Не умеешь - Не берись

       Вайолет удивилась, когда Олаф сдержал слово. Заставив его поверить в свою правдоподобную игру, она была освобождена от осенней практики на сцене. Кармелита согласилась на эту роль, на одну из которых она открыто претендовала. Теперь всё было в полном порядке. Единственное, что раздражало Вайолет, так это то, что Олаф и его труппа отказались признать поражение и убраться восвояси. Казалось, что они что-то замышляли в Пруфрокской школе. Тем временем на ранчо, Клаус занимался исследованиями архитектуры зданий, истории зрительного зала и посещал разнообразные внеклассные кружки. Вайолет не хотела этого признавать, но по прошествии месяцев она поняла, что Олаф, возможно, был прав насчёт скуки. И что в этом плохого? Пусть лучше бубнят учителя, чем горят дома. Еда в кафетерии была вкуснее и заманчивее, если не пытаться доказать свою невиновность. Даже сольные концерты завуча Ниро стали куда лучше (с добавлением берушей и хорошей книги), нежели бешеная гонка за жизнь. — Пойдём, Солнышко, — улыбнулась Вайолет, входя в кабинет Неро на закате, — пора уходить.  — Союз, — пробормотала Солнышко, когда Вайолет подняла её, чтобы сделать отметку в табеле, висящем возле двери. — Хорошо держатся скрепки, которые мы сделали? — Спросила Вайолет, пока несла сестру по коридорам. Они направлялись в хижину, которая теперь напоминала дом, благодаря исследованиям Клауса и инженерии Вайолет. Бледно-розовые и пурпурные пятна за оконными стеклами осветили прекрасные волосы Солнышко. Казалось, что от Бодлеров исходит солнечный свет. Был ли это закат или рассвет, ещё было неясно.  — Ах, — грубо прервал её Олаф лилейным голоском. — Мисс Бодлер. Теперь мы играем в мамочку, да? И эту роль ты предпочла главной роли в моём спектакле? Вайолет выпрямила спину. — Нет. Солнышко прекрасно о себе заботится. Она сама себя кормит, сама одевается и даже у неё есть постоянная работа, в отличие от некоторых. Возможно, это тебе нужна мамочка, Олаф. Его тонкие губы слёгка дернулись при этом предположении. Вайолет знала, что задела его за живое. Ей просто нужно было понять, как это использовать в своих интересах. Олаф склонил голову к малютке-секретарше: — Боже, разве тебе не повезло? Затем он повернулся к Вайолет: — Я зашёл сообщить тебе о твоей роли в предстоящем весеннем мюзикле.  — Мюзикл? — Вайолет издевательски выделила это слово, разместив Солнышко на своих ногах. — Если я не умею читать, то как я по-твоему, спою?  — Твоя мать была великой певицей, — Олаф деловито осмотрел пятнышко грязи на чёрной водолазке. — Я думал, яблоко от яблони недалеко падает. В тишине она услышала последний звонок, сигнализирующий о начале вечернего концерта.  — Как видите, я — не моя мать. — Слава небесам за маленькие милости, — усмехнулся мужчина. — Почему я должна играть в твоём дурацком мюзикле?  — Потому что! — Олаф надменно скрестил руки на груди. — Я знаю, что твои братья и сёстры могут сами о себе позаботиться, но я думал, что их благополучие важно для тебя.  — Важно! Мы заключили сделку!  — О, Вайолет, Вайолет, Вайолет — лукаво усмехнулся Чингиз. — Сделка распространялась только на осеннюю пьесу. Сейчас весна. — Он улыбнулся, показывая жёлтые зубы. — И нас ждёт адская постановка!

***

Вайолет отложила сценарий после позднего чтения тет-а-тет с режиссером Чингизом-Олафом. К рутине было легко привыкнуть. Материал? Не так много. — Тебе не кажется, что сценарий слишком взрослый? — она подавила смущение. — В смысле, я ещё недостаточно взрослая.  — Но ты уже достигла возраста согласия, — заметил Олаф. — Не пора ли тебе узнать о тычинках и пестиках? — Не думаю, что это так работает… — Вайолет прищурилась. — Видишь? Ты уже профессионал! Прослушивания ограничивались членами труппы Олафа, и некоторые из них даже не попали в итоговый состав. Что это за школьный спектакль, когда в нём участвует только один ученик? Вайолет задалась вопросом, будет ли эта постановка вообще показана публике. — Не думаю, что я подхожу на эту роль, — она положила сценарий на колени. — Нет, — Олаф покачал головой. — Я почувствовал в тебе скрытый талант пару месяцев назад. Мисс Бодлер, вы способны на большее! — Больше головной боли… — Вайолет закрыла лицо ладошкой и тяжело вздохнула. — Да брось ты, — нахмурился он. — Хочешь сказать, что ничего не знаешь о фетише? Она закусила свою полную розовую губу. — Это когда люди любят быть связанными? — В том числе, — с одобрением кивнул Чингиз, откинувшись на спинку режиссерского кресла, и свет прожектора осветил их одинокие фигуры. — Фетиш — это некая форма сексуального желания, в которой удовлетворение в ненормальной степени связано с чем-то конкретным. Именно тогда шестерёнки инженерного мозга Вайолет пришли в действие. — Как фетиш матери? Олаф снова исказил свои тонкие губы в ухмылке, прикрывая этот жест ладонью: — Или фетиш отца. Некоторые люди любят чувствовать себя в безопасности, доверяя своему партнеру. Возможно, они чувствуют, что мир слишком тяжёл для их плеч, и хотят, чтобы кто-то другой позаботился о них. Может, им не хватает материнской заботы. Может быть куча причин… — Он помолчал, прежде чем вперить пристальный странный взгляд на Вайолет. — Но есть гораздо более странные предпочтения… — Конечно, — кивнула Вайолет. — Знаешь что? — Она положила руки на затылок, чувствуя покалывание, когда подняла волосы и завязала их в низкий хвостик. — Думаю, я нашла вдохновение для своего персонажа. Олаф нервно прочистил горло: — И какое же? — Я хочу, чтобы у моего партнёра по сцене был фетиш матери. Мне самой не хватает материнской ласки, как вы любите подчеркивать. — Вайолет смущённо потупилась, прежде чем послать тренеру простодушный наивный взгляд прямо в глаза. — Я бы хотела исследовать эту сторону себя. — Я… я понимаю… — Олаф пролистал сценарий. — Отлично, в нём говорится о том, что фетиш персонажа должен быть конкретен. — Мне вдруг захотелось порепетировать, — Вайолет вскочила со стула. — Ты будешь моим партнёром? Она видела, как переменилось настроение Графа, и знала, что у неё есть преимущество. Она чувствовала, как кровь пульсирует в венах. Недвусмысленный намёк на власть над своим врагом заставил её задуматься: как она может использовать эту сцену в своих интересах? — Для начала, — она облизнула губы, — я хочу, чтобы ты называл меня мамой. Олаф моргнул, демонстрируя безразличие. — Хорошо. — Хорошо, кто? — Хорошо, — нервно сглотнул слюну он, его голос был низким и тягучим, словно это слово было под запретом. — Мама. — Так-то лучше, Олаф, какой хороший мальчик! — Вайолет вплотную подошла к нему. — Мама хочет погладить тебя по голове, снимешь этот дурацкий тюрбан? Олаф отшатнулся от её ладони и с подозрением уставился на неё. Вайолет моргнула, выдерживая его пронизывающий взгляд. Если бы она дала ему слишком много времени, чтобы думать об этом, он бы понял, что она пытается рассмотреть его бровь. — Я вежливо спросила тебя, Олаф, — она положила руки на бёдра, пытаясь подражать сердитой Беатрис. — Мне придётся спросить тебя ещё раз? — Нет, — Олаф выпрямился. — Нет, всё в порядке. — Он сдвинул материал. — Всё равно под ним жарко.  — Такой хороший мальчик, — промурлыкала Вайолет, нежно проводя ладошками по его волосам. — Мой хороший мальчик. Пряди были удивительно мягкими, не старыми и сухими, как она ожидала. Когда Вайолет коснулась его волос, Олаф испустил смешной стон, его глаза закрылись, а на лице появилось безмятежное выражение. Если бы только у Вайолет были наручники, она бы прикрепила его к стулу прямо сейчас. Она бы закричала во всех коридорах, чтобы все проснулись и увидели правду. Граф Олаф, убийца и поджигатель находился прямо здесь, растекаясь и тая словно мёд на солнце от блаженства под её пальцами. Эта мысль заставила Вайолет улыбнуться. — Мамочка? — Глаза Олафа были открыты, он подарил ей странный и доверчивый взгляд, из-за которого Вайолет захотелось немедленно отстраниться и хорошенько вымыть руки. — Да, — Вайолет судорожно подбирала слова, — милый? — Можно тебя обнять? Тебя так долго не было.  — Ох… — она запнулась, — да, конечно. — Вайолет приглашающе развела дрожащие руки в стороны. Как и следовало ожидать, Олаф уткнулся лицом ей в грудь, а его длинные тощие руки обвили её талию. — Я скучал по тебе, — пробормотал он. Вайолет чувствовала вибрацию его речи, обжигающий жар и влажность его дыхания сквозь хлопчатобумажную рубашку. — М-м-м… — Вайолет кивнула, пытаясь придумать, как обхватить его руками, не прижимаясь к его рту. — Ты скучала по мне? — прошептал Олаф, когда Вайолет задумалась о том, чувствует ли он, как её грудь подрагивает под его влажными и тёплыми губами. Странное ощущение завязало тугой узел в её животе. — Да, — её голос был немного прерывистым. — Мамочка? — он одарил Вайолет наивным взглядом из-под её подрагивающей от дыхания груди. — Хм? — девушка кинула вниз испуганный взгляд. — Можно мне поцеловать тебя перед сном? — Я… — она сглотнула. — Олаф, разве ты не слишком взрослый, чтобы целовать мать на ночь? — Нет, — с плохо скрываемой страстью в голосе ответил он.  — Ах… — Вайолет с досадой прикусила губу. — Ну хорошо, Олаф. Один поцелуй, а потом в кровать. Она наклонилась, пытаясь придумать план, в то время как проворные пальцы Олафа развязали узел, и каштановые волосы каскадом обрушились на их лица. В занавесе темноты Вайолет могла представить, что это чьи-то губы, не принадлежащие коварному Графу. Его руки в её волосах мягко, но напористо притянули её к себе. Когда Вайолет закрыла глаза, нежное прикосновение его обжигающего рта удивило. Когда она открыла их, всё было кончено. Олаф вальяжно развалился на полу, а она, как испуганная птичка, нетвёрдо восседала на его стуле. — Один поцелуй, — он поднял палец. — Или я заставил тебя желать большего… мамочка? От стыда и смущения всё тело Вайолет покрылось алыми пятнами. Граф Олаф великодушно отпустил её: — Теперь иди спать.