***
— Почему вы называете Господа милостивым, когда он сам называет себя ревнителем? — Ты узнаешь. Со временем, — заверяет Альфред, поглядывая на небольшой шкаф, где на одной из полочек лежит Новый Завет. Меж бровями снова пролегла морщина, и Уббе, со скрипом тяжелого стула, встал из-за стола, за который садился каждое воскресенье и слушал новые главы из уст короля. Теперь уже его короля. Сначала ему нравилось слушать о сражениях, все это напоминало ему старого себя. Но в том то и дело, это был старый Уббе, которого, реалии скандинавских земель вынуждали быть суровым и безжалостным. А теперь новый Уббе, или точнее сказать, подлинный, радовался как ребенок, всякий раз, когда в историях говорилось об обычных возделывателей земли, о больших семьях. Этого хотел его отец, этого хочет и он сам. В последнее время Уббе много думает. О новой земле, что была выделена его людям, о будущем, об Иисусе Христе, а еще о его короле, об Альфреде. Юный король хлопает того по плечу или накрывает своей ладонью его сжатый кулак, когда в его голове старый мир ведет войну с новым. Уббе благодарен королю за все, что он делает. Люди этого острова совсем другие, и их лидеры соответственно тоже — Альфред милосердный, пытается подражать Христу, о котором здесь так часто вспоминают. Иногда викинг ловит себя на мысли, что все это не есть для него чужестранным, порой он чувствует, что наконец-то оказался дома. Но, выразить свою благодарность Уббе тяжело — простое «спасибо» будет недостаточным для короля, а по-другому он не знал, как, ведь второй способ назывался здесь грехом. Поэтому, Уббе сражается за своего короля.***
— Они были друзьями, — Уббе нарушает тишину небольшой библиотеки. — Да, — улыбаясь, Альфред кивает. — Классическими, — уточняет. — Классическими? — Образцовыми, — подобрав английское значение, отвечает король. Уббе смотрит в открытый Ветхий Завет перед собой, пробегая глазами по непонятным для него словам на латыни, цепляясь взглядом лишь за знакомые имена, о которых упоминал Альфред — Давид и Ионафан. Мужчина снова проводит пальцами по бумаге, словно это поможет ему лучше запомнить историю, и усвоить ее урок. — Давид горевал, — Уббе имел привычку нечеткости речи, было не понятно то ли он утверждал, то ли спрашивал. — Это была величайшая его потеря. — Да? — поинтересовался викинг, зная, что на этом история о царе Давиде не окончена. — Не только Ионафан полюбил его как свою собственную душу, — ответил король. Молодой правитель поджал губы, встречая любопытный взгляд Уббе, который внимал каждому его слову словно юный ученик. Альфред как-то раз сказал, что Библия имеет ответ на каждый вопрос, а ее вечные сюжеты повторяются из года в год. Уббе знал пример такой дружбы. — У моего отца тоже умер друг раньше него самого, — говорит воин. Сейчас они отложили Писание, и откинулись на спинку своих стульев. Правда была в том, что Альфред, не смотря на свой статус и возраст, был первым, с кем Уббе нравилось и хотелось говорить. Юный король был вовсе не из тех, кто посмеялся бы с его сомнений касательно язычества. Более того, он был тем, кто теперь направлял Уббе в его странствующем пути попыток найти ответы. — Этот друг был как мы, — Уббе положил ладонь на грудь, где под рубахой прятался крест. Впервые он сказал «как мы», впервые Уббе Рагнарсон, может и неосознанно, но причислил себя к христианскому миру. — Как и твой отец, — добавил Альфред, которому было известно о крещении Рагнара. — Верно, — кивнул Уббе и улыбнулся, — как и отец. — Воспоминания об отце были, пожалуй, лучшими, что хранила его память. И он был рад узнать, что после смерти, они встретятся вновь. Так сказал Альфред, а Уббе верил ему. Безоговорочно. Воскресное солнце почти касалось горизонта, и аккуратный почерк монахов на куче фолиантов, что лежали на столе, стал двоиться в глазах обоих мужчин. Воскресенье был странным днем — утром Уббе радостно вставал с мягкой постели в ожидании нового урока, а вечером его обнимала грусть своими острыми когтями — означало, что им придется прощаться на неделю. А свечи, увы, зажигать было нельзя. Когда Альфред потянулся к двери, Уббе, идя позади, осторожно толкнул ее, закрывая. Его сильная ладонь прижата к гладкости дерева, а открытую кожу шеи и лица обдает жаром дыхания Альфреда, что удивленно смотрел на Уббе, оказавшись припечатанным к этой самой двери. Только не понятно, чем — взглядом Уббе или подозрительным возбуждением всего его естества, тела и мыслей, что парализовали его? Короткая борода Альфреда была сбрита еще утром, и сейчас он чувствовал себя ребенком, которого вот-вот должны за что-то отчитать. — Уббе, — прошептал король. Во рту пересохло из-за приоткрытых все это время губ. Глаза юного мужчины старались не опускаться, дабы не прекратить зрительный контакт. — Мне бы не хотелось умереть раньше своего лучшего друга. Или позже. — Во взгляде Уббе четкая уверенность. По-своему, но он пытается выразить свою благодарность, не нарушив при этом этикета, которого придерживаются в стенах замка. Альфред улыбается, чуть прикрыв веки, а затем опускает свою руку на плече, поглаживая пальцами шею бывшего теперь викинга. Тот, в свою очередь, старается не закрыть глаза, но тело выдает его, когда он еле опускает голову на встречу к прикосновениям. — Я бы тоже этого не хотел, Уббе. Уж лучше пасть разом в бою или слечь от старости. — Альфред опускает руку, и она, в свободном падении, задевает грудь мужчины. Выйдя на воздух, Уббе вдыхает полной грудью, впервые чувствуя, как избавился от тревоги за ранее услышанное. Царь Давид был величайшим правителем, он ходил с Богом, и его дружба с Ионафаном была угодна ему, а значит он не совсем потерян в лице Господа.