Долг неба

Выдох… Облака белого пара поднимаются к потолку, оседая бисерным конденсатом, стекающимся в мелкие капельки, которые, впадая друг в друга, образовывали одну большую, грандиозную каплю, имеющую вес столь большой, что больше не в силах держать себя наверху, она срывается сверкающей бусиной вниз, примыкая обратно к огромной массе воды из которой родилась под равнодушным взглядом оранжевых глаз. «…Чтобы снова стать паром и подняться высоко-высоко, а затем вновь сорваться к истокам. И так раз за разом. Переживая падения и взлёт на вершину… Эта вода… Не покидает ванную комнату. А даже если и покинет её… Из особняка никуда ей не деться.» Он прикрыл глаза, откидываясь голой спиной к влажному бортику алого камня с оранжевыми полосами вкраплений. Успокаивающие ноты эфирных масел, витающие в воздухе, расслабляли. Маленькие бутоны белых и красных цветов плавали в позеленевшей от соли воде, окружая едва заметные очертания тела. Юноша, нет, молодой мужчина, с короткими, влажными волосами, облепившими череп тонкими змеями, равнодушно пропускал воду сквозь свои пальцы, склоня голову на своё же плечо, и пребывая в раздумьях. Листья ярко-зелёного папоротника в белом керамическом горшке, спускавшиеся почти к самой воде, покачивались от размеренного дыхания. Возможно, не будь он вымотан двадцатичасовым перелётом и пятичасовой дорогой до поместья, его бы непременно восхитила дорогая, по истине, Королевская обстановка ванной комнаты в которой он сейчас находился, смывая «дорожную пыль». Он бы восхитился и огромным старинным замком античной эпохи, и несколькими гектарами прилегающей территории с лесом, частной трассой, озером, садом размерами с пару футбольных полей. Бассейном, коих было, кажется, семь. Или восемь. Он сбился со счета после четвёртого, мимо которого они проходили случайно, добираясь до кабинета Девятого Дона во главе с Дворецким семьи. Его бы непременно восхитили настоящие доспехи, щиты с гербами семьи, фамильные флаги и дверные ручки инкрустированные драгоценными камнями. Его бы восхитил сам кабинет Дона, и приветственная улыбка была бы более живой, чем та натянутая в изгибе струна, выдавленная только из соображений такта. Может, видя именно эту пародию на улыбку, Девятый решил, что разговор подождёт до ужина, и распорядился подготовить к приему пищи уставших гостей. Гостей, которые с завтрашнего дня будут тут законом и властью. Может, именно поэтому Савада не осматривает свои покои в сотню квадратных метров, а сразу, скинув одежду, идёт в предполагаемую ванную комнату, которая по размерам раза в три больше его комнаты в Намимори, вовсе не удивляясь, видя, что вода готова, масла шепчут в нос, а милая горничная без тени смущения стоит рядом и держит в руках несколько агатовых полотенец, услужливо спрашивая: — Вам помочь? Перелёт утомил его. Высосал почти все силы. Новый часовой пояс ударил по голове наковальней. Ударил так сильно, что стойкий Хаято просто засыпает на его плече, пока они едут в машине, а маленький Бовино оккупирует его колени, пользуясь преимуществом маленького роста на все двести двадцать процентов. И Тсунаеши лишь устало прикрывает свои глаза, склонив голову к серебряным прядям, впадая в желанную дрёму. Возможно, поэтому он не краснеет, а спокойно проходит по мягкой ковровой дорожке, перешагивая через борт бассейна? Джакузи? Купальни? И игнорируя лепнину на стенах, дорогой камень, позолоту, и инкрустацию крана, даёт добро девушке взмахом руки, вновь закрывая глаза. Горничная знает своё дело, бесшумно откладывая на каменный выступ раковины полотенца, она берет в руки стоящий на бортике сверкающий золотом экстракт, смазывая им руки, а затем медленными движениями втирает его во влажные волосы нового, ещё не объявленного, Господина, и не может не отметить красоту молодого человека, сидящего перед ней. Он не накачан до огромных бугров, выпирающих на уровне ушей, но сложен на манер Аполлона. Узкие бедра, рельефы пресса, широкие плечи… — Ваш костюм ожидает вас в комнате. Ужин будет подан через полтора часа. Если вам потребуется моя помощь, воспользуйтесь кнопкой вызова прислуги. Она находится справа от вас, в спальне рядом с тумбочкой, шкафом, дверью... Савада кивает. Из воды на него смотрит привлекательный взрослый мужчина, в окружении ромашек и лепестков роз. Дверь прикрывается абсолютно бесшумно, оставляя его наедине с собой и своими мыслями. Он не торопится выходить, бездумно крутя в пальцах цветок ромашки, и поднося к носу, вдыхая её запах, ощущая лишь лёгкую нотку варёной травы. Он сидит так какое-то неисчисляемое количество времени, пока сам не понимает, что пора выходить. И медленно встаёт, чувствуя, как ещё не успевшая сойти с его тела вода, спускается вниз маленькими и большими потоками, обрываясь неровной капельной дробью. Протянув руку, сжав бархатное полотенце, Савада плавным движением повязал его вокруг таза, перешагивая высокий борт кольцевидного каменного бассейна и вновь ступая босыми ногами на мягкую, алую ковровую дорожку. *** «Впрочем, это было даже очевидно.» Думает он, смотря на дорогой не только с виду, костюм, запечатанный в прозрачный целлофан, лежащий поверх вышитого золотой нитью покрывала постели. Рядом, на низком пуфе, стояла открытая коробка с чёрными оксфордами. Простая толстовка с футболкой внутри, светлые джинсы и кеды в которых он прилетел, и которые он благополучно скинул на прикроватный ковёр, просто пропали. В лучшем случае — в прачечную. В худшем — в утиль. «Сомневаюсь, что мои вещи посмеют выкинуть… Также как и сомневаюсь, что смогу вновь их надеть.» Целлофан рвётся легко. За костюмом лежит невысокая лаковая, вытянутая, прямоугольная коробка. С кончиков рыжих волос медленно падает капля за каплей. — Хм… Взгляд донельзя придирчиво прошёлся по брюкам, черной, шёлковой рубашке и пиджаку, открытой коробке с «джентельменским набором» из галстука, запонок, носков, и трусов, оглядывая окружающие просторы покрывала, но шкатулку не обнаружили. «Мне так и не вернули кольцо… Полагаю, вручат на самой церемонии?» Стук в дверь заставил поёжится. За этот час он на столько привык к вакуумной тишине, что звонкие удары об покрытое лаком дерево были слишком громкими для расслабившегося уха. «Горничная..?» — Войдите, — не поднимая глаз от постели, задумчиво произнес он. Дверь тихо приоткрылась, а затем решительно распахнулась… Чтобы мгновенно закрыться. Кто-то вошёл, но Тсунаеши даже не успел разглядеть визитёра, как… — Прошу, простите меня! — громко раздалось где-то снизу. Он опустил взгляд в пол, натыкаясь им на сложенного в поклоне… — Гокудера? — в его голосе не было удивления, только едва заметный интерес и констатация факта. Сил на эмоциональность у него не было. Как и на долгие разговоры, — Что-то случилось? Хранитель сильнее прижал лоб к полу, кажется, силясь вжаться в него всем лицом. — Прошу, простите моё ужасное поведение во время поездки! — беловолосый юноша оторвал лицо от тёплого мрамора. В его глазах блестели слёзы, а выражение на лице было преисполнено муками и сожалением, — Даже зная, что это ваш первый перелёт, повести себя так..! — он вновь самоуничижительно пал лицом ниц, — Зная, как вам трудно и вы устали… Да как я посмел… Заснуть на вашем плече?! Простите! Простите меня! Ужасная из меня Правая рука! Я не достоин быть даже вашим простым подчинённым! Простите! Простите моё непристойное поведение!!! Он со всей силы бился лбом об пол, кажется, уже разбивая наливающуюся краснотой гематому до крови, про себя продолжая причитать, через каждое предложение вставляя искрение извинения. Тсунаеши прикрыл глаза, подходя к хранителю, а затем наклонился. Рука зарылась в пепельные волосы, чуть ероша их, поглаживая кожу головы, заставляя хранителя нерешительно оторвать взгляд от пола, чтобы посмотреть вверх. — Гокудера, тебе не за что извиняться. Мы все устали в пути. Это был наш первый длительный совместный перелёт. Все же, Италия — не Осака. И я не вижу ничего критичного в том, что ты позволил себе задремать. Изумрудные глаза сверкнули, губы дрогнули. — Но… Десятый… Я же… Облокотился на Вас! Да я на Вас заснул! Заснул!!! Это же…! — Гокудера, — вновь перебил его рыжеволосый юноша, — Если бы ты доставлял мне неудобство этим, я бы не стал этого терпеть. Ты же знаешь… Если меня что-то не устраивает, то я не буду молчать. Если бы твои действия доставили мне дискомфорт в дороге, я бы разбудил тебя. Только и всего. В машине было прохладно, а сидения достаточно комфортными для сна, потому, то, что ты примкнул ко мне в дрёме, никак не помешало мне тоже отдохнуть. Потому… — он переменился в лице, становясь предельно серьезным, и даже почти нагой вид не мог скрыть его харизму Будущего Властителя огромной Империи, не терпящего неповиновения и давящего сопротивление одним только взглядом, — Встань. И прибереги такие извинения для более серьезных вещей. А лучше и вовсе избегай делать то, за что потом бы пришлось просить извинения на коленях. В зелёных глазах словно промелькнули тысячи звёздочек восхищения. Едва заметный румянец проступил на кончиках щёк. Он неосознанно поднял свою голову, выпрямив спину, уже просто стоя на коленях, смотря вверх на своего Босса, Дона, Бога… Непостижимого и далёкого, как Млечный путь. Идеал… Хаято зажмурился, опуская голову в знак повиновения, чуть вжав её в плечи, и плавным движением поднялся на ноги, ровняясь с Десятым. Вставая на один уровень с ним. И только сейчас замечая нагой торс, кожу ног, и слипшиеся от воды, цвета ржавчины, волосы. Все это время он смотрел исключительно на лицо Савады, даже не заметив, в каком тот виде стоит.  — Десятый..? — он хотел было дернуться, но лишь глухо кашлянул в кулак, надевая маску невозмутимости и скашивая глаза на картину Рафаэля «Диспут», висевшую на одной из стен. «Чёрт. Надо успокоиться. Я так увлекся самобичеванием, что не заметил..! Как же неловко…» Он раздосадовано прикусил нижнюю губу, силой воли держа свой румянец. Чёрт. От одной только мысли о том, как они бы смотрелись со стороны по телу словно проводят электрический ток. Как и от любой, одной только мысли о близости с Небом. — Раз уж ты здесь, — Тсунаеши медленно подошёл к кровати, взяв уже распакованный костюм и поднял его на уровень глаз, беззлобно усмехаясь — Поможешь мне..? От этих слов, внутри что-то сладко, предвкушающе, сжалось, затрепетав. Сердце словно пропустило удар, а с губ слетел жаркий выдох. — Как… пожелаете. Он медленно подошёл к своему боссу, взяв костюм из его рук, аккуратно повесив на согнутое предплечье. Его лицо было словно непробиваемый камень, пока внутри бушевал ураган. *** Короткие, рассыпчатые, апельсиновые пряди ласкали лицо под рваными порывами сильного, теплого ветра. — Вам не горячо, Детчимо? Я почти закончил, — сквозь едва заметный гул работающего фена, тихий голос Хранителя Урагана был едва слышен. Зелёные глаза расслабленно наблюдали за колыханием волос цвета мандарина, пока карие смотрели на них, через отражение в зеркале. «Когда мы одни, он так спокоен…» Хаято держал в одной руке фен, пальцами другой касаясь кончиков чтобы понять «достаточно ли сухие?». — Думаю, уже достаточно. Спасибо, Гокудера. — Савада поднялся с низкого пуфа, стоящего перед зеркалом ванной. Он всё ещё был в одном полотенце поверх худых бедер, которые могли вызвать желание разве что у фетишиста на скелетов, вопреки хорошей, в меру подтянутой фигуре, отраженной в зеркале. Тсунаеши сильно вытянулся со своего четырнадцатилетия, уже обогнав в росте отца, и всё ещё продолжал вытягиваться, в итоге перегнав даже рост Хаято. Пусть этого и не было слишком заметно. Он встал, не сводя глаз с отражения хранителя в зеркале, наблюдая, как Гокудера складывает фен в выдвижную панель, спрятанную в стене за гранитной плитой и как она встаёт обратно, сливаясь с камнем, — Когда делаешь это сам, волосы на затылке почти всегда остаются влажными… Он улыбнулся, но улыбка быстро слетела с лица, уступая место серьезности. «В поместье работают кондиционеры и температура едва достигает двадцати градусов Цельсия. Конечно, сомневаюсь, что могу простыть с пламенем Неба, но… Пока есть вероятность, что это произойдет, нельзя игнорировать меры предосторожности. Моё невнимание к мелочам может привести к плачевным последствиям…» Хаято оглянулся, не сдерживая услужливой улыбки. — Не стоит благодарностей, я всегда к вашим услугам. Если вам интересно, всего пять лет назад это входило в прямые обязанности Правой руки Дона, и прописывалось в договоре первого кольца. Тсунаеши смерил его заинтересованным взглядом, развернувшись к двери, неспешно шагая босыми ногами на выход. Дойдя до середины комнаты, он всё же решил задать слегка заинтересовавший вопрос. Чужой голос помогал не думать об собственной усталости, а новые факты против воли пробуждали дремающий разум. Полотенце упало к ногам. Черные боксёры сели словно влитые. Он выпрямился, не глядя протягивая руку к Хранителю. — И что же ещё входило в этот договор? Хаято тепло улыбнулся, подавая костюм, словно думал о чём-то очень приятном, проживая в памяти счастливые моменты, начиная перечислять, смакуя каждое слово. Все что он называл доставляло ему искреннее наслаждение, словно запретный плод Евы. — Подготовка завтрака, составление меню, пробуждение, помощь в принятии ванн, ведение расписания главы семьи, учёт прислуги, а также помощь в переодевании, и услуги сек-кхм! — он резко закашлял, — Секретаря. Последнее произнес он с нажимом. Тсунаеши, отклонив голову, взглянул на него, не глядя застёгивая запонки на манжетах. «Хм. Все же я был прав по поводу кондиционеров. На улице около тридцати двух градусов, когда в замке едва будет девятнадцать! Нужно попросить горничных присмотреть за Ламбо. И запретить ему бегать голышом после душа…» Хаято передёрнуло от пристального взгляда, направленного на него. Он слегка побледнел, напряжённо вытянувшись и крепко сомкнув губы, решительно глядя в ответ, но затем все же опуская глаза, не выдерживая столь пробирающего взгляда. «Десятый… Думаю, будет лучше, если вам об этом расскажет Реборн. А до тех пор… Я клянусь, что защищу вас от любого, что связанно с ритуалом клятвы!» Савада отвёл свой взгляд. «Он выглядит здоровым… Полагаю, мне просто кажется? Но Хаято действительно много кашляет. Стоит ли посоветоваться с Шамалом? Или все это из-за утомления после перелета?» — Обязанности горничных и дворецкого.? Как ни в чём не бывало продолжил Тсунаеши, опуская взгляд к пиджаку, заправляя рубашку. Хаято удивлённо сморгнул, кашлянув вновь и продолжил. — Да. Обычно, именно выходцы из семей Дворецких из поколения в поколение удостаивались чести быть «Правой рукой» Дона. Поэтому не стоит удивляться такому разнообразию обязанностей. Последние пятьдесят лет это стало не так распространено в связи со скачком технического прогресса и капитализацией. Дворецкие стали выполнять исключительно работу регулирующего рычага, главенствующими над обслуживающим персоналом семьи. Все дела по планированию, а также защите и финансам легли на плечи *Консильери. Тон его голоса слегка потух. Смиренное огорчение перед тем, к чему он был бессилен, не могло укрыться от проницательных карьих глаз. Тсунаеши сморгнул, его вдруг посетила странная мысль. — То есть… Ты бы хотел… Выбирать мне костюмы и по утрам застёгивать пуговицы на рубашках? — его голос был наполнен беззлобной насмешкой, откровенной иронией. Шутка. Обычная… — Вы спрашиваете «хочет ли любитель сладкого ещё кусочек торта?». Шутка. Лицо Хаято было наполнено предельной серьёзностью, однако… По спине медленно стекала капля холодного пота. «Что я только что...?!» Но поток самопроклинающих мыслей прервал тихий смешок. — Хах, — чужая рука с перстнем на указательном пальце, коснулась плеча. Хранитель едва удержал в себе рвущуюся из костей дрожь. За самобичеванием он совершенно не заметил, как Тсунаеши подошёл вплотную к нему, — Идём, все уже заждались. А затем твердым шагом двинулся к двери, оставленной не закрытой даже на сдерживающей ручке, после прихода Хаято. С лёгкой улыбкой, словно не воспринимая серьезно сказанные слова хранителя, автоматом принимая их как подыгрывающую, ироничную фразу-ответ, и не более. «Даже если я знаю, что он не шутил…»