Тёмные ночи

Осенние ночи становятся всё холоднее и тревожнее, и Виви впадает в меланхолию. Слухи о наступающей Геенне и скором конце всего сущего, которые вначале были всего лишь едва слышными шёпотами по углам, а стали громкими криками на улицах, угнетают её. Ей не хочется думать об Апокалипсисе и прочих выдуманных страшилках – на её взгляд, не-жизнь дана Сородичам не для страха, а для удовольствия. Как жаль, что не все разделяют её взгляды. Понимающих, к сожалению, очень мало, и смертные как будто чувствуют это. В последнее время они всё пугливее и тревожнее и гораздо реже заходят в «Везувий», что Виви, конечно, очень расстраивает. «Везувий» – её любимое детище, её личный храм, дворец искусства. И пусть остальные презрительно фыркают – чего выдающегося в обыкновенном стриптизе? – но именно они и будут стоять у сцены, раскрыв рты, глотая слюну и жадно пожирая глазами её танцовщиц. Наверное, именно это приносит Виви наибольшее удовлетворение. Все эти восхищённые взгляды, обращённые на её девочек, затаённое дыхание, горящие взгляды – всё это заставляет её вспоминать о тех временах, когда сердце всё ещё билось в её груди, билось жарко и упруго. О тех временах, когда она чувствовала себя по-настоящему живой… как жаль, что всё проходит. Люди отказываются от настоящего искусства и пачками тащатся в «Sin Bin» – Виви неизменно передёргивает даже от названия этого рассадника пошлости и грязи. Первобытные инстинкты и низменные потребности… Человечество всё ниже и ниже падает в её глазах. Хорошего настроения, это, конечно же, не прибавляет. И, оглядываясь вокруг, Виви понимает, что она не одна такая. Эш всё глубже и глубже погружается в чёрную депрессию и, кажется, совершенно не видит выхода из неё. Виви очень надеется не стать однажды такой, как он. Ничего не приносит ему облегчения – ни толпа суетящихся восхищённых смертных вокруг, ни оглушительная музыка, ни воспоминания о собственном блестящем прошлом. Эш не отзывается ни на сочувствие Айзека, ни на расспросы самой Виви, и со временем она просто перестаёт приходить к нему. Вот какая она, оказывается, – смерть после смерти… Впрочем, его можно понять. Если бы охотники не околачивались постоянно в его клубе, возможно, ему было бы легче… Но они здесь – наблюдают, расспрашивают, вынюхивают, и это заставляет себя чувствовать загнанным в угол травоядным зверем. Какая насмешка над хищной природой Сородичей! Впрочем, все, кто считает себя выше человечества, рано или поздно плохо кончают. От выстрела дробовика ли в голову или от факела сумасшедшего охотника – есть ли разница? И Виви ещё больше мрачнеет, обнаруживая слежку прямо у себя под носом. Дела идут всё хуже и хуже. Из-за охотников Виви предпочитает не высовываться из «Везувия» лишний раз – в отличие от Эша, ей всё ещё хочется жить, как бы иронично это ни звучало. В мире осталось столько радостей и удовольствий, которые она обязана попробовать, и вторая смерть совсем не входит в её планы. Может, именно поэтому её так раздражают эти длинные, наполненные тоскливым предчувствием ночи. Голливуд всё ещё пытается казаться столицей развлечений и наслаждений, однако всё это – очевиднейшая ложь, и почему-то именно сейчас Виви чувствует это остро, как никогда. Айзек вечно занят своими делами – кажется, выясняет что-то о пропавших Носферату, – и его никак не получается поймать… Виви немного обижается на него за то, что он предпочёл этих уродцев её приятному обществу, но дуться на него долго не может. В конце концов, она очень привязана к нему и надеется, что он всё же найдёт время и силы на общение с ней… А пока она скучно сидит за одном из столиков в «Везувии», привычно любуясь танцами своих девочек, и машинально отмечает мелкие ошибки. Ничего нового, всё по-старому. Всё те же лица, разговоры, обстановка… Виви кажется, что она застряла в бесконечном Дне Сурка, только в особенном, в котором всё день за днём становится только хуже и паршивей… и который, возможно, закономерно кончится только с приходом Геенны, которую все в последнее время так полюбили обсуждать. Если уж и так, думает Виви, то пусть конец света настанет побыстрей.