о состоянии сердец (au)
26 апреля 2019 г. в 23:37
— Ты снова за старое. Жертвой была груша? Или чье-то лицо?
Лоренцо замирает в дверях его комнаты, и что символично, дальше не делает ни шага. Просто стоит на пороге и всем своим видом демонстрирует, будто забежал абсолютно случайно.
Это смешно, но у него манжеты белоснежной рубашки вообще не проглажены. И отчаяние смутными тучами ползет по светло-голубой обычно радужке.
Джулиано с хрустом вгрызается в яблоко.
Жует, пофыркивая.
— Ехидничаешь?
Лоренцо закатывает глаза так, что кажется, еще пару мгновений, и они провалятся в глазницы.
Он вовремя спохватывается. Комкает воротничок пиджака. Ну надо же — их лидер, их предводитель, их негласно коронованный принц, а мнется как десятилетний мальчишка.
Джулиано с него пытливого взгляда не спускает.
Ему нравится ощущение бури, зарождающееся под ребрами.
— Нет, констатирую факты, — у Лоренцо в плечах поселилась невидимая щекотка, она его гнет и ломает в стороны, но он все еще пытается держаться, обезумевший оловянный солдатик. — Не клади руки на трибуну во время речи, хорошо? Ты сбил все костяшки.
Его пожалеть и обнять одновременно хочется. Приголубить, укачать лицо в своих ладонях, зацеловывая уставшие веки, потереться носом о нос. Мол, "родной, дерьмо случается".
Мол, "что бы ни происходило, я все еще с тобой".
А Лоренцо к нему не идет, не дается в руки. Стоит на пороге — будто за чертой оградительной. Опасается, как зверя в клетке, где кругом прутья острые, и зубы острые, и когти. Войдешь — пропадешь.
Этот урок он с детства вызубрил на "отлично".
Какая жалость, что Джулиано по голове не перепало тогда так же отвратительно сильно.
Может, сейчас бы не было настолько худо?
Может, сейчас бы не тонул в собственных кошмарах, где его-не-его губы, и плечи, и шея, и волосы — знакомые на ощупь, оборачивающиеся змеями в ночной темноте?
Может?..
— Я не буду.
Джулиано губы пересохшие облизывает и кончиками пальцев стирает пот с правого виска. В комнате вовсе не жарко, и все дело, наверное, в том, что через полчаса городское собрание. Им нужно, важно поманить на свою сторону всех, кто там будет.
Но мысли все не об этом.
Он медленно продевает руки в черную рубашку. Его манжетки выхолены до хруста.
— Я не буду делать ничего, что повредило бы тебе, брат.
Лоренцо от двери едва заметно кивает. И даже ногу заносит для шага — но в последний момент останавливается. Глаза на половину лица, губы приоткрыты в немом удивленном вздохе. Борьба с самим собой — в каждом чертовом движении.
Такой красивый.
Такой недостижимо далекий.
Джулиано не тронет его ни за что, пока он не попросит.
— Нервы шалят? — усмехаясь, словно вовсе не замечая очевидных вещей. — Или сердце? Не волнуйся, Лоренцо, ты будешь бесподобен, а я так, всего лишь тень за твоим плечом.
Им обоим удобнее перевести все неприятное, болезненное в нелепую шутку. Шутку, последствия которой в одиночку придется разбирать в темноте, ругаясь и кляня, что больше никогда, ни разу, нигде. Что с кем угодно, только не с ним.
Обещаясь, чтобы однажды нарушить.
— У меня все в порядке с нервами, — у брата запястья пунцового цвета, и дыхание тяжелое, его слышно даже от двери. — Уверен на сто процентов.
Джулиано кивает в выверенной до противного манере. Игра, притворство — это он тоже умеет, хотя куда удобнее сжимать в руках руль и мчаться прочь, вдавливая педаль в пол до отказа. Не любит, но готов поддержать.
Если е-м-у жить будет проще.
— А что насчет сердца? Ты не ответил.
Лоренцо сводит к переносице хмурые брови, невнятно лепечет про жену и жадных министров, и долгие перелеты из Флоренции в США и обратно. А потом вдруг замирает, поднимая глаза:
— Но с ним все в порядке, пока ты рядом.
Когда он разворачивается на пятках и пропадает из виду, Джулиано не хочет себе признаваться, что перестает дышать на несколько мгновений. Возможно, все дело в тугости затянутых бинтов. Джулиано путает их на ладонях, цепляя ровные края, и отстраненно думает, что бинты на руках — не то же самое, что удавка на шее.
— И с моим, брат.