Цветы и песни хозяина красных чернил

Триптих 1. Кам делает своё дело так, как положено делать каму - в небольшом шатре, в дыму трав, впуская в себя духов, что могут помочь, и давая им действовать своими руками. Кам делает своё дело потому, что не может иначе. На Ресдайн ему наплевать, а вот на хана, что спас ему жизнь и назначил личным телохранителем - нет. Аландро Сул, чьи волосы выкрашены огнём, а лицо - кровью сумерек, был бы рад предпочесть хана своей создательнице, но даэдра сильнее смертных. Ворин сидит в углу шатра и хмуро наблюдает. Помочь он ничем не может. Притихший рядом Эндас - тоже. Консул берет с собой брата каждый раз, как приходится участвовать в чем-то подобном, хоть и знает, что это довольно бессмысленно. Напротив сидит Альмалексия - настолько же отрешённая, как и Дагот. Она делает всё, что может, чтобы сдерживать крутой нрав Хортатора, но цена, которую они все платят, возрастает час от часу. Им приходится присутствовать почти каждый раз. Аландро сосредотачивается на лечении, но если Неревар приходит в себя в процессе, то начинает сопротивляться, и его дух возможно сдержать лишь общими усилиями. Хортатор не безумен - но неукротим, когда ослеплен гневом и болью. Сейчас он лежит на циновке, погруженный в транс, из его тела торчат длинные тонкие иглы особого кактуса, смоченные в соке лианы, а кам изгоняет омрачения и насланные чары, и что-то ещё, чему нет названия. Эндас рассматривает Неревара с некоторым недоумением - он ниже ростом и вовсе не так могуч, как рисовало воображение, хотя всё равно достаточно внушителен. Резкое, почти неприятное лицо, выступающие узлы мускулов, татуировки, под которыми едва кожу уже видно… Эндас впервые наблюдает Хортатора так близко. Хотел бы помочь - они с Ворином могут помочь, да, Ворин-то уже делал это, но Ворин не учился так долго и полно… только кто вот Эндасу, проклятому, даст касаться вождя? Аландро заканчивает сеанс, заставляя каждого отдать частицу крови; Сул вымотан, и как обычно, не доверяет никому, но на свой лад получает гарантии. Запах жжёного мха заставляет глаза слезиться даже у Альмалексии, а ему хоть бы хны. Неревар остается в шатре - спать, долечиваться, Советников же Сул выгоняет. Дагот и Альмалексия удаляются - в который раз спорить о том, что именно происходит и как купировать преследующие Неревара припадки. Вивек далеко - наблюдает за ходом военной операции вместе с Думаком, но обещал вернуться к вечеру. Порталы значительно упрощают ведение дел, если всегда есть маги, готовые их открыть и потратить силы за тебя самого. Эндас, о котором все забыли, пробирается обратно к шатру. Долгие годы ему хотелось поговорить с камом - и не выдавалось возможности. То сам Аландро растает в темноте (о, Эндас знает, как это просто, если умеешь!), то Ворин нетерпеливо тянет за поводок, то самому хочется ускользнуть и не встречаться с Вивеком, потому что нельзя так часто… Этим вечером всё немного иначе. Тяжелее. И Векха нет. Дорога к шатру удобна - часовых полно, но луны светят очень ярко, порождая там и сям целые озёра темноты. Добравшись, куда нужно, Эндас отводит глаза стражам и с колотящимся сердцем приподнимает полог. Тут же чувствует лезвие у горла. - Что тебе здесь понадобилось? - тягуче шипит шаман. Так и не избавился от южно-островного выговора. - Пришёл говорить с тобой. - Или убить хана? О чем бы тебе со мной разговаривать? Почти автоматически Эндас пытается контролировать руку, что держит костяной нож, но не может и замирает сам - от изумления - против его чар пока что никто не смог выставить эффективной защиты. Он пытается вертеться так и сяк, но всё равно скользит разумом по блоку. - Вот об этом и хочу… - А я - нет. Ты - скверна. Весь твой род, все Даготы - проклятая, гнилая, порченая кровь. От вас несёт Двором Забот. Не подходи к хану и ко мне тоже не подходи, Печать Мертвецов, и я тебя не трону. Твоему брату я запретить не в силах, но и он знает, что не стоит делать многого. Нож Аландро убирает, давая Эндасу отступить и посмотреть на себя. Луны светят ярко, заливая всё перекрёстным светом и множа тени. Шаман смыл с себя всю краску, и у Дагота что-то щемит под сердцем. Аландро выглядит очень утомлённым. Таким же, как его хан. Хищные черты и глаза, как угли. - То, что ты делаешь. С тенями и чужой силой. Я почти не встречал подобных себе! - Значит, мало странствовал. Ищи и найдёшь, - скалит белые зубы шаман и опускает полог. - Постой же!.. - Эндас не знает, как его удержать. Разговор попросту не выходит. Аландро устал и настроен враждебно. Хочет остаться наедине с Хортатором и охранять его покой. - Я ничего не сделал тебе дурного, как и Неревару. Позволь спросить тебя… - Убирайся, Дагот. Эндас ищет слова, но все они неубедительны. И правда - что пришёл? “Мы похожи, потому будет, о чём говорить”? А с чего ты взял, что есть какое-то сходство?.. Всего-то общие предрасположенности. Не рождение, не характер, не взгляд на вещи. Можно ли прикипеть душой к тому, кого совсем не знаешь? Как сказать о том, что годами не можешь выбросить из головы танец Сумрака, что Сул тогда исполнил на празднике Новой Жизни? Что помнишь каждую мелочь, и что сердце быстрее колотится, стоит увидеть выкрашенные хной свалянные волосы или белое лицо… есть нечто, что западает в разум раз и навсегда, и хоть огнём выжигай - не выйдет... Можно принять многое, почти всё, что уготовила судьба - до тех пор, пока не напарываешься на вот такую вот изгородь из терновника. “Он тебя не примет, я же говорил”, - вздыхает голос в его собственной голове. “Для шамана Эшленда все мы - зло, и он совершенно прав”, - усмехается другой. Эндас уходит, понурившись, чтобы не испортить всё ещё больше. Ищет брата. Тот как раз закончил ругаться со Змееликой - странное у них выходит. Говорили бы иначе, будь одних взглядов. Может, не только говорили бы… да фехтуют словами далеко не до первой крови. 2. Осень вступает в свои права - холодная, ранняя. Очередное собрание Кланов не может проходить без Неревара и его свиты. Кланы встречаются теперь раз в пять лет - или по особому зову, всё на той же стоянке, но не на день Новой Жизни, а на годовщину победы над недами. Ресдайн не пустое слово. Даже ещё не собравшись, эшлендеры, те-что-от-Пепла - как называют горожане кочевников всё чаще - выглядят грозной силой. Лагерь окружён силт-страйдерами, боевыми кагути и гуарами, каждый клан стремится показать свою грозность и значимость. Совет Ресдайна, в неполном составе, присутствует, и их шатры богаты и окружены охраной... Не хватает Сота Сила - тот снова на Артеуме. Вивек входит в шатёр Ставки разгневанным. Заплетённые в тугую косу белые волосы, кажется, светятся в полумраке. К шесту, что поддерживает всю конструкцию, привязан мер - на первый взгляд, на его теле нет следов побоев или вообще каких-либо следов, но дышит тот слишком часто, а лицо искажено от боли. Консул Ворин Дагот стоит в трёх шагах и проводит допрос. - Хватит, - первое, что восклицает Векх. У него темнеет в глазах от злости - это Дравет, один из его лучших соглядатаев. Вот уж не думал, что тот попадётся. Ворин медленно оборачивается. - Приветствую, Советник Вивек. - Это мой человек. По какому праву ты его удерживаешь? - По праву отлавливать и допрашивать шпионов, пойманных в моем шатре за просмотром моих личных документов. - Ложь. - Почему же? Он признался в том, что искал определённые сведения по твоему приказу, Советник. - Каким это образом? Слова, сказанные под пыткой, - Вивек сплевывает на землю. - Вот их цена. - Поверь, способов узнать истину достаточно, - улыбается Ворин. За его спиной кто-то стоит. Векх все присматривается, а потом понимает - это Эндас. Он удерживает Дравета своей магией, и тот даже слова не может сказать. Младший Дагот обменивается с Вивеком взглядами - не принимая чужой ярости. Не извиняясь за своё равнодушие к происходящему. Он одет дорого, легкий доспех подчеркивает худую фигуру, но всё равно взлохмачен и инаков - не приучен носить одежды “живых”. - Не порти праздник, Консул. Ты сейчас не Дравета пытаешь, а моё терпение, - Вивек старается, чтобы его голос звучал ровно, а ещё не коситься на Эндаса. - У нас нет причин для недоверия. - Неужели. Он ведь знал, что искал. Но не нашёл. Потому, что находить нечего - а вот верить наветам так неумно. Кто-то ещё входит в шатёр. Аландро Сул с несколькими воинами-эшлендерами, встающими полукольцом за спинами Вивека и шамана. Векх кладёт на плечо Сула руку - словно придерживая. Это уже не двое-на-двое. Конечно, Ворин может попросту выжать из них всех магию, но не физические силы, а применять огонь или электричество - значит привлечь внимание. В поединке на холодном оружии преимущество отнюдь не на стороне братьев. Эндас смотрит на руку Вивека на плече шамана, и ему кажется, что вся его собственная кожа горит, а кровь под ней выплавляется. Конечно, это всё не его дело - свита Неревара всегда далеко от Когоруна. Вивек - сладкозвучный голос Ресдайна. Аландро - щит его сердца. А кто такой он сам? Плевок Тейрана в прошлое? Ворин, как и его отец, использует Эндаса, как палача, и использует эффективно. Ему жаль, что Вивек и Аландро теперь знают об этом. Видеть их вот так, рядом, близко, но так далеко - трудно. Трудно перестать думать о том, что один принял его, а второй отверг - и оба точно знают друг друга не только как братья по оружию. Многое могут сказать велоти про обмен копьями… ...Эндас лёг бы с ними обоими, если бы те захотели; позволил бы делать, что угодно, но этого никогда не будет. Аландро никогда не коснется проклятого, и наверняка и Векху очень долго не позволял трогать себя после… осквернения. Да. Эндас понимает, что не желает смотреть на них. Теряет концентрацию и отпускает пленника, оседающего на землю с тихим стоном. Ворин только бровью поводит - за годы брат научился закрывать от него разум, потому Ворин истолковывает всё по-своему. - Забирайте свою падаль, - он брезгливо отодвигает носком сапога ленту одежды шпиона и делает шаг вперед. - Эндас. Пойдём. Эндас послушно идёт за ним. Воины расступаются, но стоит кому-то сделать неловкое движение, которое можно предугадать как агрессивное, Эндас ловит его в контроль - и получает обратный удар от Аландро. Чары врезаются одни в другие. Сопротивление и атака идут в молчании, задевая всех стоящих рядом. Энергия Аландро бьёт Дагота бичом, смешивается с его собственной - на теле Эндаса от напряжения даже проявляются алые татуировки-гхартоки, которые в обычное время он предпочитает делать незримыми. Как именно возможно подобное, знают лишь в клане Чарма Дагот - тому, к которому издревле принадлежит Консул и его семья. Вивек таращится что на Аландро, что на Эндаса во все глаза - интенсивность обмена ударами и сама динамика почти сразу соскакивают с периода “прощупывания” то ли в самую безжалостную магическую драку, что Вивек когда-либо видел, то ли почти во флирт. Но нет. Нет. - Проклятый, - шипит Аландро, и на его обычно улыбчивом лице негодование и отвращение. - Даэдра возьмут вас всех. Эндас молчит, хотя смятён - но не из-за проигрыша, он скорее побеждает. Ворин не вмешивается - просто, как обычно, изучает расстановку сил, пока ни одна из сторон не берет верха. Собравшись, Эндас перекрывает дыхание всем, до кого дотягивается - воинам, Аландро, Ворину. Всем, кроме Векха. Едва останавливает себя, чтобы не дожать - о, он помнит эту красную ярость в себе. Помнит слишком хорошо. Потому просто исчезает, оставляя всех кашлять. * * * Вивек бросается за ним почти сразу. Научился за долгое время гоняться за тенями - Аландро всегда был тот ещё подарок, так что навык сгодится и для Дагота. Лагерь огромен. И хорошо, что Неревар с супругой заняты ахшанами! Меньше всего на свете индорилец любит улаживать дрязги между советниками. Уловить намёк на ауру пророка получается не сразу, но Вивек талантлив и настойчив - и всё-таки ухитряется в темноте, у озера, накрыть Эндаса “проявляющим” заклинанием. - Куда тебя понесло… - Ты знал, зачем я брату. И другим. - Нет, не знал. Ты палач? - Много кто. - Что это было за огримово дерьмо сейчас?! Молчание. - Постой!... Эндас текуче отклоняется в сторону от его руки, едва только чары истаивают, и уходит в тени. Вивеку остаётся беспомощно озираться и рычать сквозь зубы - не найти сейчас Дагота, если он не захочет. Столько магии, чтобы снова использовать заклятье, у него нет. Но будет ещё через несколько минут… главное не упускать пророка из виду. Как назло, все нужные вопросы вылетели из головы… Вивек всё равно продолжает погоню. Ему нужно, нужно узнать, что задумал Ворин. Слишком многое поставлено на карту. Слишком! Эндаса он не видел несколько лет, но даже это не самое главное. Даже не дежа-вю. Слегка потеряв голову из-за погони, Вивек сворачивает между палатками и внезапно вылетает на освещённую дорогу - ту, что ведёт от шатра Неревара к площади. Там как раз собралось достаточно народа. Кто-то замечает его и радостно кричит - “Вейк, Вейк!”. Толпа окружает его, подхватывает его, десятки рук поднимают его вверх, покачивают. В другое время Вивек был бы рад народной любви - ох, как он мечтал о подобном когда-то! - но сейчас его больше волнует долговязый силуэт, там и сям мелькающий между чествующими Совет воинами. “Вейк, Вейк!” - кричат они, подбрасывают Векха вверх, хотят коснуться. Кто-то кричит и другие вещи. Вивек понимает, что уже никого не догонит, и натягивает привычную улыбчивую маску. В конце концов, нужно ловить то, что само идёт в руки. Ворина Дагота никто так не приветствует - за ним, конечно, двемерские учёные и некоторые военные кланы, но за Вивеком - очень много простых людей. Тех, кому он объясняет, для кого поёт и кого спасает. Тех, к кому он старается быть ближе, даже когда его собственный ум далеко. Ночью он натыкается на Ворина Дагота. Им незачем прятать друг от друга свою неприязнь, потому Векх довольно открыто бросает Консулу обвинение в двойной игре - и слушает в ответ лишь смех. Доказательств у него нет, но Ворин всегда был скорее двемером, чем кимером. Дом Дагот и его интересы - это не интересы Ресдайна… объединённое и сильное государство, конечно, на руку всем Домам. Но куда повернуть эту махину… Вивек знает - Ворин поддерживает ненависть Неревара к чужеземцам. Поддерживает и его ярость, поскольку лишь в состоянии аффекта Неревар иногда способен творить воистину жуткие и славные деяния. Для Ворина Неревар и друг, и фигура на поле - уж как бы это ни укладывалось в высокомерной его голове. Вивек знает, что Альмалексия и Сота Сил недовольны. А ещё знает то, что Аландро всегда выберет своего хана. То, чего он не знает - куда пойдут его собственные ноги. Эндаса с братом нет, и потому Вивек раздражен ещё больше. В шатре, где пророк пытал шпиона, остаётся бронзовая серьга с эмблемой шалка, и Векх забирает её себе. 3. Удрав от всех и решив не возвращаться какое-то время в Когорун, Эндас забирается под самую крышу башни Шиши. Там ничего нет, и именно это прекрасно. В этой старой велотийский башне когда-то умерла его мать, а потом сошла с ума и покончила с собой сестра. Эндас ненавидит это место, но здешние пустота и тишина притягательны, несмотря на злую энергию. Округлый купол имеет окно и несколько бойниц. Дощатый пол усох, половицы скрипят, пыли на них осело - целый ковёр, следы остаются. Сестру держали этажом ниже - здесь, под самым потолком, располагался гарнизон, но сейчас башня заброшена и считается населённой духами и нежитью. Не может тут быть нежити, Эндасу ли не знать... Слава всем даэдра, башня слишком близко к территориям Даготов, чтобы кому-то хватило наглости её захватывать. Эндас сидит у стены скорчившись, царапая когтями плечи, позволяя полосам юбки пачкаться в белой, словно костяной, пыли, высвеченной лунным лучом. Он не боится отворять себе кровь - это даже полезно, маг может контролировать столько крови, сколько выпустил за свою жизнь из собственных вен. Но сейчас ему хочется просто заглушить одну боль другой. Не помогает. Кожа ноет и затягивается. Гхартоки работают. Красные чернила слишком хороши, а он весь пропитан ими с головы до ног. Его тошнит от политики и одиночества. Он давным-давно привык к изоляции, научился жить с ней, не обращать внимания на эту боль - всё, что длится столько времени, становится привычным - но не думал, что его может вывести из равновесия мелочь. Сбить с ног так просто и эффективно. Появляться рядом с Вивеком нельзя - так же, как нельзя перестать хотеть появиться в Балморе. Это просто сделать, придти, переместиться туда, найти нужные комнаты, перелезть через ограды и перила - но нельзя… Трогать Аландро теперь тоже нет смысла - ещё не известно, кто более подозрителен, ашхан или его щитоносец. У них одна привычка везде видеть беду, потому оба ещё живы. Остаётся только смириться с тем, что все ошибки проще замкнуть на себе самом. Для этого он, младший сын Тейрана, и предназначен. Запечатывать чужие ошибки. - Здравствуй, - говорит ему дух, и Эндас оборачивается, хотя знает, кто это. Духи не как люди. Они заметнее даже для тех, у кого нет глаз. Ирет подходит к нему, садится рядом, обнимает бесплотными руками. Эндас трогает холодный воздух, словно пальцы не проходят сквозь эктоплазму, словно и правда можно коснуться её щеки - но рад, что теперь может хотя бы вообразить. Пока Ирет была жива, он дотрагивался до неё всего несколько раз - в самом раннем детстве во время игры… и позже, когда бальзамировал её труп. И ещё как-то вышло однажды, что Ирет обняла его сквозь толстый халат, чуть задев лицо волосами. Их запах Эндас помнит до сих пор. - Не убивайся так, - слышит Эндас и другой голос. Вздрагивает. Его он слышит очень редко и только тут, в башне. Тиа почти истаяла. Эндас кланяется матери, стискивая кулаки, которыми ударяет в пол. - Я ничего не вижу впереди, кроме войны и крови, матушка. Мне страшно. Я не хочу смерти. Жизнь - лишь будущий пепел, но даже такая, как моя, всё-таки ещё длится. - Ты не можешь посмотреть дальше, чем отмерено, сын мой, если не хочешь увидеть. Даже я не могла. Отрешись от того, что тебя так гложет, и туман разойдётся. - Дом Дагот падёт. Не спасёт ни Чарма, ни все наши силы. А потом я ничего не вижу, только слышу - какофонию и беспредельный ужас, словно кто-то сломал сам мир. - Дому Дагот пора ответить за свои дела, - улыбка у Ирет такая же, как была в последний час. - Падомай забирает тех, кто сыграл свою роль. - Что со мной будет? - спрашивает он обеих, но духи тают, уходят. Эндас ощущает себя сломанным - накатывающая волна вИдения, как обычно, наполняет его тоской и заставляет зябнуть. Мать всегда дарила ему подарки - чёткость и яркость прозрения. После того, как картины скорого будущего оставляют его, Эндас лежит без сил несколько суток, не имея возможности даже встать и найти воды. Он думал, осталось с десяток лет, но даже в этом ошибся. Времени нет вовсе - шторм близится, и его никто не остановит. Ворин уже отправился на Солстхейм. Кагренак уже открыл врата, что должны были оставаться закрытыми. Всё не так. Всё распадается на части. Ресдайн вознесётся и падёт. 5. Гроза и непогода бушуют третий день. Во дворце в Балморе ночью неспокойно - ходят часовые, ведётся постоянная перекличка. Дворец никогда не спит так же, как Хортатор никогда не останавливается. Вивек в своих покоях не может уснуть тоже - сидит за столом, полуголый, пытается сочинить торжественную речь за себя и за Неревара, но выходит какая-то кислятина, и он подкрепляется разбавленной суджаммой. Всё не так. За окном хлещет дождь, наполняя воздух сыростью и озоном, изредка ударяет молния - Шеогорат, вероятно, глумится надо всем светом. Холодный ветер колеблет тонкую занавесь на окне, но Вивеку лениво вставать и закрывать ставни. Ему нравится слушать и ощущать стихию. Эндас обнаруживается в помещении как-то вдруг - вот ничего не было, кроме тени от ширмы, а вот у стола вырисовывается его фигура. Вивек вскакивает и хватает стоящее тут же копьё, отступая, отпихивая кресло - он, конечно, узнает Дагота, но понятия не имеет, с чем тот пришёл. - Ты?.. Пророк измучен, как ни странно, не вымок, но даже для себя слишком худ. Украшения на нём повреждены, кожа на рёбрах натянута, подчёркивая каждую мелкую и сухую мышцу, юбка изорвана, босые ноги изранены, волосы неаккуратны. Что-то не так. Либо долго шёл пешком - но зачем? - либо кто-то гнал его. Не говорит ничего. Подходит ближе. Вивек протягивает руку, но пророк отшатывается. Советник Вивек не должен касаться скверны накануне большого ритуала. - Зачем ты здесь? Ответа нет. Вивек не знает, куда деть всю свою злость, изрядно разросшуюся в размерах за то время, пока он не видел Дагота. Хочется ему врезать, но это значит - дотронуться, а Векх прекрасно понимает, в какое русло перейдёт вся агрессия, если между ними не останется воздуха. Упирает в исцарапанную грудь тыльную сторону нетч-копья. Эндас ухмыляется. Гладит украшенное перьями и лентами древко ладонью, нарочно медленно, выгибая запястье, перебирая длинными пальцами. Приподнимает копьё и ведёт по дереву языком, рассматривая Векха из-под полуопущенных век. Тот подтягивает копье к себе, но потом разворачивает, вздрагивает, и в грудь пророку упирается острый конец. Тот улыбается, ловит и его тоже, гладит так же, хотя хорошо заточенная кромка после нескольких движений туда-сюда вспарывает ему ладонь, а острый кончик крюка ранит губы. Это не останавливает. Скорее наоборот. Вивек тупо смотрит несколько секунд, что Эндас вытворяет, а потом попросту роняет копьё - оно падает с глухим стуком, оставив Даготу сильный порез над запястьем. С длинных пальцев капает тёмное, почти чёрное, впитываясь в циновки. Всё это нереально. Дождь шумит, скрывая звуки. Пламя свечей и ламп дёргается от порывов ветра из окна. Эндас, которому теперь сложно затормозить, подходит, с дурноватой улыбкой протягивая Вивеку раненую руку. Тот берёт её, слизывая обильно текущую кровь; Эндас глухо стонет, ощущая его язык внутри раны. Толкает Вивека к креслу, садится ему на колени, лицом к лицу, раздвинув ноги и убрав полосы ткани своей и чужой одежды так, чтобы не мешали касаться кожей кожи. Вивек очевидно возбуждён. Эндас отнимает у него свою руку, проводит ею по лицу, вымазывая его кровью, словно нанося боевую раскраску, двумя пальцами по щекам, от глаз. Потом опускает кисть вниз, ловя напряжённый ствол в кулак. В разноцветных глазах Векха испуг. Эндас ласкает его член, выцеловывает шею, обжигая голодом и тревогой. Бледное золото кожи пророка и тёмное, напитанное солнцем - Советника. На белом льне, что Вивек так любит, расцветают гранатово-алые пятна. Не получается отказать при таком ищущем - и что таить грех, желанном напоре. - Я говорил тебе, что в третью нашу встречу ты не будешь мне рад, - шепчет Эндас. - Но это четвёртая. В следующий раз я, скорее всего, не останусь жив. Поэтому сейчас я возьму всё, что смогу. Я уже испачкал тебя последним способом. Мир переменится, и ты вместе с ним. Запомни меня. Вивек переводит дух, тянется поцеловать его - но Эндас облизывает неповреждённую ладонь, приподнимается и устраивается сверху, направляя в себя член Советника. Дагот готовился принять его. Стонут оба, хоть и от разного - а потом Эндас начинает двигаться, гибко водя бёдрами, и Вивек видит и ощущает только худое, жаркое тело Печати, каждая жилка в котором проклята. - Запомни меня. Он должен бы был сказать “нет”, но не может. Не хочет. Не будет. В пророчества он и верит, и не верит (душа скорее кричит, что всё это ложь), а вот в то, что Дагот доставляет ему слишком сильное удовольствие - вполне. Пытается поддать сам, но Эндас хватает его за волосы, целует в губы. Вивек впервые получает от него грубость, но не противится. Поцелуй долог, и во время него Пророк продолжает покачиваться, приподниматься и опускаться, не давая кончить, но в какой-то момент сходя с ума и выбирая такой темп, что Вивеку почти страшно - не повредил бы себя, но лишь почти - думать не получается, лишь ласкать и сжимать Даготу член, исследовать подызувеченную мошонку, надавливать на корень ствола, потирать головку, отвлекаясь на всё это, чтобы не спустить раньше времени самому. Всё это нечестно. Что за бред вообще - о том, что в следующий раз… Эндас становится всё более тесным и жарким внутри и наконец кончает, выгнувшись, насадившись, дыша так, что его худоба ещё больше бросается в глаза. Вивеку недостаточно. Он сталкивает с себя пророка, за руку тащит к кровати, роняет на неё, подтягивает обратно за длинные ноги - стараясь не смотреть на ступни, - суёт подушку под задницу и входит снова, размазывает по животу семя, наваливается, задрав Даготовы лодыжки себе на плечи. По сравнению с Эндасом Векх выглядит атлетом. Злость наконец находит нужный выход - Векх трахает его ещё болезненно долго, успев измучить и завести опять. Эндас только улыбается счастливо-надтреснуто, то расслабляясь, то пытаясь вытолкнуть его - острых ощущений ради, мыча и постанывая. Ни губы, ни руку он не залечивает, так что кровь просто сворачивается, а потом опять течет, метя обоих и пачкая всё вокруг, смешиваясь с потом. Вивек изливается, не выходя - и даже ещё какое-то время остаётся внутри, стискивая Даготу бёдра и покачиваясь, переводя дыхание, пытаясь прочитать направленный на себя взгляд. - Теперь я должен бы уйти, - Эндас проводит себе когтями по груди, по животу, замаранному чем только не. Потом скребёт ими по животу Вивека. - Нет, - слышит Векх собственный охрипший голос. - Никуда ты не пойдёшь, раз уж явился. Останешься здесь. Сперва я возьму тебя ещё раз, а потом ещё, если захочу, а потом ты сядешь, если сможешь сидеть, и расскажешь всё как положено. Эндас смеётся. Оторопь берет - Вивек понимает, что не слышал, как он смеётся, от души и не вполголоса. - Сделаю, как ты хочешь, - гладит Векха голенью по шее, задевает пальцем ноги серёжку, волосы. - Тебе можно многое. Но потом уйду. Вивек недобро фыркает, отпускает его. Встаёт обтереться и принести обоим воды. Эндас устраивается на его кровати - бесстыдно раскидывается, потягиваясь на мягком, сгребает ткань, зарывается в неё лицом. - Здесь твой запах. Жаль, нельзя унести с собой. - Что всё это значит? - Что ты уже сделал выбор. И Неревар сделал выбор. И мой брат. И Советники. Мы в шаге от того, чтобы стать врагами, и я не хочу делиться с тобой тем, как это будет. - Что ты знаешь о… - Я не буду рассказывать тебе о том, куда пошёл Ворин и что собирается делать. Я также ничего не скажу о доме Дагот или о двемерах. Мы купаемся во лжи, Вейк, мы дышим ею, и ещё успеем сломать себе спины. Вивек пьёт - всего лишь воду, но потом отставляет ковш. - Мне неведомо будущее, хотя все вокруг, по-моему, знают его лучше, чем собственное прошлое, которое уже я не хочу помнить. - А что хочешь? Советник Вивек понимает - пророк набит информацией, и не выудить хотя бы что-то - преступление. Векх, морнходский вор, желает только момента, который быстротечен и не вернется больше никогда. Он приносит чашу для омовений. Обтирает себя и Дагота, промывает ему руку, потом, содрогаясь, ступни - губка убирает с них грязь, и трещины и раны затягиваются, повинуясь воле Дагота. Отсутствующие средние пальцы делят стопу надвое брешью. Вивек прикасается губами к шраму, но Эндас вздрагивает и убирает ногу, отодвигает ей чашу, отодвигается сам, сгорая от неловкости. Металлическая чаша падает с кровати на пол, катится к стене, веером разливая воду. Векх ловит пророка за лодыжку и тянет к себе; отбивается от сопротивления, кусается, а потом становится серьёзнее и подминает под себя, разворачивая на живот и впиваясь зубами в предплечье до кровоподтека. - Чего хочу? Заткнуть все эти бредни о смерти. Хочу набить рот твоей скверной. Вымазаться в ней и стоять так завтра. Пусть даэдра покарают меня, если посмеют. - Значит я - всего лишь способ их раздосадовать? - Ты - тёмная вода, что не отражает света. Я не знаю, кто ты, но желаю тебе постоянно ошибаться. От возбуждения с Вивеком случается некоторая неприятность - он слишком хорошо готов, как женщина, но не как мужчина, только вот Дагота ему приспичило именно прижать, потому приходится импровизировать, ожидая, пока собственное тело подстроится. Оглянувшись, Векх дотягивается до свечи на столике, на которой не натекло воска, тушит, проталкивает в подставившегося любовника обратным концом; Эндас только охает и пытается расслабиться, но свеча длинная, хоть и проскальзывает по оставшемуся семени. Вивек его не жалеет - имеет, перехватив свободной рукой оба запястья, уперев лицом в подушку и проверяя, сколько тот может принять и как именно. Он ни даэдра не понимает в этой покорности - но просто обязан найти границу. Эндас, судя по всему, испытывает целую гамму чувств - даже гхартоки проступают по всему телу бледно-бледно, и от зрелища подобного Вивек твердеет, как камень. Хотел бы видеть их ярче. Воск постепенно размягчается, принимает форму тела - не лучшая была идея... Вивек отбрасывает глупую игрушку, нетерпеливо поправляет слишком прогнувшегося пророка, входит в жаркое нутро сам. На этот раз Эндас не сдерживается и снова вскрикивает при каждом толчке - о, вот по этому Вивек соскучился, по его задетым и больным возгласам, по голосу, который не подделать. По возможности выразить в своей довольно жестокой страсти - отчаяние и вину, и встретить понимание. Прощение. Принятие. Жажду. Ему не скажут “нет”. Ему скажут “да”, и не один раз - бессвязно, просяще и ошалело. Утром Векх просыпается первым. Смотрит, как пророк спит - задается вопросом, а кто-нибудь вообще просыпался с ним рядом? Наверное, да - кимеры живут долго, может, и проклятый находил себе партнеров без страха - но… нечасто. Во сне лицо у Эндаса еще сильнее заостряется, становится печальным и чуть удивлённым. На бледной коже видны все следы вчерашних развлечений - и не только их. Недоговоренность. Словно открыл книгу - а из нее вырывают страницы быстрее, чем успеваешь читать. Больше двух сотен лет, а встреч - хватит пальцев одной руки, и каждая омрачена чем-то. Время жалит, словно гигантская оса, навылет - и что теперь? Что дальше? Вивек решает, что не будет ничего спрашивать. Возможно, пожалеет десятки раз, но не будет, хотя мог бы применить и хитрости, и уловки, и физическую ласку - столько можно узнать, когда любовник на взводе!.. Но только не здесь и не так. Он будит Дагота поцелуем, ворошит чёрные волосы, покусывает шею, потом набрасывает на себя покрывало и ныряет вниз. На какое-то время приходится перехватить пророку руки и действовать только языком и ртом - Дагот, глупый, пытается сопротивляться, но не очень долго. Потом старается просто не быть громким. Это Балмора, а не подземная гробница. Хотя Вивек предпочёл бы, чтобы он не сдерживался, успокоил свою тревогу. Альмалексия научила Советника Вейка контролировать жажду любого сорта, но сейчас ему хотелось бы ничего не уметь - кроме вот этой простой науки. Снова очутиться за гранью самого себя. Только уже не выйдет. Векх настойчив - не позволяет себя оттолкнуть, выкладывается, и когда приходит момент, сглатывает семя, теперь уверенный, что забрал себе то недолжное, чего остальные чураются. Эндас лежит, закрыв руками лицо от стыда и опустошённой слабости - Векху приходится отвести их с силой, чтобы продолжить. Чем Мефала не шутит, может быть, это и правда первый раз, когда кто-то решился приласкать пророка подобным образом за всю его жизнь. Подумаешь, принять в себя часть… Как ни странно, нечистота Вивека волнует мало, что ритуальная, что иная. Он кусает и без того распухшие, потрескавшиеся губы, смотрит на любовника сыто. Подставляется под подрагивающие пальцы. Смотрит, как веки у пророка тоже дёргаются - и находит способ, чтобы он широко распахнул их. Утро долгое, но не слишком. Векх и правда хочет запомнить всё - ещё никогда не был близок с Даготом при солнечном свете, заливающем теперь комнату, и вот - жаден до всех подробностей, какими бы те ни были и что бы сам Эндас о них ни думал. Чтобы утолить любопытство, утра все равно окажется мало - но дело давно уже не только в нем. 6. Пора идти. Вивек знает, что когда вернется в комнату, та будет пуста, хотя сейчас утомлённый пророк снова уснул. Его самого ждёт Аландро с подготовлеными церемониальными украшениями и одеждами, который конечно же всё почует - и не сможет не помочь одеться всё равно. Церемониал сейчас важнее, чем суть ритуала - важнее, чем что-либо другое. Если один из Совета не появится, это трактуют как дурное предзнаменование, а еще этого не хватало! “Я всегда говорю правду”, - думает Вивек, поднимаясь по ступеням вместе с Нереваром, его женой, холодным Ворином и его неприязненным учеником Силом. “Я всегда лгу”, - оборачивается он к Аландро и натыкается на колючий взгляд. “Ничто из этого не истинно, кроме Ресдайна”, - улыбается он лучезарно, махая собравшейся толпе. Толпа, скорее всего, сожрёт его, но это будет нескоро. Векх и правда чувствует себя испачканным и оскверненным, стоя в храме - но не тем, как провел ночь и что не омылся после. Взгляды, что на него бросают, похожи на липкий сок, забродивший на солнце, на смолу, к которой прилипают насекомые. Этой ночью всё подобное с него ободрали, потому новое соприкосновение вызывает отвращение и тоску. Но Совет велик - и предзнаменования хороши, как никогда. Этот год сулит новые, небывалые победы. Вопрос только - кому.