* * *
База автоботов Стоявший возле компьютеров Балкхэд пошатнулся, издал негромкий (относительно, для него) звук начинающегося падения, и имел все шансы в этот раз всё-таки быть казнённым страшным-страшным Рэтчетом, ведь летел громила чётко на хрупкое и чувствительное оборудование, но два манипулятора – жёлтый и синий – мгновенно вытянулись вперёд и схватили рэкера за уже взметнувшиеся в воздух крупные ладони. Балк завис ненадолго в откинутом положении с грацией бывшей балерины на пенсии, а затем с помощью Бамблби и Арси медленно вернулся обратно в стоячее положение. — Что там опять? — раздалось угрожающее из коридоров, и трое автоботов с ещё немного расширенными оптиками от едва не случившейся второй раз за день катастрофы очень быстро переглянулись, а затем ещё держащие широкие ладони товарища Арси и Бамблби, не сговариваясь, шагнули назад, чем заставили Балкхэда шагнуть за ними следом, подальше от компьютеров. — Э, ничего, Рэтчет, всё в порядке! — поспешно и ощутимо наигранно крикнул громила и сразу сделал ещё несколько шагов гуськом. Арси и Бамблби наконец отпустили его манипуляторы и отошли немного в стороны. — Я просто прыгнул! Брат с сестрой синхронно подняли одну надбровную дугу, демонстрируя, что оправдание у Балкхэда на троечку, и это сразу подтвердил звук быстрых-быстрых шагов. Бамблби и Арси поспешно отвернулись с таким видом, будто рядом с Балком они даже не стояли, и влетевшему в главный зал Рэтчету открылась совершенно невинная (не считая слегка расширенной оптики Балкхэда) картина. Всё чинно, благородно, а главное – ничего не сломано! — Просто прыгнул, — неясно, зачем, с невинной (и нервной) улыбкой повторил зелёный бот, и Рэтчет смерил его хмурым и недоверчивым взглядом с ног до головы, прежде чем медленно, угрожающе и демонстративно пройти мимо. Медик ещё немного злился за поваленные капсулы с энергоном несколько часов назад. Под конец суток свет на базе приглушали, и техника гудела слабее, оттого каждая вентиляция и каждый шаг слышился яснее. Балкхэд ещё следил пару кликов за уже стоявшим к нему спиной Рэтчетом и наконец максимально тихо провентилировал. Пронесло. — Не вентилируй рядом с моими приборами, — мгновенно произнёс всё ещё несколько цедящий слова Рэтчет, пока закрывал и выключал системы с вкладками. — Отправляйся в офлайн. Балкхэд отступил на ещё один мелкий шаг назад, не спеша, впрочем, следовать вполне чётко обозначенному требованию, но на это предложение неожиданно откликнулась Арси: — Точно, я пошла, — она потянулась, задрав манипуляторы над головой, и спокойно зашагала к жилым отсекам, лишь бросила напоследок небрежным тоном: — Зовите, если надумаете опять по русским зимам кататься. Балкхэд провожал подругу взглядом до тех пор, пока она полностью не скрылась в коридорах, а затем поспешно, словно и не он только что едва не свалился на них, подскочил к компьютерам, Рэтчету под самый бок. С другой стороны к медику подошёл и Бамблби, когда Балк радостно завещал вполголоса: — Рэтчет-Рэтчет, ну что? Ты всё ещё уверен в ставке? Бело-красный трансформер, не прекращая взаимодействовать с дисплеями, скосил на вообще-то провинившегося сегодня друга взгляд: — А не должен быть? Балкхэд едва не замахал ладонями. Впрочем, опомнившись, он прижал их к грудной пластине и даже ещё более радостно сказал: — Если ты после сегодняшнего хочешь скорректировать ставку, мы поймём! — громила бросил взгляд на с интересом слушавшего их Бамблби и продолжил: — Ну же, скажи. Ничего не поменялось? Рэтчет скосил ещё один недовольный взор. Медик пока не забыл происходящей в зимнем лесу вакханалии, то, как за ним гонялся зелёный громила и как активно тому помогал Бамблби (вот уж от кого не ждал). Проверку на преданность одна Эвелина прошла. Но друзья (всё-таки друзья, которых он тоже в ответ немало, от всей искры сегодня поколотил) ждали ответа, и Рэтчет быстро закончил возиться с системами и наконец провентилировал. — Нет, Балкхэд, ничего. — Медик наконец обернулся к двум друзьям, приподнялся на носочках, проверяя вход в коридоры – их лидер ушёл в отсеки даже раньше Арси, – и снова опустил взгляды на сокомандников, перед тем как уточнить: — Но, быть может, скорректировать ставки желаете вы? Поймав на себе чужие взгляды, Бамблби помедлил пару кликов, но всё же помотал головой. — “Нет”. И тогда Балкхэд мягко, довольно рассмеялся. — Ох, нет, Рэтчет, — разрушитель тоже бросил взгляды в коридоры и закончил очень удовлетворённым тоном: — Я только больше убедился в правильности моей ставки. И трое друзей несколько несинхронно, но всё же обменялись улыбками, пусть даже у Бамблби она передавалась одной оптикой, а у Рэтчета – коротким движением дёрнувшихся в хмыканьи губ.* * *
Кибертрон. Менее шести квартексов до начала войны Александрина Я обзавелась привычкой за последние несколько глаксинов. Привычкой гулять по ночам. Когда внезапные перемещения из любой точки в другую резко стали простой и привычной частью функционирования, удобнее мостов даже, я сама не заметила, в какой момент целиком переключилась на них. Просто в один орн вдруг осознала, насколько меньше стала ходить и что вообще очень давно не трансформировалась. Однако совсем не это сподвигло меня на перемены. Просто стремительно сокращающийся офлайн из-за очередной «приятной» особенности Хранителей стал дополнительным поводом усиления тревоги, которая теперь круглыми циклами была рядом со мной. Я даже подумывала о том, чтобы дать ей имя. …А потом отправить её дружить с Фиамом, ага. Тревога и внутренний голос, отличная компания, жаль только, что конкретно со мной они дружить не хотели. Прогулки по ночам стали для меня способом не избавления от тревоги, но хотя бы просто примирения с нею. Избавиться не получалось, мне неустанно становилось хуже орн от орна, и время, что я проводила на ночных улицах, всё увеличивалось… Я не боялась встретить кого-то, в такое время цикла шансы уменьшались, но если такое случалось, один клик, и я оказывалась на совершенно другой улице. Чуть больше полуворна с тех пор, как я стала Хранительницей, прошло. Вот и превратилась я уже в Беатрису. Так же теперь не позволяю ни одному трансформеру меня даже просто увидеть, стала той, кого самолично ещё не так давно осуждала. Скрипнул металл дороги под ногами. В ночной тиши, иногда так болезненно похожей на ту, с которой начиналось моё видение о рассвете над залитом энергоном квартале, простор для мыслей под мои медленные шаги открывался особенно широкий, и я думала, о многом. Тем самым, кажется, загоняла себя в ещё большую тревогу… но прекратить думать я тоже не могла. Около пяти квартексов до начала войны Советники очевидно перестали понимать происходящее. Всего за два глаксина я запутала их, в зале утверждая, что разделяю их опасения из-за набирающего популярность непредсказуемого лидера десептиконов, а позже прямо, и уже перед всеми, объявляя, что поддерживаю это «прекрасное движение». Тринадцать мудрейших, похоже, уже просто не знали, что со мной делать. А как им было не волноваться? Их личные спокойствие и стабильность расходились по спайкам. Я не жалела их ни капли, когда вспоминала, что именно они являются основным звеном выстроенной коррупционной цепи во всей системе, что они лично желали устранения Мегатрона, и процессором вроде понимала, что в шаге от расплавки трансформер всё, что угодно, может сказать… но всё же когда один из советников поднимал на меня мрачную оптику и говорил: — Вы даже вообразить себе не можете, каких масштабов потерь будет стоить ваша ошибка. Меня изнутри будто ледяным штырём кололо. Ведь возможная цена, которую придётся платить, если я действительно совершаю ошибку, не укладывалась в моём процессоре, сколько бы я о ней ни думала. Встречаясь с Фиамом, я была вынуждена проходить через то же самое, что и с советниками, только ещё хуже. Про них у меня ещё получалось думать как о просто не желающих терять власть, с Фиамом же такое не проходило. Накануне моего озвученного заявления о поддержке десептиконов, когда я ещё сомневалась, Фиам в последний раз (весьма очевидно дав это понять) попытался снизить градус претензий и спокойно воззвать к моей адекватности: — “Если ты это сделаешь, шага назад уже не будет. Пока же у тебя есть способ отступить. Ты ещё никому ничего не обещала.” У меня был этот способ… скорее, призрачная надежда на него. Но я так и не смогла просто сказать «нет». Подняла в тот орн оптику на Мегатрона и хотела было наконец озвучить всё, что на искре было… И в те клики я снова вспомнила, почему уже давно не чувствовала себя рядом с ним в безопасности. Как не было тех шагов по пропасти, когда он неустанно следовал за мной, поддерживая и готовясь ловить, в самом деле поймав, когда я оступилась. В один клик всё это перестало иметь значение. Моё искру затопил страх. — Мне ведь нет нужды вновь повторять тебе, почему сейчас ты должна выйти и сказать то, что должна сказать? — он осведомился таким тоном, будто не то что с бетой, с кем-то недоразвитым разговаривал, но даже не это напугало меня, а та бесконечная тьма, которую я упорно видела в ярко-красной оптике. Именно это чувство вынудило тогда выйти и в самом деле, очень чётко, без возможности двойных трактовок произнести слова о полной поддержке движения десептиконов. Лишь под конец, когда страх немного отступил, когда увидела фейсплет Мегатрона, на котором мерцало чувство, чем-то напоминающее удовлетворение, внутри заклекотала обида. Лидер десептиконов приблизился ко мне после, кажется, хотел мне сказать что-то, возможно, одобрить, похвалить, сделать нечто, что снова отвлечёт моё внимание, заставит обиду утихнуть, но я не позволила ему это сделать. — Надеюсь, хоть тебе после такого легчает. Мне – не очень. Брошенные слова были жалкой попыткой показать свои чувства, которые Мегатрон не желал видеть, не желал понимать. Ему они не были нужны, и я не питала пустой надежды, что именно сейчас он с какого-то шлака меня услышит, но и промолчать я оказалась не в силах. Сказала, и поспешно сбежала, воспользовалась новообретённым преимуществом заканчивать разговор на своей ноте. А потом был Фиам, для которого попытки общаться со мной, как с адекватной, окончательно потеряли свой смысл. Он смотрел на меня с таким чувством разочарования и пренебрежения, с каким, кажется, не смотрел ещё никто. В эти клики я даже думала, что сама готова так смотреть на себя. — “Ты упорно толкаешь планету всё ближе к пропасти”, — процедил Фиам, не намеренный больше ничего со мной обсуждать. Это не имело смысла, по крайней мере, в его представлении. Впрочем, возможно, не только в его. Я подняла на него оптику. Хотела, наверное, сказать хоть что-то, но что было говорить? Я окончательно запуталась, потерялась в собственных убеждениях, в собственных стремлениях, в собственной вере. Как минимум, в вере в себя. Но быть может, и он ошибался? — “Я не хотел этого говорить”, — мрачно протянул Фиам, — “но ты полная дура, если веришь, что этот трансформер ведёт планету к спасению.” Уголок моих губ чуть дёрнулся. — Верно, — сказала ровно. — Дура. Повелась же я когда-то на тебя. Оптика Фиама прищурилась и стала очень-очень мрачной, до невозможности тяжёлой. Нелепо, каждая частичка его силуэта ярко сияла, до засветки в окулярах, разбавляя собой общую темень окружения вне пространства, но никак иначе нельзя было описать тогда его взгляд. — “Повелась?” — осведомился он с отдававшим металлом пренебрежением, равнодушием в голосе. — “А в моей-то голове воспоминания другие. Бесконечная строптивость, непослушание…” — Напомни-ка, не тогда ли это, когда ты, как идиот, своих ошибок признавать не хотел? — поинтересовалась я мгновенно, подаваясь вперёд, закипая в клик. Внутри, снаружи у меня не было сил даже голос повысить. — “Вот и снова ты…” — Не смей уходить от ответа, — прорычала глухо. — Я никогда не просила делать из меня Хранительницу. Меня никто не спрашивал, даже когда начались шлаковы приступы я не сразу узнала, во что меня втянули. Ты и этого сам сделать не смог, Беатрису отправил, со мной впервые нормально лишь после инициации заговорил. А во время неё, пока я по грани дезактивации бродила, обрывки фраз кидал, даже толком успокоить не мог, на вопросы почти не отвечал. Будь я в тот орн совсем одна, поехала бы процессором! Может, это тебе и нужно было, а?! Всё же закричала. Ведь это было правдой, только благодаря Мегатронусу рядом… я смогла это вынести. Со мной был рядом именно он. А тот, кто сам обрёк на страдания… даже поговорить нормально, чтобы отвлечь, не смог. Впервые за долгое время Фиам пошевелился. Его пламя вдруг резко стихло, перестало окружать фигуру за её пределами. Огненный силуэт скрестил манипуляторы на грудной пластине и прошёлся из стороны в сторону. — “Вот, значит, где источник”, — сказал он отстранённо, остановился, не оборачиваясь. — “Ты на «это» злишься, вовсе не на приказы или требования. К ним ты привычная, я смотрю.” Я бросила на него взгляд… хотела злой, но вышло – затравленной оптики. Сколько ещё трансформеров укажет мне на это? Сколько ткнёт в больную точку, хорошенько провернув внутри? — Твои только приказы мимо летят, — сумела выдавить, не имея просто никакой возможности отбиться. Унижение работало, я уже упала, но ведь если падать – то тянуть других за собой, так? Я сделала несколько шагов навстречу Фиаму, наклонила набок голову. — Хвалишься тем, как изучил меня, а так и не нашёл способа заставить слушаться? Всесильная частица Праймуса… такая бессильная, как печально. Яд с показным сочувствием в моём голосе вызвали в окулярах Фиама вспышку гнева. Я отчётливо видела, как полыхнуло его пламя, но сам он не двинулся с места. Глядя на меня так, словно мечтал насквозь пробить мой корпус и впечатать так в стену, он медленно поинтересовался: — “Ты ведь понимаешь, что одного моего желания хватит, чтобы забрать у тебя все твои силы?” Угроза. Простая и неприкрытая, очередная. Я слышала их в последнее время так часто, что внешне даже перестала реагировать, хоть и дезактивировалась каждый раз внутри. Почти каждый. — Нащупал, куда давить, да? — спросила я с мрачной усмешкой. Мотнула головой. — Поздно. Прошло слишком много времени. А мы оба понимаем, что ты давным давно бы отнял у меня силу… если бы мог это сделать. Фиам не изменился в фейсплете. Не дёрнулся, не посуровел и, наоборот, не расслабился, остался стоять ровно в том же положении и с тем же выражением фейсплета… и это стало мне лучшей демонстрацией, что я права. Гордость не позволила Фиаму подтвердить, но и увиливать от очевидной правды было идиотизмом. Я мрачно хмыкнула. — Так что избавь меня от пустых угроз, — я сделала небрежный шаг назад. — Всё равно за эти квартексы мы уже выяснили… что дальше них ты заходить не умеешь. Фиам не ответил, лишь фейсплет его чуть дёрнулся как от злости или, наоборот, ощущения удара. Больше мы ничего друг другу не сказали. Ночное небо укутывало меня, будто вторя своей тишиной моим шагам. Как жаль, что Фиам не предложил мне (будем считать его угрозу именно предложением) отказаться от всего этого раньше. До инициации, желательно, ведь отступать теперь уже давно было поздно. Я не смогу продолжить обычное функционирование, потому что теперь меня знали и запомнили все. Все пути перекрыты, остался только тот, что безрадостно маячил впереди. Бессмертие Хранителей. Пройдёт время… и все, кого я знаю, дезактивируются. Я переживу каждого, даже недавно родившихся бет. Поколения сменят друг друга… пока однажды я сама не откажусь от силы. Пока Фиам этот отказ не одобрит. Я ненадолго притормозила, ловя себя на странном ощущении несоответствия, будто что-то в этой мысли были нелогичным… однако путь продолжила. Не было у меня иного пути. Даже если представить, что Фиам способен забрать у меня силу Хранителей, оставив лишь небольшие отголоски, я не приму этот исход. Не смогу даже просто покинуть Кибертрон, улететь подальше… Не смогу потерять ещё и Мегатрона. Ведь ему… я наверняка не буду нужна… если перестану быть Хранительницей. Вот… я себе призналась. Шлак. Потирая занывшую грудную пластину, я медленно продолжила шагать. Плечи сами собой опустились. Мне плохо с ним. Я устала, до изнеможения устала от его тайн, игр со мной, постоянного непонимания, каким он будет в следующий раз – понимающим и защищающим или холодным и отстранённым, опасным? Какая из этих граней его личности настоящая, из какой зеркальной пластины на меня смотрит реальное отражение алой оптики? Где отношение к Александрине, а где к Лексе? Различает ли он этих двоих, смотрит ли сразу на обеих? Кто из них ему нужнее? Нужна ли хоть одна? Кто-то явно показался на соседней улице, застучал мягкими шагами. Я не стала перемещаться, ведь дома скрывали меня от того квартала, лишь чуть сместилась, готовясь сворачивать. Он сказал, что я тоже использую его. …Это правда. Я цепляюсь за него, за его знания, уверенность, силу и авторитет, за всё то, чего не находила в себе самой. Я приходила к нему за чувством безопасности, но с каждым орном его становилось всё меньше. Казалось, я испытываю два противоположных чувства одновременно. Лишь с Мегатроном я, казалось, понимала, что следует делать… и лишь он пугал меня в достаточной степени, чтобы я могла согласиться на всё, что он потребует. Просто не осмелюсь возразить. Моё сопротивление всегда было лишь для виду… в глубине искры я изначально понимала, что в конечном счёте всё равно сделаю всё так, как он того желает. И Мегатрон не хуже меня это знал… За орн до моего заявления о поддержке десептиконов, Мегатрон пришёл ко мне. Я периодически перемещалась в окрестности его склада, вечерами, когда там никого, как правило, не бывало, и я так и не поняла, то ли случайно он пришёл туда, то ли действительно надеялся увидеть меня, но когда в самом деле увидел, замер ненадолго. Сидевшая я оглянулась на него через плечо в немом вопросе: что такое? Он не отвечал несколько кликов, смотрел на меня, не приближался и не отдалялся. У меня даже невольно сжались пальцы. Вроде я не меняла ничего ни в себе, ни в окружающей обстановке, что он тут вдруг резко увидел? Где-то на этой мысли Мегатрон всё же отмер. Не спуская прямого, непривычного из-за отсутствия в нём давления взгляда, зашагал ко мне: широко и стремительно. Я поджала ноги, испытывая желание подскочить, не понимая, во что его приближение сейчас выльется, но предпочитая оказаться к тому моменту в положении стоя. Не вышло, лишь ещё сильнее поджались ноги и ссутулились плечи. Шлак, а ведь я быстрее него, могла бы при желании сбежать… Мегатрон не стал обходить меня по кругу, чтобы встать перед фейсплетом, нет, застыл сзади. Я невольно, испуганно отвернулась, уставившись перед собой, когда один его манипулятор сжал мне плечо, чуть дёрнул на себя. Второй застыл перед фейсплетом, может, чуть ниже, словно в нерешительности, шевельнулись серебряные пальцы… а затем его ладонь легла на мою шею. У меня почти сбилась вентиляция, но Мегатрон лишь слегка надавил, не хватая, а вынуждая податься назад, не сутулиться больше, распрямиться. Я только и успела немного откинуть голову, как с замершей искрой почувствовала, что холодный лоб Мегатрона уткнулся мне в макушку. Пальцы на моих плече и шее немного расслабились. От шока не смея шевелиться, я тихо позвала: — Мегатрон?., — вышел шёпот. Его пальцы слегка дёрнулись. — Посиди так, — раздался глухой и отчего-то лишённый обычных повелительных ноток голос. И я не успела в полной мере удивиться этому, ведь дальше раздалось: — Пожалуйста. Голова гудит. Пусть в его тоне не было мольбы… но это была просьба, самая обычная, хоть и звучавшая глуховато из-за позы. Удивлённая и почему-то тронутая до самой искры, я всё же чуть-чуть пошевелилась – подняла голову немного выше, чтобы достать до макушки ему было проще. Раздалась длинная вентиляция, и манипулятор на моём плече вдруг лёг поперёк верхней части корпуса, вынуждая прижаться к стоявшему позади трансформеру. Я высидела так с полбрийма, а потом всё же аккуратно задрала голову, стараясь не сильно тревожить Мегатрона движением. Оптика, которую я таки успела увидеть закрытой, уставилась на меня безрадостно, едва ли не понуро – из-за движения Мегатрон был вынужден отстраниться, – и я поспешно приподняла манипуляторы наверх, не вырываясь из его хватки, но кладя пальцы на его виски. — Где, здесь? — спросила уже не шёпотом, чуть громче, но всё ещё тихо, вполголоса, чтобы не тревожить звуками. Мегатрона вопрос удивил не меньше, чем меня его внезапный порыв, и он замер ненадолго, хоть и не отстраняясь больше, удерживая наклонённую голову над моей задранной. А потом он слегка повернул её, и я едва не ахнула, осознав, что так он скорректировал положение моих ладоней, чтобы легли на то место, где болело. И наконец он медленно притушил оптику, подтверждая. Я чуть-чуть опустила голову, пальцами потянула Мегатрона к себе, вынуждая того вновь уткнуться в меня лбом, и продвинулась ладонями дальше, легла ими на указанную зону целиком. Бывший гладиатор стиснул меня манипулятором поперёк плеч сильнее, а я призвала свою силу. Мягкое белое сияние, как продолжение моих таких же белых ладоней коснулось его головы и проникло вглубь… избавляя от боли. Всего несколько кликов, и всё закончилось. Глядя на его выражение фейсплета с пока прикрытой оптикой, я наконец медленно опустила один манипулятор, а второй ненадолго задержала… и позволила себе пальцами мягко погладить край фейсплета, прежде чем, поймав прямой взгляд раскрывшейся алой оптики, опустить резко ладонь вниз. Голову я тоже опустила, уставилась прямо с таким видом, будто ничего такого и не было, уже мысленно сжавшаяся, готовая к тому, что он сейчас что-то скажет об этом, усмехнётся или, хуже, молча отстранится. Я сжала опущенные манипуляторы в кулаки, готовая подскакивать следом за ним, когда впервые за эти пару бриймов шевельнулись его пальцы на моей шее. Провели вверх и вниз и чуть-чуть сжали, не перекрывая вентиляцию. Я снова задрала голову, и в следующий клик зоны, где-то между макушкой и лбом, коснулись его холодные губы. Не столько поцеловали, сколько просто прижались, но моим уже распахнутым в лёгкой тревоге окулярами этого хватило, чтобы дрогнуть. Я замерла. Он уловил выражение моей оптики. Усмехнулся тихо и скользнул ладонью ещё выше, под самый топливоприёмник, чтобы максимально высоко задрала голову, пока он ещё несколько раз коснулся губами моего лба с двух сторон, ближе к вискам. Я притушила оптику, подалась всем корпусом назад, ближе к нему, и холодный манипулятор поперёк моих плеч вторил этому движению. Ладонь Мегатрона тоже немного прошлась вниз и вверх по моему манипулятору, словно гладила. Мои губы разомкнулись, выпуская изумлённую вентиляцию, и я подняла оптику наверх, туда, где на меня уже смотрели его алые окуляры. Клик небольшого промедления, а затем Мегатрон снова склонился надо мной. Его вентиляция касалась моего фейсплета. Невольно снова закрыв окуляры, я всё равно точно ощущала, куда в следующий раз опустятся его губы, по теплу на металле. И невольно подавалась навстречу прикосновениям, несмотря на то что очень-очень боялась шевелиться. Лишь бы не отстранился. Лишь бы… не ушёл. Макушка, лоб, металл под самыми окулярами, виски… сначала тепло вентиляции, а затем холод губ. Снова контраст, сам по себе что-то делающий с моим корпусом, отчего хотелось выгнуться в манипуляторах Мегатрона, но я сумела остаться неподвижной, только задрала голову на свой возможный максимум, откинула шею назад, задавая направление, подставляясь под следующие касания, и его вентиляция обожгла мне переносицу… прежде чем, миновав её, медленно опустилась на мои губы. На этот раз я почти не шевелилась. Позволяла всё делать ему, отвечая лишь едва заметными движениями, но и он снова скорее касался, чем в самом деле целовал, водя пальцами по шее, и наконец медленно отстранился. И я открыла окуляры ему навстречу, потому что хотела очень чётко запомнить этот брийм, когда, совершенно не обращая внимание, что один его манипулятор сжимает мне шею, а второй фиксирует, не позволяя отстраниться от возвышающейся надо мной фигуры, рядом с ним я снова почувствовала себя очень спокойной… в безопасности. После этого я и надеялась, что у меня получится. Получится не достучаться, просто убедить хоть немного услышать меня. Не вышло. Мы снова оказались там же, где и были. Мне опять стало рядом с ним страшно. Даже не рядом, а тогда, когда он смотрел на меня тем взглядом, в котором я когда-то впервые услышала чьи-то крики в лужах энергона. То, что именно с ним меня настигло то видение, никогда не получалось забыть. Вариант будущего не исчез, не утратил актуальности, он притаился в его оптике глубоко, всем естеством напоминая: я всё ещё здесь; хочешь меня увидеть? Я не хотела. Не хотела вновь слышать, как советники, уже почти и не скрывая своего отношения к покушению, пытаются использовать меня, чтобы спастись. Не хотела видеть презрение в оптике Фиама, уже ошибившегося жестоко в вопросе нашего социального строя, но всё ещё древнего, самого древнего существа на нашей планете, заставшего Праймуса на заре времён, говорившего, что я совершаю ошибку. Не хотела чувствовать волну надежды десептиконов, тех, кого я в минувший орн поддержала. Тех, кто подошёл ко мне незадолго до Мегатрона и с теплом произнёс: «Спасибо вам, Хранительница». Но больше, чем всех их, я не хотела знать Мегатрона. Того, с кем познакомилась случайно, того, кто защищал и спасал меня столько раз, но от кого самого мне порой хотелось искать защиты. Я сходила с ума от понимания, что разрываюсь между тремя сферами влияния, и пусть одна из них, советники, растеряли даже остатки моего к ним доверия, две другие стали тянуть даже ещё более активно. Благополучие расы, благополучие планеты. Кто из них печётся об этом в самом деле? Чьи методы вернее? И кто из них… хоть на каплю печётся обо мне? Или же обоим… я не нужна? Я резко, от всей искры пнула металл тротуара под ногами, и этот звук перекрыл для меня другие – те, что раздавались за спиной уже какое-то время. Я никогда не хотела быть Хранительницей. Не хотела и сейчас. Но отказаться уже невозможно. Я не могу больше быть с Мегатроном. Мне одиноко с ним. Но и без него я… не могу. Не могу остаться совсем одна. Как там сказал Фиам? Видимо, и вправду дура. По крайней мере, именно таким словом я называла себя, когда из тьмы ночной улицы чьи-то фигуры шагнули прямо на меня. И всё же жаль… что я не сумела вовремя отказаться.