***
Сев в такси, Джихун размышлял о том, что наговорил своей «подруге по несчастью», даже не смея произнести «девушке». Скомандовав таксисту направиться в агентство, он углубился в свои мысли, на секунду позабыв о том, что произошло на парковке. Сейчас его мозг размышлял на тему: «Какую отмазку придумать, когда вернулся в общежитие так поздно» Пройти мимо высокого здания агентства, прямо перед главным входом, было самым худшим решением в его жизни. Он увидел на парковке чью-то фигуру, что уселась прямо на клумбу. «Ну, все, вот сасэны меня и поймали. Прощайте, ребята, прощай, любимая студия, я буду вас помнить». Уджи уже вспомнил все концовки детективных сериалов, придумал, как напишет своей кровью имя убийцы на полу, а лучше оставит какую-нибудь пасхалку для следователей. Однако подойдя чуть поближе, он смог узнать в этой фигуре Хоши. У парня словно глыба с души слетела. Уж лучше дурачок-одногруппник Хоши, чем сумасшедшие сасэны. — И не стыдно тебе? — произнес Хоши, потирая нос ладонью, такой же красной и холодной. — Ты что здесь делаешь? Ты же заболеешь, — парень смотрел на него и мысленно сожалел, ведь тот сидел в одной белой футболке и рваных джинсах, а на улице уже было довольно ветрено. Уджи подошел ближе, сам себе удивляясь за проявленную заботу, потянул руку, чтобы дотронуться до его красного носа, но Хоши резко притянул его к себе, а Джихун так испугался, что ноги подкосило и пришлось упасть прямо в его объятия. Он поцеловал его, а Ли, понимая, что все еще является натуралом и вообще «ТычтоохуелКвонСунёнблядскийсука» попытался вырваться, но Сунён так крепко сжал его холодными руками, что Уджи пришлось оттолкнуть его снова. На этот раз Квон все же ослабил хватку, а Ли, решив, что это лучший момент, замахнулся и ударил его кулаком по щеке, чтобы очухался и понял, что сделал, геюга несчастный. — Ты чего творишь? — он смотрел на него, пока лидер перформанс-юнита приложил руку к щеке и боялся поднять взгляд на Уджи. — Я люблю тебя, Ли Джихун. — коротко и ясно. Уджи даже опешил на секунду от шока, раскрыл рот и брови свел к носу. — Чего блять? — от шока (или гнева?) щеки налились красным и так сильно захотелось ударить этого придурка еще раз, но похоже мозги уже на место вставить не получится, слишком сильные повреждения. — Прости, — лишь промялил Хоши и, кинув короткий взгляд на губы младшего, сорвался с места, пристыженно убежав куда-то в компанию. «Похоже, сегодня все-таки стоит воспользоваться нашей квартирой» пронеслось в голове у продюсера, прежде чем он снова поймал такси и произнес адрес, который как думал, не произнесет никогда.***
В окнах горел свет и парня это насторожило. Из головы все не выходило это глупое происшествие с Хоши, а что самое странное — Джихуну даже понравилось. Нет, не так, Джихуну пиздец как понравилось, как Хоши обхватил его своими холодными до жути руками, как он смущенно и неумело, причмокивая, льнул к его губам, разнося запах малиновой гигиенички, и как они сталкивались холодными носами, вгоняя друг друга в краску. «Остановись, придурок, ты натурал» всё успокаивал себя Джихун и чем чаще повторял эту строчку, тем меньше верил в свою «натуральность» Перспектива говорить сейчас с Сыльги не очень и радовала парня, но деваться было некуда. Возвращаться обратно в общагу означало, что ему снова придется столкнуться с Хоши, а зная характер старшего, Уджи предполагал, что тот ревет сейчас взахлеб в подушку, пользуясь его отсутствием. Сердце предательски заныло, но Уджи все отрицал факт того, что одногруппник нравится хоть какой-то фибре его души. Поднявшись на пятнадцатый этаж, надавив большим пальцем на кнопку звонка, Уджи стал ждать, пока его обиженка откроет дверь. Сыльги, посмотрев в глазок, открывать не спешила. — Чего тебе? — залепетала она, пытаясь изобразить уверенную интонацию голоса, но у Уджи отличный музыкальный слух и он слышал, как соскочил её голос от волнения на последнем слоге. — Не думаю, что это «убежище от проблем внешнего мира» предназначено только тебе. Не выебывайся и открывай, у меня горе. — Его бесила такая напыщенность «партнерши», хотелось уже раз и навсегда её утихомирить. Да и кто она такая вообще, чтобы с ним в таком тоне разговаривать? Послышалось копошение и, вставив ключи в замочную скважину, девушка провернула их, что означало, что она лишь сильнее закрыла себя внутри квартиры и тем самым уменьшила проценты Уджи на теплый ночлег. — Ты охуела что ли, стерва? — Уджи не хотел переходить на крик и оскорбления, но последнее слово само напросилось, хотя нет, даже не слово, а эта тварь, возомнившая из себя невесть кого, напросилась. Он начал тарабанить костлявыми руками по двери и орать еще громче прежнего. — Открой говорю, слышишь? — заорал Ли перед тем, как послышались шаги. Это значило, что Сыльги, не обратив никакого внимания на потуги бедного парня, ушла вглубь квартиры и наверняка сейчас ехидно улыбается от того, что сделала. — Стой говорю! — однако шагов всё еще не было слышно. — Меня Хоши засосал! Сказал, что любит меня! Я не знаю, что делать, ну же, Сыльги, помоги! Победа! Громкий стук каблуков, щелчок затвора, шум ключей и Уджи вваливается в квартиру, как к себе в общежитие. — Нихуя тут красиво! — прощебетал такие некрасивые слова ангельским голосочком парень. — И правда красиво. Один из лучших многоквартирных районов Сеула. Вот только цена уже наверно давно упала из-за твоих истеричных криков и отсутствия манер, бесстыдник, всех соседей напугал. — Сыльги даже не смотрела в его сторону, будто ожидая, что сейчас парню станет и правда стыдно, и он пойдет просить прощения. Ну уж нет, Ли Джихун не просто так деланный, у него гордость есть! Любовь к тому, как Хоши нагибает его во время поцелуя и гордость! — Так что там с Сунёном? Он сделал… что? — Сыльги выжидающе скрестила руки под грудью и посмотрела на Уджи. — Подожди, мне надо проверить кое-что. — С этими словами Джихун подошел ближе к своей «девушке», обхватил её за талию, а другую руку положил на щеку. Прильнув к мягким женским губам, Ли уже чувствовал, как тает его «подруга», буквально падая в его объятья от неожиданности. Возможно, ей хотелось вырваться, но с другой стороны было так хорошо, даже горячо, что лучше бы этот момент никогда не заканчивался в её розовой реальности. Но Ли был другого мнения. Быстро отпрянув от Сыльги, он сорвался с места в сторону выхода, даже не закрыв за собой дверь и бросив неразборчивое толком «Я попозже вернусь». Все было ошибкой. Все это время все происходящее вокруг было ошибкой. Награды «лучшей паре», фотографии, отдельный инстаграм. За всей этой пеленой «совместной» жизни с Сыльги, Уджи не замечал, что его любовь все это время была рядом — он сидел и терпеливо ждал его после церемоний, до поздней ночи, потому что заснуть без его голоса рядом не мог, он готовил ему еду и заботливо приносил бутылки с водой, не оставляя себе ничего, полностью отдаваясь Джихуну и любви к нему. Хоши терпел издевательства, когда Ли был на нервах, успокаивал его вечером, принося закуски и предлагая порубиться в игру вместе, зная, как Джихун такое любит. Только вот Джихун любит заботу, а не Хоши вовсе. Такая мысль посещала голову Квон Сунёна, когда он, свернувшись клубочком, лежал на кровати в их с Джихуном комнате и плакал, стараясь заглушить всхлипы подушкой. Поругавшись с матерью незадолго до своего мини-представления перед Ли, Хоши не хотелось жить. «- Ты с ума сошел, а как же внуки?! — Мать кричала в трубку так сильно, что казалось, её слышали Минхао и Джун где-то в Китае. — Мам, пожалуйста, не кричи, прошу. Можно ведь усыновить ребёнка, зачем обязательно его рожать? — Голос Хоши — Ты издеваешься?! Я растила тебя столько лет, чтобы потом ты позвонил и сказал мне, что всё это было зря?!» Единственной своей надеждой, лучом света, он видел тогда Джихуна, который смог бы защитить его своей любовью, отогреть и сказать, что все обязательно наладиться. Вот только Уджи ударил его и посмотрел, как на сумасшедшего, и теперь, сидя посреди парка, с лезвием в руках, в два часа ночи по Корее, Хоши раз за разом прокручивает эту картину в голове. Он больше никому не нужен, он так устал. Устал притворяться, что ничего не происходит, устал видеть его с Сыльги, устал делить с ним комнату и изнывать от того, что они никогда не будут вместе. Хоши боится делать первый порез, будто его мозг знает о том, что будет очень больно. Соленые слезы катятся по щекам, стекая в рот, капая на руку, но ему всё равно, он уже набрался решительности. Осталось лишь успокоить сердце, которое отбивает в груди сальсу и отдается даже в ушах. За звонким гулом в ушах он не слышит ничего: ни гула машин, ни сонное пение птиц, ни шагов за спиной. Чья-то кисть ложится на руку Хоши ровно в тот момент, когда он приготовился сделать первый надрез. Холодная до жути, но мягкая и приятная, такая знакомая. Шея покрывается мурашками в тот момент, когда кто-то кладет свою голову ему на плечо и вдыхает аромат духов где-то в районе ключиц. Приятно щекочется. — Зачем же, малыш? — от этого голоса голова каждый раз кругом идет, без этого голоса он не может заснуть, не может дышать, жить не может. Хоши чувствует, как рука Уджи осторожно, медленно пытается вытащить лезвие и рука Сунёна поддается, а он сам так по-детски надув губки, сводя брови к носу и морщась, хочет только плакать. Ему так безумно стыдно, что даже если он провалится под землю — стыд не уйдет. Уджи аккуратно убирает лезвие в карман, ликуя своей сообразительности, и прижимает Хоши к себе двумя руками, сильнее пытаясь уткнуться в его шею. Пахнет чем-то сладким, но не приторно, а наоборот, успокаивающе. Уджи неловко оторвал голову, глубже вдыхая аромат сунёновских духов, и попытался чмокнуть его в щеку, но был встречен шипением со стороны одногруппника. — Больно. — Прошептал Хоши, а когда Уджи посмотрел почему, то ему стало так неловко, что под землю от этого тупого чувства под названием «стыд» провалятся они оба. — Это я сделал? — кончиком холодного пальца Ли принялся обводить очертания еле заметного синяка на щеке у Хоши, вспоминая, как приложил его буквально два часа назад со своей «правой-похоронной». Хоши же, уже привыкнув к покалывающей боли, уткнулся в руку Уджи, как слепой котенок, и начал ластиться, прижимаясь ближе. А Ли и не против. Приподняв одногруппника за подбородок одной рукой, прижав поближе второй, что уже по-хозяйнически обвила старшего вокруг талии, прикоснулся осторожно к его губам, опять ощущая уже такой родной привкус малины. Хоши не растерялся и начал углублять поцелуй, залезая к Уджи на колени и обхватив его за голову, стараясь не разрывать такой нежный акт любви, который сунёновскими усилиями уже переставал быть нежным, ведь парень почувствовал бугорок в штанах Джихуна и в конце концов увидел его красное до жути лицо, когда они всё же разорвали поцелуй, чтобы отдышаться и посмотреть друг на друга. — Я люблю тебя, Квон Сунён, так сильно, что аж сердце сейчас выпрыгнет. — А я уже давно люблю тебя, Ли Джихун, так сильно, что расстояния от луны и обратно не хватит, чтобы описать, насколько сильна моя любовь. Но… А как же Сыльги? — У нее губы не вкусные, а твои со вкусом малины. — Это все, что понял Джихун после поцелуя с ней. Не понравилось. И повторить не захотелось. Краем глаза Уджи заметил, как глаза Хоши заблестели, и улыбнулся. — Может нам все-таки пойти домой, а не в парке на лавке жопы просиживать? — Вот опять ты своими плохими словами всю романтику испортил, идиот, — надулся Сунён и тут же был атакован легким поцелуем в нос и ехидной улыбкой Уджи. — Ладно, пошли, я же не хочу, чтобы ты заболел, а то ныть начнешь, как всегда. — Так это еще и я ною? Ну все, конец тебе, малыш, — с озорным смехом парни спрыгнули с лавки и побежали в сторону дома, смеясь. И все-таки приятно быть любимым.