***
— Да у Вас талант, Кэндис! — Монограм с неподдельным восхищением рассматривал расставленные у стены картины. — Дело в технике и постоянной практике, — пожала плечом Кэндис, пропустив комплимент мимо ушей. Сейчас ей важнее всего было оценить, насколько испачканы картины, и она критически осматривала полотна, прищурив оба глаза. Всего картин, которые она планировала представить на выставке, было четыре. Портрет лучшей подруги Стейси — девушки с японскими корнями, обладающей примечательной внешностью; изображение домашнего любимца — утконоса Перри, сладко дремлющего на своей лежанке. Две другие картины представляли собой пейзажи — зимний вид из окна комнаты Кэндис, а также цветник перед домом. Художница намеренно выбрала картины разных направлений, чтобы показать свою разностороннюю развитость, с другой стороны, её смущало то, что запечатляет она весьма обыденные вещи, будто в жизни у неё не происходит ничего запоминающегося. — Я рисую то, что дорого моему сердцу, — словно в оправдание, пробурчала себе под нос Кэндис. — Это видно, — Монограм остановился возле изображения Перри, заложив руки за спину, — с такой любовью нарисовано… написано? Простите, не знаю, как правильно. Каждая картина немного пострадала при падении на мокрый асфальт: на всех полотнах кое-где были видны грязные брызги, и больше всего досталось зимнему пейзажу — самой светлой картине. Вооружившись половинкой картофелины, Кэндис сделала глубокий вдох и принялась чистить холст с зимним пейзажем.1
8 января 2019 г. в 20:46
Денвилль словно был расстроен, что лето закончилось. Небо стало серым-серым, а тучи, которые тяжёлой грязной ватой закрыли солнце, извергали из себя поток тяжёлых капель. Лучше бы сидеть дома с дымящейся кружкой какао и смотреть любимое кино.
Кэндис нервничала, на ходу пытаясь застегнуть футляр, в котором она несла свои картины. Именно в верхней части молния «заедала», обе её части разъезжались, напоминая отталкивающиеся друг от друга магниты. Девушка уже давно привыкла к закону подлости, но это было выше всяких похвал. Не хватало ещё, чтобы её лучшие картины, которые она отобрала для выставки, намокли и превратились в безобразную расплывшуюся мазню. Ещё и телефон разрядился, прощально пискнув в кармане. Вдруг организаторы позвонят?
Рыжие волосы девушки намокли и теперь липли к лицу, закрывая обзор. Она пыталась махнуть головой и отбросить пряди назад, но они были слишком тяжёлыми от влаги. Хотя это можно было перетерпеть. Главное, чтобы послезавтра всё прошло на высшем уровне.
Послезавтра должна состояться выставка современных художников в Денвилльском музее искусств. Им выделили целый зал! Подумать только! Кэндис ждала этого события, наверное, около года. Всё началось с того, что она занялась поиском мастерской для аренды — младшие братья девушки, пусть и не со зла, частенько портили хранящиеся в доме или гараже холсты, а однажды сломали мольберт, на который она копила достаточно долго. Выпросить у мамы денег на аренду было сложно: родители считали её увлечение искусством ерундой, которая пройдёт годам к двадцати. К счастью, на Фейсбуке Кэндис познакомилась с несколькими художниками, которые тоже нуждались в площади, в итоге совместная плата оказалась не такой уж непосильной ношей — на сумму, которую в итоге нужно было платить юной художнице, мама согласилась.
Барб, Уилл и Марк были неплохими людьми: конечно, Кэндис воображала себе посиделки в кафе и бурное обсуждение творчества, но всё оказалось куда прозаичнее: художники, которым было в районе тридцати пяти — сорока лет, просто не могли полноценно творить у себя дома из-за детей, домашних животных, маленького пространства, в то время как в мастерской можно было и сосредоточиться на прекрасном, и побыть одному. Распределив дни посещения мастерской между собой, художники почти не виделись и, соответственно, мало общались.
Когда Марк написал о выставке, которую организовывала компания, в которой работал его брат, с целью поддержки молодых талантов и собственного пиара как спонсора, он предложил поучаствовать и коллегам по цеху. Кэндис была вне себя от радости: она и подумать не могла, что когда-нибудь сможет представить свои картины на всеобщее обозрение, да еще и на таком серьёзном мероприятии. Сердце её трепыхалось в груди в ожидании столь важного события.
Поскольку вход на выставку был свободный, Кэндис пригласила туда всех самых дорогих людей: маму, отчима, младших братьев, бойфренда Джереми и лучшую подругу Стейси. Но члены семьи как раз в это время должны идти на родительское собрание в школе (это в выходной-то день!), а Стейси позавчера свалилась с ангиной. Хорошо, что Джереми придёт. Кэндис очень хотела, чтобы парень оценил её талант, увидел, чего она достигла, и порадовался за неё. К равнодушию родителей в отношении своего творчества она привыкла: и правильно, братьям, которые, впрочем, в будущем обещали стать талантливыми изобретателями или конструкторами, нужно было родительское внимание больше, чем ей. Так и должно быть, и обижаться было бессмысленно.
«Неужели мою картину кто-то купит?» — подумала Кэндис, чувствуя небольшой страх ожидания. Она верила в свои силы не в такой степени, как хотелось, потому что поддержки со стороны близких было чрезвычайно мало.
Дождь не прекращался, Кэндис становилось холодно, потому что куртка её промокла. Переходя дорогу, она почти ничего не видела из-за мокрых свисающих на лицо волос и капель дождя, мешающих смотреть вперёд. Что-то зазвенело, ударившись об асфальт. Ключи от мастерской. Девушка наклонилась, чтобы поднять их, и в следующую секунду почувствовала сильный удар в левую ногу и услышала визг тормозов. Ногу от икры до бедра пронзила боль, Кэндис не удержала равновесие и упала, приложившись щекой к мокрому асфальту. Участок лица с содранным куском кожи тут же начал гореть, будто его подожгли спичкой. Из глаз непроизвольно покатились слёзы.
— О нет! Мисс, как Вы? — дверь машины хлопнула, и послышался голос мужчины.
— Жива, — стуча зубами, ответила Кэндис, затем повернула голову в сторону и увидела, что картины из открытого футляра разлетелись по грязным и мокрым лужам.
— Господи Боже! — Она резко встала, чтобы броситься собирать их, но тут же упала — нога ещё очень болела.
— Простите меня, — дрожащим голосом произнёс мужчина. — Я… я всё соберу…
Кэндис наконец обратила на него внимание. Человеку, сбившему её, было на вид около сорока трёх-сорока пяти лет. Коротко стриженные волосы были уже седыми, но усы и брови сохранили молодой каштановый цвет. Мужчина был хорош собой, несмотря на возраст: широкоплечий, статный, с красивым лицом, которое украшал большой орлиный нос. Похоже, он очень испугался случившегося. Из-за этого злость у Кэндис сразу прошла, но оставила после себя страх и грусть.
Быстро собрав картины вопреки волнению, мужчина убрал их в футляр.
— Я не успел затормозить, дорога скользкая из-за дождя, простите меня… Я отвезу Вас в больницу, хорошо?
— Лучше скорую, — сипло ответила Кэндис. По её щекам текли слёзы. Что, теперь её картины, любимые картины, испорчены?
— Вам больно? — Небольшие карие глаза смотрели с сожалением.
— Встать не могу, — произнесла Кэндис, дрожа всем телом. — Лучше Вам меня отвезти. До приезда скорой я замёрзну.
— Позвольте, — мужчина деликатно поднял худую высокую девушку на руки с такой лёгкостью, будто она была ребёнком.
Дверь блестящей чёрной машины открылась, и мужчина заботливо усадил Кэндис в кресло. Стараясь не смотреть на неё, он зафиксировал ремень безопасности, затем положил футляр с картинами на заднее сидение и уселся за руль сам.
— Сейчас, — взволнованно произнёс он, доставая из кармана сенсорный смартфон. — Только посмотрю, где ближайшая больница.
Несмотря на то, что ушибленная нога болела, чувство сильнейшей досады из-за испорченных картин и угрозы срыва участия в долгожданной выставке заставляло задыхаться и пересиливало всё остальное. Горло горело от желания разрыдаться. Опрокинув голову на высокий подголовник, Кэндис закрыла глаза. По белой щеке снова поползла тоненькая влажная дорожка.
— Умоляю, будьте здесь, — почти сразу она почувствовала лёгкие хлопки по своей щеке и, открыв глаза, встретилась с пронзительным взглядом карих глаз.
— Да я в порядке… — поспешила ответить девушка. — Просто… Боюсь, что картины испорчены…
— На них немного попала вода с грязью, — виновато ответил мужчина, переключая скорость, — насколько я успел увидеть, всё не так плохо. Прошу Вас, успокойтесь.
— Хорошо, — Кэндис сделала глубокий вдох.
Может быть, позвонить маме? Хотя волновать её раньше времени не хотелось, лучше узнает всё потом. Или Джереми… Рука полезла в карман, но этот же момент Кэндис вспомнила, что её телефон разрядился и выключился.
— Как Вас зовут? — мужчина отвлёк её от мыслей. Теперь, кажется, он взял себя в руки.
— Кэндис Флинн, семнадцать лет, старшая школа Дэнвилля, — ответила она.
Мужчина усмехнулся.
— Лаконично. И ничего лишнего — это как раз та информация, которую я должен сообщить врачу. Но меня бы устроило и просто «Кэндис».
Кэндис подавила нервный смешок. И правда, она слишком сильно напряглась. Нужно расслабиться.
Она повернула голову на бок и принялась рассматривать мужчину. Ровная осанка, в которой чувствуется выправка, красивые руки, сжимающие руль, интересное привлекательное лицо…
— Если выживу, то я Вас нарисую, — улыбнулась Кэндис. — Простите, а Ваше имя…
— Фрэнсис. Фрэнсис Монограм.
Девушка нахмурилась, вспоминая, где могла слышать эту фамилию. Кажется, её носит парень Ванессы Фуфелшмерц… Да и если подумать, внешне они очень похожи… Если бы не испуг, то сразу бы заметила.
— Монти — Ваш сын? — она продолжала смотреть на него сбоку.
— Да, — лицо Фрэнсиса озарила тёплая улыбка. — Вы знакомы?
— Не слишком хорошо.
Не зная, о чём говорить дальше, Кэндис прислонилась виском к холодному стеклу и принялась рассматривать движущийся за окном город, такой нудный и некрасочный под осенним дождём. Хотя, если подумать, получится неплохой пейзаж. Можно было бы сделать фото, будь заряжен телефон… Да и кого сейчас пейзажи интересуют? Всем подавай философские полотна…
— Куда Вы их несли? — прервал молчание приятный баритон.
— Мм?
— Картины, — уточнил Монограм.
— Послезавтра выставка в Музее искусств, — ответила девушка, грустно улыбнувшись, поджав губы. — Хочу представить несколько своих полотен.
— Вас это не радует?
— Меня не радует то, что почти все мои близкие, кого я приглашала, прийти не смогут, — усмехнулась Кэндис и замолчала, потому что они уже заезжали во двор больницы.
Открыв пассажирскую дверь, мужчина отстегнул ремень безопасности Кэндис и взял её на руки. Она прикрыла глаза. От Фрэнсиса приятно пахло мужским парфюмом. Если бы не болела нога, девушка бы насладилась моментом.
— Эй, будьте со мной, Кэндис, — голос мужчины вернул её к реальности, заставив открыть глаза. Он опасался, что девушка потеряет сознание.
Когда они оказались в приёмном отделении, Монограм осторожно посадил Кэндис на синий кожаный диванчик, а сам направился к стойке регистратуры.
— Кэндис Флинн, семнадцать лет, дорожно-транспортное происшествие, — до Кэндис доносился голос Фрэнсиса, разговаривающего с медсестрой. Её же слышно не было, так как та говорила очень тихо.
— Я сбил её… случайно, — объяснялся Монограм. — Она ушибла ногу…
Кэндис пришла в себя из полузабытья, когда её бережно поместили на каталку.
— Мисс Флинн, — мужчина с загорелым лицом, в белом халате и колпаке склонился над ней, разговаривая максимально чётно и членораздельно. — У Вас есть родственники? Можно с ними связаться?
— Родители и два брата, — пролепетала Кэндис, растягиваясь на плоской поверхности. — Но мой телефон разряжен…
— А этот мужчина — кто он Вам?
— Никто… Мы случайно сегодня познакомились, если это можно так назвать…
Клиника оказалась вполне хорошей, и, возможно, Фрэнсис Монограм заплатил, потому что снимок ноги Кэндис здесь проявили в течение часа. Какое счастье для неё было узнать, что перелома нет — просто сильный ушиб, который вскоре пройдёт, если беречь ногу. Теперь осталась лишь одна проблема — картины.
Когда Кэндис, ковыляя, поджимая левую ногу и держась за стену, вышла из кабинета врача, мужчина ждал её, присев на одно из кресел для посетителей.
— Я им сказала, что не имею к Вам претензий, — сообщила девушка, смотря на Монограма сверху вниз. — Моим родителям, к счастью, не передадут — мой телефон разрядился весьма кстати. Да и не за чем им волноваться по пустякам, там просто ушиб. А у них и так забот хватает.
— Слава Богу, не перелом, — обаятельно и чуть виновато улыбнулся мужчина, — а то я бы себе не простил.
— Полагаю, можем распрощаться, — заключила Кэндис. — Вы куда-то ехали, так что можете вернуться к своим делам.
— Вообще-то, я ехал домой, — мужчина поднялся и обхватил Кэндис за талию, позволяя опереться на себя, — к тому же, я обязан помочь Вам с картинами.
— Тогда нужно обратно в мастерскую, — девушка надеялась, что там сейчас никто не появился, — и где-то достать картофелину.