Fiamma di ghiaccio

      Раннее утро встречало людей шумом и гамом морского порта. Эти же люди сновали по улице, ища нужный корабль или же знакомых, ожидаемых здесь уже более одного часа. Серое лондонское небо, на котором едва заметен был рыжеватый отлив неба, не добавляло радости и бодрости, напоминая о наступившей осени. Природа брала своё — наступали лёгкие заморозки, и многие уже отдавали предпочтение более тёплой верхней одежде хоть и в последующие дни и могло потеплеть. Женщины кутались в тёмные и невзрачные плащи и пальто, на изящных ручках, которые сжимали несильно совсем небольшие детские ладони, всё чаще красовались наверняка длинные перчатки. Мужчины так же начали носить поверх костюмов или иной одежды пальто, накидывали шляпы тёмных и не привлекающих особого внимания тонов. Кто-то отдавал предпочтение тёплым свитерам или нарочито лёгким кофточкам, будто не было уже достаточно прохладно для такой одежды. Хиона одной рукой, облачённой в тёмные кожаные перчатки, придерживала юбку, а другую чуть вытянула перед собой, смотря на аккуратный циферблат небольших наручных часов на серебряной цепи, сплетённой в лаконичный браслет. До отплытия оставалось буквально двадцать минут, но женщина никуда не торопилась и спокойно проходила мимо людей, уклоняясь порой от бегущих детей или едущих тележек с багажом. Свой же чемодан волшебница несла в руках, что порой было не особенно удобно, но не станет же она колдовать перед маглами. Женщина цепким взглядом окидывает порт и чуть улыбается, но есть в этой улыбке что-то лукавое и беспокоящее. Будто она знает гораздо больше, чем показывает. Впрочем знать много — не всегда хорошо. Порой знания заставляют беспокоиться за свою жизнь, приводят к тем, кто хочет воспользоваться тобой, а потом убить. Или же скинуть на тебя всю вину, ведь ты ровным счётом никто в тех кругах, а ему поверят. Такова природа людей: бежать от проблем, облегчать себе жизнь, даже если придётся использовать других. Даже если они пострадают. Жестоко. Но никто не спросит: хочешь ты того или нет, никому дела до этого ровным счётом нет. С одной стороны, люди и правда бегут от сложностей, но в тоже время другие ищут для себя проблем, берясь за рисковые планы, соглашаясь на самые безумные идеи и сделки. Они готовы на всё ради достижения цели, и не важно, что погибнут другие. Они жертвы обстоятельств или хитрые манипуляторы, желающие получить власть и влияние, не замарав при этом себя, не делая резких движений, лишь управляя другими. У кого-то получается, у кого-то нет. Третьи же имеют план на долгие десятилетия, растягивая или ускоряя события по своему усмотрению. Больше всего же страдают обычные люди, которые и не догадываются о происходящем, веря общим авторитетам, ведь так верно, поводов сомневаться не было. Они платят за свою веру удачей, деньгами, влиянием, жизнью и семьёй. Они в конце концов припёрты к стене и не имеют власти над своей жизнью, зависимые от умелых дипломатов, плетущих свои речи, словно пауки. Такова непредсказуемая жизнь. Хороша ли она? Спорный вопрос. Можно жить в стороне от события, надеясь избежать проблем, тогда жизнь и правда хороша. Но кто знает, когда придут за тобой? Когда жизнь пожелает забрать плату за столь спокойные года? Можно менять мир, пытаясь его улучшить по общим разумениям, полагаясь на справедливость и правду, чтобы избавить мир от имеющих власть манипуляторов, которых интересует только собственная выгода. А можно думать, делать выводы и наблюдать. Возможно, научиться жить по правилам этого мира и уметь находить лучшее решение, лавировать между невзгодами, острыми лезвиями пронзающими людей. Или же найти свой идеал мира, который кажется лучшим и более правильным в сравнении с реальностью и тем, что нам обещают. Но ты знаешь, что не исполнят, ведь всё предельно просто: люди, имеющие власть, от неё едва ли откажутся, едва ли уступят свой авторитет на благо общества, они будут влиять на власть имеющих дабы сохранить своё положение. Другие же, вроде бы главы Министерств и стран, не захотят потерять своё место, которое слишком шатко из-за обступивших шакалов, готовых на всё ради сохранения своего комфорта. Слишком очевидна эта ситуация сейчас, всё слишком просто, но ни разу не предсказуемо. Никто точно не скажет: как поступит очевидный противник. Одни будут опасаться его, бояться, как огня. Другие будут более скептичны и более близки к правде. Чёрт не так страшен, как его малюют. Но в своём цинизме и неверии они обрекут себя на не самую лучшую участь. Третьи предпочтут не замечать очевидных проблем — это их не касается, не касается их людей и Мерлин с ним. А подумать, просчитать наперёд или хотя бы попытаться — нет, увольте. Победит враг, и всему миру придётся иметь дело с последствиями. И Хиона искренне надеется, что в Америке понимают серьёзность происходящего. Хоть и относиться ко всему с толикой недоверия и скепсиса. Рационально.       Женщина неторопливо всходит на трап, пропустив перед собой, как и несколько других людей, всех особенно торопливых и громких. Она не особо обращает внимание на тихий перестук каблучков, смотря пред собой и думая о том, что ждёт её в Америке. Оказавшись уже на борту волшебница проверяет внутренний карман плаща на наличие палочки. Усмехается, опустив голову, поправляет выбившиеся из косы локоны и идёт к своей каюте. Уже там проверяет ещё раз наличие всех документов и полученного заранее разрешения на палочку, что нужно для более спокойной и законной жизни в Нью-Йорке. Путь от Лондона до Нью-Йорка занимает чуть более восьми дней, что радует женщину. С одной стороны, она имеет время подумать о том, что и как сделать лучше, а с другой — пронаблюдать за людьми на корабле и в очередной раз подумать о причинах, побуждающих их делать так, а не иначе. Ей интересно наблюдать за другими и делать выводы, а потом и возможно применять полученные знания. Она достаточно долго наблюдала за происходящим по всему миру, делала мысленные пометки и запоминала важную информацию. Она по природе своей спокойный наблюдатель, но в тоже время она с одинаковым рвением может вмешаться в события и изменить их. Она знает очень многое и очень многое видит, что чуть-чуть раздвигает границы реальности. За эти восемь дней вполне тихого плаванья, если не считать парочки пассажиров, постоянно теряющих свои вещи или жалующихся на всех и вся, Хиона встречает нескольких весьма интересных людей-маглов, даже удаётся побеседовать с одним волшебником, едущим в Америку в поисках лучшего применения своих знаний. Он был юн и прост, немного легкомысленен, но умён не по годам. Примерно год-два назад окончил Хогвартс, и это было действительно заметно. В том, как он держался, в его лёгкой неуверенности и скованности. Он не привык полагаться только на себя, осознавая, что профессор или декан не вступятся за него в случае чего. Но несмотря на свою молодость он был очень интересным собеседником: начитанный, эрудированный, юноша производил в целом хорошее впечатление. — И что же вы думаете о деяниях Геллерта Гриндевальда? — в это всё такое же пасмурное утро они разделили завтра, сопровождаемый неспешной, светской беседой. Хиона уже знала, что её новый знакомый желает поступить на работу в Министерство и там уже добиться успеха. И в связи с этим её особенно интересовал это вопрос. Вопрос весьма опальный, ведь мало кто осмеливается заговаривать о нём так просто и естественно. Будто не он терроризирует магический мир уже второй десяток лет. — Ваши вопросы опасны, мисс Хоулетт, — юноша поднимает не неё взгляд, пытаясь будто понять, о чём думает его собеседница. Хиона же отчётливо видела опасения в его глазах. Мало кто относился к Геллерту спокойно: одни ненавидели, другие соглашались с ним, третьи называли безумцем, самодуром или тираном. Но чего опасался он? Что его беспокоило? — Мистер Милитент, вам нечего опасаться. Да и что опасного в простом вопросе? — волшебница вопросительно приподнимает бровь, чуть склонив голову на бок. — Возможно в вопросе угрозы нет, но в задающем, — женщина чуть улыбается. Ей нравится его недоверчивость и осторожность. С таким характером он многого добьётся в МАКУСА. — Ну что ж, это так. Люди, слушающие нас и интересующиеся нами, порой представляют реальную угрозу, но для меня выгоды здесь, очевидно, нет. Вы, уж простите, юн и неопытен, не факт, что вы добьётесь многого за короткий срок, а столь долговременное вложение для меня не имеет смысла. Цели я преследую совершенно другие, власть меня не влечёт, как и величие и подвиги, — Хоулетт позволяет себе чуть улыбнутся и пожать плечами, оставаясь такой же спокойной и даже сосредоточенной. Она делает небольшой глоток из стакана и поднимает глаза на собеседника. Извечная привычка — смотреть другим в глаза. — Гриндевальд… — Дамиан молчит несколько минут, обдумывая свои слова, а Хиона ждёт его ответа терпеливо, не торопя его и подкрепляя доверие к своей персоне этим терпением и расположенностью. Честностью. — Его идеи неоднозначны и судить о них непросто. Но в одном он прав — маги всего мира достойны лучшей жизни и не обязаны скрываться от маглов. Жаль, многие министры забывают о том, что они обязаны защищать в первую очередь магов, а не маглов. Хиона молчит с несколько минут, раздумывая над словами юноши. Всматривается в черты его лица, отмечая про себя его внешнюю привлекательность. Правильные черты, чуть отросшие тёмные волосы, падающие на лицо и явно мешающие волшебнику, но добавлявшие ему некоего шарма, глубокие глаза, по цвету напоминающие неаккуратно смешанные зелёную и серую краски с вкраплением рыжевато-жёлтых точек и прожилок ближе к зрачку. Сам Дамиан был достаточно высоким и складным парнем, широкоплечим и сильным с виду, что только добавляло ему баллов. Он привлекал и внешностью и умом, но если со вторым он умело управлялся, то внешность свою использовать ещё не умел. Милитент чуть сутулился и кажется не знал, куда деть свои руки, то и дело сжимая одной ладонью другую или перекладывая их с места на место. Но Хиона знала, что подобное скорее вопрос времени, чем проблема или недостаток Дамиана. — Значит вы, мистер Милитент, поддерживаете Геллерта Гриндевальда? — вопрос разрезает воцарившуюся тишину и кажется срывает с губ юноши вздох облегчения, но тут же заставляет напрячься, думая над ответом. — Скорее я согласен с некоторыми его идеями, но его способы достижения цели мне кажутся недопустимыми, — волшебник к приятному удивлению женщины отвечает уверенно и спокойно, будто не раз ему приходилось говорить это. Но ведь он впервые отвечает на подобные вопросы. — А вы всегда зовёте его полным именем? Хиона усмехается на этот несмелый вопрос, замечая некоторую неуверенность в его правильности в глазах Дамиана. И сейчас женщина чётко осознаёт: ему ещё многому надо научиться. — Я не вижу смысла бояться его имени. Фамилия его практически стала нарицательным, а имя будто стёрто из голов обывателей. А ведь он такой же человек, как и мы, лишь не боящийся выступить вперёд и высказать своё мнение, даже если оно отлично от правящих веяний мысли. Хоулетт пожимает плечами вновь, откидываясь на спинку стула и ощущая лёгкую качку. За эти несколько дней она привыкла к ровной, почти не меняющейся морской глади и слабой тряске, естественной для океана. После ответа волшебники немного помолчали, каждый обдумывая услышанное, а затем перевели тему разговора в другое русло, и эта беседа длилась гораздо дольше времени, отведённого на завтрак.       Последующие дни плавания прошли примерно одинаково: приёмы пищи по расписанию, общение с маглами и несколькими магами, встреченными на корабле, а особенно часто с Дамианом. Он казался особенно интересным собеседником с любопытными взглядами на жизнь. Приплыв, они, скоро попрощавшись, расстались, оставшись вполне довольными общением. Что, впрочем, было даже предсказуемо. Нью-Йорк умел впечатлять: высокие здания, огромное количество людей самого разного достатка, Вторые Салемцы, которые были не самым приятным дополнением к городу. В целом Хиона оказалась вполне довольна своим путешествием и изучением столь крупного города. Одно лишь грызло нещадно — листовки салемцев, которые то и дело пестрели на дороге, выброшенные людьми и разносимые ветром. Сейчас это религиозные фанатики, которым никто не верит, а детей, о них Хоулетт узнала случайно, спросив у прохожих об этом весьма странном течении, жалеют. Сейчас они безвредны, лишь, Хиона не сомневается в этом, раздражают волшебников и заставляют закатывать глаза. Но если Геллерт откроет миру маглов магический мир, вчерашние фанатики и безумцы станут правыми со всеми доказательствами и возможно целым шоу из преступлений тёмных магов, а церковь воспользуется ситуацией, повышая свой авторитет и создавая вторую инквизицию. На сей раз по всему миру. Это повлечёт за собой огромное множество смертей и катастроф. И разрушит мир. Одно сейчас радовало женщину: она знала, что Гриндевальд так не поступит, он будет действовать умнее и тоньше, если получит власть. Он, в отличие от своих сторонников, прекрасно понимает, что маглы не так просты, и к ним нужен свой подход. Они может и не обладают силой магов, но они не животные, неумеющие думать. Да и подобная осторожность будет выгодна и самому Геллерту: он сохранит множество жизней своих людей и получит доверие сомневающихся или противоборствующих. Всех сразу в случае победы он не отловит. Но и не всех убедят его действия. Впрочем, Хоулетт не сомневается, что на убеждение в своей правоте Гриндевальду нужно будет лишь время. Хиона не относила себя к числу его сторонников или фанатично преданных волков, ждущих своей добычи, но предпочитала понимать, что возможно, а что нет в случае, если победу одержит Геллерт, Министерства и существующий ныне закон, третье лицо, которое доныне неизвестно и едва ли будет известно, ведь править миром в тени гораздо безопаснее и целесообразнее — больше можно увидеть со стороны, рассмотреть каждую точку зрения и выбрать наиболее подходящую твоим целям. И опять люди — марионетки. Похоже на замкнутый круг, из которого не вырваться.       После недолгой прогулки по городу волшебница направляется к самому обычному жилому кварталу с пятью-шестью жилыми многоэтажными домами, чтобы занести свои вещи в своё временное жильё и отдохнуть. Ещё до отъезда Хоулетт подумала о том, где она будет жить все эти месяцы. Один из знакомых, бывавший в Нью-Йорке по долгу службы, посоветовал ей снять небольшую квартирку, которую снимал он сам, и дал адрес хозяйки. После недолгой переписки Хионе удалось решить одну из проблем с обустройством в Америке, что не могло ни радовать. Правила проживания были достаточно просты: никаких мужчин, никаких шумных встреч и вечеринок, по возможности поддерживать порядок и ничего не разрушить. Клятвенно пообещав соблюдать все правила, волшебница получила ключи и возможность немного отдохнуть. Завтра предстоял трудный день. В Англии Хиона знала многих и выведать информацию было гораздо легче, но и сейчас она не считала это большой проблемой. В конце концов понять, где маги, а где не-маги было очень просто, в этом Хоулетт убедилась ещё в первый час пребывания в стране. Маги были напряжённее и озабоченнее, чем в Англии, хотя казалось бы должно быть наоборот, ведь это не их существованию и мирной жизни угрожает Геллерт Гриндевальд — один из сильнейших магов столетия. Но ей всё ещё нужно было влиться в жизнь магов Нью-Йорка и найти себе место в городе на эти несколько месяцев. А это значит лишь одно — завтра она отправится в МАКУСА и подаст заявление с одобрением перевода в Нью-Йорк. Закончив с вещами и убрав чемодан в сторону, Хиона отложила палочку, и сосредоточившись, начала создавать морок, не позволяющий тем, кто её знает лично, узнать её. Как бы там ни было волшебница не особенно желала встречать знакомых, которые смогут узнать её или даже навредить. А те, кто увидит её под покровом морока пусть и будут видеть её истинную внешность, но без этих чар её не узнают, если сама Хоулетт им не подскажет или не уберёт морок перед ними. А пока делать нечто подобное женщина не намерена из соображений безопасности и разумности. В конце концов, если ей понадобиться раскрыть себя, она сделает это с лёгкостью, а в нынешнее время многие поймут её осторожность, особенно здесь, где, насколько успела понять Хиона, отношения с не-магами весьма напряжённые, если не сказать тяжёлые. А это ещё один фактор, который стоит учитывать, если Хоулетт намерена тихо влиться в жизнь Нью-Йорка, особо не высовываясь и не привлекая лишнего и совершенно глупого внимания к своей персоне.