Где Похоть царствует,
Там места нет любви,
Душа мертва и только плоть ликует.
Течет вино и томный фавн пирует
На тризне юности в пыли
© Сакра Терра - Ночь ангела
Чан задумчиво стучит пальцем по краю кружки, наблюдая за тем, как Чанбин перебинтовывает руки самому младшему участнику группы. Последние две недели после окончания промоушена вышли у Стреев не самые лучшие, и дело тут не в том, что они устали и задолбались: кто-то подкинул в их общагу чертов старинный сундук, а они, как самые настоящие
идиоты дети, открыли его, не позаботившись позвать хотя бы менеджера. Зря.
Если рассказывать вкратце, кто-то из младших откинул крышку с древней коробки, и тут же получил в лицо облачком блестящей пыли, кучки которой вырвались и метнулись в сторону ближайших людей. Никто не придал этому значения, поругались, посчитали за странный пранк, да задвинули сундук в дальний угол – складывать туда нечего, а выкинуть жалко. А потом с мемберами группы начал твориться самый разнообразный абсурд и треш, и от воспоминаний об этом у Чана каждый раз по позвоночнику пробегали мурашки: Джисон, превратившийся из гиперактивной белки в ленивца; Чанбин, громко завидующий рэпу Хёнджина, и сам Хван, которого тошнило в раковину из-за переедания; макне, в психозе разбивающий костяшки об стены до чёрной крови и многое другое.
Как позднее выяснилось в агентстве, вся эта муть с мистическим уклоном – что-то типа обряда посвящения в дружную, мать её, Джи-Уай-Пи-семейку. Эдакая шутка, которую Пак Джинён подкладывал каждой группе, проверяя людей на прочность и сплочённость. Так, Twice трое суток проходили с животными ушками и хвостами, а Got7 месяц просыпались с цветами по всему телу. Стреям же достались смертные грехи… Это очень длинная история, о которой лидер не хочет даже думать, потому как избавлялись участники от неожиданных «проблем» с большим трудом. Даже сейчас нельзя спокойно выдохнуть и уйти на законный отдых: последний грех ещё не проявил себя и у Бана были весьма нехорошие мысли на этот счёт.
Он смутно помнил, как не мог нормально вдохнуть от забившихся в нос блёсток, пока Уджин кашлял ему в плечо и пытался не умереть от асфиксии.
Чан вздыхает, выплывая из воспоминаний, и с грустью смотрит на кружку в руке. Его уже тошнит от всей этой фантастики-мистики и теперь, спустя две недели после открытия сундука, парень в полной мере понимает, почему так материли создателя агентства Джебом и Чжихё. Он бы и сам высказал директору пару ласковых, но тогда с местом лидера, как и с группой, можно попрощаться навсегда. «Поскорее бы уже всё это закончилось» - думает Бан, опрокидывая в себя остатки колы и тут же выплёвывая содержимое обратно, ругаясь и привлекая к себе внимание младших мемберов.
Вино, неожиданно оказавшееся в кружке вместо газировки, вызывает в голове лидера ступор и «блять», поставленное на внутренний repeat.
- Какого чёрта здесь происходит? – Ожидаемо интересуется Чанбин, пока Чан мечется по кухне, наливая в стаканы самую разнообразную жидкость, что только попадается в руки. Ответом Со служит бутыль с жидким мылом, которую лидер демонстративно открывает и переворачивает над раковиной, выливая очередное красное вино в сток. Апофеозом безумия Бана становится взбудораженный Минхо, влетающий в гостиную и вопящий «В ванной вода в цветы превращается, идём, быстрее!».
- Ты и сам уже понял, - обреченно шепчет Чанбину австралиец, чувствуя, как от волнения в теле поднимается температура, - просыпается последний грех.
У двери в ванную толпятся все обитатели их общежития, разговаривая на повышенных тонах, и Бану стоит больших усилий сдержать себя от разочарованного стона. В голове мутно, как после долгого недосыпа, хочется пить, а ещё заткнуть уши, чтобы не слышать эти восторженные возгласы. Чан ничего не говорит, когда видит шланг душа, плюющийся лепестками роз – магия за эти дни его так достала, что не вызывает никакого удивления. Но стоит только макне открыть рот, как лидер замирает в растерянности:
- Почему у Уджин-хёна и Чан-хёна губы светятся?
Все мгновенно замолкают, переводя взгляд на старших айдолов, отчего лидеру становится не по себе. Он мнётся, неловко поворачиваясь к зеркалу, и замирает, встретившись глазами с Уджином.
Головная боль пропадает так же неожиданно, как и пришла. Макне немного не понял: не светятся, а переливаются кислотным оттенком розового, так и притягивая к себе взгляд. Чан громко сглатывает, когда старший вдруг облизывает губы, делая цвет на пару тонов темнее. В паху неожиданно тяжелеет, а в нос забивается сладкий аромат роз, который лидер почему-то не почувствовал раньше. Уджин усложняет положение ещё сильнее, потому что не обращает внимания на шокированных согруппников, утыкаясь в шею лидера носом и резко вдыхая чужой запах, пьянящий похлеще трёх бутылок соджу.
- Как ты протащил в общагу вино? – бормочет старший, и его хриплый, бархатный голос вызывает у всех присутствующих табун мурашек. Чан тихо просит Минхо «забрать младших и свалить в агентство на всю ночь, быстрее, мать вашу», не подозревая, что и его голос сейчас представляет собой шёпот сирен, что песнями заманивали моряков в свои губительные объятия. Хорошо, что никто не задаёт вопросов и не тормозит понапрасну: никому из ребят не хочется оказаться втянутым в химию между старшими, а потому мемберы в рекордные сроки собирают необходимые вещи и вылетают за дверь, моля небеса оставить общагу в целости и сохранности.
Старшие стоят, сжимая друг друга в объятиях и раз за разом терпя поражения в тщетных попытках отстранится. Чан даже не слышит, как в лёгкой панике выбегает из квартиры последний айдол, просто в какой-то момент понимает, что они с Кимом остались наедине. Внутренние демоны ласково шепчут, что теперь хён полностью в его распоряжении и с ним можно совершить столько всего интересного, что…
- Нет, - Чан собирает остатки разума, отстраняясь от Уджина на добрый десяток сантиметров, - мы должны быть сильнее этого, слышишь?
- Слышу. – выдыхает Ким.
И впивается в губы лидера поцелуем.
Они вываливаются в коридор, где Чан нечаянно впечатывает старшего в дверцу шкафа, и вслепую идут до ближайшей спальни, потому что отвлекаться от чужих губ не хочется от слова «совсем». С тумбочки падает скинутая сумка, чьи-то тапочки отправляются в полёт до другого угла комнаты, а сами парни падают на мягкую кровать, застеленную фиолетовым покрывалом. Чан оглядывается, удивляясь собственной комнате, а после выдыхает сквозь зубы, чувствуя горячие губы на собственной шее. Бан буквально плавится от прикосновений к своей коже, потому что ситуация ситуацией, а внутренний бисексуал, уставший от флирта с одними девушками, отчаянно просится наружу. Джинсы неумолимо давят, вызывая лёгкое раздражение, а старший продолжает вытворять что-то совсем безумное с его шеей и подбородком, ничуть не помогая взять себя в руки.
Один рывок – и вот уже Уджин впечатывается спиной в кровать, надёжно прижатый к простыням сильными руками. Бан мстительно проезжается по чужому паху своим, и затыкает стонущего старшего поцелуем, не давая Киму прикоснуться к себе. Это безумие – оба прекрасно это осознают, но даже малейшая секунда без какого-либо контакта сейчас кажется самой неправильной вещью в мире.
- Уджин… - бормочет лидер между поцелуями, путаясь в футболке и мешая Уджину стянуть с себя ткань, - нам нужно остановиться, это… не наше желание…
- Вылюби меня прямо сейчас, вот моё желание, - стонет старший, подкидывая бёдра вверх. Промедление невыносимо, Чан, втихаря читающий по ночам гейские рассказы и сейчас строящий из себя рыцаря, невыносим вдвойне, и хочется, чтобы он наконец заткнулся, переходя к более решительным действиям. Но лидер слегка отстраняется, смотрит удивлённо и хлопает глазами.
- Но ты же гетеро… - бормочет Чан и замолкает, мысленно спотыкаясь о тихий смешок хёна.
- С чего ты взял?
«Заебись» - думает младший, помогая расстегнуть свои джинсы и стаскивая с Уджина футболку.
- Круто... - выдыхает Чан, освобождая старшего от брюк и нижнего белья, в благодарность получая головокружительный поцелуй в губы.
- Мы ещё вернёмся к этому разговору. – Говорит лидер, выискивая на полках более-менее подходящий крем, на что вокалист хнычет и просит поторопиться.
Уджин – это один сплошной кинк, начиная с голоса, выдающего невероятно мелодичные звуки, и заканчивая ногами, демонстрирующими идеальный шпагат на каждой разминке. Старший стонет в другой тональности каждый раз, когда Чан меняет положение пальцев при растяжке и это так восхитительно, что у композитора перехватывает дыхание. Близость с хёном похожа на работу с треками, где с каждым правильным действием становится прекрасней музыка. И торопливый шёпот старшего, стекающий в уши патокой, идеальным текстом вплетается в незаконченную пока мелодию.
-…я просто понял, что если откажу тебе, то потеряю всё… - выдыхает Уджин, обдавая ухо горячим дыханием, и Чан правда не помнит, говорит вокалист о приглашении в команду или о недавних объятиях посреди цветочной ванны, -… ты моё всё, Чан, даже если не осознаёшь … я тебя так… так сильно…
Кима трясёт то ли от ощущений, то ли от эмоций, его губы меняют цвет с ядрёного розового на обычный, и Чан невероятным образом находит в себе силы, чтобы прерваться и склониться над задыхающимся вокалистом.
- Я тоже, Уджин-и, - шепчет младший, ощущая, будто с глаз снимают тонкую пелену, - я испытываю к тебе тоже самое.
Едва последнее слово срывается с языка, как губы обжигает изнутри. Чан поддаётся вперёд, целуя уже не страстно и торопливо, а медленно и трепетно, прикасаясь к Уджину именно той нежностью, которая теплилась в сердце с первого дня их знакомства. Ким отвечает с той же робостью, которую странная магия задвинула на второй план, и жмурится от подкатывающей к глазам влаги.
Что-то прерывает сладкий поцелуй, и парни в удивлении открывают глаза, ощущая холод вклинившейся между губами металлической фишки. Чан зажимает пальцами маленькую монетку с изображением винной розы – символ последнего греха – и скидывает её на пол в горку одежды, возвращаясь к прерванному занятию.
- Давай. – Шепчет Уджин, обхватывая талию лидера ногами, и Чан невольно улыбается, аккуратно входя в тело вокалиста. Старший невольно сжимается, прерывисто стонет, запрокидывая голову, и Бан чувствует, как в душе загорается ровный, спокойный огонь, тихо просящийся из груди к сердцу самого прекрасного человека в маленьком мире Чана.
Больше нет никакой торопливости и тумана в голове, только тёплые взгляды глаза в глаза и плавные движения, вызывающие тихие, искренние стоны. И когда оба влюблённых одновременно приходят к закономерному финалу, всё наконец-то становится на свои места.
***
Чуть-чуть позже, обнимая уснувшего Уджина за плечи и перебирая пальцами его спутавшиеся за ночь волосы, лидер вспоминает строчки стихотворения из одной старой компьютерной игры.
«Где Похоть царствует, там места нет любви,
Душа мертва и только плоть ликует»
- Но стоит искренность в себе найти, любовь восстанет и восторжествует. – Шепчет Чан, переделывая строчки на новый, правдивый лад, и прижимается к Уджину ближе, проваливаясь в крепкий и спокойный сон.
