого нашёл в ней Александр, чего нет у неё, Жаклин?
Да, Аделина красива, этого не отнимешь, но разве Жаклин чем-то хуже? Спорить о том, кто притягательнее для мужчин — брюнетки или блондинки, дело бессмысленное, ибо всё зависит от вкуса.
Необычная внешность Адель, её редкое сочетание карих глаз и пшенично-золотистых волос, несомненно, играло ей на руку, привлекая внимание окружающих, но Жаклин считала, что дело было не только в этом. Адель родилась в той же среде, что и Александр: они получили одинаковое воспитание, принадлежали к одному сословию, считали себя представителями аристократии, избранными, людьми благородного происхождения…
А что Жаклин? Обычная простолюдинка, за спиной которой не стояла череда именитых предков, никогда не имевшая надёжного тыла в лице обожающих родителей, привыкшая всего добиваться сама, порою идя напролом, переступая через многое. Если бы она не отыскала тогда дневник Александра, она никогда не стала бы графиней Бутурлиной. Тот факт, что она совершила подлость, чтобы добиться своей цели, ничуть не смущал Жаклин: она привыкла вырывать у жизни всё, что получится, любыми средствами.
Да, муж презирает её, но продолжает делить с ней ложе, и именно она носит его имя и титул, а это уже много значит! Однако, появление Адель в их жизни грозило всё испортить и разрушить, и Жаклин лихорадочно прикидывала в уме различные варианты развития событий и свои возможные действия. Она была готова на всё, чтобы сохранить то, что имела и не отдать своего мужа опасной сопернице.
Появление в спальне Ольги, смущённой немного, но светящейся от счастья, прервало поток кровожадных мыслей Жаклин и вернуло Адель из заоблачных сфер на грешную землю. По очереди обняв и поздравив молодую княгиню Вяземскую, родственницы покинули спальню, оставив Ольгу наедине с матерью, которая должна была дать дочери последнее напутствие и благословить перед первой ночью.
Адель быстро шла по коридору, спиной ощущая прожигающий взгляд Жаклин. Княгиня поняла, что обрела опасного врага сегодня, и липкое ощущение тревоги прочно осело в её душе.