Есть, конечно, многое, чего мы ещё не понимаем. Время складывается из веков и тысячелетий, а что видит всякий человек за свою жизнь, кроме нескольких лет и нескольких зим? Мейстер Лювин
На стол опустился пирог с вытекающими из него малиновым вареньем. Я облизнулась. Как же надоело мясо за время нашей поездки! Мне кажется, что я точно скоро стану веганкой. А вот сиру Эртуру оно как раз таки не надоело. Он отхлебнул из деревянной кружки эль и взялся вилкой за кусок мясистого пирога. В том, что мясо не было заячьим — я не сомневалась. Вилки, к слову, здесь были очень своеобразные. Если у нас они имели четыре зазубрены, то в этом трактире всего лишь две. Пирог я всегда ела руками — отрезала кусок и ела. А здесь же почему-то так не делали. Эртур ел вилкой. Я оглядела помещение. Люди, которые как и мы заказали выпечку, тоже ели ее вилками. Я посмотрела в свою тарелку. Пирог издавал приятный запах и от него исходил пар. Ну что ж. Раз здесь все едят вилками, то я тоже буду. А то примут еще за одичалую. И убьют. Хотя как можно убить глюк? — Почему не ешь? — спросил Эртур. Я подняла на него взгляд и заметила, что пирогав его тарелке уже наполовину нет. — Я задумалась. Я ждала, что рыцарь скажет что-то в духе: «Ого, ты умеешь думать?!», но он не сказала этого. Видно, больше не хотел со мной спорить и ругаться. Потому что я бы непременно ответила колкостью на колкость. Хотя Эртур определенно не был такой язвой, как Джейме в книгах и сериале. — Здесь… Пироги едят вилками. Это странно. Я всегда ела их руками. — Пироги едят вилками, потому что руки почти всегда запачканы грязью, а мыть их либо негде, либо просто не привыкли. Я недоуменно взглянула на Эртура. Сначала я подумала, что он так шутит, но рыцарь говорил на полном серьезе. Я вновь оглядела зал. И внимательно посмотрелась к рукам посетителей. Кто-то ел прямо в перчатках, на которых были заметны какие-то темные пятна. У кого-то руки были без перчаток, но и правда грязные. И только несколько человек трапезничали с чистыми руками. Я присмотрелась внимательнее и сделала простой вывод. Те, у кого был грязные руки — простолюдины, крестьяне, которые особо не задумывались над личной гигиеной, потому что им это не прививали, как тем, кто родился и рос в замке. Или же как мне. Я в мыслях хлопнула себя по лбу. Ну конечно! Отчего в средние века была большая смертность? От несоблюдения норм гигиены и отсутствия вакцинации. Европейцы вроде бы считали, что частое мытье как раз и способствует болезням. А что такое Вестерос? Это и есть средневековье, по сути. Только с магией и драконами. Эх, жаль я не попала к Дейнерис. Хоть драконов бы увидела. Увидеть драконов — и умереть. Что там какой-то Париж. Пф-ф. Я взяла в руки вилку и аккуратно отломила кусок. Было очень вкусно. Я даже не помню, когда в последний раз ела выпечку. Помню только, что это был пирожок из школьной столовки. Но пирог хоть и был очень вкусным, все же оставлял сухость во рту. Пришлось запить. Но не элем. Я взяла себе сидр, который тут оказывается, был. — Слушай, я все забывала спросить. А какой сейчас год и что творится в Вестеросе? — 280 от Завоевания Эйгона. А то, что творится лучше не обсуждать в таких местах. Ты знаешь же, кто сейчас король? Вопрос был риторический. Конечно, я знала, кто сейчас король. Эйерис Безумный, который всех подозревал в измене. Ну я хоть узнала, какой сейчас год. Хотя что мне это дало? До турнира в Харренхолле еще год. До окончания восстания Баратеона — три года. Надеюсь, что мои слова не были пустыми звуком, и надеюсь, что Рейегар изменит свою линию поведения и не будет действовать, как в каноне. Интересно, а свадьба с Элией Дорнийской уже была? — Как ты говорил этот трактир называется? — «Чардрево». — Ого, а оно здесь растет? Эртур кивнул. Мои глаза загорелись. Настоящее чардрево да так близко ко мне! Ну просто грех не воспользоваться возможностью! Быстро расправившись со сладким аппетитным пирогом, я уже хотела выскочить из трактира во двор, искать знаменитое дерево. Странно, что при въезде я его не заметила, а на вывеске буквы почти стерлись и прочитать что-либо было очень трудно. Но Эртур, похоже, бывал здесь не раз: когда мы вошли в заведение, трактирщик весьма радушно поприветствовал его, меня же за широкой спиной рыцаря он увидел гораздо позже, и я не могла не заметить смесь удивления и любопытства в его глазах. Кстати об Эртуре. Я невольно заметила, что чем дальше мы уезжали с Севера — тем спокойнее становился рыцарь. Совпадение? Не думаю. Все же Дейны, хоть и потомки Первых людей, но живут-то они в Дорне. Климатические условия уж слишком различаются. Как там говорила Кейтилин Старк об Эддарде? Он не переносил жару, вроде бы. Возможно, Эртур так же не переносил холода. Я всегда представляла его этаким непоколебимым невозмутимым рыцарем, которого очень сложно вывести из равновесия, но реальность мало что имела общего с ожиданием. Хотя, возможно, именно такой он и есть, просто холод действительно нервировал его. Впрочем, спрашивать его самого об этом я не стала, решив, что если буду продолжать в том же духе, то он точно оставит меня где-нибудь с глаз долой. — Сиди здесь и никуда не уходи, — только сейчас заметила, что Эртур неотрывно смотрел вперед, явно высматривая кого-то. Я оглянулась. Люди как люди. Никого особенного. Эртур встал из-за стола, не забыв прихватить с собой Рассвет. Я проводила взглядом его высокую фигуру, размашисто шагающую к выходу. Было жутко любопытно узнать, куда же он все-таки ушел, но меня отвлек звук струн…гитары? Я повертелась на месте, ища источник звука. Возле камина расположилась труппа музыкантов. У каждого в руках находился музыкальный инструмент, и одеты они были довольно ярко, взгляд сам натыкался на них. Я заметила в руках у молодого паренька, а возраст его явно был не старше моего, лютню. Он снова провел пальцами по струнам, проверяя качество издаваемого звука и остался доволен. На гладком лице засияла улыбка. Он что-то сказал товарищу рядом, а потом, окинув веселым взглядом зал, задорно запел:Жил‑был медведь, косолапый и бурый! Страшный, большой и с мохнатою шкурой! Однажды на ярмарку двинулся люд, Подался весь люд и медведя зовут! Прохожим, проезжим — всем любо глядеть, Как пляшут три парня, козел и медведь!
Зал поддержал певца радостным возгласом и постукиванием кружек о деревянную поверхность стола. Я узнала песню. Вроде она называлась «Медведь и прекрасная дева», — ее исполняли солдаты Болтонов, когда Бриенна Тарт дралась с медведем.Вертелись, крутились, плясали, скакали И дорогу на ярмарку так скоротали! Прекрасная дева навстречу идет, и пышные кудри ее словно мед! Тут носом задергал красавец наш бурый, Страшный, большой и с мохнатою шкурой! Ах, бедная дева, увы ей и ах! Учуял он мед у нее в волосах! Пристало ли деве подолом вертеть? Не стану плясать я с тобою, медведь! Схватил он ее и давай вертеть!
С каждым новым куплетом мое сердце болезненно сжималось, а на глаза наворачивались слезы, но отнюдь не из-за веселья. Как раз наоборот. Но певец, похоже, не замечал мое кислое лицо, и продолжал бренчать на лютне, с каждым разом приближая меня к инфаркту.Медведь, медведь, косолапый медведь! Мне грезился рыцарь, а ты косматый, Бурый, и страшный, и косолапый! Она и брыкалась, она и визжала, Но все ж от медведя не убежала. Плясал с нею буши весь день напролет И с пышных кудрей ее слизы…
— Хватит! — я громко стукнула пустой кружкой об стол, вмиг обратив на себя внимание. Горе-певец оборвался на полуслове. Я больше не могла выносить этого сумасшествия, но остальные посетители, видимо, могли и им это даже нравилось, потому что в то же мгновения я была одарена полдюжиной недовольных взглядов. — Тебе что-то не нравится, девка? Так выйди, тебя никто здесь не держит. Дай людям повеселиться! — лютнист одарил меня крайне недовольным взглядом. — Мне что-то не нравиться?! Да это мягко сказано! — Я вскочила со своего места и направилась к музыкантам. — Ты — менестрель, жрец искусства, а поешь черти-что! У меня чуть кровь из ушей не потекла, пока я слушала этот бред! — Да что не так, я все в толк никак не возьму?! Эту песню еще пел мой дед и она всегда была популярна в народе! — Ты должен приобщать народ к искусству, а не к подобному высеру, что ты тут пытаешься исполнить! Это не песня, а издевательство! * — Это ты сейчас народное искусство высером назвала?! — крикнул кто-то из зала. А Лютнист аж задохнулся от моих слов. — Издевательство?! Да что ты вообще знаешь о музыке и о песнях?! — Много что! — я уже не контролировал свои действия. Этот болван так меня разозлил, что я уже готова была прыгать со Стены от ярости, что переполняла меня. Я пододвинула табуретку и взобралась на нее. — Что сидишь? — я посмотрела на лютниста сверху вниз, — Ща мне аккомпанировать будешь! Готовься подбирать ноты. И смотри не обделайся дважды! — Ха! Сейчас узнаем, кто у нас обделается! — высокомерно заявил юноша, но все же приготовился к игре. Я незаметно для всех вдохнула, беря себя в руки, и запела:Ночь светла, над рекой тихо светит луна, И блестит серебром голубая волна. Темный лес… Там в тиши изумрудных ветвей Звонких песен своих не поёт соловей.
Лютнист почти с ходу подобрал нужную мелодию в ритм моей песни. Она не была веселой, но была доброй. Хорошей, я бы сказала, мелодичной и даже простой. В ней не было жестокости, как в «прекрасной деве», а только лишь легкая печаль.Под луной расцвели голубые цветы, Они в сердце моем пробуждают мечты. К тебе в грезах лечу, твоё имя твержу, В эту ночь о тебе, милый друг, всё грущу.
Я старалась не смотреть в зал, на людей. Потому что боялась сбиться с нужного ритма. Все же я не могла похвастаться потрясающим голосом и обширными навыками в области пения, но что-то все же умела. В детстве, да и до моего так скажем, путешествия, мы часто с друзьями сидели во дворе, кто-то приносил гитару и мы садились в круг и пели. Эх, какие были времена!Милый друг, нежный друг, я, как прежде любя, В эту ночь при луне вспоминаю тебя. В эту ночь при луне на чужой стороне, Милый друг, нежный друг, вспоминай обо мне.
При мысли о доме у меня снова закружилась голова и я уже испугалась, что снова упаду здесь в забвение, а потому быстро выкинула из головы мысли о доме, полностью, сосредоточившись на песне. Это было сложно, учитывая, что ее здесь не знают и она была как бы из моего мира. Возможно поэтому вестеросцы слушали и не перебивалии меня недовольным возгласами.В эту ночь при луне, на чужой стороне, Милый друг, нежный друг, вспоминай обо мне!
Я замолчала и замера в ожидании. Мне хотелось, чтобы люди услышали хоть что-то хорошее и забыли про жестокость в их сердцах и песнях. В груди кольнуло и у меня возникло странно ощущение. Ощущение, что я была дома. — Браво! — к моему искреннему удивлению в ладоши хлопнул тот самый лютнист, с которым я и повздорила. — Это шедеврально! Я никогда не слышал. Собственного сочинения? — Нет, — я была поражена. Этот юноша говорил искренне, без тени ехидства в голосе, — ее любят у меня на родине. В Мухосранске. Это в Эссосе, но, вы, наверное, даже не слышали о таком месте. — Мухсоранск? Да, не слыхивал… Ты это, можешь продиктовать слова песни, я запишу? А как она называется? — он положил лютню на стул, где сидел, а сам переместился за стол, доставая из сумки бумагу и перо с чернилами. Я приземлилась напротив и начала диктовать слова. — А твои товарищи, — я окинула их взглядом. Они сидели и тоже что-то писали на листах, а потом показывали их друг другу, — не говорят? — Что? — он аккуратно закончил выводить букву, — А, Билли и Вилли. Да, они немые. Но зато руки у них золотые — играют они отменно! — Они братья? — Да, близнецы. Но по ним не скажешь, не так ли? Тяжелая рука опустилась мне на плечо. Я вздрогнула и обернулась. Эртур. — Нам пора, — оповестил меня он, даже не взглянув на певца. А вот он напротив очень заинтересовался рыцарем. — А вы ведь сир Эртур Дейн, если не ошибаюсь? — Не ошибаетесь. Менестрель восхищенно, даже по-детски взирал на рыцаря своими зелеными глазами. — Ого! Вот уж неожиданно встретить знаменитого королевского гвардейца на Севере! — менестрель не собирался сдерживать своих эмоции, а потому на нас уже смотрел весь трактир. Кто-то с интересом, кто-то с недовольством, а кто-то вовсе со страхом. — Как поживает король Эйрис, сир Эртур? — Отлично. — сухо ответил и перевел недовольный взгляд на меня мол, что ты тут расселись, я же сказал, нам пора. Я вздохнула и встала из-за стола, поправив лямки рюкзака, который с плеч и не снимала и попрощалась с музыкантами. — Меня Берт зовут, — напоследок представился он. — А песня-то как называлась? — Это романс, Берт, — я махнула ему рукой, — «Ночь светла». Удачи тебе. И не пой больше дерьма — его и так в жизни хватает. Лучше пой что-нибудь действительно стоящее. Музыкант лишь рассмеялся и пообещал мне, что больше такого не повториться.***
Когда мы вышли во двор, то я заметила рядом с Плотвой еще одну лошадь. Как позже выяснилось, Эртур купил ее специально для меня. Я была ему благодарна, потому что ехать вдвоем на одной Плотве хоть и было тепло, но зато очень неудобно. Теперь же у меня была своя собственная лошадь, и я могла больше не прижиматься к Эртуру то спереди, то сзади, хоспаде прости. Ездить верхом, к слову, я умела, пусть и не так хорошо. Спасибо ипподрому, что был рядом с домом. Рыцарь помог мне надежно закрепить седельные сумки, в то время как я осматривала трактир на наличие того самого чардрева. Тонкий сук ветки с красными листьями выглядывал из-за соломенной крыши заведения. — Эртур, давай взглянем напоследок на чардрево, а? — рыцарь устало посмотрел на меня. Я уже думала, что он откажет. Но он согласился. — Только быстро, — он пристегнул последний ремешок и направился за мной — я слышала его размашистую поступь у себя за спиной. Чардрево не было похоже ни на одно известное мне дерево. Белая толстая кора, красные листья. И… лицо. Жуткое. Зажмуренные глаза, очертания носа и скривленные губы. Его явно вырезали для того, чтобы отпугивает кого-то. Я подошла почти в плотную, оглядывая его внимательнее. Странное ощущение. Мне почему-то хотелось притронуться к лику. Когда мои пальцы коснулись глаз чардрева, в моей голове мелькнула пугающая мысль. Такое же дерево было у меня дома. Вороны, которые все это время сидели на дереве, взметнулись вверх, громко каркая. Я резко отдернула руки и не оглядываясь прошла мимо Эртура к лошадям. Рыцарю явно не нравилось мое поведение. — Что такое, Энни? — Ничего, пойдем, — не хотелось делиться с рыцарем своими странными мыслями, потому что мне отчего-то стало очень страшно. И я не могла понять, чего я так боюсь, а неизвестность пугала еще больше. — Эн, — рыцарь требовательно схватил меня за предплечье и развернул к себе, — что произошло? Я опустила глаза. Не хотелось встречаться с его стальным взглядом. — У меня возникло дежавю. Будто когда-то я уже видела это дерево, — я не стала врать рыцарю. В конце-концов он пока тут единственный, кому я могу доверять подобное, да и доверять вообще. Рыцарь ничего не ответил мне, только лишь сказав поторапливаться. — А куда мы так спешим? — я взобралась на лошадь. Не так ловко, как Эртур, потому что чуть не свалилась с нее, но вовремя успела удержаться. — В Белую Гавань. Рейгар сейчас на Драконьем Камне. — А, то есть до этого он там не был? — Мы договаривались о встрече в Красном замке, но, видимо, что-то пошло не так. — А далеко до Белой Гавани? — Нет. День езды. — Это долго. Рыцарь усмехнулся. — Ну что ж, прости, телепортацией я не владею. — А жаль. Так ты точно непобедимым был бы. Мало того, что мечом умеешь, махать, а так раз — и ты исчез! И появился где-то за спиной у врага и уделал бы его одним ударом! — Удар в спину — это не по-мужски, это подло, — покачал головой Эртур. — Зато эффективно! — Тебе бы быть наемником с такими убеждениями. — Я стану наемником, то есть наемницей только тогда, когда солнце взойдет на западе и сядет на востоке, хы. — Ты слишком самокритична. Я уверен, твои враги пришли бы в ужас, увидев тебя на поле боя. — Ну, если такую рецензию дает сам Меч Зари, то грех не воспользоваться шансом. Все. Решено. В ближайшей кузне беру меч и иду на вольные хлеба, покорять Вестерос. Этому королевству нужен новый герой! — Так если ты собралась быть героем, то тебе следует быть рыцарем, а не наемником. А то что-то не сходиться в этой картине. — Значит, я буду первой, кому заплатили за то, что я стану героем. То есть, героиней. Ну, на крайняк, конечно, можно и рыцарем стать. Вот ты и посветишь меня в рыцари! Буду сирухой…э-э, сирицей? Сирицессой? Короче, сиром Эн из дома Леонхардт. Рыцарь усмехнулся. — Смотри вперед, сируха. Твоя лошадь чуть не споткнулась. Ты ужасно держишься на лошади. — Да-да. Мне простительно,я всего лишь во второй раз в жизни оседлала живую лошадь!Кстати. Ей тоже нужно имя. А раз одна Плотва у нас уже есть, то моя будет зваться Кэльпи! — я погладила лошадь по длинной шее. — Плотва и Кэльпи — идеально! А следующую лошадь, желательно коня, мы назовем Тенегрив! — Откуда ты только берешь эти странные имена? — Из фэндомов. Вот, к примеру, Плотва и Кэльпи из «Ведьмака», а Тенегрив из «Скайрима». — Что такое «Ведьмак»? И «Скаирйм»? — «Ведьмак» — серия книг, об убийце чудовищ, а «Скайрим» — страна из игры. Эртур вероятно особо и не вникал в мои слова, скорее считая их порождением моей фантазии и не более. Хотя возможно, я ошибаюсь, учитывая все те, что он видел. Просто мне не до конца понятен рыцарь. То он злиться и затыкает мне рот, то наоборот шутит и интересуется. Вероятно, что он не знает, как на меня нужно реагировать, ведь я отличаюсь от всех девушек и женщин, которых Эртур встречал, в плане поведения. Я что до меня, то… Эртур до сих пор кажется мне нереальным. Да, я прикасалась к нему неоднократно, и он был вполне материальным, но все же это ощущение не оставляет меня до сих пор. Я будто бы в игре нахожусь. Все, что окружает меня кажется всего лишь бредом моей воспаленной фантазии и я ничего не могу с этим поделать, потому что не до конца понимаю, что вообще происходит со мной.***
К вечеру Эртур решил сделать привал и дать мне поспать часок-другой. Сам он отлично умеет дремать в седле, но вот я-то точно свалюсь с Кэльпи, если попробую так же. И рыцарь учел это. И я была ему благодарна. За все. За лошадь, за еду, за защиту. Пусть и не говорила ему этого вслух. Он же не требовал взамен ничего. Я смотрела, как искры из костра взвинчивались вверх и растворялись в воздухе. Красиво. А ведь у такой жизни есть и свои прелести. Близость природы, чистый воздух, от которого у меня сперва кружилась голова, — все, что недостает современному человеку в городах. Я переместила взгляд с костра на рыцаря, который сидел на невысоком валуне и подтачивал кинжал, которого я раньше у него не видела. Видимо, эта процедура очень успокаивала его: лицо Эртура было расслабленным, я бы даже сказала, умиротворенным, поза его так же не выглядела напряженной, а пальцы, с зажатым в них точильным камнем, медленно скользили по острию лезвия. Он поднял на меня глаза и наши взгляды встретились. В свете костра они казались темнее на пару тонов, но все же такими живыми. Реальными. Поддерживая зрительный контакт так долго, я обнаружила в его взгляде невероятную усталость и даже… тоску? Я не так хорошо знала Эртура, а вернее будет сказать, что вообще не знала, поэтому не могла правильно понять то, что тревожит его душу. Разумеется, кроме службы Безумному королю. Интересно, а о чем думает он, смотря сейчас на меня? О том, что я взбалмошная девчонка, которая ничего не знает о жизни? Или о том, что я истеричный маленький ребенок, у которого еще молоко на губах не обсохло? А ведь он ни разу не интересовался моим возрастом… Усталость все же брала свое и мои веки, налившись свинцом, медленно закрывались. Последнее, что я помнила перед тем, как уйти в царство сновидений — все тот же неотрывный взгляд серых глаз. — … не … — … он. — Это… Я сидела возле того самого чардрева, которое росло в трактире. Сидела, и неотрывно смотрела на лик. Я не понимала, зачем это делаю, но оторваться не могла. Я слышала шепот. Неразборчивый. Но постепенно нарастающий, будто кто-то с силой пробивался в мое подсознание, как рудокоп к заветному металлу в горе. — Это не сон. И не иллюзия. Все реально. И происходит с тобой, — услышала я голос за спиной и вздрогнула. Сзади меня на ветке сидел ворон с тремя глазами.