Возвращение Персефоны

      Первый осенний день мало чем отличается от, скажем, последнего, или даже предпоследнего дня августа. Смертные принимают приход осени достаточно безразлично — для них она лишь означает время сборки урожая, что звучит весьма и весьма не романтично. Но стоит только западному ветру Зефиру принести с моря свинцовые тучи и холод, листьям — озолотиться, словно их тронул своей рукой Мидас, и каждый человек поймет, что это значит: Персефона вернулась к своему супругу, и теперь её мать, Деметра, оплакивает вместе с природой её уход. Однако не стоит думать, что сама Персефона проливала горькие слёзы, покидая Олимп и исчезая в глубинах царства Аида. Из вод реки Стикс доносились унылые стоны душ, печальное эхо которых исчезало где-то вдалеке. Эта безрадостная картина не заставляла Персефону чувствовать грусть, страх — тем более. Она изящно сидела на краю лодки Харона, что мрачной фигурой возвышался перед богиней и молчаливо то поднимал, то опускал в воду весло. Иной раз какая-нибудь особо назойливая душа протягивала прекрасной Персефоне свою руку, в надежде, что милосердная богиня дарует ей свободу от этой страшной муки, но та непринужденно скидывала руку обратно в реку с едва заметной полуулыбкой. — Аид непременно испепелил бы их, если бы только эти души могли гореть, — с досадой произнесла Персефона, давая понять Харону, что это зрелище ей надоело. Она решила отвлечься разговором, который Харон в любом случае не поддержал бы: — Я уже давно говорила Аиду, что было бы неплохо провести здесь ремонт. Каждый раз, когда проплываю это место, самой хочется от тоски броситься в воду! И неужели эти души не могут выть не так раздражающе? — она шутливо нахмурила брови, наклонившись прямо над водой. — Думаю, смени мы здесь отделку, у них поднялось бы настроение, и они нам так не досаждали бы. Ох, можно же попросить Муз, чтобы они стояли где-нибудь здесь и пели мне свои песенки о том, как мне не повезло с мужем! А если не согласятся — не надо всех. Той толстушки будет вполне достаточно. Тут огромные врата, к которым подплыла лодка, распахнулись, и перед путешественниками в загробный мир предстал кровожадный трехглавый пёс, с налитыми кровью глазами и огромными пастями, готовыми разодрать что угодно и кого угодно. Персефона замолкла и встала, с улыбкой протягивая свою белую ручку Церберу. Почуяв запах хозяйки, этот некогда грозный страж завилял своим хвостом и поспешил протянуть одну из своих морд вперед, чтобы Персефона могла её погладить. Цербер любил и признавал только Персефону, поэтому ей никогда не нужно было бояться его и заготавливать огромный кусок сырой плоти, как это делал Аид. Персефона говорила, что делать этого она не будет хотя бы потому, что не горит желанием насквозь пропахнуть гнилым мясом. Наконец лодка причалила к берегу. — С возвращением, госпожа, — промолвил напоследок Харон и, когда Персефона ступила на землю, медленно поплыл обратно. Она грациозно помахала тому ручкой. На месте Персефону уже ожидали Боль и Паник. Они никогда не опаздывали, если нужно было встречать её, ибо гнев Персефоны, хоть и редкий, был страшнее любой агрессии её мужа. — А-а, Боль и Паник, старые друзья, — приветливо, но надменно промолвила Персефона. — Давно не виделись. Ну и, как же проходят дела в загробном, пока меня нет? — Всё как всегда, моя госпожа, — недоверчиво произнес Боль и решил сменить тему. — Асфоделевые* букеты уже ждут вас в ваших покоях — как вы и любите! — Отлично, просто замечательно! — громко произнесла Персефона, но, увидев стены, покрытые толстым слоем пепла, а также различные осколки амфор** и ошметки, лежащие на полу, владычица темного царства нахмурилась. — Что-то я не помню, чтобы давала вам распоряжение “украсить” всё к моему приезду. — М-м-мы не усп-п-пели убраться до конца, — заволновался Паник, а его заикание только сильнее раздражало Персефону. — А-аид… — Уже догадалась, — перебила его богиня, не дожидаясь завершения. — И где он? — В тронном зале, — в унисон ответили Боль и Паник. Персефона огорченно вздохнула, готовясь к разговору с мужем. По правде сказать, она сильно рассвирепела, когда он выкинул этот трюк с захватом Олимпа — она-то ничего не знала об этом! Все эти годы она ни о чем не догадывалась — просто идиотка! А ведь потом все боги — абсолютно все! — посчитали должным спросить у Персефоны, а была ли замешана она в этом плане. Решительно ступая по ступеням, владычица царства мёртвых не теряла своей грации и легкости — как и подобает всем богиням Олимпа. Вот только там её безукоризненную манеру вряд ли бы оценили, ибо на фоне остальных красавиц богинь Персефона ничем особым не выделялась. А здесь всё было иначе. У Персефоны не было соперниц. Она была единственной и неповторимой царицей подземного мира. Поэтому Персефона с нетерпением ждала окончания лета. Олимп уже давно пресытился ей. Душный, праздный и глупый — таким она его ощущала. Там приходится жить в тени Геры, Афродиты, Афины. Там она вынуждена терпеть всю эту чрезмерную заботу матери, которая, ей богу, была ещё утомительней стенаний душ реки Стикс. Но здесь, в царстве Аида, в её царстве, Персефоне даже дышалось легче. Здесь у неё был авторитет, её уважали и даже боялись все без исключения. В её руках была безграничная власть. И безграничная воля. Как могла она ненавидеть это место и не скучать по нему? Здесь было всё, чего Персефона желала. А ещё тут был он. Поднявшись по длинной лестнице, Персефона остановилась прямо у входа в огромный тронный зал. Бардак в этом помещении был ещё хуже, чем внизу. Из за спины Персефоны пугливо выглядывали Боль и Паник в ожидании её дальнейших действий. Аид выделялся своим синим пламенем среди всей груды обломков. Он угрюмо раскинулся на своём троне, с апатией глядя вдаль. Появление супруги было им не замечено. С Аидом такое бывало после продолжительного изливания ярости. Персефона с этим уже неоднократно сталкивалась. Что-что, а своего мужа она знала лучше кого-либо. — Сладуся, я вернулась! — засмеялась она, раскинула свои руки и направилась прямо к Аиду. — Персефона? — волею судьбы Аиду удалось сохранить равновесие и не повалиться с трона при виде жены. — Так точно, сэр! — пародируя его голос сказала Персефона. — Детка, рыбка моя, — Аид спешно подошел к ней, — но ведь до осени еще несколько дней, я не думал, что ты захочешь прийти раньше. — Как раз-таки я прибыла вовремя! — она обиженно отвернулась от мужа. — И я ведь просила не называть меня так — я тебе не какая-нибудь проходная девка. Аид растерянно пытался найти себе оправдания и тут его взгляд упал на прислужников. Вполне неплохая мишень для вспышки гнева. — Как часто мне нужно изувечивать вас обоих, чтобы вы делали хоть что-то? Моя жена приехала, а вы молчали! Синее пламя вмиг разрослось и изменило свой цвет, а лицо владыки побагровело. — Мы говорили вам об этом тринадцать дней кряду, — жалобно сказал Боль. — Д-да, вы ещё сказали, что тогда нам стоит нарвать больше асфодели, потому что вы этого делать не с-собираетесь, — подхватил с перепугу Паник. Столб огня уже готовился пролететь прямо между ними двумя, но Персефона мягко положила руку на плечо Аида, не давая ему совершить движение. Затем она взглянула на Боль и Паника так, что те сразу поняли: пора им покинуть супругов. Они в мгновение ока превратились в маленьких уродливых мышек и выбежали из комнаты. — С каких претензий мне лучше начать? — после недолгого молчания спросила Персефона и подошла к подносу с очищенным гранатом. — Со скрываемого от меня восемнадцать лет плана по захвату Олимпа, или с причитаний, что ты меня не встретил? — А ты, я вижу, с ходу решила меня окончательно прибить? — саркастично ответил ей Аид. — Тогда начнем с самого “приятного”. Давай, дорогая, уделай меня по полной — я весь твой. Персефона вопросительно взглянула на него своими зелеными глазками, и как-то растерянно сказала: — На самом деле, я уже несколько остыла, поэтому, увы и ах, тебе придется довольствоваться остатками. Знаешь, — помедлив, сказала она, — ты мог хотя бы предупредить меня заранее. Благо мне удалось уговорить тех двоих не заковывать в кандалы мою мать. Хотя, думаю, тебе такая картина пришлась бы по вкусу. Аид не скрывал своей улыбки: мысленно он уже представлял назойливую Деметру в цепях, и такое зрелище он однозначно оценил “на все двести”. — Правда, не думай, что я быстро забуду о сие досадном происшествии. Скрывать такое от меня! Я разочарована. Крайне разочарована. — Погоди, дорогая, тайм-аут, — Аид показательно сложил руки в форме буквы “т”. — Я бы рассказал, но ты же знаешь: дела, и всё прочее. Да и потом, зачем мне было тебя отвлекать? После этого пришлось бы от тебя выслушивать эти твои причитания. На первых порах дело бы свернулось сразу, а у меня ведь всё было схвачено! — Видела я — схвачено! Боже, что эти титаны с тобой только не делали. Мне даже стало жалко тебя. — У меня бы всё получилось, если бы не… — Не стоит оправдываться, дорогой. Я в любом случае пожалею мою пусечку. Они оба поморщились от последнего слова, будто разом проглотили нечто очень сладкое и приторное. — Как сентиментально! — Аид протянул супруге несколько зерен граната. Персефона съела все, и горечь гранатового сока пришлась ей по душе куда больше, чем сахарная пелена оброненных ею слов. — А ведь ты могла бы стать правительницей Олимпа! — огорченно заключил Аид. — Привилегии царицы Тартара меня устраивают куда больше, — Персефона присела мужу на колени, позволяя себе столь фривольный жест. — В самом деле, и чего это тебя так потянуло на Олимп? Тебе ведь никогда не нравились тамошние гулянки, а всех богов ты считаешь круглыми идиотами. Власть у тебя есть и здесь — и какая власть! Даже Зевс не может обуздать саму смерть. Да, возможно, обстановка в нашем с тобой доме не такая праздничная, но за спокойствие и таинственность я и люблю это место. Скажи, зачем ты это сделал? Просто, чтобы насолить братцу? Или доказать, что ты чего-то да стоишь? Вопросы остались проигнорированными. Персефона тяжело вздохнула и положила свою голову на плечо мужа. Безмолвно они просидели несколько минут, каждый думая об одном и том же. — Ну так? — спокойно спросила Персефона. — Да? — Ты хоть скучал по мне? — лукавый огонек блеснул в хитрых глазах царицы Тартара. — Скучал, скучал, — констатировал Аид. — Но, чтобы не говорили, что я плохой супруг — вот. Одним движением руки он превратил клубок дыма в асфоделевый венок, который Персефона с улыбкой надела на свою голову. Пурпурный ореол, витавший вокруг богини, особенно подчеркивал нежность белых лепестков асфодели. — Всё-таки сорвал! — с удовлетворением заключила Персефона. — Куда бы я делся? Несмотря на то, что у меня весь график забит до ноября месяца, для своей обожаемой жены я найду время. — Мне стоит говорить, насколько сентиментально это прозвучало? — Не стоит, я догадываюсь. — Наколдуй-ка мне зеркало. Пока Персефона любовалась своим отражением, Аид с интересом наблюдал за ней. — Если бы у меня всё получилось, нам не пришлось бы расставаться каждый год. Персефона перестала разглаживать русые волосы и посмотрела на мужа. Бесспорно, Аида можно было понять с его желанием вырваться наружу и властвовать везде и всеми. В конце концов, постоянное пребывание в месте, где “темновато, мрачновато, а в час-пик горы трупов, как всегда” кого угодно натолкнет на подобные мысли и поступки. Даже Персефона — и та не проводила в царстве Аида круглый год. Что же касается самого Аида, то, задумываясь о причинах, по которым он решился на захват Олимпа, не стоит забывать о его банальной тоске к единственной из всех богинь, которая могла ответить сарказмом на его сарказм. Теперь Персефона это поняла. — Ничего, дорогой. Быть может, в следующий раз повезет?