***
Дорогой Альберт. Недавно мы прибыли на место. Джоуи держится молодцом, и ты действительно прав в том, что он необыкновенный — внушает ощущение безопасности своему всаднику. Он сильный, быстрый и очень умный. Не переживай, конь всё схватывает на лету, прекрасно проявляет боевые навыки и даже обрел здесь друга – Топторна. Это вороной жеребец командира полка. Знаешь, человек не может утверждать об этом точно, понимать их язык, но, я уверен, что, "переговариваясь" друг с другом, они оценивают нас и окружающую атмосферу. Животные прекрасно видят, что творят люди, и их разум не может найти ответ на вопрос "Зачем?" Я понимаю тебя. Понимаю твое стремление всегда быть рядом с другом. Я понимаю твое желание воевать за тех, кто тебе дорог. Я взял бы тебя с собой, не будь ты так молод, но, если совсем откровенно, война — дело противоестественное для любого человека. И, если уж она случилась, не спеши так скоро отдавать в её жернова свою жизнь. Вдали от неё ты можешь сколько угодно с жаром рассказывать, на что способно твое пылкое сердце. Но, столкнувшись лицом к лицу с тем, когда тебе придется отнять чью-то жизнь, независимо от того, вооружен этот "кто-то" или нет, "свой" он или "чужой", испытываешь ли к нему симпатию, ты ощутишь кровью всю дикость происходящего. Ты нужен родителям, Альберт. Береги эти мгновения вместе, их больше не будет. Ты отдал мне коня, которого берег и тренировал, закалял и закалил хорошо. Я видел, как сильно он дорог тебе. И поэтому не могу не написать для тебя его портрет, не написать это письмо. Ты отдал мне своего лучшего друга, чтобы он берег меня. Ты доверился мне, чужому человеку, и я не могу ответить тебе тишиной. До сих пор вспоминаю твои заплаканные глаза, берегу вымпел, который ты повязал Джоуи, и понимаю, что не имею никакого права тебе лгать. Скоро мы переходим в наступление. Я не настолько оптимистичен, чтобы думать, что нас ждет безоговорочная победа. Но я — солдат, я — капитан, я не могу показывать того, что всё это мне не по душе. У нашего порога стоит враг. Он не станет щадить никого, и мы не можем смирно стоять, встречая пули, когда он топчет все, любимое нами. Оставаться человеком в таких условиях сложно, но я уверен, что именно такие мальчишки, как ты, способны на это. Ты не забудешь, не оставишь Джоуи, и он тебя никогда не покинет. Я не стану лгать. Возможно, завтра утром меня не станет. Я признаюсь тебе, мне очень страшно. Нам всем очень страшно, и лошади это чувствуют. Я видел Смерть. Она не смотрела в мои глаза, но я её видел. Желание жить — совершенно нормальное желание любого человека, но я готов отдать её, если это хоть на миг сможет удержать от гибели тех, кого люблю я, кого любишь ты, нашу землю, наш дом... Я хотел бы тебе показать места, где мы сейчас, но без войны. Широкая зеленая степь, пышный лес, холодные рассветы, молчаливые ночи. С удовольствием посоревновался бы с тобой в верховой езде. Твой гнедой друг ведь не любит долго скучать в стойле, верно? Знаешь, он вроде бы стоит со всеми в одном строю, но будто бы знает больше чем они. Это парадоксально, но это так. У него другой, свежий, живой и не прожжённый лишениями взгляд. Он смотрит на солдат вопрошающе, но смиренно и изучающе. В который раз убеждаюсь, что не нужно уметь говорить, чтобы доносить свои чувства. Животным-то уж точно не нужна война. Вчера мне не спалось. Многим не спалось. Я подошел к Джоуи и заглянул в его большие глаза, на широкий белый ромб между ними. Мне показалось, конь впитал в себя чувства нас всех вместе взятых и, если судьба все же распорядится так, что ваши дороги сойдутся, ты поймешь, о чем я говорю. И… я в это верю, Альберт. Просто так должно быть. Эти четыре белых "чулка" еще пронесут тебя вихрем по степям и приведут домой после долгих странствий. Знаю, мальчишки твоего возраста мечтают о путешествиях. Я сам мечтал. Не гневайся на отца за то, что продал коня мне. Вымпел ведь принадлежит ему? Видя, сколько отчаяния было в его глазах, понимаешь, как дорого обошлась ему эта жертва. Вы голодаете, и он не мог поступить иначе. И я отдал вам последние деньги, не жалея. Дорогой Альберт, прости за это многословие, за толику пессимизма. Возможно, ты мне ответишь на это письмо при личной встрече. Но, если ты получишь его с пометкой "погиб", и война подберется к тебе вплотную, передай врагу пару "приветов" от меня. Я верю в тебя. Ты сможешь то, что я не успею. И Джоуи… Он не такой простой, каким кажется тем, кто плохо понимает лошадей, приравнивая их лишь к рабочей силе. Такая дружба — большая редкость в наше время и практически единственный ключ к миру. Сохрани в себе это. Собираю послание по кусочкам. Осталось совсем мало времени, и утро, когда дописываю последний абзац, кажется мне особенно прохладным. Люблю этот ветер в лицо, эту мощь и скорость, когда скачешь через степь на коне. Топот ста двадцати лошадей будет стучать в моих ушах, будто отмерянные жизнью секунды. Пора прощаться. Благодарю тебя за доверие, Альберт. До встречи и… прощай, на всякий случай. С уважением к тебе и твоей семье, капитан Джеймс Николлс.***
На съемках было всё максимально по-настоящему, за некоторым исключением. По сигналу конная кавалерия рванула вперёд на вражеский лагерь. Бенедикт и Том выставили вперёд шпаги, а перепуганные противники, побросав вещи и документы, ринулись к лесу, к прикрывающим их пулемётам. Один «смотрел» на него.