Не все то золото, что блестит

Если бы я была старушкой и писала мемуары, я бы начала так: «Моё восхождение началось с простой шахматной партии… Раньше в партии жизни я была фигурой. Ладьей, пешкой, ферзем — не важно. Они все — лишь фигуры. Теперь же я стала тем, кто управляет фигурами. Я стала игроком…». Забавный факт таков, что, отбрасывая весь пафос, всё так и было. Куинни играла мелодии на рояле в гостиной, мы же с Эдмундом играли в шахматы. Ну, как играли, он учил меня, потому что ничего кроме «Конь ходит буквой «Г» я не знала. Расставив фигуры, я слушала правила игры. Изначальная моя тактика зеркального повторения действий Эдмунда не увенчалась успехом, так что пришлось ставить фигуры наобум. Что, впрочем, тоже не являлось хорошей стратегией. После очередного поражения, я поняла: надо было играть в «дурака» на картах. Эдмунд посмеивался над моими возмущениями, расставляя фигуры по-новой. — Учитель из тебя, Эдмунд, прямо скажем, не очень, — послышался голос Геллерта, который, как оказывается, наблюдал за нашей игрой. — Ты не должен наслаждаться её проигрышем, ты должен объяснять, почему произошло так или иначе. Разрешишь? Он показал рукой на шахматную доску, и Эдмунд, согласившись, кивнул и уступил ему место. Я наблюдала, как пальцы Геллерта, пригладив бархатный пиджак, начали расставлять фигуры и оторвалась лишь тогда, когда он кашлянул. — Черными или белыми? — Черными, — я прищурилась, а он усмехнулся. — Как знаешь. Он снова решил объяснить правила, показывая, как ходит каждая фигура, изящными движениями передвигая их по доске. Не буду отрицать, что я больше глядела на тонкие пальцы, нежели слушала мужчину. Мы начали играть. Каждую свободную минуту, когда он размышлял над своим следующим ходом, я использовала, чтобы опутать его тонкими нитями. Пока тонкими. Я застыла над ладьей, размышляя, взять ли её, на что Гриндевальд поморщился. Понятно. Указала пальцем на слона — и мужчина медленным движением моргнул. Затем он объяснил, что куда бы я не пошла ладьей — она оказалась бы под угрозой. Мне нравилось играть с ним в шахматы, хоть я и неизменно проигрывала. Каждый раз он говорил, в чем была ошибка, и какой следовало сделать ход. Признаюсь, шахматы не так увлекали меня, но мне нужно было как-то проводить с Гриндевальдом время, чтобы, не привлекая внимания, усиливать связь. — Расскажи про свои любимые книги. Я так подозреваю, среди них будут те, которые еще даже не написаны, — попросил он однажды во время очередной игры. Наверное, Геллерт понял, что я не самый стремящейся к знаниям в игре ученик, потому что он часто говорил со мной по ходу игры, затягивая её ничего не дающими, пустыми, ходами. Беседы с магом всегда были интересными, и я неизменно узнавала что-то новое о волшебстве или о нем самом. — «Цветы для Элджернона», — сказала я, почти не раздумывая. — Я обожаю эту книгу! Вспомнив, что теперь мне её не перечитать, уголки моих губ опустились вниз, однако я все же начала рассказывать сюжет книги. В красках описывала изменения главного героя — Чарли. То, как он, приняв участие в эксперименте, из умственно отсталого работника превратился в гения с высочайшим IQ. — Это самая светлая, самая наполненная любовью к человеку книга, — закончила я с легкой улыбкой. — Очень гуманистический роман, — согласился Геллерт. — Уверен, ты пустила слезу в конце. Я бы хотел прочитать его. Когда книга будет написана? Задумавшись, я сделала ход, в попытке вспомнить дату. — Я не помню. Кажется, в семидесятых или восьмидесятых.* Наверное, мне её уже не перечитать… «Впрочем, как и тебе. Вряд ли в тюрьме будут книги», — подумала я, не чувствуя, однако, радости или злорадства. — Собралась так рано умирать? — усмехнулся мужчина. — Ставлю на то, что твоя продолжительность жизни отличается от магловской. Удивившись, я перевела взгляд в пустоту. Ни разу ещё я не думала, что могу прожить дольше средних лет жизни обычного человека. — Поживем — увидим, — пробормотала я, переводя взгляд на доску и делая ход. — Разумеется. И, кстати, тебе мат. — Серьезно? — вздохнув, под его тихий смех, я посмотрела на него с укором. Геллерт начал объяснять, как он направлял мои ходы, пока я отвлеклась на рассказ о книге. Весьма грамотно, кстати, я бы даже восхитилась, если бы мат поставили кому-то другому, а не мне. — Это просто бесчеловечно, — усмехнулась я, смотря на своего несчастного короля, который не мог сдвинуться ни на какую клетку. — Я тебе вообще-то душу открыла. В следующую секунду я почувствовала, как рука Геллерта накрывает мою и перевела взгляд на него. Сердце почему-то ускорилось и в ответ на это румянец начал расползаться на лице. — Открывая душу, не забывай следить за происходящим снаружи, — вкрадчивым голосом сказал он, по-прежнему держа меня за руку. «Ты тоже», — подумала я и отправила силу по ставшим вмиг золотистым нитям.

***

— У меня тут возник вопрос, — начала я, выкладывая на стол карту. На свою голову я научила Гриндевальда играть в «дурака», теперь он выигрывал меня и тут. Догонялки что ли предложить? Бегаю, я, конечно, так себе, но убегаю просто мастерски. Хотя, если вспомнить мои неудавшиеся побеги… — Угу, — кивнул Геллерт, отбиваясь своими картами. Он выглядел очень сосредоточенным, потому что, кажется, в отличие от меня, считал карты. Я знаю, что лучшая тактика — это следить за битыми картами и запоминать их. Потом давать сопернику те карты, которые он точно не сможет отбить. Но черт, это же скука смертная! — Это правда, что Дамблдор и ты… Ну, это…? — он перевел непонимающий взгляд на меня и вскинул брови. У меня появилась идея, как выиграть Гриндевальда, поэтому надо будет его немного отвлечь. Стараясь сдерживаться, я контролировала дыхание, чтобы не засмеяться на середине представления. Отложив карты рубашкой вверх, я потерла указательными пальцами друг о друга и подвигала бровями. — Того… Гриндевальд поднял на меня взгляд. Главное, чтоб он не вышел из себя. — Твой выбор жестов неизменно отличается изяществом и совсем не вульгарен, — он закатил глаза. — Значит, правда, — довольная, я подняла свои карты обратно. Мужчина смотрел на меня с нечитаемым выражением лица, и я снова подала голос. — Все нормально, я девушка широких взглядов и всё понимаю, — подмигнула ему. — Ходишь по тонкому льду, — теперь уже Гриндевальд отложил карты. Я подавила улыбку: ага, отвлекся от игры. — Ну, что сказать, я люблю фигурное катание, — я улыбнулась, незаметно скидывая несколько своих карт в битые. Глянула — вроде не заметил. Как вдруг Геллерт протянул руку через стол, зарываясь пальцами в мои волосы и быстрым движением притянул меня к себе. Его мягкие губы опустились на мои, и вдохнула от неожиданности, сжимая сильнее свои карты. С тихим шелестом битые карты посыпались на пол. Гриндевальд, закрыв глаза, отдался поцелую и я тоже прикрыла свои. Весь свет внутри меня словно вспыхнул, и я чувствовала, как он, пульсируя, мощной рекой перетекает в Геллерта. — Кстати, — сказала я, отрываясь. — Вот эту карту ты берешь, потому что я знаю, что у тебя карта этой масти меньше моей, а вот козырной туз сверху. Ты проиграл. — Да правда, что ли? — он ухмыльнулся, сверкнув хитрыми глазами и вовлек меня в новый поцелуй.