***
Проснуться от боли, которая чувствовалась буквально в каждом сантиметре тела, невозможно без стонов. Жуткая головная боль так сильно стучала в голове, что начало тошнить, даже моргать было больно. В следующую секунду, он услышал голос родителей, которые шепотом о чем-то активно спорили. Татьяна Львовна и Станислав Никитич то ли ругались, то ли просто выясняли что-то, но слушать бесконечные притирки уже взрослых людей мучительно злило. Открыв глаза, он увидел страшную карусель, потолок с люстрой кружились так, как это было в детстве, глядя в калейдоскоп. Это было ужасно, что уж говорить о том, что парень даже не хотел пытаться поднять голову с подушки. Вот так, в лежачем состоянии и жмуря глаза, он начал восстанавливать в памяти последние события, что с ним произошли. Конечно, первое, что ударило в голову это момент, его избиения и слова, которые с ненавистью были произнесены разгневанным кавказским парнем. Никита встречался с ним в баре и тогда, кстати, тоже схлопотал от него так, что будь здоров, в тот день Никита здорово выпил и просто не смог дать ему сдачи. Вот и в этот раз на него набросилась толпа лиц кавказской национальности, так что силы были не очень-то и равны. Странно, почему уже не в первый раз Никита видит его в качестве активного защитника Офелии, неужто этот парень так же претендует на внимание девушки? Парень усмехнулся своим мыслям, потому что ко всем прочим проблемам им с Офелией не хватало только навязчивого жениха, спустившегося с гор. Остаётся только надеяться, что девушка давала этому парню понять, что у него нулевые шансы на ее сердце. Никита был уверен, что пережить ее уход к другому парню он точно не сможет. Это выше сил. Это разорвёт его на части. С самого начала она повторяла, что может быть только с ним, что кроме него никогда в ее жизни не будет никого и причин сомневаться в верности восточной девушки у него не было никаких. «Где она?» Спросил Никита когда понял, что рядом с ним возник лучший друг. «Ее увезли сразу, как я приехал...» Поступил его ответ и он понял, что снова потерял ее. На сколько ещё у него хватит терпения и настойчивости? Сколько ещё разочарований он сможет вынести? Он не знал, где начинается предел этой семьи и какой у него самого предел терпимости? Неужели в следующий раз ему нужно будет украсть ее и увезти под чужим именем из страны? Ее семья просто вынуждает его идти на крайности. Они не собираются уступать, в таком случае он тем более не намерен уступить этим людям, таким, как они: жестоким, настырным и непонимающим, нужно показать, что для кого-то они просто ничто в этой жизни. Никита больше не будет взирать на их родительское чувство или привязанность, которой, очевидно, не наблюдается, он будет делать то, что хочет он, и после всего, что произошло, Офелия, наверняка, не будет ему перечить. Парень попытался пошевелится, чтобы наконец встать с кровати, на которой, как ему показалось, он лежит уже целую вечность, иначе как объяснить ужасную боль в мышцах и даже в костях, словно тело ныло от непривычного ему движения. — Никита? — отозвался испуганный голос матери, после того как он издал стон «умирающего на одре». Татьяна Львовна тут же подскочила к сыну и забегала по его лицу встревоженными глазами. Странно, ведь это далеко не в первый раз, когда она видит его в таком виде. Вечные ссадины на лице и синяки на теле уже никого из семьи не приводили в ужас, отчего на этот раз сие волнение — не ясно. — Нормально все, мам! — раздраженно ответил парень, пытаясь принять сидячую позу. Женщина тут же положила подушку под его спину, а другой рукой держала парня под руку. — Ну что, нравится тебе в то, во что ты превратился? — забота тут же сменилась на злость, такая перемена в настроении не удивляла Никиту, надо сказать, ему вообще было все равно на то, что они скажу. — Таня, — мягко сказал Станислав Никитич, так и не сдвинувшись с места у подножия кровати. Никита недоуменно оглядел родителей и не понял, что происходит. Первой странностью было то, что они оба, как ни в чем не бывало, находятся в одной комнате, а второй — это отсутствие какого-либо напряжения между ними. Татьяна Львовна смотрела на мужа тем же взглядом, которым уже давно не глядела. Никита несомненно понял, что в их отношениях произошли перемены, это ощущалось даже в воздухе, определенно наполненном флюидами. Куда делось напряжение, боль и обида, которую с собой несли эти двое? Никита все спрашивал себя: интересно, что могло случиться, пока он был без сознания? Неужели мир перевернулся с ног на голову? — Я знаю, что мне нравилась эта девушка и я не была против их отношений, но разве я могла знать, что эти люди варвары! — вскрикнула женщина и плюхнулась на край кровати рядом с сыном. Она протянула к его щеке свои дрожащие пальцы и, как только подушечки коснулись его щеки, парень рефлекторно дернулся от боли. Он не видел, что было с его лицом, но по ощущению явно ссадины присутствовали. — Сын, ты успокоишься, а после этого, скажи, что это было слишком и ты остановишься, прошу, — чуть не плача взмолилась женщина. Парень вздохнул и отвёл взгляд на отца. Мужчина так же опустил голову, не в состоянии выдержать взгляд сына. Что такое? Почему Станислав Никитич молчит, почему не кричит на парня и так же не требует отступить от своих безумных затей? Все-таки мир превратился в утопию, пока он спал. Не хватает только, чтобы Офелия зашла в эту дверь со словами, что их больше никто не разлучит! — Не драматизирую, мам, — беспечно бросил он и снова заерзал на кровати, желая вскочить с неё. — Что ты говоришь? — в истерике крикнула она. Никита вздрогнул от ее крика и заметил, как Станислав Никитич так же занервничал и медленно зашагал к супруге. — Я не понимаю, чего ты хочешь? Своей смерти или моей, Никита?! — больше слёзы не скрывались и потекли из глаз матери. — Если бы я мог уберечь тебя от страданий, я бы сделал это, мам, но не могу! — так же грозно ответил Никита, скинул с ног одеяло и медленно попытался опустить ноги на пол. Как только ступни коснулись пола, он остановился и, опустив голову, решил подождать, когда боль стихнет. — Тань, успокойся, давай спокойно поговорим, — сказал Станислав Никитич, когда Никита обернулся и увидел, как отец, опустившись на корточки, заглядывает в лицо матери, точно котенок заглядывает в лицо хозяину, ожидая от него ласку и вкуснятину. Парень не сдержал ухмылку и, не без труда, смог все же подняться, чувствуя каждую косточку, которая заныла от резкого движения. — Ты как будто не видишь, что происходит с нашим сыном, Стас! Мы боялись всю жизнь наркотиков, а любовь оказалась смертельнее любого яда! — Ма-ама, — иронично протянул парень и, упирая руки в боки, повернулся к родителям,— Да что ты несёшь, а? — Сколько раз тебе нужно говорить, оставь, забудь ее, они убьют тебя! — лицо женщины непривычно искривилось в гримасе злости. Никита лишь цокнул языком и, не спеша, направился к себе в ванную комнату и, лишь когда закрывал за собой дверь, услышал: — Что ты молчишь? Вправь ему мозги! — Тань, не могу, я понимаю его, я бы сам пошёл на многое лишь бы ты простила меня...***
Парню понадобилось совсем немного времени, чтобы собраться с новыми силами. Уже на следующий день он был готов отправиться к ее дому, конечно, боль его не отступила, но из-за неё и он не был намерен отступать. Молодой человек не знал, что ему делать дальше или зачем он едет к ее дому, но он знал одно — сидеть дома, сложа руки, он тоже не мог. Так, у него была надежда увидеть ее хотя бы из окна, один лишь только взгляд ее чёрных глаз станут ему мёдом на сердце. Родители немного успокоились вчера вечером. Наверно, их успокоило его тихое поведение и безмолвие. Ему пришлось даже поесть для спокойствия матери, которая, кстати, так и не ушла к себе на квартиру. Ещё ему было забавно наблюдать за отцом, который так неуклюже и осторожно старался ухаживать за матерью — это было очень смешно. Татьяна Львовна всеми силами делала вид, что не замечает его знаков внимания, конечно, с непривычки ей было дико не комфортно. Мужчина сам накрывал на стол, вечером зажег свечи, которые раньше зажигала мама, когда все собирались в зале за просмотром фильмов или новостей. Внутри, Никита радовался, но боялся сглазить раньше времени. Быть может, сейчас их связывает Никита, а потом, когда все снова станет на свои места, и Татьяна Львовна покинет их обитель. Он мечтал об их воссоединении, как мечтает о воссоединении с Офелией. Их семья ему стала настолько дорога, как была дорога армянка. Эта девушка стала для него частью его семьи и хотелось, чтобы эта семья была полноценна, и чтобы в ней не было ни одного разбитого сердца. Парень оделся как можно теплее, хоть и была весна, но холод на улице был не шуточный, плюсовую температуру ещё не обещали, на дворе стояла полноценная зима. Он вышел из спальни и настроился на то, что в этот вечер что- то должно решиться. Никита решил, что будет бороться дальше. В прошлый раз его не остановил даже отказ, так почему он должен сдаться сейчас, когда его любимая сейчас страдает о нем? Парень поспешно спустился со второго этажа и боковым зрением заметил напряженные взгляды родителей. — Никита? Как хорошо, что ты к нам спустился! — наигранно воскликнула мама. — Как раз к нам сейчас... Женщина не договорила, ее предложение оборвалось, когда он уверенно прошёл мимо них к выходу. — Так, ты куда собрался?! — грозно зарычал Станислав Никитич, вскочив с дивана и уперев руки в боки. Парень открыл дверь и взял в шкафу в прихожей свой объемный пуховик, накинул его на себя. — Я ухожу к ней, — совершенно беспристрастно ответил парень, вернувшись в зал к родителям. — Что? — встрепенулась мать и быстрым шагом направилась к сыну, который не собирался уступать, и об этом кричало его лицо, расставленные широко ноги и спрятанные руки в карман спортивных штанов. Татьяна Львовна схватила парня под руку и умоляюще посмотрела в его поцарапанные глаза, в лицо, покрытое ссадинами. — Нет, Никита, я не пущу тебя к этим извергам, тебя точно убьют! Никита поднял голову к небу и устало вздохнул с шумом и возмущением. — Послушай, парень, чего ты хочешь добиться, пожалей мать... — Оставьте меня! — перебил он отца и крикнул так, что Татьяна Львовна вздрогнула и медленно отстранилась от сына. — Не можете помочь, так хоть не мешайте. В комнате повисло мучительное молчание. Каждого члена семьи беспокоило что-то своё. Никита, в силу возраста, не видел никакой опасности. Юношеский максимализм зашкаливал, мать боялась за здоровье, а, может, и жизнь родного сына, а отец, чувствуя свою ответственность и вину, боялся своей твердостью сделать семье ещё больнее. Он потерял жену, старшего сына, остался Никита. Тот, кто был жутко похож на него во всем, его терять не хотелось. Понадобилось не мало сил и терпения, чтобы добиться прощения от сына. Давить на ребёнка, который без памяти влюблён настолько, что в этой любви потерял себя, и все равно не страшно, но не оправданно рискованно. — Мы тебе поможем, — вдруг сказал Станислав Никитич, чем обратил на себя вопросительные взгляды членов семьи. — О чем ты говоришь, Стас? — бедная Татьяна Львовна совсем потеряла адекватное восприятие мира, по ней видно было, что она совсем не готова к тому, что с ней сейчас происходит. Она совсем не оправилась после разрыва с любимым мужем, а теперь с сыном происходит тоже самое, что пережила она. Мужчина уверенной, неспешной поступью направился к жене. — Собирайся, мы поедем к ним и попробуем поговорить с ними, — он взял со шкафа ключи от машины и вышел в прихожую. — Ты уверен? — растерянно переспросила Татьяна. — Пойдём ,мам, — раздраженно буркнул Никита и последовал за отцом. — Ты не едешь с нами? — сурово отозвался Станислав Никитич, продолжая одеваться. — Что? Отец я не останусь дома, я еду! — запротестовал парень, морщась от злости. — Я сказал, нет! Не нужно лишний раз мозолить им глаза и злить их своим видом! Таня, давай скорее! — мужчина открыл входную дверь, но обернулся и кинул напоследок: — я звонил Глебу, он должен заехать к тебе. Женщина быстро прошмыгнула мимо парня и яростно зашипела: — Отлично, я посмотрю им в глаза и выскажу все, что думаю о них! — Успокойся, мама! Не смей делать хуже, чем уже есть!***
Она лежала на кровати, как человек, которого обвели белым мелом на асфальте. «Лучше бы ты умерла!» Больной пульсацией стучало в висках. Как бы она сама этого хотела, исчезнуть, провалиться сквозь землю, только бы не видеть его. Не видеть его стремлений, стараний и надежды в глазах, от которой в ее сердце возникает ещё одна рана, что не излечить больше. Самое тяжёлое, что огонь в его зелёных глазах не хочет угаснуть. Он будет биться до конца и остановить это ей не под силам. Его невозможно уговорить или убедить, она не способна повлиять на его действия. Мать оказалась права, лучше ей умереть, и тогда все успокоится. Родители оправятся от скорби, а Никита уже не сможет держать труп в своих объятиях, в этом случае ему придётся отпустить ее. Со временем найдётся та, кто сможет занять то место в его сердце, которое заняла когда-то Офелия. Он встретит девушку, глаза которой будут гореть не меньше ее глаз при виде любимого силуэта, чьё сердце будет каждый раз, как его улыбка обращаться к ней. Она сможет так же, как и она наслаждаться его прикосновениями, трепетать и покрываться мурашками под действием его рук. Офелия прикрыла глаза и почувствовала ужасное головокружение, во рту высохло, как земля после долгой и затяжной засухи. На улице было темно, в квартире тишина. Девушка, еле держась на ногах, подошла к шкафу и достала из него махровый халат. Отправилась в ванную. Сначала она замерла, увидев своё отражение в зеркале. Оттуда на неё смотрела незнакомая девушка. Да, пол года назад она видела абсолютно другого человека: девочку с распахнутыми глазами, но совершенно не имевшую в них глубину. Пустота, которая подселилась в них последние несколько лет, она даже не замечала, но боль и страдание, о которых сейчас кричали эти два чёрных, как бездна глаза, невозможно не заметить. Немного прикрыв веки, из них молниеносно вытекли слезы и оборвались на остром подбородке сильно осунувшегося лица. Из-за этого глаза казались больше, чем обычно, а губы были потрескавшимся и искусанными в кровь. Девушка включила горячую воду и принялась стаскивать с себя одежду. На пол упал свитер, джинсы, лифчик... По телу пробежали горячие струйки воды, хотелось, чтобы этот душ смыл не только пот, но и разбитое состояние, в котором она пребывала. Она провела рукой по слипшимся волосам и тело вспомнило касания рук его, по ее волосам, щекам и губам. Вкус его губ, самый сладкий и пьянящий вкус, ради которого стоило пережить то, что пережила она. От внезапного головокружения она чуть не подскользнулась и, чтобы не упасть, она наклонилась чуть вперёд и уперлась рукой об стенку душа. Она не могла контролировать собственные мысли, которые, как на зло, уносили ее именно в те моменты, где она была счастлива больше всего. «Прости, но я дико хочу тебя! Ты невероятная!» — вдруг услышала она шёпот в ушах. Да, это был шанс для неё, шанс отдать ему не только сердце, но и тело. Это то, что она никогда не смогла бы забрать обратно, то что не смогли бы изменить родители, то, что навсегда запечатлело бы их вместе навсегда. Она упустила, дура, раз не поняла раньше своего счастья. Он тогда был другим — настоящий мужчина, плечи которого она накрывала своими руками, спину которого она могла расцарапать от наслаждения, сейчас это кажется невозможным, словно этого и не было. «В ее объятиях дыхание парня участилось и терпеть становилось все труднее с каждой секундой, так же и она дышала очень шумно. Она оторвалась от него и издала звук, который явно уже долгое время сдерживался из последних сил. В тот момент он решительно провёл рукой по груди ,животу и остановился на ягодице, она остановила его...» Офелия впустила пальцы в волосы, на которых продолжала литься вода, подняла голову и мысленно осталась в том самом моменте. Если бы она не остановила его, то смогла бы раствориться в нем, навсегда остаться в нем, стать с ним одним целым. И пусть после этого ее и убили бы, это определенно стоило того, смерть была бы не такой устрашающей. Человек, познавший рай при жизни, не боится встретиться со смертью. Страшно увидеть рай и умереть, так и не побывав в нем. Сердце все больше и больше сжималось от тоски. — Господи, — шёпотом взвыла она, снова начав плакать, и, медленно сгибая колени, села на корточки, рыдая и плача, прижимая ладонь ко рту, стараясь не создать ни единого звука, она подняла голову и продолжила разговор в пустоту, но имея слушателя, невидимого, но вездесущего. — Не могу больше, Господи, отними мою жизнь ,прошу! Она плакала и страдала, но слез не было и боль настолько крепко запечатлелась в ее сердце, что избавиться от неё будет уже невозможно, потому что та любовь, которая радовала ее, у неё отняли, а рана на ее месте осталась, она не пройдёт даже со временем. Возможно, в какой-то момент, на ее месте появится равнодушие, жестокость и отвращение к миру, но бесследно эта боль на пройдёт.***
Она весь день сидела в своей комнате, даже ни разу так и не вышла, только раз под вечер, когда вся семья вышла куда-то. Ей нужно было выпить хоть глоток воды и принять душ. Он должен был помочь смыть всю тоску, но увы. Два дня без еды дают о себе знать. Голова была как чугунная, настолько отяжелела на плечах, девушка боялась сделать лишнее движение, чтобы не потянуть от напряжение шейные связки. Родителям было все равно на неё, на самочувствие, на состояние и это ни чуть не удивляло, даже радовало. Меньше всего она хотела видеть их, ни то что разговаривать, никаких сил не было. Возможно, Гор Тигранович и хотел было зайти к ней, но, наверняка, мама его не пускала. Девушка на протяжении всего дня не могла понять, в какой момент засыпает и как просыпаться. Каждый раз после пробуждения ей хотелось снова уйти в сон, и даже тяжелые сны мучали ее, в них было не меньше борьбы чем на яву, но там хоть бы она могла видеть любимого, обнимать и касаться. Был достаточно поздний вечер, когда девушка услышала звонок в дверь. Не понятно от неожиданности ли или от страха вместе с ней подскочило и сердце и принялось лихорадочно стучать в груди, заставляя сильнее страдать от головной боли. Она боялась, что это мог быть Никита, и уже мысленно молила Бога, чтобы это был не он. При виде него Артур снова взбесится, набросится на него, может столкнуть Никиту с лестницы, и тогда может произойти что-угодно. Только бы он не был дома. Она не может этого допустить, ей нужно сделать сейчас все, чтобы защитить любимого, пусть даже и ей самой придётся броситься вниз с лестницы. Она тут же встала на ноги и распахнула дверь, встретилась с испуганным взглядом отца, который вышел в коридор, открывать нежданному гостью. — Только попробуй хоть пальцем тронуть его, слышишь? Я сброшусь с балкона, слышишь? — словно не в себе зашипела девушка, указывая на растерянного отца указательным пальцем. — Дочка, — только и смог промолвить мужчина, совершенно не соображая, как реагировать на подобную угрозу от любимой дочери, которая изменилась до неузнаваемости. — Замолчи, — прикрикнула Офелия, сгорая внутри от отчаяния. — Я предупредила тебя, мне не зачем жить без него! В этот момент снова поступил звонок в дверь и на крик девушки вышла мать, и тут же бросила на девушку суровый взгляд, полный раздражения, после перевела его на мужа. — Открывай, Гор. Девушка еле дышала, страх поработил и душил ее, она не могла держаться на ногах, слова, которые были сказаны, дались ей из последних сил. Колени дрожали, во рту все пересохло, а в голове лихорадочно стучало: «Пожалуйста, только не он, только не он!» Когда открылась дверь, она чуть не опешила. В прихожую вошёл Станислав Никитич, а следом Татьяна Львовна. Оба выглядели очень озадаченно и напряжённо. Особенно женщина — она полностью была опустошенна, а глаза ушли вглубь и будто избегали встречи с ее глазами, но когда она все-таки посмотрела на Офелию, от удивления ее глаза округлились, но сказать ничего не решилась. — Зачем вы пришли? — истерично закричала Наира Ахмедова. — Умоляю, скажите, что с Никитой все хорошо, — чуть не плача произнесла Офелия. — Сейчас хорошо, — глухо ответил Станислав Никитич, при этом кивнув и уже обращаясь к Гору, таким же тоном сказал: — Я пришёл к вам не просить, а молить, — после сказанных взрослым мужчиной слов, словно все присутствующие потеряли дар речи. Это было что-то совершенно дикое; такой статный, сложенный мужчина, который полностью сформирован и как личность, и как обеспеченный человек, пришёл к простым людям молить о своём сыне. Татьяна Львовна опустила глаза, словно подтверждая его слова и уже просто не в силах от боли держать голову поднятой. — Послушайте, — вытягивая руку сказал Гор Тигранович и его тут же перебили. — Нет, пожалуйста, дайте я скажу. Моего сына ваши люди избили до такой степени, что на нем не осталось живого места, — он говорил с таким трудом, голос его срывался, а нижняя губа начинала трястись, но мужчина всеми силами старался держать себя в руках, что нельзя было сказать об Офелии. Слёзы, о которых она думала, что они уже закончились, полились с новой силой и с ещё большим жаром. — Мало того, что он ходил по дому, как призрак, без лица и полностью разбитым, так теперь нам приходиться смотреть на его физические раны и синяки! И знаете, что самое сложное? Он не слышит нас, а на наши моления остановиться и отказаться от вашей дочери, он посылает нас... — Вот именно! — снова крикнула Наира Ахмедова, полностью обделённая сочувствием и тактичностью. — Это он никак не оставит нашу дочь в покое! Этой зимой, будь она проклята, принёс в нашу семью столько позора, все родственники смеются над нами! В глазах гостей скользнуло полное недоумение. Они были в шоке, супруги переглянулись и Офелия заметила, как щеки Татьяны Львовны залились краской, а глаза сузились от негодования. — Что вы говорите такое? Наш сын убивает себя на наших глазах, а вы говорите о том, что вас обсуждают родственники? — столько агонии и непонимания было в этих словах, что не почувствовать этого было невозможно, только Наира со своим каменным сердцем никак не отреагировала, лишь укоризненно закатила глаза. — Стас, что это за семья, я не пойму, — она подняла голову к мужу, не зная, что же ещё они могут сделать. Мужчина обнял жену за ее хрупкие плечи и успокаивающе принялся поглаживать. — Ваши переживания нам понятны, но и вы нас поймите, — тихим и спокойным голосом начал Гор Тигранович. — Она наша единственная дочь и мы не можем позволить ей истратить свою невинность с русским парнем и потом остаться без мужа. Я уже говорил и повторюсь, у нас не встречаются, у нас выходят замуж. — Хорошо, — не задумываясь, поступил уверенный ответ от Станислава. — Давайте устроим помолвку, давайте? — он говорил об этом с такой обыденностью, как будто речь идёт о походе в магазин за хлебом. В это момент внутри ее сгорающего сердца родилась надежда, хоть и маленькая, но зато она могла изменить все. Конечно, девушку осенило, ведь это действительно может быть выходом. Родители должны согласиться! — Что? — растерялся Гор. — А что? У них и так все серьезно, думаю, никто не будет против сделать свои отношения более официальными! Пусть хоть женятся после окончания школы, а мы поможем им, — Станислав Никитич был воодушевлен этой идеей и по лицу видно было, насколько он верил в эту идею. Верил не только он один, Офелия мысленно была вместе с ним и даже ее губы на мгновение растянулись в улыбке, вызванной верой. Необязательно что-то увидеть, чтобы снова захотеть жить, порой достаточно в это просто поверить. Рядом стоящая Татьяна Львовна казалась совсем ошарашенной, она даже боялась что-либо сказать. Она поверила в силы мужа, женщина снова доверила в его руки не только свою жизнь, но и жизнь сына, это дорогого стоило и Станислав Никитич сделает все, чтобы не разочаровать ее. — Этому не бывать! — Наира внезапно нарушила задумчивое молчание мужа. — Я никогда не соглашусь на этот брак! —Мама, — тихо простонала Офелия. — Почему? — произнесли губы другой матери. — Посмотрите на свою дочь, она выглядит как труп! — Уходите! — рявкнула Наира Ахмедовна. — Почему? — отчаянно спросила Татьяна Львовна, видя, как последняя надежда разбивается о счастье сына. — Почему вы так ненавидите моего сына? — вдруг горько заплакала Татьяна Львовна и Станислав Никитич испугался за ее здоровье, Офелия тоже напрягалась боясь очередного нервного срыва и, наконец, сорвалась с места и взяла женщину под руку. — Успокойтесь, пожалуйста, — прошептала девушка. Татьяна Львовна посмотрела девушке в глаза и сносить тяжесть взгляд матери было мучительно сложно, она не смотрела на неё осуждая, но непонимания в них было бесконечно. Она виной страданий сына, она изменила их мир, она и только она пленила ее младшего сына. — Я думала, ты станешь его радостью, но ты оказалась его погибелью, — не отрываясь от чёрных глаз, сказала женщина с жаром. — Простите, — еле выговорила Офелия, задыхаясь от кома и слез текущих ручьём из глаз. — Почему ты полюбила его, почему? — истерика одолела ее. — Танюш, не надо, пожалуйста, успокойся. — Он умирает там без тебя, понимаешь, умирает! — чуть не крича повторяла она.— Почему вы губите моего сына? Станислав Никитич понял, что продолжить разговор не сможет. Его жена совсем вышла из колеи и ее здоровье в этот момент было важнее всего. Держа ее за плечи, он открыл дверь и начал уводить ее. Офелия не хотела их отпускать, не хотела закрывать за ними дверь и самой оставаться в этом аду и продолжать гореть. — Пожалуйста, позвольте поехать с вами, — как безумная пролепетала она, снимая с петельки свой пуховик. — Не вздумай, я не пущу, — рявкнула мать и схватила девушку за руку. Станислав Никитич хотел было что-то сказать, но передумал, когда увидел, что Наира держит дочь за руку. — Станислав Никитич, пожалуйста не оставляйте меня гореть тут... — плача и крича одновременно, говорила она. — Заберите меня к нему, прошу, я не буду жить без него, слышите, не буду! — она опустилась на пол, уже совсем обессилев, закрыв лицо руками, заливаясь слезами, не замечая крики ругани в ее адрес.***
С ухода родителей прошло всего пять минут, а ему казалось, что прошла вечность. Парень успел сотню раз пожалеть о том, что не поехал вместе с ними или в след за ними. Пусть он и не прошёл с ними в квартиру, но мог быть рядом, пусть и снова сидел бы под ее окнами, но может подняв голову он бы увидел ее в окне. Любимый силуэт, сияние ее глаз, взгляд полный нежности, который всегда перед глазами, даже когда ее нет рядом. Сердце в панике билось, страх одолевал его, он сомневался, что родителям удастся повлиять на них. Ему нужно ехать к ним. Измеряя зал нервными шагами, он вдруг сорвался с места и прошёл в прихожую, достал из шкафа куртку и сел на пуф, чтобы надеть кроссовки. Внезапно входная дверь распахнулась и в дом вошёл Глеб — друг, который совсем не кстати. — Здорова, ты куда собрался? — спросил Глеб, вопросительно бегая по нему глазами. — Дружище, я ухожу, зря ты пришёл, — торопливо выпалил парень и встал на ноги, собираясь уже уходить. Глеб поставил перед собой ладони, в желании успокоить и остановить друга. — Стоп, Ник! Давай мы с тобой пройдём, поговорим... — Некогда мне! — резко оборвал Артемьев, чувствуя, как гнев на него накатывает. Он сделал глубокий вдох и зашагал по прихожей, чтобы его пыл остыл. Глеб тактично молчал сочувственно наблюдая за ним, а, может, он просто боялся вообще сказать хоть что-то. Состояние у одноклассника было не шуточным и, лишний раз разозлив его, уже не усмирить парня. — Послушай, твои родители сделают все, что в их силах... — Глеб! — крикнул Никита. — Ты не понимаешь меня, я не могу найти себе места, они могли ее уже увести из города, понимаешь? — его зелёные глаза наполненные паникой и страхом были устремлены на друга, который так же был напуган не меньше. Что думал в этот момент Глеб, можно было только догадываться, наверно, он, как и все люди, втянутые в эту историю, не мог и догадаться, что какая-то школьная история с симпатией может вырасти во что-то настолько серьезное. Никто не хотел терять своего близкого человека и каждый герой истории боролся за здоровье и покой родного человека. — Ты прав, я не понимаю, но это сильнее тебя, друг, тебе нужно найти в себе силы для любого исхода, — тихо и монотонно объяснял он. — Хватит, я не отпущу ее, слышишь?! — размахивая руками, эмоционально крикнул он и плюхнулся на пуфик, опустив голову в колени, и запустил все пальцы в волосы, после медленным поглаживанием опустил вниз, и провёл руками по лицу, поднимая голову к небу. — Как они узнали, что мы поехали на вокзал? — после недолгой паузы спросил Никита, успокоившись. Глеб вздохнул и тоже сел на пуфик длиннее, расположенном напротив сидящего Никиты. — Ты когда заказывал билеты заходил через комп? — Никита даже не ответил, он только задумчиво кивнул. — Самая тупая ошибка — не стереть историю. Они, как только поняли, что Офелия сбежала, приехали к твоему отцу с ментами, облазили всю спальню и нашли. Снова повисло молчание и после неё Артемьев встал на ноги. — Извини друг, я поеду, не могу сидеть и ждать. Парень выскочил из дому, услышав ответ: — Я с тобой поеду... Он ехал по затемнённым дорогам большого мегаполиса, но горящие вокруг огни не давали тьме одержать вверх и каждого участника движения защищали от неизвестности, которая кроется в этой темноте. Хоть сердце парня сжималось от предчувствия, неизвестности и ужаса, он хотел надеяться, что он тоже, как и эти огни, одержит вверх над запретом, над обстоятельствами и его настойчивость будет сильнее всего. Мысль о том, что следует сдаться, опустить руки, была для него безумна, парень даже и не собирался уступать ее родителям, не собирался уступать жизни, которая так отчаянно отбирала ее у него. Парню, который не верил в любовь, не верил девушкам, но все же смог встретить свою единственную, нельзя говорить, чтобы он сдался, потому что это все равно не произойдёт. Парни подъехали к ее двору и, когда машина уже остановилась рядом с ее подъездом, Никита не смог не заметить большую машину отца, припаркованную во дворе. Он выпрыгнул из автомобиля и, чуть не бегом, направился к машине и дверь водителя отворилась ему на встречу. Станислав Никитич вышел к сыну и, внимательно всматриваясь в лицо, ничего не говорил. — Вы не смогли... — произнёс Никита, медленно кивая головой. — Сынок, — начал Станислав Никитич, но парень больше не слушал его, он нервно достал телефон из кармана куртки и, отыскав номер, принялся набирать его и приложил трубку к уху. В ответ тишина и абонент недоступен. Из машины вышла Татьяна Львовна с таким же растерянным и поникшим взглядом, как и у отца. — Сын, поехали отсюда, — попросила женщина, но парень не обращал на них внимания. Посмотрев себе под ноги, он нашёл груду отломленных сосулек. Парень принялся бросать их, целясь в ее окно. — Что ты делаешь? — в смятении спросила мама. Ему не везло, ни одна льдышка то не долетала, то попадала в соседние окна. Глеб положил руку ему на плечо и, стараясь добавить голосу безмятежности, сказал: — Пойдём, Ник, мы потом что-нибудь придумаем, я обещаю! — Нет! — оборвал тот и злость хлынула на него так, что ему показалось его мозги загорелись. Покрывшись злостью с ног до головы, он ещё раз размахнулся и бросил в ее окно ещё одну сосульку и эта долетела, с треском врезавшись в ее окно. Спустя всего секунду ее прекрасный и стройный силуэт возник в окне. Ее блестящие глаза и губы, которые искривились от боли, и изящная ладонь, прижимающая губы, пытающаяся скрыть их кривизну. Другая рука поднялась и коснулась окна, как будто хотела коснуться его лица, но он был слишком далек. — Уходите, — не отрывая глаз губами сказал Никита. — Я не уйду от сюда, пока они не передадут мне ее! — Он сошёл с ума, Стас, и сведёт нас, — терзаясь, простонала мама. — Сын, — начал отец, но Никита оборвал его и, с еле уловимой радостью на лице, сказал: — Отец, я не существую без неё, оставив ее, я оставлю свою душу, — он уже более уверенно улыбнулся, но улыбка была измученной и грустной. — Разве вам нужен сын без души? Сказав, он немного отошёл от компании и, подняв голову, снова посмотрел на девушку в окне, парень попятился назад и присел на ледяной низкий забор. — Да, нужен, — твёрдо заявила мать. — Никита, хватит мучать нас, поехали. Но вдруг вместо ответа от сына они услышали совсем чужой голос, глухой, грозный с нотками презрения. — Какого хрена опять ты?***
Слава Богу за то, что она увидела его вновь, Бог все же благоволил к ней, раз он снова стоит под ее окнами. Сейчас и умереть не страшно. Знаете, наверно, мы никогда не сможем по-настоящему понять головой, что испытывала Офелия на протяжении всей своей любви. Мир этой девушки был на столько ограниченным, что там не было места грезам о любви. Единственное ее стремление до встречи с ним — это учеба и стремление к независимости. Ее мечтой была свобода от родительской опеки, от материнской жестокости и от отцовской чрезмерной заботы. Своей любовью они уничтожали ее и не замечали этого, не видели как собственными руками отталкивали дочь от себя, постоянно швыряя то в одну, то в другую сторону. Она не могла более сносить то бремя, которое они на неё повесили. Хорошая учеба, послушание, примерное поведение и хранение своей чести в невинности. Но по воле Божьей она встретила его и все, что раньше окружало ее, рухнуло. Больше она не могла ни о чем думать, ее разум и сердце заполнил он. Все потеряло смысл и то, что раньше она на замечала вдруг стало настолько великим и необъятным, что хотелось познать все это только вместе с ним. Она полюбила так сильно, что сердце разрывалось. Но переворот в жизни произошёл именно тогда, когда они оба решили, что пойдут против всех, лишь бы только быть вместе. Ничего больше ей не нужно было, она имела возможность целовать вселенную и чувствовать ее вкус, смотреть в лицо солнцу и при этом даже не щуриться от жжения. Любить и быть любимой тем, кому она, не раздумывая, вручила свою жизнь и большего не надо. Вдруг из темноты возник Артур и встал рядом с Никитой. Она знала, знала, что это случится и на этот раз Никита точно пострадает. И жить с этим она не сможет. Артур, словно зверь, набросился на парня и сбросил его с забора прямо на спину, и время начало двигаться с замедленным воспроизведением. Она больше ни о чем не думала, девушка открыла окно и встала на него ногами, медленно перекинула их и села на край окна. «Лучше бы она даже не родилась на этот свет, будь проклят тот день!» — вспомнила девушка слова матери. «Ты не права, мама, — подумала она. — Я могу с легкостью умереть после такого счастья, испытанного с ним, которое я не смогла бы испытать, не познав его» — Господи, — прошептала она, поднимая взгляд к темному небу. — Ты этого захотел, он никогда не будет моим, — она прикрыла глаза и из них вытекли последние слёзы, а на устах возникла счастливая улыбка. — Я не хочу, чтобы он страдал. Бог, пусть он будет моим в следующей жизни! Девушка опустила голову и с ненавистью посмотрел на ту панику, что твориться внизу. — Арту-ур! — закричала девушка так, что показалось, как голосовые связки рвутся. Все внизу замерли и одновременно посмотрели на верх.***
— Осторожно, не подскользнись, — смеясь, сказал парень, крепче сжимая ее руку. Девушка хихикнула. — Не переживай, не подскользнусь, все же тает. Не успела девушка закончить, как вдруг ее нога скользнула и, зажмурив глаза, она не увидела, как вдруг оказалась в крепких объятиях зеленоглазого парня. — Я же говорил! — строго произнёс он, стараясь как можно убедительней хмурить брови. Она смотрела в его лицо и понимала, как скоро потеряла голову от этой любви, понимала, что зависима от этого человека. Жизнь больше не называться жизнью, она называется его именем и имеет его обличие. — Я знала, что ты меня поймаешь, — промолвила она и с головой окунулась в безумие, упиваясь сладостью мёда, но кто знает, мёд ли это или яд, имеющий послевкусие? Куда приводит безумство и есть ли в этом мире что-то вечное?