Во всём виноват багаж...

      Кровать была узкой, матрац тонким и комковатым, но занимавшие её Алексей и Димон подобных мелочей не замечали. Уложив голову на грудь Алексея, рассеяно водившего кончиками пальцев по его плечу, Димон смотрел в экран старого телевизора, стоявшего на тумбочке, но события детективного сериала отечественного производства благополучно проскальзывали мимо его сознания. Собственно, телевизор был включён для создания интимного освещения, да ещё чтобы заглушить попытки Сенцова удержать стоны под толчками Злюки — в кухне засел Костыль, бренчавший на гитаре. Увидев на пороге Димона и висевшего на нём Злюку, Шептицкий, не задавая вопросов, смёлся с глаз, отдав в их распоряжение спальню. Алексей навалился на Сенцова, едва за ними закрылась дверь — принялся освобождать парня от одежды и целовать, сминая до боли губы, почти кусая, подавив попытку конструктивного диалога на корню. Димон сопротивляться натиску не стал, понял, что нужен как лекарство и позволил увлечь себя на кровать. Близость была быстрой, остервенелой, оба горели так, что отлипнув от тяжело дышавшего Димона, Вяземцев подивился, что вокруг них не дотлевает действительность. Хорошо было так, что перед глазами ещё долго мерцали цветные пятна, а в голове поселилась нужная пустота, отдаваясь лёгкостью в теле. Ныли лишь натруженные мышцы ягодиц, да слегка саднило спину: Димон, накрытый его телом, цеплялся за него, не замечая, что оставляет на коже полумесяцы от ногтей — иероглифы любовного неистовства. Некоторое время они лежали молча, приводя мысли в порядок. Точнее, приводил Димон. Алексей просто лежал рядом, закрыв глаза и разрисовывая его лопатки тактильными узорами, но когда Сенцов сделал попытку подняться, Злюка ухватил его за запястье и прижал к себе. — Мне надо в ванную, — Димон неловко упёрся локтем в его рёбра. — Потом вместе пойдём. Полежи. — Ты размер нашей ванной видел? — Сенцов сдался, устраиваясь обратно. — Вдвоём там только боком стоять можно. — Я с тобой как угодно готов постоять. И постоять, и полежать, да всё что предложишь, Димон. Рука Алексея прошлась по его спине, спустилась ниже на чувствительное место у бедра. Димон нервно шевельнулся, Вяземцев заинтересованно замер и вернул пальцы обратно, вынуждая его вытянуться и поджать пальцы на ногах. — Ага… Здесь, значит, твоё минное поле, — он с улыбкой перевернулся на бок, ложась к нему лицом к лицу. — А я-то думал… — Что ты думал, лучше удержи за зубами, — ворчливо выдал Сенцов. — Оставь хоть видимость того, что не всё обо мне знаешь. — К моему великому сожалению, ты всё ещё полон секретов, — он уложил его ладонь у своего мерно бившегося сердца. — Спасибо тебе, — сказал, потушив игривость в тоне. — За что? — За то, что приютил на ночь. — На старой скрипучей кровати? — Это лучшая кровать в мире, — с воодушевлением выдал Вяземцев. — Мечта, а не ложе! — Она хозяйская, но могу спросить о цене. — Димон свесился с края, нащупал сброшенные в лихорадке секс-марафона джинсы и вытянул из кармана пачку сигарет. — Отпадно будет смотреться в твоей пижонской гостиной, — договорил, нашаривая следом зажигалку. — Переедешь ко мне — обставишь её, как захочешь. Улыбка Димона поблекла. — Ты обещал не спешить, — напомнил он, садясь и прикрывая причинное место подушкой. — Просто хочу, чтобы ты над этим подумал, — Вяземцев забрал у него тлевшую сигарету. Обхватывать губами то, что только что побывало в губах Димона, было особо интимным действом. — В придачу к остальному, — сказал, глубоко затянувшись и возвращая сигарету обратно. — Я не хочу круто менять твою жизнь, если ты этого не хочешь, но прошу — сделай меня её частью. — Да ты уже в неё вошёл… глубже некуда, — пробормотал Димон, разгоняя дымок перед лицом. — И это я не о сексе. «Ты лишь к телу допустил, Димон. Не к душе». Что произносит свой горький вывод вслух, Алексей понял, лишь замолчав. Что это с ним в последнее время творится? Сам собственный язык не контролирует. Вяземцев нахмурился и снова потянулся к огоньку в темноте. Сенцов сигарету отдал не противясь, гипнотизируя его взглядом. — А ты сам? — вернул он «подачу». — Поделиться готов? Алексей пожал плечами, вдыхая едкий дым. Мысленная круговерть стихла и начинать мозготрах вновь не хотелось. — Зачтено, — признал покорно, вглядываясь в добитую почти до фильтра сигарету. — Едучие, зараза. О здоровье не заботишься. — Что с тобой сегодня произошло? — его попытку спрыгнуть с темы Димон проигнорил. — Ты сам не свой сюда приехал. На тебе лица не было. Ты меня напугал. — Навалилось… всякое, — попытался увильнуть Алексей. — Не бери в голову, Дим, попустило уже. Развеялось, как дым. — Развеялось, — повторил Димон, каменея чертами. Видать, откровенности он всё же не заслуживает. Вот тебе и границы их совместного доверия. — Тебя увидел, обнял, и как рукой сняло. Главное — ты меня услышал. — Услышал? — Мой мысленный зов, — Вяземцев улыбнулся. — Я позвал тебя и ты пришёл. Между нами есть связь, — он потянул его к себе, но Сенцов не поддался и освободился от его рук. — Я всё же схожу в ванную, — сказал, потянувшись за трусами и рубашкой Алексея. — А ты отдыхай, утром продолжим. — Умм, правда? — Вяземцев поиграл бровями. — Не то, что ты подумал, — осёк Димон. — Разговор продолжим, а не облапывание моей задницы. — Можно совместить приятное с полезным. — Да? — протянул он насмешливо. — Тогда разговор — с меня, а с тебя — задница. — Как скажешь, — покладисто согласился Вяземцев. Димон застрял в рукавах рубашки. — И когда, позволь спросить, ты туда в гости последний раз звал? — полюбопытствовал, задрав бровь. — А не важно когда, — философски выдал Злюка, укладывая руки за голову, — главное, что этой тропой хаживал. Я не жадный. — Заманчивое предложение, — констатировал Димон, закусив губу. — Я над ним подумаю. За дверь он вышел улыбаясь. Злюка был почти прощён. Костыль всё ещё сидел на кухне и его появление встретил салютом банки «Жигулевского». — Отпадная рубашка. Но тебе не по размеру, — поддел он. — Теперь будешь носить деловой стиль? — Я себе не изменяю, — Димон нарочито небрежно отмахнулся. Не признаваться же в открытую в том, что просто хотелось натянуть на себя то, что пахло Алексеем. — А ты чего не спишь? — спросил он, сунувшись в холодильник. — Уснешь тут с вами, — беззлобно укорил Костыль, опуская гитару с колен. — Никогда не думал, что я такой эротоман. Димон высунулся из-за дверцы: — Только не говори, что ты тут сидел и представлял, чем мы там занимаемся. — Да оно само как-то в башку лезет! — Ты извращенец, Костыль, — Сенцов, качая головой, разогнулся с банкой пива в руках. — Девушку заведи. Постоянную. Тогда чужой жизнью жить не будешь. И чужим сексом. — Я ещё не нашёл такую, чтоб постоянной сделать. — Ну и дурак. Постоянство — это не утрата свободы, а взросление. Нечто, чем стоит дорожить. Шептицкий смотрел на него с любопытством. — Ты это постоянное уже нашёл, да? — Не знаю, Сань, — Димон, сорвав «чеку» с банки, уткнулся задом в подоконник. — Вроде бы всё ясно, а с другой стороны… Сложно сказать. — Любишь ты всё усложнять, малой. — Может быть. — Димон бросил взгляд в окно. — Я уйду из команды, — сказал он ровно. — Найду другую работу. — С какой такой радости? — Костыль вытянулся в лице. — Работать в «Козырной даме» после того, что натворил Михаил, я не могу. — Ещё как можешь! Ты не отвечаешь за брата — придурка. — Мне стыдно, Сань, — Сенцов вздохнул. — Я в глаза ребятам смотреть не могу. Страховку хозяину салона не выплатят, пожар подстроен, значит, ремонт ляжет на наши плечи. — Поэтому ты уйти собрался? — Я продам машину, есть кое-что из сбережений, — он понял его по своему, — не расплатившись, я не уйду… — Никто с тебя бабла не требует, — оборвал Саня, — кончай с самобичеванием. Не ты виноват в том, что произошло, а Михаил. Да и его вина, собственно, лишь предположение. — Ты сам видел запись. Пожар — его рук дело. — Ну да, — кисло согласился Шептицкий, меняя тактику. — Но кто ж знал, что он с мозгами не дружит. — Я знал. Перед родителями Михаил лицедействовал, а со мной не церемонился. Мать ругала меня, считала, что я на старшего брата наговариваю. Не он порезал мой новый портфель, а я, не Михаил забросил мои кроссовки на провода, а я наозорничал. Не сынок любимый выкрал отложенные на ремонт деньги и потратил их на игровые автоматы, а я — поддался дурному влиянию дворовых дружков и влип в пагубное увлечение. Это у меня-то дворовые дружки? — Димон едко фыркнул. — Только один и был — ты, но Михе верили, что бы он ни сказал. — Ты не рассказывал об этом. — Видел бы ты, как на меня отец смотрел, будто я был самым большим из возможных разочарований. Мои попытки оправдаться он не слушал. Только когда ордена дедовские пропали, Михаил совершил ошибку — отнёс их в ломбард по соседству, поленился концы в воду получше упрятать. Отец их там нашёл и выкупил. Свалить на меня вину не вышло, и Миха тогда меня ещё пуще возненавидел. Он и наш форт сжёг. Из желания отобрать то, что приносило мне радость. Потому и в салон пришёл, — завершил мрачно, — с той же целью. — Больной он на всю голову, — вынес свой вердикт Шептицкий. Димон сел на подоконник, развернувшись к нему лицом. — Апостол его сдаст? — спросил напряжённо. — Если ты о том, передал ли Серёга запись ментам — то нет. Флешку он мне отдал, и сказал, что тебе решать что с ней делать, — Костыль порылся в кармане растянутых домашних треников и выложил флешку на стол. — Остальные с ним согласились. Димон скосил глаза на гаджет: — И Люсик тоже? — Люсик против Серёги не попрёт. Кишка тонка. Сенцов сглотнул сухим горлом, поняв, что на него возлагают: — Это… слишком. — Команда так решила, смирись. — Михаил совершил поджог, а за сокрытие преступления по закону полагается та же ответственность. — Никто о записи не узнает, — успокоил Шептицкий, поднимаясь. — Сказал же, решать тебе, что со своим родственничком чокнутым делать. Захочешь — ментам сдашь, а нет, найдём и порешим, как он расплачиваться будет за свои увлечения "пиромантией". — У него за душой ни гроша, на мои живёт, одолженные. — Зато у Гора, с которым он вдруг дружком лепшим заделался, деньжата водятся. — Он то каким боком причастен? — не понял Димон. — А-а, — Костыль хмыкнул, — ты ж главной фишки не знаешь. Машина, на которой Михась наш к салону приехал, записана на имя Гора. Так что сам мысль дальше раскрути. Костыль для наглядности покрутил указательным пальцем у виска. — Гор прислал Михаила, чтобы тот поджёг салон? — медленно произнёс Сенцов, следя за его жестом. — Это в стиле Мстиславского на все сто, — подтвердил Шептицкий. — Не завидую я тебе, — сообщил доверительно, подойдя к окну и похлопав его по плечу. — Не простой у тебя выбор. — Да уж, — промямлил он. — Любовничек твой здесь ночевать будет? — Наверное. — Тогда я диван в гостинке займу. Храп у меня знатный, отпугну гостя. — Ты настоящий друг. — А то! — Костыль, подмигнув, вышел из кухни, оставив его размышлять над услышанным. Посидев с минуту, Димон направился в ванную. Встав под душ, он закрыл глаза, подставляя лицо под струи воды. Что могло быть общего у столь разных людей, как Михаил и Гор? Как могли спеться его грубый наглый братец и лощённый альфонс? Общим было лишь то, что оба, по своей сути, были трутнями, жившими за чужой счёт. Дружбы оба никогда не водили. Так, пересекались на одной территории, перебрасывались приветствиями и расходились. Когда-то в детстве Михаил и Гор бегали в одной ватаге, но те времена давно минули. Впрочем, он забыл добавить ещё одно связующее звено — себя самого. И Гор, и Михаил — ненавидели его, каждый по своим причинам. И обоим его счастье было серпом по яйцам. Вот и почва, чтобы сойтись. Враг моего врага — мой друг, как говорится. Но за что? Ни одному из них он не причинил вреда, а уж дерьма хлебнул и от одного, и от другого предостаточно. И, похоже, оставлять его в покое не собирались. Если он не предпримет меры. Вот только какие? Сдать братца в полицию — значило потерять мать. Она такого позора не перенесёт, а сердце у неё слабое. Да и Димону обиды не простит. Михаил всегда был для неё светом в окошке, а младший сынок больше по части «доильного аппарата». Димон не обижался, знал, что мать просит от безнадёги и просить ей было не сладко — в затылок дышал Михаил, но просьбы вернуться в родное гнездо он так и не услышал, как и банального «соскучилась, приехал бы хоть на денёк». Будто ломоть отрезанный. Горько. Больно. Его ведь тоже под сердцем носила, рожала, растила. Видать, вся любовь на Миху ушла, ему сущие крохи достались. Ну да ладно, он через комплекс дефицита родительского внимания переступит. Другой матери у него нет и не будет. А вот что с Гором делать — тот ещё вопрос. Честно говоря, Мстиславский его удивил, не в его духе было поджоги устраивать и в криминал вляпываться, даже ради мести. Гор всегда был осторожен, подобных неприятностей сторонился. Плохо для имиджа — отец Мстиславского в своё время занимал важный пост в госструктуре, за пятно на репутации сынку бы ноги вырвал. Носить статус альфонса, очевидно, было куда почётнее. Однако автомобиль связывал Гора не только с Михаилом, но и с пожаром. Игнорировать это обстоятельство было трудно. Димон влип лбом в стену. В голове шумело от роившихся мыслей, жужжащих, как разозлённые пчёлы. Решение следовало принять, но пока он был к этому не готов. Закрутив кран, он выбрался из-под душа, обернул бёдра полотенцем и потянулся за рубашкой Алексея. Мокрые руки соскользнули с крючка, отправив рубашку на пол. Из кармана на влажный пол вывалился смятый комок бумаги. В памяти Димона мелькнуло короткое воспоминание: бумажный комок Злюка подобрал с сиденья машины, прежде чем покинул её вместе с ним. Нагнувшись, он поднял рубашку и следом то, что оказалось старым листком из тетради. Руки развернули его прежде, чем он остановил сам себя напоминанием о неприкосновенности чужих писем. Чьё послание он читает, понял сразу. Короткое «Твой Роман», в конце текста лишь подтвердило его догадку. Закончив читать, он опустился на крышку унитаза и некоторое время сидел, не шевелясь, расплывчато глядя в стену. «Вот, значит, как ты попрощался с любившим тебя мальчишкой, Роман. Не много же ты слов нашёл и все, как одно… пахнут дерьмово». Смяв письмо, он сунул его обратно в карман, и, захватив рубашку, вышел из ванной. Костыль храпел на диване гостиной, раскинувшись морской звездой на спине. Подушка свисала с края. Сенцов заботливо подоткнул её под друга. Саня почмокал губами сквозь сон, пробормотал что-то и перевернулся на бок, продолжив храпеть по-богатырски. Димон надеялся застать Злюку спящим, но Алексей не спал, а говорил с кем-то по мобильному. Заметив его появление, Вяземцев отключился и сбросил телефон на кучку одежды на полу. — И как ты с этим храпуном в одной спальне спишь? — поинтересовался он. — Я уже привык, — Димон прикрыл дверь, и, подумав, провернул замок. — Раньше каждый в своей комнате спал, но потом… — он замолчал, решив, что начал не тот разговор. — В общем, у меня иногда бывают кошмары. — А когда Саня рядом, то их нет. — Как-то так, — подтвердил Димон, садясь на кровать. — Кому звонил? — Мне звонили, — уточнил он. — Сестра. Нашу мать выписали из больницы, а послезавтра у неё день рождения. Отец намерен устроить семейный праздник. — Ты на него пойдёшь? — Я приглашён. Впервые со времени своего ухода из дома, между прочим. Но пойду не один, — Алексей потянул его на себя, — а с тобой. — Лёш… — Пусть привыкают. Или с тобой или никак. Не противься, Дим, — губы Злюки, гася его протест, коснулись высокой скулы, а затем уголка губ. — Один я там долго не продержусь, помру со скуки. Димон, не противясь, принял его поцелуй, но продолжить ласки не дал, уложив ладонь на его рот. — И только? — спросил пытливо. — Чтобы не заскучать? Это единственная причина? — А что же ещё? — пробубнил он из-под ладони. — Никакого желания вызвать обильное выделение желчи у родителя? Шокировать друзей и родственничков, заявившись с парнем, а не девушкой? — Маме ты нравишься, — он опустил его руку. — А в шок мы там никого не приведём, учитывая, что Лерка явится с подружкой. — К розовым парам общество куда терпимее. — Заблуждение, уже ставшее клише. — Злюка поднял вверх два пальца. — Слово даю, ничего дурного там не произойдет, — выдал клятвенно. — И я ничего не задумал. Этого достаточно? — Почти, — он кивнул. — Я пойду, если дашь мне слово. — Какое? — Алексей нахмурился. — У нас у каждого за плечами багаж — влюблённости, неудачи, потери. Давай оставим всё позади, Лёш. Есть только я и ты, а остальные… — …мимо, — договорил за него Вяземцев. — Именно. — Димон смотрел ему в глаза, требуя абсолютной честности. — Так и будет, Дим, — Алексей сел на постели, оборачивая его в тепло нежащих рук. — Так и будет.