Хорошая ночка, верно?

«Заснула вроде…». Николай тяжело поднялся на локти. Тихо. Бесконечная водная гладь зеленоватым пятном простиралась у ног. Сосны изредка скрипели ветвями, и лишь треск костра напоминал о том, что товарищи рядом. Что всё окружающее его — это не просто тягучий сон, наполненный туманом и влагой, наивно играющий в догонялки со временем. Боль во всем теле не давала покоя. Затекшие после тесноты танка ноги просили их размять. «Сменить караул? А смысл? Если сна ни в одном глазу. Товарищам силы не меньше нужны, особенно Василёнку.» Мысли Ивушкина стремительно мылили сознание, чтобы отвлечь от предстоящего дня. Он легко ступал по сырой листве, оглаживая каждый ствол холодных деревьев. «Столетиями растут, покрываются корой, такие крепкие, стойкие на первый взгляд, а во время грозы и такие ломаются.» Николай остановился медленно проводя пальцами по сухой древесине, очерчивая каждый узор, наконец, уперевшись лбом, громко выдохнул весь воздух из легких и замер. За спиной хрустнула ветка. Коля резко обернулся. -Ich wusste, dass du nicht schlafen würdest. (Я знал, что ты не будешь спать) «Ягер.» Казалось, что купол накрыл их двоих, что в создавшейся тишине, бьющей по перепонкам, слышен лишь бешеный стук сердца Лейтенанта. Горло пересохло, а язык как деревяшка с занозами, бесполезно сжимался во рту. Шаг. Второй. Глаза в глаза. Немец тоже вступает в игру под названием «вальс», только без шага назад, этот шаг в голове. Как при умножении, как будто не можешь умножить три на пятнадцать и говоришь шепотом «пять пишешь, один в уме». Так и здесь. «Пять вперед, шаг назад в уме». Зачем? Черт их знает. Клаус спускается по заросшему склону, каждый шаг, каждый жест высечен так четко и глубоко врезается в сознание. Немецкие сапоги соблазнительные, каждая бляха ремня, каждый стежок добротной нитью создавал образ совсем невоенной жизни. Друг напротив друга. Так, что полшага и впритык. А взгляд такой же, в самую душу сверлит, будто в последний раз. — Клаус… Николаус, — нервный смешок и притупленный взгляд вниз. Сдался? Оба проиграли. Уже давно. Немец, наклоняется, снова установить зрительный контакт, но шею обжигает горячее дыхание. Полшага утрачены. Полшага больше нет. Под грубой оболочкой из пороха, хвои, горящей резины его запах был как в первый раз. В тот самый раз еще до села Нефёдово, до плена. Ивушкин прекрасно помнил, как дурманящий аромат немецкого парфюма и горячего тела с первым же вдохом проник внутрь, в глотку. В сердце. Какое-то детское счастье медом обволакивает без возможности на спасение, как топь, только золотая, а не гнилисто-зелёная, тянет вниз, крепко схватив за голень, но внутренний барьер. «Нельзя. Фу, Коля. Фриц — гадина. Ева, не дай змее засунуть тебе в рот желанный плод.» — Ну и сука ты, фриц. Его рука ложится на затылок Клаусу и притягивает к себе так, что оба упираются лбами и жадно дышат прожигая друг друга взглядом. Немец ухмыляется. — Schöne Nacht, nicht wahr?(Хорошая ночка, верно?) — Нахт, нахт, Ягер. Нахт… — он выдыхает последнее слово в губы штандартенфюрера. Руки Ягера притягивают за бедра ближе. Молчит, просто тянет к себе. Коля спускает ладони к скулам, оглаживая большим пальцем попутно нежный висок. Оба чувствуют пульс друг друга, и кажется, что это должно быть признанием. Щеки горят. Ягер прижимает его сильнее к себе, опаляя губы поцелуем. По телу медленно, но сразу разливается тепло. Что-то звериное внутри рвет и кричит, хочет бороться, завалить жертву, но оба хищники. Кадык ходит туда-сюда от частых сглатываний, руки беспорядочно сжимают одежду, то отстраняя, то притягивая. Как ненормальные шатаются и запутавшись друг в друге падают на влажную землю. — Kolya, du… (Коля, ты…) — Тсс, — Ивушкин прикладывает палец к губам Клауса, заставляя молчать, — не шуми тут, лучше смотри, — движением руки он заставляет Ягера устремить взгляд своих ледяных глаз на небо, а сам перебирает пальцами его волосы. — Schöner… (Красивое) Ивушкин догадывается о значение слова, уже который раз произнесенного за вечер. -…genau wie du (прямо как ты) Россыпь звезд, уходящая в рассвет, смотрела на них, вероятно даже не подразумевая, в какую рулетку они принялись играть.