Султан моей души

Вот только, не пройдя и нескольких метров по, залитому яркими солнечными лучами, мраморному коридору, Селим оказался остановлен словами одного из своих охранников, молодым черноволосым и обладающим лёгкой растительностью на симпатичном лице, выглядевшим года на два-три старше самого Османского Султана. Он почтительно поклонился Властителю и, принеся свои искренние извинения, проговорил: --Повелитель, вы уж меня простите, только моя сестра Мария, то есть, отныне Хасеки Санавбер Султан права в том, что Вам необходимо, как можно скорее разоблачить Махидевран Султан и казнить её. Дело в том, что я с моими друзьями по стае уже давно следим за ней. Султанша, действительно убивает юных девушек и пьёт их кровь, не говоря уже о том, что принимает кровавые ванны. От услышанного откровения, юный Падишах, мгновенно обернулся и, пристально смотря на стражника, вернулся к нему и задал один лишь единственный вопрос: --А как вам удалось прибыть в Османскую Империю и оказаться в моём дворце? Собеседник понимающе вздохнул и рассказал горячо любимому мужу своей любимой сестры о том, что он прибыл в Стамбул под видом влиятельного и, очень знатного купца. по настоятельной просьбе отца, почувствовавшего, что над семьёй Марии нависла смертельная опасность, идущая от кровожадной Махидевран Султан, решившей, поквитаться за все свои утраты и страдания с сыном Великой Хюррем Султан и, благодаря местным волкам, устроился в Топкапы стражником в прошлом месяце, что не мешало ему ночами следить за жестокой кровопийцей. От услышанного откровения стражника, Селим оказался потрясён до глубины трепетной души до такой степени, что не находил подходящих слов для выражения истинных чувств, что ни укрылось от внимательного взгляда, вышедшего из своей коморки, Мустафы-аги, уже успевшего, понять, что к чему и кем, по сущности является молодой стражник. Он почтительно поклонился Властелину и заверил: --Повелитель, можете не волноваться! Константин-ага, с его волчьим чутьём, не даст Махидевран Султан пустить корни во дворце. Селим оказался ещё больше потрясён, узнав о том, кем на самом деле является его стражник, но, продолжая, оставаться скептиком, пошутил: --Мустафа-ага, ещё скажи, что мой стражник может обернуться волком, когда я сам того захочу? Конечно, он это сказал зря, ведь, в эту самую минуту, Константин-ага, понимая, что юный Властелин не верит ни одному их слову, сдержано вздохнул и в одно мгновение обратился в огромного чёрного волка, что заставило Селима с Мустафой-агой вздрогнуть от неожиданности, не говоря уже о том, что потрясённо переглянуться между собой, в связи с чем скептицизма, как ни бывало и, пока они находились в ошалелом состоянии, стражник обратился в человека обратно, довольный тем, что ему удалось переубедить собеседников в обратном. После того, как, потрясённый увиденным перевоплощением верного охранника в волка и обратно, юный Властелин вернулся в свои покои, уже сидящая в гордом одиночестве на парчовой тахте, Санавбер лениво попивала шербет из серебряного кубка до тех пор, пока ни заметила то, в каком ужасном душевном состоянии находится её возлюбленный муж, который выглядит бледным, как мел, а его добродушные голубые глаза выражали невыносимый страх. --Селим, с тобой всё хорошо?—встревоженно спросила у него юная Хасеки, грациозно поднявшись с парчовой тахты и стремительно подойдя к нему. Вот только вместо ответа, юноша крепко обнял её, постепенно пытаясь успокоиться и собраться с мыслями, что давалось ему, крайне непросто, но всё-таки сделав над собой усилие, он, продолжая, внутренне, дрожать всем своим существом, тяжело вздохнул и поделился, словно на одном дыхании: --Твой старший брат Константин уже ровно месяц служит моим охранником и сейчас он заставил меня пронаблюдать его перевоплощение в волка и обратно в человека, Санавбер. Такого ужаса, мне видеть не приходилось никогда. Санавбер слушала возлюбленного с замиранием в сердце, но, на удивление, она отнеслась спокойно к известию о том, что её брат находится здесь во дворце, словно она уже знала об этом. Так и было. Ведь их встреча с Константином произошла за день до их похищения с Селимом. «Брат и сестра встретились в коридоре, когда юная Хасеки возвращалась из хамама в главные покои. Константин подкрался к ней очень тихо, подобно мышке и, схватив за руку, завёл, ошеломлённую и ничего не понимающую, младшую сестру в прачечную, где им никто не смог бы из дворцовой челяди помешать душевно поговорить. Конечно, парню пришлось плотно закрыть девушке рот рукой для того, чтобы она не кричала. Он отпустил её лишь после того, как удостоверился в том, что у неё потрясение прошло. --Константин, что ты тут делаешь? Как ты сюда проник? Это безумие! в гареме Повелителя могут находиться, лишь калфы, да евнухи!—негодовала юная Хасеки, ошалело смотря на брата. Конечно, она была искренне рада его встретить вновь, да и он уже, как девушка успела понять, успел многое узнать о ней. Вот только её пугало то, что их могут выследить недоброжелатели. Тогда всё пропало, и Босфор станет им последним пристанищем. Только юноша, понимающе вздохнув, спокойным уверенным голосом успокоил сестру, сказав, что Повелитель уже обо всём знает и ничего не имеет против столь сильного стражника, как боярин Извольский, даже не подозревая об истинной сущности стражника. Потрясённая до глубины души, юная Санавбер не знала, что и сказать. Казалось ещё немного, и она потеряет сознание от, переполнявших её трепетную шу, бурных чувств» Девушка рассказала возлюбленному о том, как состоялась её встреча с родным братом, после чего между парой возникло длительное мрачное молчание. Вот только, на удивление Хасеки, Селим отреагировал, вполне себе, спокойно, как будто бы чувствовал, что рано или поздно, брат с сестрой встретятся, в связи с чем понимающе вздохнул и сел вместе с ней на тахту, продолжая мрачно помалкивать. Так незаметно наступил вечер, и стало совсем темно, но не в величественном Топкапы. Там слуги уже зажгли чугунные факелы с канделябрами. Обитатели, завершая свои дневные дела, постепенно садились ужинать. Что нельзя было сказать о вдовствующей Султанше по имени Махидевран, стоявшей перед большим прямоугольным зеркалом в серебряной раме с россыпью драгоценных камней. Она, одетая в шикарное атласное изумрудное платье с парчовыми вставками, прихорашивалась, собираясь предстать перед очами нового правителя, что лишь усиливало в ней восторг с лёгким трепетом, от чего её сердце в соблазнительной упругой груди, учащённо билось, напоминая. Пойманную в сети, испуганную птичку. Можно было легко принять её душевное состояние, как за страх наложницы, впервые идущей на хальвет к Властелину. Хотя, почему бы нет? Султан Селим, хотя и являлся сыном ненавистной ей Хюррем и Сулеймана, но он, как Султанша успела убедиться ранее, когда Разие выкрала его и привезла в Бурсу для осуществления своих запретных и порочных потребностей, был очень хорош собой и молод. Можно попытать своё счастье вновь. Возраст вдовствующей Султанши и юного Селима совсем не вызывал у Махидевран сомнения и даже не смущал. Напротив, только ещё больше влекло молодую вдову. За этими мыслями её и застала, мягко вошедшая в просторные гостевые покои, выполненные в бордовых тонах с золотой лепниной, Баш Хасеки, что вызвало в ней презрительную усмешку, с которой она и подошла к Махидевран. --Не рановато, ли Вы собираетесь к Повелителю, учитывая то, что он Вас совсем не звал к себе, да и, когда позовёт, ещё не известно?—иронично усмехнувшись, заметила Нурбану, даже и не собираясь, почтительно кланяться, изгнанной из рая покойного Султана, вдове. Напротив, она держалась с царственным великолепием, грацией и достоинством. Вот только Махидевран даже и не собиралась поддаваться её провокациям. Вместо этого, она доброжелательно ей улыбнулась и легкомысленно вздохнула: --Даже и не надейся испортить мне настроение, Нурбану. Пусть даже ты сейчас находишься на вершине счастья и власти, но не забывай о том, что потерять всё, очень легко. Этими отрезвляющими словами вдова надеялась напомнить Баш Хасеки о том, помимо неё существует юная Санавбер Хатун, занимающая в сердце и душе юного Повелителя, куда более значимое место, чем его Баш Хасеки, к которой он относится, лишь с уважением и дружеским теплом. Только у неё ничего не вышло. Нурбану звонко и с, не скрываемым презрением, рассмеялась ей в лицо, что окончательно подавило стареющую вдову: --Даже не мечтайте стать ближе к нашему Властелину, как вы того хотите, Султанша! Он никогда не взглянет на женщину старше его вдвое, а то и втрое! После чего, не говоря ни единого слова, с наигранным почтением поклонилась собеседнице и величественно ушла, оставляя ту, потерянно стоять и смотреть ей в след. Так продлилось не долго, а до тех пор, пока Махидевран ни крикнула свою верную калфу по имени Федан, приказав ей, готовить ванну из крови кого-нибудь из султанских наложниц. Та всё поняла и почтительно откланявшись, ушла выполнять приказ госпожи. И вот, спустя несколько минут всё было уже готово. Осталось лишь дождаться наивную жертву. На это времени потребовалось не много. Вскоре, по мраморному коридору с тусклым освещением прогуливалась одна из наложниц, красивая блондинка по имени Айгуль. Она шла, погружённая в глубокую задумчивость и даже не догадываясь о том, какая смертельная опасность ей грозит. В эту самую минуту, к ней сзади и подошли два стражника и, крепко зажав ей рот рукой, затащили в прачечную, где уже на полу лежали две её подруги по несчастью брюнетка Рената и шатенка Ирма. Их кровь уже выкачивали молоденькие аги, переливая её в вёдра, от чего Айгуль пришла в ужас и уже захотела сбежать, как внезапно получила сильный удар по голове каким-то тяжёлым предметом. В её глазах мгновенно потемнело, и она рухнула на холодный мраморный пол без чувств. Аги только этого и ждали. Когда с теми двумя девушками всё было покончено, и они мёртвые лежали на полу, аги взялись за блондинку, которую постигла та, же участь, что тех двоих девиц. Вскоре и она умерла, но для того, чтобы никто не смог утром хватиться рабынь, их мгновенно зашили в холщовые мешки, затем незаметно вынесли из дворца и сбросили со скалы в Босфор. Всё это время, пока жестокие убийцы занимались своим кровавым ремеслом, их подстраховывала Федан калфа, стоявшая в коридоре, на стороже. К счастью, никто из дворцовых служителей ничего не узнал о том, что произошло несколько минут тому назад в прачечной, благодаря чему, уже находящаяся в хамаме, вдовствующая Султанша, благополучно приняла ванну из крови юных девственниц, не подозревая о том, что, в эту самую минуту, крепко спящий в главных покоях, юный Султан Селим видел во сне кошмар с её участием. «В нём, он, как обычно, находился в своих покоях и, вальяжно восседая на широком ложе, затерявшись в густых вуалях газового и парчового балдахина, отдыхал после эмоционально-изнурительного Совета Дивана, где вновь обсуждались детали предстоящего военного похода на Астраханское Ханство. Вот только одиночество оказалось дерзко нарушено, бесшумно открывшейся и закрывшейся тяжёлой дубовой двери, что обдало, погружённого в глубокую мрачную задумчивость, юного светловолосого властелина приятным прохладным дуновением, благодаря чему он мгновенно очнулся и с, нескрываемым недоумением посмотрел на, склонившуюся в почтительном поклоне, пленительно улыбающуюся ему, вдовствующую Султаншу, являющуюся несчастной матерью его, безвинно казнённого, сводного брата Мустафы. --Повелитель.—словно на распев, проворковала она, плавно и, подобно проворной кошке, подползая к нему, что заставило юношу, внутренне, всему напрячься и предательски, начать тихонько постанывать от, переполнявшего, порочного наслаждения в тот самый момент, когда она повалила его на парчовое покрывало и настойчиво принялась ласкать тёплыми губами и шаловливым бархатистым языком, уже успевший затвердеть от возбуждения, мужественный символ по спирали с макушки к основанию, что побудило юношу лихорадочно сминать пальцами покрывало. Он даже инстинктивно закрыл голубые глаза, отчётливо ощущая то, как бешено колотится в мускулистой груди трепетное сердце, а лицо пылает смущением, пока ни услышал её издевательские слова, благодаря которым, Селим, мгновенно опомнился и ошалело посмотрел на, сидящую на нём, обнажённую молодую женщину, в руках которой был острый кинжал, занесённый ею над ним для последующего удара ему в грудь, в связи с чем, юношу сковал ужас: --Ты ещё не всё обо мне знаешь, Султан Селим. Помимо купания в крови юных девственниц, я ещё пью кровь юношей, предварительно насладившись с ними плотскими утехами. Тебя, же. Я собираюсь убить лишь из-за того, что ты сын проклятой Хюррем и её точная копия, хотя и в мужском обличии!» --Ааааааааа!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!—истошно закричал, перепуганный до смерти, порфироносный юноша, благодаря чему, мгновенно проснулся и, весь запыхавшийся, вскочил на постели, где только что беспокойно спал, крепко обнимая возлюбленную Санавбер. Трепетное сердце в мужественной груди билось, как сумасшедшее, частый стук которого отдавался в его ушах и голове, не говоря уже о том, что красивое лицо пылало смущением, из-за чего проснулась юная Хасеки и, понимая, что возлюбленному приснился сейчас кошмар, заботливыми уговорами с ласковыми поцелуями, вновь уложила его на мягкие подушки, с огромной нежностью обнимая, что помогло юноше постепенно успокоиться и, осознав, что он находится в своих покоях и в полной безопасности вместе с милой Санавбер, снова забылся сном. А в эту самую минуту, по, освещённому тусклым медным мерцанием от, горящего в настенных факелах, пламени, мраморному коридору царственно шла Махидевран Султан, возвращающаяся в свои просторные гостевые покои из хамама, где она принимала кровавую ванну. Она пребывала в прекрасном расположении духа, пока его ей не испортила встреча с вожаком стамбульско-московской волчьей стаи Константином-агой, что заставило женщину мгновенно остановиться и с презрительной усмешкой посмотреть на него. --Вот только тебя, волчонок, мне и не хватало!—фыркнула Султанша, чем и заставила парня презрительно фыркнуть и, крепко схватив её за лебединую шейку сильными руками, грубо прижал к каменной стене, угрожающе предупредил сквозь белоснежные ровные и крепкие, как жемчуг, зубы: --Попробуй только причинить хоть какой-нибудь вред моим сестре Санавбер Султан и шурину, то есть Повелителю, я уже молчу про Баш Хасеки с моими племянниками, Махидевран, я лично разорву тебя на куски! В ответ он получил её раскатистый звонкий злобный смех, во время которого она решительно высвободилась из его крепких рук и с царственной грацией вошла в гарем, куда Константин пройти уже не смог—запрещено. Что, же, касается Султанши, она, конечно оробела перед волчонком, но вида не подала, хотя и мысленно признавалась самой себе в том, что с волками враждовать, себе, же, во вред. Утром, понимая, что ему ни в коем случае нельзя нигде уединяться для собственной безопасности, Селим, сразу после утреннего намаза, отправился в хамам, куда и взял возлюбленную Баш Хасеки Нурбану, пребывающую на седьмом небе от счастья, осознавая, что в их с мужем отношениях ещё не всё потеряно, да и бурная головокружительная страсть может вспыхнуть с новой силой. Вот только восторг мгновенно исчез, стоило супругам лишь переступить через порог просторного мраморного и, освещённого лёгким медным мерцанием от, горящих в золотых канделябрах, свечей, помещения, которое было застлано густыми клубами пара. Оно сменилось непонятным чувством того, что здесь что-то не так, как обычно. Молодые люди даже насторожились, увидев на полу следы крови, смешанной с водой и беспорядок, свидетельствующий о том, что, возможно здесь произошла жестокая борьба. --Оставайся здесь, Нурбану!—предостерёг Хасеки юный Султан, но заметив её изумрудный, полный невыносимого ужаса, взгляд, трепетно вздохнул, затем подбадривающе погладил её по бархатистой щеке и лишь только после этого, прошёл чуть дальше, где его голубым глазам открылась, куда более жуткая картина: на полу лежала темноволосая Хатун. Она была мертва, а из порезов её рук и ног текла венозная тёмная, почти бордовая кровь, да и голова у девушки была пробита, что вызвало крик ужаса у, бесшумно подошедшей к мужу, Баш Хасеки, которая, казалось ещё немного, и потеряет сознание. Нурбану даже закрыла руками рот, не говоря уже о том, что выглядела не менее бледной, как и сам Селим, не смевший произнести ни единого слова и ошалело смотря на весь этот кошмар. Это привело к тому, что на крик молоденькой Баш Хасеки в хамам прибежали Сюмбуль-ага с Джанфеде-калфой. Им захотелось узнать о том, что так сильно напугало правящую чету и. почтительно им поклонившись, сами обомлели от увиденной картины, не смея произнести ни единого слова. Первой опомнилась Нурбану Султан, успевшая понять, что это всё дело рук слуг кровавой Махидевран Султан, из-за чего приказала, приводя кизляра-агу с преданной калфой в чувства: --Немедленно схватить Махидевран Султан с её слугами и, бросив их в темницу, пытать, а затем всех казнить! Главный ага с калфой понимающе поклонились и. покинув хамам, отправились выполнять приказ Баш Хасеки, оставляя её вместе с Повелителем одних, но не на долго, лишь для того, чтобы привести слуг для приборки в хамаме. Конечно, кизляр-ага и Джанфеде-калфа понимали, что Баш Хасеки отдала такой приказ, действуя на бурных эмоциях, что свойственно её пылкой натуре, в связи с чем, захватили только слуг вдовствующей Султанши, а её саму заперли в покоях.