Султан моей души

Позднее, когда юный Шехзаде Селим, уже совершивший утренний намаз, утопая в золотых солнечных лучах, уже находился в, отныне принадлежащих ему по праву, главных покоях, стоя перед зеркалом, облачённый в алого цвета шёлковые длинную рубаху и шаровары, погружённый в глубокую мрачную задумчивость из-за того, что не в силах был до сих пор поверить в то, что именно сегодня он станет полноправным и уже одиннадцатым Султаном Османской Империи. В связи с чем, его прекрасная тринадцатилетняя возлюбленная, уже облачённая в в шикарное подвенечное платье из красного шёлка с золотым кружевным кафтаном и газовыми рукавами, находилась рядом с душевно-сердечным избранником для того, чтобы он чувствовал её моральную поддержку, хотя юноша всё равно волновался, вернее даже нервничал, о чём свидетельствовали его, ставшие холодными, как лёд, сильные руки. Чуткой Санавбер пришлось мягко приблизится к нему и с тихим вздохом обнять его за мускулистые плечи. --Ничего не бойся, любимый! Всё пройдёт хорошо! Я в тебя верю, Селим!—наставляя, произнесла она, из-за чего он тяжело вздохнул и на мгновение закрыл голубые, как небо в ясную погоду, глаза. После чего, снова открыл их и с огромным искренним восхищением, внимательно оглядел её великолепный свадебный наряд, мысленно признаваясь себе в том, что ему уже не непреодолимо хочется, полностью раздеть её и предаться с ней головокружительной страсти прямо здесь, на султанском ложе, скрывшись от всех в плотных вуалях золотого газового балдахина, из-за чего его красивое лицо залилось румянцем смущения, от чего и, словно угадав направление порочных мыслей возлюбленного, юная девушка, тоже смутилась и шутливо пожурила его, что вызвало у обоих возлюбленных звонкий добродушный смех. За этим приятным беззаботным занятием юную возлюбленную пару застали, пришедшие в главные покои для того, чтобы помочь новому Повелителю облачиться в коронационное убранство, слуги, возглавляемые, нёсшей, выполненное из рубинового цвета парчи и отороченное соболиным мехом, торжественное облачение, Гюльфем Султан, после чего все почтительно поклонились, благодаря чему, парочка обратила на них внимание, позволив им, приступить к церемонии одевания, чем слуги и ответственно занялись под внимательным руководством уже обеих Султанш: Гюльфем с Санавбер. А тем временем, на дворцовой площади уже собрался народ, большую часть которых составляли: высокопоставленные сановники с выдающимися государственными деятелями и все возможные воинские подразделения, которые уже успели заметить, покрытый тёмным саваном, гроб, находящийся чуть в стороне от возвышения, где вооружённая стража выставила серебряный трон с мягкими подушками и, о чём-то между собой тихонько переговаривались, ничего не понимая, но строя предположения, пока церемониймейстер ни ударил посохом о каменную мостовую, громко объявив: --Внимание! Султан Селим хан Хазретлири! Все мгновенно замерли в почтительном поклоне, из-за чего складывалось такое ощущение, словно они даже боялись вздохнуть и не обращали внимание на, пощипывающий их, морозец, а, в эту самую минуту, тихо открылись тяжёлые дубовые створки дворцовых ворот, и на площадь важной уверенной походкой вышел, одетый в торжественное церемониальное облачение, юный Султан и после, свершённого над покойным Великим Правителем, намаза вместе с, произнесённой юношей, речи, потянулись невыносимо долгие и скучные минуты принятия присяги у всех верноподданных, за которой из окна Башни Справедливости с замиранием в сердцах и, испытывая трепетное волнение с восхищением, наблюдали обе Султанши Гюльфем с Санавбер. Не известно, сколько прошло уже времени, но ближе к окончанию торжественного вступления на Османский престол, к, сидящему на троне, Селиму с почтительным поклоном подошёл преданный ему, Мустафа-ага, шепнувший своему Властелину о том, что его никях с Санавбер Султан заключён. Тот мгновенно оживился и, сияя счастливой, вернее даже восторженной улыбкой, бросил своему хранителю покоев бархатный мешок с золотом, после чего царственно встал с трона и, подав всем знак о том, что церемония закончена, прошёл во дворец, сопровождаемый стражей. За ними мгновенно закрылись ворота. Что, же, касается счастливой невесты, то она узнала о заключении никяха от, появившейся в башне, верной служанки Эсмы, от чего вся просияла и затрепетала. Так незаметно над Османским государством плавно сгустились тёмно-синие сумерки. Вот только торжественный день на этом не закончился. Все мероприятия теперь перенеслись в величественный дворец Топкапы, а точнее в общую, залитую лёгким медным мерцанием от, горящих в золотых канделябрах, свечей, комнату гарема, где уже, во всю, проходил праздник с весёлой музыкой, проигрываемой музыкантами, а одетые в шикарные наряды, молоденькие наложницы задорно танцевали, не говоря уже про слуг, среди которых была и верная Санавбер Султан служанка по имени Эсма, угощающих всех фруктами, шербетом и сладостями. Сами, же Султанши, вместе с, приехавшей ещё вчера вечером, восемнадцатилетняя голубоглазая красавица-блондинка Зульфие Султан, похожая на своего двоюродного брата Султана Селима, словно сестра-близнец, но по характеру более бойкая, хотя, как и он, являющаяся борцом за справедливость. Сейчас она душевно беседовала с его новоиспечённой тринадцатилетней женой, искренне радуясь тому, что она оставила, далеко позади себя ревнивую и властолюбивую, эгоистичную венецианку Нурбану, которая никогда и не любила Селима, в отличии от юной Санавбер, живущую лишь им одним. --Санавбер, что с тобой?—встревоженно спросила девушку молодая Султанша, от внимательного взгляда которой ни укрылось то, как внезапно та побледнела, не говоря уже о том, что в ясных голубых глазах появился невыносимый страх. --Не беспокойтесь, госпожа! Со мной всё в порядке. Просто я боюсь того, что узнав о моём никяхе с нашим Повелителем, Баш Хасеки Нурбану Султан убьёт меня, ведь теперь, я перешла ей дорогу, невольно став опасной соперницей.—поделилась с, обретённой подругой и союзницей, юная девушка, нервно теребя золотой кружево великолепного свадебного платья, в связи с чем, Зульвие доброжелательно ей улыбнулась и, бережно коснувшись её руки своей рукой, воинственно произнесла, тем-самым возвращая ей былую уверенность в себе: --Отныне, именно ты являешься полновластной госпожой, Санавбер! Нурбану так и осталась рабыней и обязана проявлять к тебе почтение с уважением! Пусть она и мать наследного Шехзаде, но законной женой Повелителя являешься именно ты! Не волнуйся ни о чём! Лучше думай о малыше, которого носишь под сердцем, а с венецианкой я помогу тебе справиться! Её поддерживают только лишь преданные псы: Газанфер и Джанфеде калфа, тебя же вся султанская семья вместе с дворцовыми жителями! Повелитель, так вообще в тебе души не чает. Только юная Хасеки, хотя и почувствовала, что воинственные слова Султанши её взбодрили, придав уверенности в себе, но всё равно продолжала сомневаться и невольно дрожать до тех пор, пока ни наступило время ей отправляться в главные покои, где свою возлюбленную уже ждал юный Султан. Она встала с подушек и, почтительно поклонившись Султаншам, от которых получила искреннее благословение, ушла из гарема, сопровождаемая калфами, возглавляемыми Лалезар Калфой и Сюмбулем-агой. Селим с трепетным волнением ждал возлюбленную в своих просторных покоях, стоя у, горящего камина, медное пламя которого обволакивало его своим приятным теплом, согревающим ему, хрупкую душу и отражающимся в, излучающих невыносимую скорбь от утраты горячо любимого отца, смешанную с огромным счастьем из-за понимания того, что, отныне, он вместе с милой Санавбер неразделимы, вовек, в связи с чем, умилённо вздохнул и, на мгновение закрыл глаза. --Селим!—ласково позвала возлюбленного тихим голосом юная девушка, мягко и бесшумно войдя в главные покои, благодаря чему, услышала его печальный вздох, из-за чего он снова открыл серо-голубые глаза и, плавно обернувшись, увидел свою, замершую в почтительном поклоне, новоиспечённую жену. Она напоминала прекрасного ангела, спустившегося к нему с небес, что делало её желанной и очень обворожительной. Трепетное сердце юноши учащённо забилось, а красивое лицо озарилось ласковой улыбкой. --Санавбер! Мой бескрылый ангел и роза без шипов моего израненного сердца!—с огромной нежностью выдохнул он, раскрыв перед ней заботливые объятия, в которые она с огромным удовольствием вплыла, подобно прекрасному огромному океанскому пассажирскому лайнеру в долгожданную гавань, и бережно обвила изящными руками мужественную шею любимого мужчины, что позволило ему крепко обнять её изящные плечи. Их трепетные мягкие губы постепенно слились воедино в долгом, как целая вечность, и жарком, словно самая знойная пустыня, поцелуе, во время которого Селим с ловкостью подхватил девушку, подобно невесомой пушинке, к себе на руки и, отнеся к постели, бережно уложил на парчовое сиреневое покрывало, которое закрывало, застланную белоснежной шёлковой простынёй мягкую, скорее воздушную, как пух, перину, источающую приятный аромат сирени, затем, немного полюбовавшись восхитительной красотой жены, с замиранием в сердце, присоединился к ней и, вновь заключив в бережные объятия, принялся неистово целоваться с девушкой, осторожно разоблачая её от, мешающих его созерцанию, великолепных одежд до тех пор, пока она ни предстала его заворожённому взору в своей первозданной красоте, то есть абсолютно голая, что совершенно не смущало юницу, хотя и её бархатистые щёки залились лёгким румянцем. После чего юноша полностью разделся сам и, обрушив на девушку шквал из головокружительных ласк с пламенными поцелуями, трепетно и нежно слился с ней воедино в неистовом акте их огромной любви, заполняя просторные султанские покои громкими сладострастными стонами, которые смолкли, лишь на рассвете, из-за того, что возлюбленные супруги забылись приятным сном, лёжа под парчовым покрывалом в жарких объятиях друг друга. Утром, когда лучи яркого зимнего солнца дерзко проникли в просторные главные покои, одетая в шифоновую ночную рубашку светлого зелёного цвета, юная Султанша проснулась от того, что почувствовала себя одинокой. Это показалось ей очень странным, ведь они с возлюбленным провели восхитительную ночь в объятиях друг друга. Вот только, куда он ушёл? Девушка недовольно вздохнула и с видом обиженного маленького ребёнка, с разочарованием принялась осматриваться по сторонам, пока к своей огромной радости ни увидела, облачённого в зелёные одеяния из парчи и шёлка, возлюбленного, стоявшим у окна и с глубокой задумчивостью в ласковых голубых глазах смотрящего на, занесённый пушистым снегом, дворцовый сад, который искрился на солнце, переливаясь всеми цветами и оттенками радужного спектра. Юноша до сих пор не мог поверить в то, что вчера днём официально стал Султаном огромной Империи Великих предков. Ему, казалось, это сном, который никак не заканчивался, в связи с чем, он даже ущипнул себя за руку. Вот только сомнение никуда не исчезло, из-за чего юноша тяжело вздохнул и, плавно обернувшись, обнаружил, что возлюбленная уже больше не спит и с недоумением смотрит на него, как бы, обвинительно спрашивая: «Почему ты меня оставил одну, Селим? Что случилось?» Он понимающе вздохнул и, одарив её ласковой улыбкой, произнёс: --Прости, Санавбер! Просто, мне больше не спалось, а будить тебя мне было искренне жаль, ведь ты спала, как ангел. Девушка почувствовала, как её бархатистые щёки залились румянцем смущения, из-за чего она скромно ему улыбнулась и, кокетливо потеребив изящными тонкими пальчиками бриллиантовой ожерелье в форме тюльпана, нежно выдохнула: --Доброе утро, мой Султан! Её слова прозвучали столь очаровательно и невинно, что юноша не смог удержать в себе страстный порыв, в связи с чем стремительно вернулся к прекрасной юной избраннице в их общую постель, где, заключив в крепкие объятия, со всем пылом страсти, вновь растворился вместе с ней в их огромной головокружительной любви. Провинция Конья. А тем временем, томящаяся неведением о судьбе Шехзаде Селима, одетая в атласное лиловое платье, Баш Хасеки Нурбану сидела на парчовой тахте, погружённая в глубокую задумчивость о том, что с ним, печально вздыхая, смотрела в окно, строя в очаровательной черноволосой голове различные предположения и всячески отгоняя от себя мрачные мысли о возможной смерти Шехзаде. Вот только, если это действительно так, то почему до сих пор из столицы нет никаких известий! Кому выгодно держать её в неведении? Но с другой стороны, если бы Шехзаде Селим был казнён по приказу своего деспотичного отца Повелителя то, по закону Османской Империи из столицы должны прибыть палачи для того, чтобы убить Шехзаде Мурада ещё на прошлой неделе, но они так и не приехали, а Мурад продолжал успешно заниматься уроками, чем и радовал преподавателей, а вместе с тем и свою Валиде, в связи с чем, молодая женщина тяжело вздохнула, продолжая, смотреть в окно, любуясь завораживающим морозным пейзажем, занесённого пушистым снегом, дворцовым садом. За этим занятием свою госпожу застала, бесшумно войдя в её просторные покои и сияя от, переполнявшего трепетную душу, огромного восторга, Джанфеде Калфа. Она почтительно поклонилась Султанше и, привлекая к себе её внимание, радостно объявила: --Госпожа, примите мои искренние поздравления с тем, наконец-то Аллах услышал Ваши молитвы! Вчера Шехзаде Селим взошёл на Османский престол, а Султан Сулейман отправился к предкам! Теперь Вам и Вашей семье ничего не грозит! Слова преданной калфы вывели Баш Хасеки из глубокой мрачной задумчивости, после чего она где-то с минуту-две молчала, обдумывая, сказанное Джанфеде только что, но затем восторженно приказала: --Готовьтесь к отъезду, послезавтра мы переезжаем в столицу, Джанфеде! Отные, нашим домом становится дворец Топкапы! Калфа всё поняла и, почтительно откланявшись, ушла заниматься приготовлениями к переезду, провожаемая радостным взглядом своей госпожи. Стамбул. Дворец Топкапы. В эту самую минуту, уже понявшие о том, что, рано или поздно известие о восшествии на Османский престол Селима достигнет провинции Конья, а точнее Нурбану, Зульфие собрала в своих просторных, выполненных в сиреневых и бордовых тонах, покоях Гюльфем и всех служителей гарема и дворца и, проведя с ними экстренное совещание по тому, как им бороться с Баш Хасеки, не дав ей пустить во дворце и в гареме свои корни. Для этого молодая Султанша с всеобщего одобрения преданных ей людей сделала назначения на важные влиятельные управленческие посты. Главным казначеем гарема стала мудрая Гюльфем, ункяр-калфой стала Лалезар, а Сюмбуль так и остался на своём посту кизляра-аги, да и в помощь ему из дворца слёз был выписан Гюль-ага. Теперь вопрос остался о том, кто займёт пост правительницы султанским гаремом. Конечно, по традиции ею обязана стать законная жена правящего Султана, каковой является Санавбер. Только девушка была слишком юна, не говоря уже о том, что совершенно не опытна в управленческих делах, ей нужны дальновидные помощники, готовые обучить её во всех важных управленческих вопросах. --Во главе султанского гарема мы поставим Санавбер Султан, а помогать ей в принятии важных вопросах стану я!—объявила всем Зульфие, одетая сегодня в роскошное бледно-голубое платье, имеющее пышные рукава и высокий воротник. Конечно, сейчас для них было важно то, чтобы Повелитель одобрил все назначения, что полностью развяжет Зульфие руки, для чего она и отправилась в главные покои, хотя осознавала, что двоюродному брату, сейчас не до чего нет дела. Он весь в любви и в огромном счастье. Вот только спокойствие семейной жизни требовало того, чтобы Селим, ненадолго отвлёкся от возлюбленной жены и подумал о её защите с благополучием. Собственно, Зульфие не ошиблась, войдя в главные покои и почтительно поклонившись венценосной паре. Они сидели на парчовой тахте, обнявшись и о чём-то тихо беседуя друг с другом во время совместного завтрака, что совсем не мешало им кормить друг друга с рук фруктами, что вызывало у них беззаботный весёлый звонкий смех. --Брат, я, конечно, понимаю, что ты весь в любви, но нам необходимо серьёзно поговорить. Это касается безопасности твоей Санавбер.—привлекая к себе внимание Повелителя, вразумительно произнесла Зульфие, что заставило пару опомниться и, нехотя отстранившись друг от друга, они с недоумением принялись смотреть на неё. --А, что случилось?—встревоженно спросил у двоюродной сестры юный Властелин. Она понимающе им обоим улыбнулась и с чрезвычайной серьёзностью произнесла: --Скоро из провинции Конья приедет твоя Баш Хасеки, Селим, а это означает лишь одно, что наша Санавбер окажется в огромной смертельной опасности. Нурбану не простит ей того, что твоей законной женой стала Санавбер, а не она. Нурбану! Тебе, ли ни знать мстительный и ревнивый характер венецианки. Поэтому, зная и предвидя подобное, мы с Гюльфем Хатун уже приняли необходимые меры для защиты Санавбер. Тебе остаётся только их одобрить. Селим не на долго задумался, прекрасно понимая, что от ревнивой до фанатизма, Нурбану можно ждать любой коварной выходки, тяжело вздохнул и одобрил все, сделанные кузиной назначения. Та другого решения и не ждала, в связи с чем, довольная его мудрым поступком, почтительно откланялась венценосной чете и оставила их снова одних, сидеть, погружённых в мрачную глубокую задумчивость. --Селим, даже и не думай об этой! Да и, какая из меня правительница гарема, ведь у меня даже Шехзаде нет? Нурбану Султан больше достойна этой роли! Она твоя Баш Хасеки и к тому, же, мать наследника!—вразумительно пыталась переубедить любимого Санавбер, видя решительный настрой в глазах мужа, что не на шутку перепугало юную девушку. Она даже побледнела, что ни укрылось от его внимания, из-за чего юноша понимающе вздохнул и, ласково погладив её по бархатистым щекам, подбадривающе ей улыбнулся, что вызвало у красавицы лёгкий трепет, от чего она скромно ему улыбнулась. --Это верно, Санавбер!—соглашаясь с ней, тяжело вздохнул он и, выдержав немного времени, мягко произнёс, пробуждая в девушке, уверенность в себе.—Только знай, что я назначил тебя на этот пост из-за того, что именно ты являешься моей единственной любовью, счастьем и смыслом жизни, не говоря о том, что лишь ради тебя бьётся моё сердце, поэтому не волнуйся. Ты прекрасно со всем справишься! Даже не сомневайся в этом, да и Гюльфем с Зульфие помогут в разрешении трудных и спорных вопросах. Только Санавбер продолжала сомневаться в правильности его решения и смутно надеялась на то, что он передумает. Только Селим даже и не думал отказываться от, принятого им, решения. Вместо этого, он плавно дотянулся до её трепетных, подобно розовым лепесткам, алых губ и поцеловал осторожно, не говоря уже о том, что очень нежно. --Ия тебя очень люблю, Селим, из-за чего приложу все усилия для того, чтобы ты никогда не разочаровывался во мне!—наконец, уступила она ему, глубоко тронутая, оказанным им, ей доверием, при этом, её бархатистые щёки, вновь залились румянцем смущения, из-за чего, инстинктивно опустила бирюзовые глаза и застенчиво ему улыбаясь, что выглядело очаровательно даже невинно, под что и попал юный Султан, слившийся с избранницей в очередном поцелуе, которому, казалось, не будет конца, но всё-таки он наступил. --Тебе пора идти в гарем для того, чтобы показать девушкам, кто в нём хозяин.—добровольно утопая в её ласковой бирюзовой бездне, нежно выдохнул Селим. Санавбер поняла его и, почтительно ему откланявшись, пошла в гарем.