О толковании снов

      Камилю снятся кошмары, и он очень хочет, чтобы они так и остались злым мороком. Камиль теперь очень боится засыпать и подолгу сидит рядом с работающим Робеспьером, и смотрит, как его перо скользит по бумаге, как глаза под стёклами круглых очков смотрят туда-сюда, как шевелятся руки. Демулена сковывает дрёма, он кладёт голову на собственные скрещённые руки и из-под полуприкрытых век следит за Максимилианом.       — Если ты не спишь из-за меня, то зря, я скоро приду, — мягко произносит тот. — Не мучай себя, Камиль.       — Нет, я хочу дождаться, — слабо противится Демулен. — Пожалуйста.       — Дело твоё, — Робеспьер коротко и очень тепло улыбается и продолжает работу.       Они ложатся вместе, и Камиль жмётся к Максимилиану крепче обычного, прячет лицо у него на груди, и тот удивлённо смотрит на Демулена, хмурится, гладит по щеке.       — Точно ничего не случилось? Ты сам не свой, — замечает Робеспьер, подслеповато щурясь. — Камиль, что происходит?       — Знаешь, Максим, я сейчас вспомнил, как в церкви мне рассказывали об Иосифе, — робко начинает Камиль, искренне боясь говорить о боге — он знает, что для Максимилиана бог лишь пережиток прошлого и что сам сейчас смотрится очень глупо и по-детски наивно.       — О котором? — терпеливо спрашивает Робеспьер. В его голосе нет ни укора, ни насмешки, и это обнадёживает Демулена и заставляет ещё больше довериться. Он молчит, собираясь с мыслями, затем глубоко вздыхает и отвечает:       — О том, что толковал сны, будучи в темнице фараона. С ним были заточены виночерпий и хлебодар. Им были странные сны, они оба опечалились, а Иосиф это увидел и захотел узнать про их беду. Тогда виночерпий и хлебодар всё ему поведали, как есть, и Иосиф рассказал им, что это значит.       — Да, я знаю об этой истории, — Максимилиан кивает, в его глазах лишь лёгкое непонимание и спокойствие. — И что? Почему ты об этом задумался, милый?       — Понимаешь ли, Максим, — Демулен ёжится, поправляет одеяло, словно бы из-за холода. Но на самом деле ему просто очень и очень страшно — он подумать боится о том, что видит каждую ночь, не то что рассказать. Вспоминать это тяжело, даже немного больно, а наибольший ужас вызывает то, что кошмары могут сбыться — Камиль понимает, что революция меняет, искажает и выворачивает наизнанку всё, что только попадается ей под руку. Даже любовь. Даже самую крепкую привязанность.       — И что же тебе снилось? — Робеспьер глядит ласково, в его голосе участие и забота. Это ненадолго уменьшает тревогу Демулена.       — То, как ты отправил меня на гильотину, — виновато отвечает он. — Я знаю, конечно, что ты на это не способен, что ты честный человек, что ты меня любишь и никогда такого не сделаешь, я в этом даже не сомневаюсь, — тут он отчётливо понимает, что покривил душой. — Но эти сны приходят раз за разом, и я не в силах освободиться. Меня ведут куда-то, затем везут, я зову тебя, прошу о помощи, но тщетно! А потом мне отрубают голову.       — Вот как? — Максимилиан нервно кривит губы, ему беспокойно и неуютно от услышанного. — О, Камиль, — он прижимает его к себе и водит ладонью по спине, запутывается пальцами в волосах, вздрагивает, когда чувствует, что по его шее катится слеза. — Что ты плачешь? Не надо, родной, не надо, я же вовсе не обижаюсь. Камиль, я рядом, — Робеспьер обнимает его ещё крепче. — Не бойся ничего, прошу.       — Я бы очень хотел, Максим, — глухо отвечает Демулен. — Я бы очень хотел, но я не могу… Как только я закрываю глаза, то вижу всё это вновь, и мне так тяжело!       — Это просто волнение, — уверенно говорит Робеспьер. — Ты немало трудишься последнее время, ещё пару недель назад из типографии даже не показывался, ночевал там, едва ли не забывал поесть. А последнее заседание тебя значительно измотало. Вот и причина.       — Думаешь? — робко спрашивает Камиль.       — Знаю точно. Нет никаких вещих снов, это просто… просто отражение действительности. Тебе стоит отдохнуть и набраться сил, — продолжает Максимилиан заботливо и даже немного деловито. — Давай завтра прогуляемся, побудем на свежем воздухе? Тебе станет легче. Просто несколько дней не волнуйся и не переутруждайся, — советует он. — Обещаешь мне?       — Обещаю, — кивает Демулен, и Робеспьер ласково целует его. Камилю от этого очень хорошо, тепло, он слабо улыбается, он получает удовольствие от этого, он хочет забыться и утонуть в Максимилиане.       Это помогает ему хоть ненадолго отвлечься от собственных мрачных мыслей.       Когда Робеспьер уже спит, Демулен вдруг задумчиво касается щеки, вспоминает прикосновение горячих губ Максима и думает о том, как же им обоим хорошо вместе. Камиль чувствует, что счастлив, и от этого счастья ему благоговейно, оно его греет и освещает ему путь. Камиль удобнее, уютнее устраивается на груди Робеспьера, будучи совершенно уверенным, что кошмары больше к нему не придут.       Но в глубине души Демулен всё ещё боится, что они когда-нибудь станут явью. Боится, что один из поцелуев, которые он так любит,       однажды окажется поцелуем Иуды.