«I crawl towards the cracks of light, Sometimes I can't find my way.» «Я ползу к свету, пробивающемуся сквозь щели, Но мне не всегда удается отыскать правильный путь.» © Nirvana «Paper Cuts»
***
Италия, Рим, отель «Exelsior» Чёртов голос. Чёртов тур. Чёртова жизнь. Курт всегда знал, что жизнь его недолюбливает — он понимал это с детства. Он любил в этом мире только три вещи — семью, которая частично заполняла одиночество внутри, музыку, которой он жил и наркотики, облегчающие его страдания от боли. И вот, одну их основ его жизни у него временно отобрали. Курт осознавал, что его голос не является образцом идеального вокала — но когда же этот матерый гранжер старался быть идеальным? Да и в человеческой жизни невозможно быть идеалом — у каждого есть свой образец. Но сейчас его лишено и этого прокуренного хрипа, который ему чудом удавалось издавать, несмотря на то, как Курт уничтожал его чуть ли не с детства — наркотики, алкоголь и сигареты сделали свое грязное дело. От музыки ему сложно отказаться. Пусть даже и всего на несколько дней. Пусть даже и музыка опустошает его и так пустую душу. А эта отмена концертов в Мюнхене и Оффенбахе… Слишком, слишком плохи дела. — Курт? — тихий голос жены вывел его из своеобразного транса. Кортни хорошо знала о его состоянии, но всё же не говорила с ним об этом напрямую. — Красивый тут вид, — шепотом произнес мужчина, тут же выбросив окурок из балкона. — Идем, Курт. На улице уже холодно, да и Фрэнси не против с тобой поиграть. Воспоминание о дочери, о его маленькой Фасольке, всегда грело его сердце. Девочка так похожа на него самого… Малышка, которая любит всех, только потому, что эти люди не причиняют ей вреда. Девочка, которую гранжер любил больше жизни. Фрэнсис… Курт боялся за нее всё время, с тех пор когда узнал о беременности Кортни. Первым врагом ещё не рожденной девочки были наркотики, которые употребляли ее родители. Тогда Кобейн впервые почувствовал острое желание отказаться от героина — во-первых, он не хотел, чтобы у его ребенка были проблемы со здоровьем из-за него, а во-вторых, у Курта был страх, что в дальнейшей жизни его дочь будет стыдиться своего отца, терпеть насмешки из-за него, как это было с самим Кобейном. Ее заливистый смех прозвучал из комнаты. Он действовал на Курта лучше всякого наркотика — как только Фрэнсис тянула к нему свои ручонки и лепетала: «Папа!», он чувствовал, как по душе разливалось тепло, а на лице сама собой появлялась радостная улыбка. Курт бросил последний взгляд на пышные деревья и, сгорбившись еще сильнее, пошагал в комнату, в которой обстановка была похожей на королевскую. Он не любил такое. Курту было бы намного комфортнее даже на лавочке в парке, нежели жить несколько дней в этих хоромах с картинами в позолоченных рамках, дорогой мебелью и шелковыми простынями. Три самые важных элемента как всегда, были с ним — Фрэнсис сидела на кровати и игралась небольшим плюшевим мишкой, Кортни расчесывала свои белые волосы, а в углу стояла его гитара, которая в любом случае жизни была с ним. А ещё в кармане клетчатой рубашки был четвёртый элемент — рогипнол, транквиллизатор, который он принимал уже долго. Возможно, сегодня ему повезет и он сможет раз и навсегда избавиться от всего: от алкоголя, от наркоты, от транквиллизаторов. От жизни. — Папа! — радостный возглас Фрэнсис заставил его отвергнуть мрачные мысли о рогипноле. Его Фасолька всегда делится с ним частичкой собственной жизнерадостности. — Мы очень скучали по тебе, — тепло улыбнулась Кортни. — Кто тебе сказал, что гастроли в Мюнхене и Оффенбахе отменяются? — вдруг спросил Курт, присаживаясь возле Фрэнси. — Дэйв, — немного сконфужено ответила женщина. — А что, ты не хотел, чтобы мы приехали? — Нет-нет. Я уже соскучился по Френсис. И по тебе. Тут Курт не знал, соврал ли он. Он действительно хотел напоследок увидеть дочь и жену, но… он хотел сделать всё по-тихому. Чтобы ни одна из самых важных женщин в его жизни не увидела его холодный труп, с остатками рогипнола в кармане. Это было бы слишком ужасно. Дочь потянулась к нему, улыбаясь, и Курт усадил ее к себе на руки. Маленькое солнышко. Именно ради нее он шел на любые жертвы. Но даже Фрэнси не сможет удержать его здесь. Курт услышал, как дверь в ванную закрылась, и оттуда послышалось тихое пение Кортни. — Я люблю тебя, Фрэнси. Помни это, — он взглянул в ее голубые глазки и осторожно поцеловал маленькую рученку. Ему необходимо будет закончить это. Закончить раз и навсегда. Музыка не вызывала у него прежнего восторга. А ещё — он слабак. Не может отказаться от героина ради счастья собственной дочери. Но эта боль… Он никак не смог бы терпеть её. Помнится, на одном из концертов, когда в песне нужно было закричать, он кричал не оттого, что так нужно было, а потому что боль стала невыносимой и молча её терпеть Курт уже не мог. Семье он отдавал всю свою душу, но и из-за нее Курт чувствовал себя пустым. Постоянные слухи о том, что Кортни ему изменяет, да ещё и эти угрозы, что Фрэнси заберут от него и избавят от родительских прав… Его ранимая душа не могла этого вытерпеть. Он аккуратно посадил Фрэнсис обратно на кровать, из-за чего девочка всхлыпнула. — Прости, Фрэнси. Когда-то ты поймешь меня, но… но твой папочка больше не может так… Все таблетки, которые лежали в кармане рубашки, теперь оказались у него в руках. Нет. Сейчас не время. Он подождет. Подождет, пока дочь и жена уснут. А тогда напишет им послание и уйдет из этого мира к чертовой бабушке. Дольше он не сможет терпеть. Курт прислушался — в ванной всё ещё текла вода, а Кортни уже громче напевала какую-то незнакомую ему песню. Он открыл свой рюкзак. Нервно перебирая вещи, он не видел того, что искал — не было ни ручки, ни блокнота. — Чёрт… — он с размаху сел в кресло и схватился руками за волосы. Послышались легкие шаги. — Курт? Любимый, что случилось? — обеспокоенно спросила Кортни, погладив его по голове. — Ничего. Голова немного болит. — Может, выпьешь таблетку? Подожди, я сейчас принесу… — Нет, не надо. Само пройдёт, это просто из-за перенапряжения. Кортни, у тебя не найдется ручка и листок? — спросил он, взяв жену за руку. — Зачем тебе на ночь глядя ручка и листок? — Понимаешь, идея одна появилась. Грех не записать. — Ну ладно, — Кортни пожала плечами и открыла сумочку. Женщина долго перебирала вещи, пока наконец не выудила шариковую ручку и блокнот в зеленой обложке. — Ложитесь спать, Фрэнси уже не против подремать, — Курт поднялся и поплелся в небольшую гостиную номера. — Может, лучше я подожду тебя? — Нет, Кортни, возможно, я буду сидеть очень долго. Лучше спи. — Хорошо, но… — Кортни запнулась. — Пообещай мне, что ты не будешь ничего принимать. — Обещаю, Кортни. Я даже не думал об этом, — Курт выдавил улыбку, но и это жалкое подобие успокоило жену. Он на мгновение остановился и вдруг резко развернулся и подошел к Кортни. — Я люблю тебя, — прошептал он, едва касаясь её губ своими. — Милый, ты точно не собираешься… — Нет. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я тебя люблю. Он подошел к Фрэнсис. — Сладких снов, Фасолька, — он поцеловал дочку в лоб. Не оборачиваясь, он поковылял в гостиную. — Долго не сиди! — вдогонку сказала Кортни. Курт не ответил.***
Кобейн, в полном мраке, стоял в дверном проеме. Дыхание жены стало более равномерным, тихим и поверхностным — видимо, она уснула. Пора. Он беззвучно пошагал обратно в гостиную. На небольшом столике были лишь бутилка шампанского, горсть таблеток, листок и бумага. Мужчина сел у кресло и налил в бокал шампанского. Курт никогда не любил это бабское пойло, сейчас он бы не отказался от портвейна или виски, но писать записку нужно было при трезвом уме. С громким в ночной тишине звуком он вырвал с блокнота листок и начал выводить слова своим корявым, почти детским почерком. «Бодда, Кортни и Фрэнсис, Судьба — злая штука. И иногда она шутит с особой жестокостью. Как со мной. Моя судьба слишком тяжелая — в 27 лет я потерял цели жизни. У меня есть семья, есть популярность, которая меня уничтожает. Я уже реализировал себя. Исчерпал свои силы. Я не вижу смысла в дальнейшей жизни. Правда, зачем дальше жить? Дожидаться старости? Медленно становиться беспомощным, обузой для вас всех? Я устал. Я никогда не хотел славы или ещё чего-то подобного. Так уж получилось. Ещё вчера я был никому не нужным парнишей-наркоманом из Абердина, а сегодня я для людей кумир, гений, бунтарь… Меня