Тройная петля

      Обшарпанные стены, осколки разбитого стекла и куски кафеля, раскиданные по всему полу… Единственное, что еще можно было воспринимать как жизнь в этом мрачном месте, был звук капающей воды из давно сломанного и проржавевшего крана. Кап-кап. Кап-кап. Кап. Кап.       Маленький темноволосый ребенок лежит, свернувшись в позе эмбриона, на холодных плитках некогда лучшего реабилитационного центра. Худенький, в ободранной футболке не по размеру и залатанных штанах, он больше похож на статую, фигурку из хрусталя. Холод давно пробрался под тонкую защиту из одежды (да и была ли она защитой?) и уже, кажется, тёк по венам, захватывая сердце и превращая его в кусок льда. Кап-кап. Кап. Потрескавшиеся губы с незасохшими кровавыми рубцами что-то шептали в темноту, но она не отвечала на мольбы ребенка. Невнятно простонав и собирая последние крохи своих сил, малыш разогнул затекшие и промерзшие до костей конечности и кое-как перевернулся на спину. Кап. Кап. Последние силы были потрачены на одно-единственное движение. Руки, ноги − все тело словно стало чужим, не его. Теперь он мог лишь смотреть в потолок, но это все лучше, чем вообще ничего. Слабое утешение… Кап-кап, кап-кап. Кап. Кап. Этот звук настолько въелся в душу, что казалось, будто это он падает откуда-то и разбивается об острый угол железной раковины.       Лунный луч, проникший сквозь выбоину в стене, осветил часть стены и потолка. Ребенок вспомнил, как буквально еще два года назад, сидя на шее у папы, поднял взгляд наверх и увидел красивый потолок с миллионами маленьких, неясных узоров, складывающихся в нечто прекрасное. Цветы лилии были символом этого места. Символом сострадания, правосудия и милосердия ко всем, кто приходит сюда. Теперь же там была лишь пустота и чернота. Тут все превратилось в ничто. Растворилось во времени и стало лишь воображением. Кап. Кап. Луч добрался до груди мальчика, одаривая новой порцией холода. Затем поднялся до линии заостренного подбородка и дальше, вверх, по начавшим заново кровоточить губам, по маленькому носику, который родители называли «кнопочкой» и ласково целовали перед сном. Однако стоило дойти до глаз, как они из черного омута стали насыщенного кроваво-красного оттенка. Совсем еще юный альфа был в этом разрушенном здании. Никому ненужный, никем не разыскиваемый. Один.

***

      Нарастающий гул топота создавал впечатление, что там идет целая армия. Огромная армия на беззащитного ребенка — ему не убежать и не спастись. Да и смысла в этом нет: счастливую семью разрушил чужак, решивший ради забавы перебить маленькую стаю в городе. Хваленые охотники даже не обратили на это внимания. Правильно, зачем? Та стая или эта — все одно. Запах крови, запах смерти и боли был все ближе. Маленький волчонок чувствовал его всем своим естеством. Продрогшая душа кричала от ярости, требовала мести за гибель родных, но слабое тело не могло ничего поделать. Внезапный импульс страха, окативший ребенка, оповестил о том, что его нашли. Убийца пришел за ним, чтобы завершить начатое. Последнее, что запомнилось — красные глаза и злобная ухмылка перед тем, как ему всадили в грудь стержень, пропитанный аконитом.

***

      Минки подскочил в своей кровати, тяжело дыша. «Черт, снова этот сон - пронеслось в голове. - Снова давящий ужас и смерть». Неужели все снова вернулось? Почему? Стук в дверь стал неожиданностью для молодого альфы. — Мин, ты проснулся? - раздался голос Гюна. - Я захожу, если что. — Да-да, уже да. - все еще пытаясь отдышаться, ответил Минки. Друг зашел в комнату, посмотрел на него, и тут же нахмурился. — С тобой все хорошо? Меня пугает твой мертвенно-бледный цвет кожи. - Чангюн на секунду задумался и продолжил - Это снова тот сон, да? Минки не смог ему ответить, лишь кивнул. — Снова вернулся, спустя два месяца. Мне казалось, что все обошлось. - нервный смешок вырвался невольно. - но нет, смотри-ка. Все, как и всегда. — Может, расскажем Ти о возвращении кошмара? - обеспокоенно уточнил Гюн. — Да, наверное, стоило бы. Он приедет, и мы все обсудим. Обещаю.