С перебитыми сердцами

Звезды так высоко. И они так ярко сияют, что, кажется, эта ночь освещена ими. Я опускаю глаза от волшебного небесного полотна, делая про себя заметку, что в следующий раз на занятиях в школе искусств обязательно нарисую это. Уже вижу, как смешиваю синюю, белую и черную краску на холсте. Улыбаюсь одними уголками губ и опускаю стекло со стороны водительской дверцы, громко крича: — Саманта Смит, если через десять секунд твоя задница не будет на пассажирском сидении, ты пойдешь пешком все кварталы до дома Адама. В эту же секунду входная дверь белокаменного дома, где живет все семейство Смит — главврач городской больницы, а также лучший хирург — отец Сэм, Грег, ее мать, Лоис, адвокат, насколько я слышала, она берется за дела, от которых другие просто отказываются, то ли не считая их стоящими, то ли думая, что спокойная, стабильная жизнь важнее, конечно же, сама Сэм, которая терпеть не может свое полное имя, и ее младший брат Дин — ребенок еще то исчадие ада. Сэм появляется в рваных джинсах и укороченном топе, ее каштановые волосы достают ей до поясницы, и она практически никогда не собирает их — разве что в высокий хвост вовремя занятий в спортзале. — Умерла, если бы не назвала меня этим идиотским именем? — шипит Сэм, падая на сидение рядом. — Твои родители назвали тебя, ничего не могу с этим поделать, — приторно-сладко лепечу я в ответ. Сэм щурится и тянет руку к стереосистеме. Я позволяю ей выбрать наше сегодняшнее музыкальное сопровождение только потому, что она моя самая близкая подруга, какая у меня вообще может быть, а также потому, что музыкальный вкус у нас с ней совпадает, так что всю поездку до дома Адама мы наслаждаемся Imagine Dragons. У родителей Адама свой бизнес, поэтому еще год назад, оказавшись также на одной из его вечеринок, я не была удивлена огромному дому с бассейном и садом. Здесь уже полно машин, но мне удается найти свободное место, и я паркую свою малышку. Бросаю быстрый взгляд в зеркало заднего вида, провожу пальчиком по краю губ, убирая растертые следы алой помады, подобранной в цвет своему топу, и мы вылезаем из машины. — Напомни мне, есть ли у Адама подружка? — спрашивает меня Сэм, разглядывая дом, пока мы проходим по дорожке и поднимаемся по лестнице. Я закатываю глаза. — Когда тебе мешало наличие «подружки»? — отвечаю я, вспоминая бурные отношения своей подруги. — Кажется, его звали Алекс. И у него была девушка… — я стучу пальцем по губе, изображая глубокую задумчивость. — Мишель. Ее звали Мишель. Да. Она была ужасной. Ему повезло, что я оказалась рядом, чтобы спасти его. — Точно, — отвечаю я, снова закатывая глаза. Личная жизнь Сэм такая же головокружительная, как поездка на американских горках. Эта девушка никогда не влюблялась — ну, в крайнем случае, так думаю я. Для нее каждые отношения — новая влюбленность. Я считаю, что так она говорит себе, пытаясь назвать нормальным то, что теряет интерес к своим парням спустя несколько месяцев, а то и дней. По крайней мере, я уважаю ее выбор, и ее решение. С каждым своим парнем она ровно столько, сколько счастлива быть с ним. Зачем тебе отношения, которые не приносят радости, верно? Может, она убегает от обязательств и чего-то более взрослого, но, с другой стороны, нам всего девятнадцать лет — самое время жить моментами, а не планировать грандиозное будущее со свадьбой и детьми. — Вообще, должна тебе признаться, но Пол Роджерс, — Смит прикусывает губу. — О, нет. Серьезно? И ты туда же? — А что? Только слепой может спорить с тем, что он не красавчик. Ладно. Слепой и человек с плохим вкусом. Надеюсь, со вкусом у тебя все в порядке, поэтому давай, я просто куплю тебе очки к его следующей лекции. Да, ты слишком далеко сидишь. Я издаю стон. — Он просто мужчина. — Горячий мужчина. — Обычный мужчина. — Хочешь сказать, мой папа горячий? — Фу, Сэм, ты отвратительна. — Знаешь, пусть для тебя он будет просто мужчиной, я про мистера Роджерса, надеюсь, про папу и говорить не нужно. — Ха-ха, — иронично изрекаю я. — В общем, я уже вижу это: я подхожу к нему и прошу дать мне какое-нибудь дополнительное задание, чтобы набрать больше баллов к экзамену, а потом…. — она мечтательно закрывает глаза. — Избавь меня от своих эротических фантазий. — Ты моя подруга! — Да, именно поэтому я не хочу представлять тебя голой рядом со своим преподавателем. Мне еще хочется иметь подругу и адекватно смотреть на мистера Роджерса в универе. Сэм фыркает, но замолкает. Больше мы не касаемся темы нашего горячего учителя. В доме душно и от громкой музыки поначалу закладывает уши, но я быстро привыкаю. Когда Сэм добывает нам выпивку, становится еще лучше. Мы смеемся, танцуем, болтаем со знакомыми и просто отдыхаем. Я даже благодарна Рейчел, что она заставила меня поднять свою задницу с кровати. Не знаю, чтобы делала здесь одна, если бы Сэм не было со мной. Наверное, просто бы не пришла. Нам повезло, что при записи в школу искусств, мы оказались в одно время, в одном и том же месте. А потом, к удивлению обеих, обнаружили, что нам не хочется убить друг друга при общении, да и вообще, оказалось, мы неплохо ладим. Я даже как-то одолжила ей краски, когда она забыла свой набор. Одно за другим и после занятий мы стали забегать в кафе «У Поло» — есть пиццу и болтать ни о чем. Как-то именно там мы и выяснили, что, оказывается, учимся в одном университете, просто на разных специальностях, и предметы, выбранные в прошлом семестре, у нас не совпадали. Позже мы исправили эту ошибку. Адам нашел нас уже спустя какое-то время. — Вот она ты, — кажется, я слышу радость в его голосе. Почему-то внутри становится теплее оттого, что кто-то просто рад меня видеть. — Вот она я, — вторю я, чокаясь с ним стаканчиками. — Молодец, что пришла. — О, скажи спасибо моей тетушке, — откровенно говорю я. — Значит, я куплю ей корзину цветов, — улыбается он. Сэм присоединяется к нам и утаскивает Адама танцевать, зная, что я точно не буду против. Пусть у девочки будет шанс. А мне, возможно, больше не придется слушать о том, насколько хорош наш учитель английской литературы. По голой спине отчего-то начинают бежать мурашки, и мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять их причину — я ее игнорирую. К сожалению, удается это ровно до тех пор, пока она сама не находит меня. — Я знаю, что ты заставляешь себя не обернуться, — его голос раздается совсем близко. Спиной я чувствую мускулистую грудь, и в следующее мгновение его нос задевает мое ухо: — Твои мышцы на спине сразу напряглись, когда ты почувствовала взгляд, Фло. Наверное, ужасно проигрывать и понимать, что тебя тянет ко мне? Я медленно выдыхаю через нос, пытаясь угомонить сердце, удары которого сейчас заглушают музыку. Пожалуйста, он может отойти? Просто отойти. Чтобы я сцепила зубы и смогла собраться с мыслями. — Ужасно то, что ты считаешь, будто меня тянет к тебе, — колко бросаю я, оставаясь на месте. — Брось, Фло, — его костяшки медленно пробегают по моей спине, останавливаясь на пояснице, и я задерживаю дыхание. Так. Медленно. Невыносимо. Впервые Эванс пересекает черту словесного флирта. И я не знаю, как реагировать. С другой стороны, мое тело точно в курсе, как именно. Когда его рука повторяет движение, теперь направляясь вверх, я приоткрываю рот. — Можешь обманывать себя сколько угодно, — продолжает он, и его нос касается шеи. Так сладко тянет внизу живота, что я готова умереть прямо на месте. Неправильно. Нельзя. Так не должно быть. Меня не должно тянуть к нему. Но все мысли обрываются, когда я чувствую его губы на своей ключице и мозолистые ладони, сжимающие мои руки. Ресницы опускаются, и под веками расплывается блаженное звездное небо. — Когда тебе надоест, просто скажи. Все прекращается так же резко, как началось. Дилан отпускает меня и обходит, легонько задевая плечом. Я стою посреди комнаты, вокруг полно ребят, Адам и Сэм все еще поглощены танцем и болтовней. Просто двигайся, Фло. Приказываю я себе. Вдох. Выдох. По всем немыслимым причинам я до сих пор не могу ступить и шагу. Хватит. Какого черта происходит со мной? Это же все тот же Дилан Эванс, который меня ни капельки не интересует. И, конечно, он не должен вдруг увидеть, как я растерялась. Эти мысли помогают зацепиться за соломинку разумности. Я поднимаю подбородок и направляюсь к бармену, попросить сделать мне что-нибудь крепкого. Очень крепкого. Чтобы я не чувствовала влажные губы у себя на коже, прямо в этой дурацкой ямочке у ключицы. Бармен делает мне напиток, название которого я даже не воспроизведу, и я практически залпом выпиваю, обжигающую горло, жидкость. Это помогает справиться с ненавистью к нему… и недоверием к себе. После парочки таких стаканов я понимаю, что мне становится легче, по крайней мере, я перестаю думать о том, как чертовски горячо было моему позвоночнику и моей коже, когда его руки касались их. Аккуратно пробираюсь сквозь ребят, явно уже «навеселе», обратно в гостиную и замираю на пороге. Алкоголя, как не бывало в крови. Дилан сидит на кожаном диване в окружении нескольких девушек. Думаю, я видела их как-то в университете, но лично не знакома ни с одной из них. Блондинка. Брюнетка. Рыжая. Этот парень просто извращенец, или он издевается надо мной? И если первые две просто поедают его глазами, сидя в креслах напротив, то последняя совершенно откровенно, не стесняясь подруг и не задумываясь об их чувствах, запускает руку в его каштановые волосы, пропуская через каждый наманикюренный пальчик. Эванс улыбается ей, и ямочки на его щеках буквально достают до дурацких ушей. Он тянется к ее руке своей, и я стискиваю зубы. Опять. Что происходит со мной? Не понимаю, но, кажется, меня сейчас стошнит. Я отворачиваюсь и прикладываю ладонь ко рту, однако, видимо, это только в моей голове. Нужно убраться отсюда. Но сначала я еще выпью. Вся магия от его касаний исчезает, стоит мне подумать о его улыбке ей, его руке поверх ее. Пусть катится в ад. Подхожу к барной стойке и сталкиваюсь нос к носу с мисс «я знаю все». Господи, только ее сейчас и не хватало. Внутри все кипит. — Ты! — ее голос наполнен презрением. Плевать. Сейчас. На нее. Плевать. Замечаю в ее руках два напитка и выхватываю один, пока она глазеет на меня. — Ты, — повторяю я, кривя губы и делая долгожданный глоток спиртного. — Премного благодарна. — Что, решила навестить недостойных? Твое раздутое эго не пострадает, Фло? — Флоренс, — исправляю я, надевая маску безразличия. — Да, решила, и нет, не пострадает. Тебя вообще это совсем не должно волновать, Ники. Замечаю, как ее передергивает. Сто очков Гриффиндору. — Не. Называй… — О, малышка, — ухмыляюсь я, дергая ее за выбившуюся из хвоста прядь, — оставь свое недовольство при себе, или же поной о бренной жизни лучшему другу. Меня не волнуют твои желания. — Не говори о нем! — О ком? — О Дилане. Вообще не смей даже упоминать и думать. Дилан. Проклятый Дилан. Я теряюсь всего на несколько секунд, стараясь выцарапать из-под кожи воспоминания о его руках и губах. Пусть оба катятся куда подальше. — У тебя температура, Хаас? Нахрен мне сдался твой никчемный Эванс? Я вижу, как пальцы ее руки, той, что теперь свободна от стакана, сжимаются в кулак, а на лбу появляется тоненькая венка. Не могу смотреть на нее, перед глазами сразу он. Долбанные неразлучники. Не дожидаясь ее ответа и дальнейшей реакции, я ухожу. Мне нужно побыть одной. Собраться с мыслями и прийти в себя. Вернуть прежнюю себя. На втором этаже тихо и спокойно, ну, за исключением гама, доносящегося снизу — с этим я справлюсь. Проскальзываю в первую дверь, которую замечаю. Здесь темно, и я не включаю освещение — в самый раз. Присаживаюсь на кровать и, наконец, позволяю эмоциям взять верх. Пальцы сжимают покрывало до тех пор, пока не становится больно. Лучше пусть им. Но не мне. Не внутри. Не там прямо под ребрами. Лучше пусть горят костяшки, мышцы, что угодно. Перед глазами рыжие волосы и бледная рука в его волосах. Чертов Эванс. Предатель. Как я могу думать, что он предатель? Он — никто! Створка дверей приоткрывается, впуская в комнату немного коридорного света. В проеме появляется чья-то голова, и как только он пересекает порог, я точно знаю, кто это. — Проваливай, Эванс, — произношу я со всей уверенностью и твердостью, что еще нахожу в себе. — Просто хотел узнать, в порядке ли ты? Все внизу. Ты одна. Снова это непонятное внимание к моей персоне и этот голос — будто его волнует мое состояние, будто ему не плевать. — А ты наблюдателен, как всегда, — шиплю я на него. Дилан подходит к кровати, замирая напротив меня. — Всегда, когда дело касается тебя. Ты знаешь, Фло. — Флоренс, — сквозь зубы. — Фло-ренс. — Можешь повторять это сколько угодно, Фло, — легко отвечает он, не замечая или игнорируя мой тон. Я раздражительно выдыхаю. — Проваливай. — Сразу, как только пойму, что ты в порядке. — Я в порядке. — Нет. Это не так. — Теперь ты психолог? — Я люблю, когда ты рычишь на меня, Фло, но это не тот случай. Я здесь, как друг. Друг. Я снова начинаю сгребать покрывало в кулаки. — Мы не друзья. — Но могли бы быть, если бы ты позволила. — Так значит, хочешь быть моим другом, Эванс? — вопрос слетает с моих губ раньше, чем я успеваю отвесить себе мысленный пинок. Дилан вопросительно наклоняет голову, хмурясь и непонимающе моргая. — Думаю, ты точно знаешь, кем я хочу быть, Хилл. Я слишком резко вскакиваю с кровати, оказываясь практически нос к носу с парнем. Гребаное дежавю. Тело снова предательски покалывает от близости. Он опускает взгляд на мои губы, и я замечаю, какие у него длинные ресницы. Темнота, окружающая нас, словно сплетает кокон, в котором только мы. Не в этот раз. С меня хватит. Я поднимаю ладошки и упираюсь ими в твердую грудь напротив, толкая со всей силой, что у меня еще осталась после выпитого алкоголя. Он точно не ожидал этого, но кажется, моя попытка сдвинуть его с места с треском проваливается, потому что Эванс только легонько шатается назад, продолжая сверлить меня взглядом. — Да что с тобой не так? — шепчет Дилан, пытаясь разобраться. — Что со мной не так? — не выдерживаю я. — Это что с тобой не так? Почему ты играешь со мной? — алкоголь развязывает мне язык, а вся ненависть, скопившаяся к нам обоим, только подливает масло в огонь. — Почему, — я бью его кулаками в грудь, — ты, — еще удар, — играешь, — удар, — со мной, — он хватает мои руки, когда я снова хочу ударить его. — Успокойся, Фло, — слишком тихо. Слишком нежно. — Пусти, — не хочу чувствовать его. Не хочу. Не хочу. Не хочу. — Это не игры. Я это знаю. Ты это знаешь. Флоренс, — наконец, он называет меня полным именем, — ты знаешь все, что я к тебе чувствую. Господи, каждый в этом долбаном доме, в университете знает это. Какого черта происходит? — он взволнован, я слышу это по нервным ноткам в его голосе. «Ты знаешь все, что я к тебе чувствую». «Ты знаешь все, что я к тебе чувствую». «Ты знаешь все, что я к тебе чувствую». Как удары отбойным молотком в моей голове. Один. Второй. Третий. Тишина. Ничего. Ничего нет. Я не хочу. Не чувствую. Вырываюсь из его рук и выхожу из комнаты, быстрым шагом спускаясь вниз — знаю, он следует за мной. — Флоренс, — зовет меня по имени, а я лихорадочно выискиваю Сэм глазами в толпе. — Флоренс, твою мать, стой, — снова хватает меня за локоть. — Иди к своей подружке! — едко кричу я, не заботясь в данный момент ни о том, что несколько пар глаз сосредоточенно наблюдают за нами, ни о том, что даже я слышу ноты обиды в выплюнутых словах. Он отпускает мою руку. Я злюсь, и все тело бьет крошечная дрожь от лавы, кипящей внутри меня. Мне нужно успокоиться. Сильно прикусываю губу, стараясь совладать с собой и этим вулканом чувств, что вдруг проснулся, и теперь потоки расплавленной, вязкой массы пытаются пробраться сквозь земную кару. Выдох. Фло. Дыши. Тебе нужно дышать. Я опускаю ресницы. Жмурюсь. Снова моргаю. Напротив меня Дилан. Желваки на его скулах играют, и я понимаю, что он всеми силами пытается сдержать себя. Глаза потемнели, я больше не вижу сладкого меда, только молчаливое… разочарование. — Хватит, Фло, — твердым голосом произносит Эванс. — Именно, — я расстроена, и я не буду пытаться скрывать свои эмоции. — Хватит. Отстань от меня. Ты надоел мне. Мне надоел ты и твоя подружка. Вы оба. Хватит ходить за мной. Хватит флиртовать со мной. Этого н и к о г д а не произойдет. Игры кончились, Эванс, — на одном дыхании говорю я, стараясь оставить самые глубокие порезы каждым словом. Пусть ему будет больно. Я хочу, чтобы ему было больно. Также больно, твою мать, как и мне. Хотя я даже не знаю, почему мне вдруг больно! Я так устала от его игр со мной. От этого солнечного парня, который одной улыбкой может рассмешить, взбодрить, в л ю б и т ь в себя. От его навязчивости, что совершенно, почему-то, не выглядит надоедливой. Я так привыкла к нему, к его вниманию, к тому, что Дилан Эванс хочет только одну девчонку, которую не может получить. Боже. Я эгоистка. Плевать. Да, я эгоистка. Я эгоистка с разбитым сердцем. — Да как ты смеешь! Голос Вероники вырывает меня из тяжелых мыслей. Я замечаю, как она продвигается сквозь толпу ребят за спиной Дилана, ее глаза полны ярости, а губы сжались в одну тонкую линию. Когда она равняется с парнем, он хватает ее за руку, не пуская ко мне. — Не нужно, Рони, — слишком тихо. Только ей. Она не слушает. Дергает рукой, пытаясь вырваться, но он только усиливает хватку, притягивая ее к себе. — Она не может так разговаривать с тобой. Я не позволю этой стерве… Не могу смотреть на это. Не могу слушать ее. Разворачиваюсь и ухожу. В ушах гудит, так что я не разбираю больше ее слов, доносящихся вслед. Стараюсь не бежать, чтобы не дать повода сплетням, чтобы никто не понял, как больно, чертовски сильно больно. И в тот момент, когда я выхожу из ворот дома Адама, я срываюсь с места. Звездное небо не кажется мне уже таким ярким.