***
Первая наша встреча произошла в театре. Я помню этот день так, будто он был вчера. Будто это было пару часов назад. У меня тогда началась практика, а я училась в текстильном институте. Кройка и шитьё. У меня всегда был особый талант к этому делу. Ещё в школе я отличалась на уроках труда тем, что выкраивала красивые юбки и простенькие халатики, пока остальные девочки только-только учились сшивать лоскуты вместе. В тот день мне нужно было позвонить подруге, уточнить, какое именно ей молоко нужно взять. Я подошла к навесному телефону и увидела стоящего возле него, мужчину, который о чём-то нервно разговаривал. Что же, очередь есть очередь. Значит, надо подождать. Время шло, а мужчина все не отходил. Я бросила короткий взгляд на часы. «Черт», - выругалась я про себя, заметив, что обеденный перерыв подходит к концу. Придется взять все в свои руки. - Извините, мужчина, вы не могли бы ускориться? Другие люди ведь тоже хотят позвонить, - Мой недовольный тон, несмотря на вежливые слова, все же вылез наружу. Наверное, он и сыграл своё дело: ты повесил трубку и развернулся ко мне. - Прошу, пожалуйста, - ты указал на телефон, - Новенькая здесь? На какую- то секунду у меня пропал голос, но я все же совладала с собой. Разве что бесконтрольный кивок головы остановить не смогла, - Да. Оксана. - Я Владимир, - ты сурово посмотрел на меня. - Я знаю, - уже твёрдым голосом ответила я. На самом деле, за время моей практики в театре меня давно переставали удивлять актеры, с которыми приходилось сталкиваться, так что, твоё появление перед моими глазами почти меня не удивило. Просто я не ожидала, что ты будешь настолько близко. Я не помню, кто нас потом уже основательно познакомил, представляя нас друг другу, но уже к концу дня ты вёз меня домой. Пошлые намеки? Руки на коленках? Увольте. Ничего из этого не было. К моему большому удивлению, ты действительно просто довёз меня до дома. - Давай куда-нибудь сходим? - предложил ты, не сводя с меня глаз. - Не знаю, а вам это будет удобно? - ответила я, смотря в ответ на тебя. - Давай-ка мы перейдём на «ты», Оксан. – Ты посерьезнел. - Я подумаю, Володь, - С легкой улыбкой я нацарапала на листочке свой домашний телефон и оставила в бардачке.***
Через год после этой встречи я переехала к тебе. Смущал ли меня тот факт, что ты женат? Нет. Смущала ли меня двадцатилетняя разница в возрасте? Нет, абсолютно нет. На самом деле, я была настолько захвачена эмоциями, что напрочь позабыла о Марине. Догадывалась ли она о том, что у тебя кто-то появился? Не знаю. Об этом я, честно, думать не хочу и не буду. Разбирайтесь сами, отношения между вами – не мое дело. Мне не хочется сейчас все это вспоминать, но твоё имя настолько прочно связано с этим, что невозможно не вспомнить.Твои жуткие срывы меня всегда пугали, но не отталкивали от тебя. Почему-то в памяти плотно засел один из таких вот плохих дней, когда я буквально тащила на себе твоё почти безжизненное тело. Ты был пьян. Даже очень пьян. Сама как не понимаю, я смогла дотащить тебя до лифта, а потом и кое-как донести тебя на своих плечах до тахты. Это можно было приравнять к подвигу. С моей стороны, разумеется, а не с твоей. На утро ты жаловался мне на боль в сердце и дикое похмелье, а я побежала тебе за допингом. Меня всегда волновали твои руки. Ты говорил, что просто колешь себе витамины для сердца, но однажды… Я искала в мусорном ведре свою выкройку, которую в сердцах, вспылив, выкинула, а вместо этого нашла там ампулу с морфином. Я все поняла сразу же. Ты мне врал, только и всего. Вот какие витамины ты колешь себе постоянно. Однако даже это меня не оттолкнуло…***
Как-то раз я обмолвилась, что люблю ландыши, и буквально через пару часов ты пришел в квартиру с их большой охапкой. В комнате стоял потрясающий запах, а вот ваз для стольких цветков не хватало. В ход пошло абсолютно все, что было под рукой: графины для воды, старые банки, и даже молочник. -Нравится? - спросил ты, обнимая меня. В ответ я прижалась к твоей груди, слушая, каким невыносимо родным ритмом билось твоё горячее сердце. -Нравится, Володь, очень нравится. – Это было довольно… Мило. Сюда бы больше подошло другое слово, но я никак не могла найти его в своей груди.***
Ты уезжал во Францию к Марине, и спросил меня, какой подарок я бы хотела. Ради шутки я сказала, что мне нужны шелковые нитки, которые у нас не найдёшь даже через знакомых. Ты посмеялся тогда, но уже через неделю ты с важным видом презентовал мне коробку тех самых ниток, да еще и разных цветов.***
Однажды кто-то из твоих знакомых плохо отозвался о Марине в моем присутствии. Вместо того чтобы поддержать его (кого, не вспомню уже), - я отругала его и попросила больше так не делать. По крайней мере, при мне. Я не любила, когда о твоих любимых людях отзывались плохо. Ведь это был твой выбор, и я его уважала.***
Мой отец относился к пьющей интеллигенции Союза, поэтому твои пьянки и последствия я выносила стойко, наверное, просто привыкла. Как-то я рассказала тебе о своём нелёгком детстве. Мой отец, когда напивался, был просто неуправляемый… Всему, рано или поздно, приходит конец. Любое терпение заканчивается. Я, честно, больше не могла смотреть на то, как ты, мой любимый, убиваешь себя. -Я ухожу от тебя, - Просто сказала я, глядя в твои глубокие глаза. -Если ты уйдёшь, я выброшусь с балкона, - Предупредил ты, не отводя взгляд. Ты блефовал. Я была в этом твердо уверена. Ты, который так любит жизнь, не станешь бросаться с восьмого этажа из-за обычной девчонки. Ты ведь не инфантильный мальчик, а взрослый мужчина. Я просто собрала свои вещи - паспорт и выкройки, - и вышла из квартиры, оставив ключи на твоем столе. Может быть, хоть это встряхнет тебя, а? Как только вышла из подъезда на улицу, приехал Сева. Он вышел из машины, вдруг поднял голову вверх и закричал – Володя, ты что делаешь?! Я подняла голову следом... А потом моментально вбежала в подъезд, из которого ранее вышла. Не помню, как я преодолела восемь этажей подряд пешком, не помню, как ворвалась в твою квартиру, и совершенно не знаю, откуда у меня появились силы, почти в одиночку затащить тебя обратно на балкон: ты держался за его поручни, повиснув только на своей силе, вне ограды. Именно в тот момент я поняла, что, оказывается, люблю тебя больше своей жизни.***
Ташкент? В июле? Да ты просто сошёл с ума. Лето 1979 года выдалось особо жарким, по-моему. По радио же говорили, что аномально жарким. Люди спасались мороженым, купанием в фонтанах, или вовсе сидели дома, не высовывая носа. Ты только что вернулся из больницы, и уже рвался в Бухару на гастроли. -Володя, мне страшно, - я крепко обняла тебя за плечи, прижавшись щекой к твоей небритой щеке. -Не переживай, Оксан, - Не видя твоего лица, основываясь лишь на голосе, я сразу поняла, что ты улыбаешься, - Лучше скажи, какой ковёр тебе привезти? - Привези мне оттуда себя, живого, - Горячо прошептала я, не выпуская тебя из своих объятий, - А еще лучше совсем не уезжай. Но ты все же улетел, и, находясь в твоей квартире на Малой Грузинской, я чувствовала жуткую тоску. Я взяла томик Пушкина с твоего стола и погрузилась в чтение, чтобы хоть как-то отвлечься. Я сама не заметила, как уснула… Тревожный звонок поднял меня на ноги. Заставил вскочить с твоей тахты и быстро поднять трубку. -Оксана, Володе плохо, привези лекарства. Мы будем в гостинице Зарафшан. Я была в аэропорту так быстро, как только могла, дожидалась рейса на Ташкент. Медлить было нельзя: ты умирал. Как думаешь, если бы я знала тогда, что рисковала своей свободой, я бы все равно рискнула? Правильно думаешь. Я бы все равно рискнула, Володь, просто потому, что я тебя люблю.***
Я снова была рядом с тобой, снова просыпалась в твоих объятиях, прижималась щекой к твоей груди. Я снова гладила тебя по бритой щеке, смотрела в твои глаза. Мы тогда пошли на рынок, ты был бодр и весел. Шутил, травил байки. Все было так прекрасно... Было. Я выходила из ванны, когда увидела твоё уже бездыханное тело на полу. На мой крик о помощи прибежал твой личный врач, Толик. Он-то и сказал мне, что твоё сердце остановилось. Почему-то я мигом собралась, даже настраивать не пришлось, и через пару минут я уже вдыхала воздух в твоё тело, а Толя массировал твоё сердце. Ты не открывал глаза, но мы не сдавались. Минута, две, три. Это были самые страшные три минуты в моей жизни. Ты вдохнул воздух, сам, а через несколько секунд открыл глаза. Господи,те минуты, что ты не дышал, мне показались вечностью. - Я люблю тебя, - сказал мне ты слабым и изнеможённым голосом, а я легла рядом с тобой, прямо на пол, опасаясь даже прикоснуться к тебе.***
Ты снова кричишь, стонешь, хватаешься за сердце, мечешься по квартире, а я не знаю, что делать. Ты не ешь уже третьи сутки, твоя квартира превратилась в проходной двор: твои друзья то приходят, то уходят, и так почти круглые сутки напролет. Рядом с тобой постоянно остаюсь только я и Толик. Так и хочется всех их прогнать, реальной помощи от них никакой, лишь усталые вздохи и скрытое недовольство. Звонит сосед снизу, известный хирург, кстати. Говорит, чтобы ты угомонился и прекратил стонать. Вижу, что тебе неприятно это слышать, хоть ты и скрываешь это. Я иду на рынок, покупаю свежую клубнику, ведь ты ее так любишь, и это единственное, что ты съедаешь за трое суток постоянного бодрствования. Я уже не могу плакать, не могу даже спать, не могу ни сидеть, ни стоять, я беспомощна в своём желании тебе помочь. Это очень угнетает. Что мне сделать, чтобы тебе было легче? Вов, только скажи, я сделаю абсолютно все. За несколько месяцев до этого ты предлагал мне венчаться, и мы даже купили кольца. Ты нашел батюшку, который был готов нас обвенчать, пойти против правил, ведь ты женат. Марина не давала тебе развод, а я понимала, что ты заменил мне всех: отца, брата, любимого человека. Ты стал для меня всем, Володь, и поэтому, когда ты говоришь о том, что скоро умрешь, меня это угнетает, и я всегда обнимаю тебя и говорю, чтобы ты немедленно замолчал. Мне нужно было уехать по делам, и за два часа, пока я решала проблему в институте, я поняла, что очень устала. Как морально, так и физически, но я понимаю, что ты мне нужен, и я терплю это все, зная, что по-другому не может быть. Это вовсе не героизм, не мазохизм, а всего лишь любовь. Пришла я под ночь домой, ты спал, Толик ввёл тебе лекарство. На душе стало немного спокойнее. -Я устала, Толик, пойду, вздремну. –Зевая в ладошку, сказала я. -Я побуду с ним, иди. Сон пришёл быстро, видимо организм и впрямь исчерпал все свои запасы. Мне снился ты, но я не помню, что ты мне говорил, я как будто не слышала твоих слов. Сон оборвался очень резко, потому, что кто-то яростно тряс меня за плечи. Я открыла глаза. Два слова, только два слова, которые до сих пор звенят в моей голове, заставляя принять неисправимый факт. -Володя умер, - Сказал мне Толик, и я тут же побежала к тебе, любимый. Я взяла тебя за руку и целовала в губы, отмечая, что они становились холоднее с каждой минутой. Я безумно тебя люблю.… Как мне рассказывал Толик, спустя некоторое время после твоих похорон, я в тот день три раза падала в обморок. Но этого, как и, впрочем, первый год после твоей смерти, Володь, я не помню, или помню лишь отрывками.***
Ты мне снишься. Ты продолжаешь мне сниться и ласково шептать - Мне так жаль, но вы были измучены, а я все равно знал, что это конец. Ты все знал ещё тогда, тогда в Ташкенте, и потому старался закончить свои дела, подводя своеобразные итоги. Итоги своей яркой, но такой короткой, жизни.