Любовь сквозь экран монитора или 7 дней на поиск судьбы

      После изнурительной тренировки Алека не спас даже прохладный душ. Он так вымотался за последние два часа, что хотелось просто лечь, на любую поверхность, и пусть весь мир подождёт.       Как сказал бы его учитель философии: «Сатана, давай не сегодня».       Эту неделю Алек только и делал, что убивался в спортзале. Дома, как и в школе, творился полный кавардак: Макс стал каким-то неуправляемым, Иззи последние два дня выглядит, как рыба в аквариуме (молчит, что ей вовсе несвойственно, задумывается и чуть об стены не бьётся, опять же чего никогда не бывало), у него самого близятся выпускные экзамены и поступление в колледж, а такие резкие перемены сравнимы Алеком с микроконцом света, вдобавок ко всему родители…       С другой стороны, когда его родители вообще шли не «вдобавок»?       Мариз и Роберт били все рекорды по количеству претензий к своим детям. Там и Макс, смышлёный, но необузданный, вечно путается под ногами, и Изабель, вызывающая и легкомысленная, никогда не станет настоящей леди, и старший сын, казалось бы, пример для всех, как ящерица посреди болота — не вписывается ни в одну картину.       Иногда Алеку казалось, что у его родителей тёрки даже с самими собой. Друг с другом у них скандалов не было в принципе: они просто пересекались минимум раз за день. Воображение так и подсовывало картинки, на которых мать отчитывает себя за чересчур короткую юбку, едва ли прикрывающую одну вторую коленей, а отец сидит и ледяным голосом выговаривает себе, какой он плохой сотрудник, что не подписал контракт с какой-нибудь известной и мега крутой фирмой.       Это всё, разумеется, лишь шутки, но, как всем известно, в каждой шутке есть доля правды.       От переодевания Алека отвлёк телефон: пришло оповещение о новом сообщении. А когда он разблокировал мобильный, оказалось, что там вовсе и не одно сообщение.       Вот уже два дня, в чате, где он иногда зависал, его терроризирует одна весьма сомнительная особа. Девушка с многообещающим ником Чёрная вдова написала ему с просьбой побыть парнем для её друга, а придумать что-то нелепее, можно с трудом.       Если бы кто-нибудь собрался и создал рейтинг самых необщительных и антиромантичных личностей, то Александр Гидеон Лайтвуд стал бы его бессмертным королём. Первое место, до самого апокалипсиса, было бы забито только его задницей.       Алек всегда был белой вороной в делах флирта или общения с теми, кто ему симпатизировал. Самоопределение далось ему огромным трудом, в большей степени даже не собственным. Там были и тайные истерики, и крики, и часы работы над собой — всё для того, чтобы только забыться и не думать об этом. Ему не нравилась подобная сторона своей личности, как не привлекает она его и сейчас. Он много слышал шуток в адрес себе подобных от знакомых, фырканье родителей, ровное, но всё-таки негативное отношение друга, поэтому даже представить, что когда-нибудь у него получится чётко и ясно объясниться с ними, рассказать правду, что он полностью равнодушен к девушкам, было безумно страшно.       — Что-то интересное пишут?       Лайтвуд подскочил на месте, почувствовав горячее дыхание с нотками мяты у своей шеи. Телефон выскочил из резко повлажневших рук и приземлился на скамейку (к счастью, на сваленные туда вещи).       Магнус Бейн.       Ещё не обернувшись, Алек понял, что это именно он.       Существуют такие моменты, когда тебе просто не нужно подтверждение своих догадок. Ты чего-то не видишь, не слышишь, не чуешь, но знаешь, вот оно — есть. Поначалу у Алека в отношении Магнуса Бейна было точно так же. Приходя на тренировки, Лайтвуд не успевал увидеть, услышать или ещё любым известным человечеству способом узнать, что этот наглый, самовлюблённый, эгоцентричный, вульгарный, бесцеремонный, избалованный, надоедливый (и думаю, тут стоит остановить этот бесконечно генерируемый поток эпитетов, пока он не смыл нас с вами к чертям) уже где-то поблизости. Так было и до их официального знакомства. Казалось, так будет, даже когда они перестанут видеться вовсе (чего Алек бы совсем не хотел, как бы не уверял себя в обратном).       Ему нравился Магнус Бейн. С этим сложно поспорить. Однако это было такое разрывающее сердце чувство, когда человек тебе и симпатичен и одновременно выводит из себя, хоть волком вой.       Можно любить сразу двух людей, так почему же противозаконно испытывать противоположные чувства к одному и тому же человеку? Никто, конечно, не будет спорить, что это опасно, подобное раздирает душу и заставляет мозги плавиться в огне эмоций. Алек хотел задушить предмет своего сумасшествия в объятьях, царапать ему спину до крови и адской боли, при этом совершая что-то совершенно аморальное, искусать губы поцелуями, оставить болезненные следы по всему телу — он не признается в этом никому и никогда.       — Интересное, — подтвердил кивком Алек, откашлявшись и обернувшись. При этом он быстро поднял телефон и включил блокировку, чтобы Бейн, не дай святые стрекозы, ничего не увидел — в противном случае Лайтвуд бы на месте провалился со стыда. — Но, боюсь, тебе, с высоты твоего кругозора, это покажется жутко скучным.       — Занятно… — невообразимо сексуальные брови Бейна приподнялись в удивлении. — И чем же так выделяется мой кругозор?       Иногда Алеку кажется, что лицо этого парня в принципе не может сохранять одно любое выражение или эмоцию дольше пары минут. Это было мелочью, но, как известно: заметь мелочь, и она будет попадаться тебе ежечасно.       И, да ладно, что это? Алек посчитал брови сексуальными? Странно, любой другой с ходу бы назвал их… Хотя, всё нормально, в общем-то, уже через секунду к ним снова вернулся почётный титул «самая несексуальная часть человеческого тела».       — Ты понял, о чём я.       В глубине души ему хотелось переброситься с Бейном парой их ежедневных «любезностей», но не когда они стоят так непозволительно близко друг к другу, а на нём одни только джинсы. Хотя Магнуса это конечно же нисколечко не смущало. Его вообще редко удавалось хоть кому-либо смутить — Алеку так и вовсе никогда.       Схватив футболку, Лайтвуд наскоро натянул её, расправляя на ещё чуть влажном теле, в этот момент стараясь делать вид, что не замечает многозначительный взгляд жёлто-зелёных глаз, пробежавшихся от его горла вниз к полоске тёмных волос под пупком. Это являлось самой сложной частью их общения — Бейн чертовски часто любил поглазеть на него.       — Мне кажется, не до конца. Объясни, будь любезен.       — Ты не похож на человека, интересующегося новостями, — соврал Алек, надеясь, что его голос прозвучал более пофигистично, нежели ему послышалось. И вообще: какие ещё новости?       Магнус хмыкнул:       — А чем я, по-твоему, интересуюсь?       — Ну… Ты больше смахиваешь на любителя вечеринок, алкоголя и полуголых девиц.       Точь-в-точь такую же фразу вчера утром, найдя друга с жутчайшим похмельем, Алек ответил Джейсу на вопрос: «Ну как, я похож на приличного человека?». Бейн и Эрондейл действительно были довольно схожи в каких-то внешних признаках, обыкновенно дающих нам представление о повадках человека. «И везёт же мне по жизни на всяких придурков», — временами удручённо вздыхал Алек. И пускай Магнус всё-таки был более серьёзен (после дождичка в четверг), Лайтвуд часто сравнивал его с другом. Это служило своего рода предостережение: не связывайся с Бейном, если не хочешь почувствовать себя так же, как чувствуют себя девчонки Джейса, которых он на утро выставляет из своей постели.       — Я почти польщён, что ты так много обо мне выяснил, милый, — игриво подмигнул Бейн, — хотя с пунктом о полуголых девицах я бы поспорил…       Алеку не нашлось, что ответить.       — Однако, Александр, я мультимедиен.       Каким-то чудом Магнусу постоянно блестяще удавалось выбивать Алека из колеи, сбивать с жизненного ритма, как останавливать сердцебиение, порывом ветра поднимать в воздух, лишая опоры под ногами. В такие моменты, в большей степени когда они смотрели друг другу в глаза, Алек чувствовал себя червяком на огромном куске голубого небосвода, не знающего что теперь делать, как жить дальше, и неуверенного, хочет ли обратно на землю. Как-то он пошутил сам над собой: «Ты, брат, будто японец после взрыва той известной бомбы: не знаешь, чем заслужил это, но и не уверен, что хочешь иного».       В такие моменты, зависнув в невесомости, под взглядом, излучающим не только тепло, нежность, но ещё и дикую страсть, почти огонь, выпадая из жизни, он не слышал и не видел ничего вокруг, кроме Магнуса. Это стало своеобразной игрой с названием «Запомни каждую черту идеального лица, а потом ночью воспроизведи мне его, будто художник, рисуя в голове портрет». Игра, надоевшая Алеку уже очень давно, но не переставшая удивлять новыми и новыми деталями.       На самом деле лицо Магнуса не было идеальным. Алеку хватало ума, не надевать розовые очки, разглядывая его. У каждого из нас есть какие-то маленькие недостатки: будь то вздёрнутый нос, веснушки, обилие родинок или сколотый зуб, бледная кожа или родимые пятна.       Сложно сказать, чем именно из этого списка выделялся Бейн, но Алек был уверен, что-то точно должно быть, обратное просто невероятно. Не бывает абсолютно прекрасных людей, есть только те, чьи недостатки становятся для нас пустыми — это люди, которые нам нравятся, которых мы любим. А в этом Алек не готов был признаваться.       Магнус, не обращая внимания на робкий заинтересованный взгляд, который Алек хотел бы скрыть, да всё никак не выходило, прошёлся к соседнему месту у свободных шкафчиков, при этом плечом «случайно» задев брюнета, и поставил сумку на скамейку. Он вытащил вещи и, с присущей лишь себе грацией и перфекционизмом, разложил их в линию. В этот момент Алек впервые задумался: умеет ли Бейн делать хоть что-то без этой киношной напыщенности? Или он всегда любит, будто в замедленной съёмке, доставать вещи, раскладывать их, ставить рядом бутылку с чистой водой, аккуратно проводить по волосам, чтобы не испортить укладку, томительно медленно расстегивать ремень и снимать штаны…       Алек постарался как можно быстрее отвернуться и не думать, что только что так позорно интимно представил, как сам бы расстегивал этот чёртовый кожаный ремень.       — Это ты сейчас в каком смысле? — стараясь отвлечься, спросил он.       — В том смысле, что многофункциональность — одно из моих достоинств. Не Цезарь, к сожалению, но на пост его заместителя вполне сгожусь.       — Тебе никто не говорил, что за чушь, которую ты несёшь, можно и в психиатрию загреметь? — фыркнул Алек, возвращаясь к сборам домой.       — Говорили, — Магнус снял рубашку, и Лайтвуду, в этот момент снова не удержавшемуся от подглядывания, пришлось резко втянуть воздух через нос, чтобы сдержать почти естественную реакцию тела. — Но я профессиональный адвокат — умею защитить себя.       Оставив этот воистину эпичный аргумент витать в наэлектризованном воздухе, Бейн зашагал к выходу, так и не удосужившись надеть футболку. Уже у самых дверей он вдруг остановился и обернулся через плечо.       — И, это так, для протокола, я тоже иногда чатюсь, так что ты пиши, если соскучишься по мне.       Магнус любил бросаться такими выражениями: «Соскучишься по мне», «Заскучаешь», «Захочешь встретиться и поболтать», «Просто захочешь чего-нибудь ещё…», а Алек ещё больше любил отвечать на это нетвёрдым «нет». Диапазон оттенком отказа у Александра действительно был выдающимся. Однако, как вероятно считал Бейн, «нет» не всегда значит «нет», а в случае с его голубоглазым чудом «нет» всегда означает «попытайся позднее».       — Не в этой жизни, — сильно покраснев, как и обычно ответил Алек.       Магнус на это только таинственно усмехнулся.