Хентиаменти

      В Египте настал период Ахет*, и это означало, что величественный Нил наконец-таки разлился на сухие и изголодавшиеся по его влаге земли. Крестьяне с раннего утра и до поздней ночи работали на пахотах, горланя в честь Бога Ра и Себека — Бога разлива реки Нил, восхваляющие песни. Им нужно было, не теряя лишних минут, подготовить почву и высадить на ней семена папируса, ячменя, финиковых пальм и гранатов, чтобы в будущем, как можно скорее, собрать богатый урожай. Разлив реки разлетался по Египту, словно священная песня, доносившая весть до всего живого и не живого: страшный для всего живого период Шему** окончен и египтяне в очередной раз чувствовали дуновение новой жизни.       Было уже далеко за полдень. Небо стремительно окрашивалось в темно-синий цвет и где-то вдалеке, на востоке, уже начинали сиять звезды, в то время как на западе солнце все еще продолжало свой путь за горизонт, окрашивая небо в оранжевый и красный цвета. Казалось, что это Бог Ра взял в свои руки острые солнечные лучи перерезал небу горло.       Дворец, впитывающий своими стенами алое, прощальное свечение заходящего солнца, сверкал, как огранённый алмаз в пламени увядающего костра. За стенами слышались звуки праздника, ритмы музыки и голоса певцов, сливающихся в хор. Казалось, эти люди специально шумят, дабы Боги услышали их и явились на праздник, устроенный в честь нового фараона.       На вершине одной из широких дворцовых колонн, украшением которой служил небольшой расписанный иероглифами обелиск, мелькнула фигура человека. Он стоял почти на краю колонны, скрестив на груди руки. Его белые, расшитые золотом одежды и перья серебристо-золотого цвета, развивал теплый летний ветер. Вылитая из белого золота маска в форме соколиной головы и золотые браслеты, опоясывающие его крепкие и жилистые запястья, словно змеи, сверкали и переливались в солнечных лучах. На загоревшей, умащенной маслом коже мужчины, выделялись золотые узоры татуировок.       Он смотрел в сторону сада и близлежащей к нему дворцовой стене. Через большие окна было видно, как люди веселятся, а некоторые и вовсе сидят на полу и пьют ячменное пиво; видно было, как выступают артисты и танцовщицы, как суетятся слуги, принося и унося финики, ячменное пиво, лепешки и выполняя другие поручения своих господ. Среди этого действа то и дело мелькала пепельноволосая голова фараона Осириса, улыбающегося, пьющего пиво в компании своего младшего брата и парочки молодых наложниц их умершего отца, которых молодой правитель все-таки решил оставить простыми прислугами при дворце. Эти дамы не теряли надежды на внимание нового фараона, что, по мнению братьев, было пустой тратой времени и сил, так как Осирис уже был помолвлен, а на получение статуса за свет Сета никто особо и не рассчитывал. Пусть он был крайне против женитьбы и создания семьи, но был вовсе не против провести ночь в компании хорошенькой женщины. Внимание противоположного пола его не интересовало, его больше интересовал сам процесс, за счет которого женщины думают, что могут получить все, чего захотят, и фантазии о котором Сету было так приятно разрушать. А что там о нем подумают — не так уж и важно. На то, как эти наложницы, некоторым из которых было уже далеко за тридцать лет, пытаются остаться при высоком статусе, Сету было приятно смотреть вдвойне. Он знал, что если женщина на чем-то зациклена, даже пирамида ей будет не преградой. И как же прекрасно будет видеть разочарование и злость в их глазах, когда, после свадьбы с Исидой, принцессой острова Филы, Осирис вышвырнет их, как дворовых собак, за пределы Мемфисского дворца. Молодой фараон же не разделял мнение Сета, но и хранить себя до брака тоже не собирался. Познать женщину египетский мужчина мог, и даже обязан был, гораздо раньше, чем египетская женщина, и никто не видел в этом смертельного греха.       — Ты уверен в том, что они готовы?       Мужчина в маске сокола, молча, не меняя позы, повернулся и увидел за своей спиной женщину, одетую в платье золотого оттенка, полупрозрачная ткань которого просвечивала ее грудь и бедра. Платье состояло из двух частей — топа, снизу расшитого белыми мягкими перьями и спереди соединявшегося тонкой серебряной цепочкой с юбкой. Передняя часть этой юбки была длинной до колена, а задняя касалась пола, и так же, как и топ, она была расшита перьями. От топа, будто бы вуаль, до пола свисали крылья, красные, золотые и синие перья которых переливались в закатных лучах. Волосы женщины, цвета корицы и длиной чуть ниже плеч, были распущены и украшены золотой повязкой вокруг головы, а на лбу, выделяющимися на мраморной коже золотыми красками был нарисован глаз Уаджет***. Именно из-за этой печати Богиню и считали всевидящим оком Ра. На тонких пальчиках у нее красовались золотые и серебряные перстни, а в мочки ушей вставлены золотые колечки-тоннели. Макияж в традиционном египетском стиле подчеркивал ее миндалевидные сиреневые глаза.       — Конечно, иначе зря твой брат бы исполнял тот ритуал. Но мне до сих пор не понятно, как он мог настолько не рассчитать сил и сделать его таким.       — Я волнуюсь, отец… — женщина подошла ближе и встала рядом с мужчиной, с тревогой на него своими сиреневыми глазами, — что, если он не справится с той ношей, которую ты хочешь возложить на его плечи? И если так случится…весь мир погрязнет в хаосе. Что же ты тогда будешь делать?       — Сперва, не буду торопить события, — мужчина сделал небольшую паузу, — его будущее — принести Египту процветание, о котором даже и не снилось никому из ныне живущих людей. Как только этот момент настанет — я начну действовать в полную силу. А во-вторых, пока что за ними всеми нужно внимательно следить. Нельзя, чтобы их путь отклонился даже на миллиметр. И нельзя допустить, чтобы кто-либо помешал нашему плану. Я постараюсь лично проследить за этим.       — Надеюсь, что все получится так, как ты запланировал, — женщина замолчала на пару секунд, а после шумно выдохнула и произнесла, — Ра, Сехмет вернулась, и я уверена, что добром это не кончится.       — Ах, Сехмет… Мое милое создание, не оправдавшее надежд, — он потер прикрывающую маской переносицу двумя пальцами правой руки, — если бы она не пошла по темному пути — могла бы стать моей преемницей… Не беспокойся о ней, Маат, ведь в противном случае я лично ее убью.       Маат посмотрела на своего отца тяжелым взглядом, который стоял неподвижно, будто бы сфинкс, охраняющий покинутую гробницу в пустыне. Она понимала, как трудно ему было произносить эти слова, ведь Сехмет была для Ра самым любимым ребенком, хоть и приемным. Он всегда старался вложить в нее все свои силы, дать ей все, чтобы та ни в чем не нуждалась. Ра пытался вырастить из нее достойную опору себе и остальным великим египетским Богам, но этот эксперимент обернулся для Египта неописуемой катастрофой. Знал бы тогда Ра, как все обернется, никогда бы не стал ломать жизнь Сехмет таким образом.       Мужчина, будто услышав переживания Маат, издал тихий смешок, чтобы разрядить обстановку.       — Предатели в любом случае должны быть наказаны, ты ведь сама всех этому учишь, — Ра повернул к богине справедливости свою соколиную голову, глаза-рубины которой горели, словно факелы, — и я прошу тебя — продолжай следить за ней. Еще одной выходки Египет не перенесет, по крайней мере не сейчас…       Ра отошел от Маат на пару шагов и укрылся своими крыльями, так же, как бабочка закутывается в кокон. Через секунду его прежний облик растаял в воздухе и перед богиней стоял обычный человек, одетый в простую льняную юбку и сандалии. Длинные темные волосы были завязаны в хвост, из которого выбивалась редкая длинная челка.       — Давно я не чувствовал вкуса ячменного пива, сваренного смертными, на своих губах. Огромным грехом будет упустить такую возможность, тем более в такой день.        В следующую секунду, удивленная и не успевшая сказать ни слова в ответ, Маат, провожала взглядом фигуру отца, идущего через сад, а после — плавно сливающегося с толпой в зале, во всю пирующей и восхваляющей своего нового правителя. *Ахет — обозначение в древнеегипетском календаре времени наводнений, разлива Нила, которое в Верхнем Египте (остров Элефантина) начиналось как правило в начале июня и в дельте Нила — 20–22 июня. **Время засухи (шему) — с середины марта до середины июля ***Глаз Уаджеет — древнеегипетский символ, левый соколиный глаз бога Гора, который был выбит в его схватке с Сетом. Но в поздние времена Уаджет рассматривалось как особое божество женского пола, которое нередко путали с богинями Уаджит, Маат, Баст и Хатхор. Часто «глаз Гора» олицетворял богиню истины Маат, связанную с культом Ра и носившую имена «дочь Ра» или «глаз Ра». (именно это значение я взяла за основу)