***
Хоть в больнице было тоскливо и горько, возвращение домой тоже не радовало. Отец забрал его вчера, и они не разговаривали вовсе. Он только запретил болтаться по улицам, когда уходил утром на службу, и Рамси не смел ослушаться приказа. Только не после того, что произошло несколько недель назад. Слишком много боли и крови, безысходности и страха. Он чувствовал себя потерянным и одиноким, как никогда прежде, но пустоту эту заполнить оказалось нечем. Полдня Рамси играл в компьютерную стрелялку, а потом голова снова разболелась, и он лёг на кровать. Было бы здорово выйти на улицу, почувствовать тёплые солнечные лучи на своём лице и молодой весенний ветер, треплющий холодными пальцами по щекам. Хотелось просто оказаться где-то далеко, в дружной компании, где можно примерить привычную маску и хоть на время стать кем-то иным: счастливым и беззаботным, нужным и принятым. Пришлось открыть окно, чтобы в комнате стало свежее. Рамси пробовал читать, чтобы отвлечься от печальных мыслей, но никак не удавалось сосредоточиться на тексте. Герои книги оказались в заброшенном старом особняке, наполненном загадками и тайнами, однако мысли сбивались к собственному холодному дому. Может, было бы лучше, если бы его всё-таки отправили в эту проклятую спецшколу, о которой трещал государственный обвинитель? Всё равно ведь он никому не нужен. В конце концов Рамси увлёкся книгой и даже не заметил, как быстро пролетело время. Когда он поднял глаза и взглянул в окно, уже наступил вечер. Отец вернулся со службы, но Рамси не хотел его видеть. Отложил книгу и принялся перебирать струны на гитаре, пытаясь подобрать новую песню, которую слышал на днях по радио. Отец бесцеремонно нарушил его уединение. Хмыкнул, окинув взглядом комнату. — За уроки ты, естественно, ещё и не брался? — утвердил он, поглядев на растрёпанного мальчишку, замершего на кровати с гитарой в руках. Рамси помотал головой. — Я сейчас буду, — насупленно ответил он, избегая взгляда отца. — Просто голова болела. Отец мимолётно кивнул и подошёл ближе. — Почему не ел ничего весь день? Кастрюли даже не тронуты. — Я… Ну… не хотел, — ответил Рамси шёпотом. Отец тяжело вздохнул и положил ладонь ему на плечо, наклонился и поймал его взгляд. — Продолжаешь мне нервы трепать, щенок? Только что из больницы вернулся и хочешь снова туда попасть? Забыл уже, что мать тебя кормила всяким дерьмом, и у тебя из-за этого желудок больной? Ты ныл и просил забрать тебя домой. Какого чёрта же снова выкобениваешься?! — отец больно сжал его плечо, и Рамси вздрогнул. — Это было давно, — тихо ответил он. — Давно, значит? Что ж, снова будет плохо, тогда не вой. Рамси ничего не ответил, лишь опустил глаза, а когда отец ушёл, опять принялся терзать гитару. В этом доме было одиноко и грустно, и теперь он просто не мог понять по чему же скучал, когда лежал в больнице. По свободе, наверное, и по своим вещам, по тихому убежищу, которым стала собственная комната. Вот только от отца скрыться оказалось негде. Весь этот большой дом принадлежал ему — холодный и пустой, как замок «Снежной Королевы», точнее, Короля с ледяным сердцем в груди. Всё, к чему он прикасался, рассыпалось в прах или обращалось в лёд. И настоящая весна никогда не наступает в его холодном замке. Ужин прошёл в молчании. Отец не интересовался его делами, впрочем, Рамси тоже не слишком-то любопытствовал о его жизни. Он давно уже понял, что семья — это всего лишь громкое слово, за которым скрывается пустота и безразличие. Он лишь пленник в холодном замке, слуга, не имеющий права на собственное мнение. Готовить домашнее задание под присмотром отца было сущим наказанием. Рамси усвоил это ещё в начальной школе, и потому, когда отец сказал, что сейчас они будут делать уроки, вздрогнул и помотал головой. — Пожалуйста, можно я сам? — отказ должен быть вежливым, чтобы его не разозлить. Отец презрительно скривил губы и хмыкнул. — Ну попробуй. Столько пропустил, что теперь вряд ли справишься сам. Смотри, как бы на второй год не оставили. Рамси молча собрал посуду со стола и глянул исподлобья. — Я не тупой, сам разберусь! — вспыхнул и чуть не уронил тарелку с досады. Отец пожал плечами. — Занимайся, потом покажешь, что ты там накорябал. Рамси кивнул и начал мыть посуду. После поднялся наверх и перебрал тетрадки. Задания оказались несложными, и он справился быстро. Однако знал, что если бы отец здесь присутствовал, то не обошлось бы без ругани и подзатыльников. Видимо, он считал, что это очень подбадривает. Рамси, естественно, не мог с этим согласиться. Отец придрался к помаркам и вырвал из тетради листы, велел переписать упражнения по английскому. Да и в задаче нашёл ошибку. — Бездарь и лентяй! — вынес вердикт он. Получив тетрадкой по лицу, Рамси тряхнул головой и отступил в сторону. Это стало последней каплей. Не больно, но обидно и унизительно. Роняя слёзы на пушистый бордовый ковёр в отцовском кабинете, произнёс: — Почему ты со мной как с собакой всё время обращаешься? Как будто я тебе чужой! — звонким от слёз голосом воскликнул Рамси. Отец кашлянул и приподнял левую бровь. — Это что за показательное выступление? — подвинул высокое кожаное кресло ближе и облокотился на тяжёлый массивный стол, сложив руки в замок. — Обращаюсь так, как ты заслужил, — поучительным тоном ответил он. Рамси закрыл глаза и упёрся спиной в стену, засунул руки в карманы домашних штанов и зло скривил губы. — Ты хоть понимаешь, сколько хлопот мне доставил, дурачок? Если бы не я, то тебя бы в спецшколу отправили, а это, считай, тюрьма. Эта рыжая сучка Аррен упирала, что ты её девку чуть не покалечил. Ты мне ещё спасибо должен сказать, щенок, что я справку от психолога достал, якобы у тебя с головой проблемы, — отец махнул рукой. — Да это и так правда. Нормальные дети так себя не ведут, — заключил он, хмыкнув. Рамси тяжело сопел и глядел в пол. — Придётся ещё им выплачивать из-за тебя, идиота, — показательно вздохнул отец. — А ты вместо того, чтобы поблагодарить отца, устраиваешь тут спектакли. Давай-ка, живо переделай задание. У меня есть чем заняться, кроме как проверять твои уроки. Большой парень, а ничего сам не можешь сделать. Рамси опустил голову и шмыгнул носом, вытер лицо рукавом тёмно-синей клетчатой рубашки. Молча поднял тетрадку с пола и разорвал на части. Что бы он ни делал, отцу невозможно угодить. В этот раз отец вскинул обе брови вверх, даже выдавил горькую усмешку, которая расколола его каменное лицо на две части. Тяжело и неторопливо поднялся из кресла. — Ты что ж это делаешь, уродец, решил мне свой характер показать? — чуть повысив тон, приблизился и схватил Рамси за шиворот. — Ремня давно не получал? — в ход пошли привычные угрозы. Рамси дёрнулся в его руках, но сказал твёрдо: — Я тебя ненавижу! Лучше бы ты меня в детдом сдал тогда. Зачем забрал от неё?! И не нужна мне твоя помощь! В этой школе дурацкой было бы лучше, чем с тобой!!! — обида смешалась со злостью и усталостью, вечным страхом наказаний и унижений. В тот момент казалось, что в спецшколе было бы и правда лучше. Тогда страх перестал бы вечно преследовать его. Отец разозлился, потащил в коридор и крепко приложил лбом о дубовые двери. Рамси прикусил губу и попытался вырваться, но тщетно. Наверное, стоило помалкивать и послушно переделать задание, но у него просто сдали нервы. После суда и больницы, после всех лет, что он терпел побои и издевательства, просто невозможно было остановиться. Теперь же снова колотило от страха, но он упрямо молчал. Может, отец сгоряча не будет бить сильно? В коридоре они остановились, и отец почему-то не стал подниматься в спальню за ремнём. Толкнул к стене, и Рамси едва удержался на ногах. — Одевайся, — коротко бросил отец, смерив его холодным взглядом. — За-зачем? — Рамси стянул куртку с вешалки и прикрылся ею. Всё шло как-то не по сценарию. Он растерялся и ужасно испугался. Вряд ли отец просто спустит ему с рук грубости. — Приедем, и узнаешь, — не тратя лишних слов, отец отобрал куртку, схватил его за плечи и усадил на высокую скамью в коридоре. Деревянная спинка впилась острым углом и ссадила кожу. Отец швырнул рядом ботинки, и Рамси прерывисто вздохнул, начал спешно одеваться, не решившись больше спорить. В машине он стянул шапку и смял её в руках. Чем дольше они ехали, тем больше возрастала тревога. Вскоре и городские улицы закончились, с правой стороны мелькали редкие деревья, ещё облепленные снегом, с левой тянулась промзона. И тут Рамси действительно ударился в панику. «Убьёт и в лесу закопает» — подумал он. Наверное, отец решил, что воспитывать и исправлять его уже бесполезно и крепко разозлился. Где-то на заднем плане толкнулась мысль, что своё охотничье ружьё отец не взял, но он ведь убивал уже людей на войне, верно, и так справится. Рамси тонул в своём ужасе, размазывая слёзы по лицу шапкой. Больше не смотрел по сторонам и намертво вцепился в спинку переднего сидения, когда машина остановилась. Успел уже сто раз пожалеть о том, что наговорил сгоряча. В этой паршивой жизни всё-таки было что-то хорошее, и умирать не хотелось отчаянно. Отец вышел наружу и хлопнул дверью, Рамси дёрнул головой, когда он открыл заднюю дверь и схватил его за шиворот. — Вылезай, придурок! — он не намерен был церемониться, и сколько бы Рамси не упирался, вытащил его на улицу. В его таких же светлых глазах (даже светлее, чем у сына), цвета хмурого зимнего неба, не мелькнуло и тени сочувствия. — Папа, не надо! Пожалуйста! Ты же не будешь меня убивать из-за какой-то дурацкой задачи? — жалобно пролепетал Рамси. — Я все уроки сделаю и не буду больше спорить, только поехали домой, пожалуйста! — умолял он, стиснув в руках шапку. Чёрные волосы трепал ветер, а в глазах застыли слёзы, словно растаявшие льдинки. Отец казался удивлённым. Зло рассмеялся и отвесил подзатыльник. Должно быть, такая реакция выглядела глупой и смешной по его мнению. — Что за дебил! В приют тебя сдам, в при-ют, — по слогам повторил он, словно Рамси и вправду с трудом понимал. Рамси сглотнул тяжёлый комок в горле и огляделся по сторонам. Чуть вдалеке за ровными рядами высоких клёнов просвечивала железная ограда. А прямо за ней высокое здание из серого камня. Во дворе была детская площадка, на которой сейчас гулял лишь ветер, тревожа скрипучие ржавые качели. — Ты же не хочешь со мной жить, сказал, что в детдоме лучше. Вот и мне такой неблагодарный ублюдок не нужен, — терпеливо пояснил отец. — Как… это? Разве… разве так можно? — Рамси замер, глупо моргая уставился на отца. На дне серых глаз застыло недоумение. Он просто не мог понять, что отец вот так просто от него откажется. — Почему же нельзя? Ты ведь сам этого хотел. Папа плохой и о тебе не заботится, наказывает всё время и заставляет уроки делать… — отец сделал вид, что задумался, отобрал шапку и натянул ему на голову, заботливо поправил капюшон. — Что ты ещё там бормотал? Рамси месил ботинками грязный снег и не знал, что сказать, не мог поверить, что отец на самом деле так поступит. — Ну что же, будем прощаться? — отец улыбнулся и взял его за руку. Рамси строптиво попятился назад. — Ты не можешь! — Я всё могу, дорогой мой, всё! — злая усмешка нарисовалась на лице отца, и он наклонился к нему. — Тебе со мной было плохо, вот сейчас увидишь, как без родителей дети живут, — произнёс наставительно. — Ты думаешь, кто-то будет за тобой ухаживать, когда ты болен, или игрушки покупать? Нет, здесь только чужие люди, и им всё равно, что с тобой происходит. А конфеты только на следующее Рождество увидишь, ну или, может быть, на день рождения, если повезёт. И своей комнаты у тебя больше не будет, барабанной установки и этих твоих идиотских размалёванных футболок. Будешь ходить в том же, в чём и все, — поведал отец, выразительно выделяя слова. — А… ты как же? — Рамси выдернул руку и отступил. Незнакомых людей он боялся, а отец всё-таки был родной, хоть и ужасно злой. — А что я? — наигранно удивился отец. — Может быть, женюсь, и жена родит мне нового ребёнка, послушного и умного, а не такого больного уродца, как ты, — размеренно сообщил он. Рамси приоткрыл рот, но слова где-то затерялись, и он так и не смог ничего сказать. Отец не стал торопить, наблюдал за ним с интересом. Рамси прикусил губу и тяжело вздохнул. К отцу он привык, любил его, хоть и боялся жутко, и оказаться в полном одиночестве среди серых безликих стен и чужаков было ещё страшнее. Пришлось переступить через себя и двинуться навстречу. Он всхлипнул и вцепился руками в чёрную отцовскую куртку. Прошептал, уткнувшись лбом ему в плечо: — Папочка, прости, пожалуйста, я буду хорошим. Не отдавай меня, я стану послушным, и не буду мотать тебе нервы. Пожалуйста, только не отдавай меня! — неловко, неприятно и даже противно немного. Рамси уже и не помнил, когда вообще обнимал отца. Он был ласковым ребёнком, вот только отец напрочь отбил желание прикасаться хоть к кому-либо, и уж точно Рамси не хотел, чтобы кто-то трогал его. В этот раз, однако, отец остался доволен. Как-то деревянно провёл рукой по его затылку, а после отстранил и поднял его лицо за подбородок. — То-то же, дурачок. Никому ты, кроме меня, не нужен, — чуть помолчал, глядя в его испуганное лицо. — Садись в машину, поедем домой.***
В машине Рамси снова расплакался: вроде и понимал, что всё осталось позади, но просто не мог уже остановиться — сдался своим страхам и тревогам. Дома отец казался раздражённым и хмурым. — Хватит уже ныть-то. Я ведь сказал, что не сдам тебя в приют. Успокойся, — сам снял с него куртку и шапку. Рамси всхлипнул и мотнул головой, опустился на пол в грязных ботинках. Всё кружилось перед глазами, и хоть слёз уже не осталось, нервные всхлипы всё также сотрясали тело. — Ну, конечно, на полу ты ещё сегодня не валялся. Что за детсадовские выходки! — возмутился отец. Постоял чуть, разглядывая его зарёванное лицо, покачал головой и ушёл. Вернулся он пару минут спустя и заставил выпить какое-то горькое лекарство. Рамси даже не стал противиться. Чувствовал себя зверски уставшим и измотанным. После отец помог подняться и проводил наверх, уложил в кровать. Выражение его лица было странным, и Рамси не мог понять, что это значит. Наверное, отцу было противно, а может, он тоже устал. Он ещё немного посидел рядом, а после поправил одеяло и ушёл, тихо притворив дверь. В сон Рамси провалился как в бездонную пропасть. Утром вчерашнее происшествие казалось ночным кошмаром — чем-то совершенно ненастоящим. Рамси чувствовал себя намного лучше, и, поднявшись с кровати, первым делом поглядел в окно. Сегодня тоже было ясно и солнечно, и тёплая погода манила на улицу. Спустившись на кухню, обнаружил завтрак на столе. Отец, видимо, встал пораньше и испёк вафли перед тем, как отправиться на службу. Пышные, сладкие с шоколадной начинкой — те, которые так любил Рамси. На кухонном столе также обнаружилась записка, выведенная твёрдым отцовским почерком, и ключи от дома. Это значит, что наказание закончилось, и он может отправляться на прогулку, главное, вернуться к назначенному сроку. Целый день он провёл с друзьями, а вечером пришёл пораньше и переписал испорченное вчера задание в новую тетрадь. Протянул отцу, когда тот вернулся со службы. Отец кивнул и уголки губ чуть приподнялись вверх. — Сразу бы так, — произнёс он, потрепав его по голове. Рамси промолчал. Он выполняет свои обещания. И, наверное, эти скупые слова можно было расценить как похвалу. За ужином они не разговаривали: Рамси было стыдно за вчерашнюю истерику, за то, что так подставил отца с проклятым мопедом, и за свои извинения, как ни странно, тоже. Отец читал газету и на него вовсе не обращал внимания. Рамси решил, что лучше уж такой молчаливый мир, чем то, что было прежде. Следующим утром на столе его ждал сюрприз. Большая коробка с конструктором «Лего». Рыцарский замок. Наверное, любой мальчишка обрадовался бы, вот и Рамси оказался в восторге. Целый день возился со схемами и строил замок с двумя высокими угольно-чёрными башнями. Красные знамёна трепетали на их верхушках, а вокруг щетинился серыми кирпичиками крепостной ров. Извиняться отец никогда не умел или просто не считал нужным, но он дарил дорогие подарки. И Рамси решил, что даже такая обжигающе-холодная любовь лучше, чем её полное отсутствие. Тот, в чьей груди застыло ледяное сердце, на большее и не способен. Отец мог говорить, что ему достался негодный сын, но он ведь сам воспитал такого. Рамси же не имел права выбора, и ему предстояло лишь любить такого отца, какой есть. Эту войну ему не выиграть, и он предпочёл пусть и шаткий, но всё же мир.