Во всём виноват багаж...

      Закрыв замки и поставив кейс на пол, Димон прислонился к полотну двери, переводя дух. Домой он летел так, словно черти на пятки наступали, уходя не от погони, а от собственных эмоций. Одно краткое прикосновение чужих пальцев — и его тщательно поддерживаемое душевное равновесие, стоившее ему двух лет усилий и строжайшего контроля, улетело коту под хвост. Кадык подпрыгнул под судорожным глотком. Не нужно ему это, не нужно. Не сейчас. Лицо с завораживающим взглядом тёмных глаз всплыло в сознании. Тонкий шрам на губах почти исчез под язвительной ухмылкой. Злюка готовился ужалить словом. Никогда! Сенцов встрепенулся, отрывая острые лопатки от двери. Смахнув эмоции с лица мазком ладони, стянул куртку и направился на кухню. Наполнив стакан из-под крана, в несколько глотков выхлебал ломившую холодом зубы воду и завис, глядя в окно. За пределами бетонной скорлупы правила балом ночь, укрывая город пеленою снега. Он закрыл глаза, погружаясь в мантру человеческого муравейника: бормотание телевизоров, разнобой голосов, приглушённую музыку, гудки со двора. Глубокий вдох-выдох, и сознание очистилось до приемлемого состояния. Поставив чайник, он пошёл в гостиную. Плюхнувшись в продавленное кресло, вытянул из кармана забытое письмо матери. Та предпочитала старый, добрый способ общения через письма. Бумага обезличивала контакт, позволяя избегать необходимости проявлять эмоции. Ничего нового из письма он не узнал. Мать по-прежнему жаловалась на старшего брата Михаила, вновь сидевшего без работы на её шее и просила помочь деньгами. Ни слова о самом Димоне и его возвращении домой. Там его не ждали. Мать волновал только первенец, Михаил всегда был её любимцем, а Димон — неудачей. Упущением и недоглядом некогда уважаемой учительницы средней школы с мизерной пенсией. Димон был ребенком незапланированным, и появлению брата десятилетний Михаил не обрадовался. Привык быть центром родительского обожания, которое теперь пришлось делить на двоих. Отца не стало, когда Димон отправился в девятый класс, но заменой лидеру в семье Михаил не стал, братских чувств между ними так и не возникло. Мать отчуждения между сыновьями старательно не замечала. Главной заботой было прокормить, одеть, оплатить образование Михаила, учившегося на инженера. Каждый из них обитал в своей вселенной. Окончательно семья развалилась, когда младший из Сенцовых совершил свой невольный каминг-аут. Больше даже призрачного единения не существовало. Об этом времени Димон старался не вспоминать. Было слишком больно. Он со вздохом сполз по спинке кресла, опустив письмо на колено. Мозг отсчитывал цифры, вычисляя, сколько мог уделить вечно страждущей помощи родне, с учетом необходимости оплачивать съёмное жилье, бензин и погашение кредитов. Если вычесть необходимость покупки продуктов, то сможет выделить сумму, оговоренную в письме. Беда лишь в том, что в следующем месяце он снова получит письмо и вскоре ему придётся научиться питаться святым духом. Услышав щелчок чайника, он вернулся на кухню и налил кофе. Пить кофе на ночь не стоило, но в сон не тянуло. Сенцов решил поработать с набросками. Пока домой не вернулся загулявший Шептицкий, воспользуется временем относительного уединения. Так работалось лучше всего: в одиночестве и тишине. С последним в пожеланиях явно поспешил — за стеной набирали обороты голоса спорящей пары. Отменная звуковая проходимость бетонок сближала больше, чем хотелось. Димон со вздохом вытянул мобильный. Вставив наушник в ухо, принялся пролистывать сборник. Ссорящиеся супруги перешли к перечислению взаимных претензий, щедро делясь с соседями подробным изложением индивидуальных проблем в интимной сфере. Сенцов хмыкнул, узнав, что здоровяк-сосед был обделён природой в размере детородного органа. Оскорблённый супруг бросил перчатку, сообщив, что женился на Снежной королеве. Димон оценил его деликатность, уважительно покивав головой. Доводить дело до драки сосед явно не желал. Сунув в ухо второй наушник, он укрылся от шума за звучанием голоса Дэна Рейнольдса. «Believer» погрузило в атмосферу особого ритма, смывая усталость. Захватив кофе, он вернулся в коридор, взял кейс и понёс в гостиную. «Я задыхался в толпе, Уносился в облака, Падал на землю, словно пепел, Надеясь, что чувства, чувства заглохнут, Но они не умирали, жили, отливая и приливая…» Слова песни вновь всколыхнули то, что Димон старательно давил в себе. Но, видать, был мазохистом, потому что ставил эту песню раз за разом. Сигнал на мобильном отвлёк от возни с кейсом и он выдернул наушник из уха. Звонил Апостол, интересовавшийся, забрал ли он багаж. Димон подтвердил: — Всё в порядке. Забрал. — Мы ещё в ресторане, малой, подъезжай, — за басом Апостола слышался перезвон колокольчиков и голоса Луи и Мальвины. — Жирок на кости натянешь. Потом завалимся ко мне, продолжим посиделки старым-добрым способом. — В последний раз, когда я принял подобное предложение, я проснулся с дикой головной болью и фингалом, а Костыль с наколкой вагины в лилиях на заднице. Апостол загоготал: — Он этого сам захотел. — Потому, что у него и трезвого мозг не богат на фантазию, а у пьяного все мысли только о том, что ты ему на ягодице набил. — Не я, — отказался от такой чести Апостол, — а Луи. — Костыль подозревал, что работа твоя. — Что сказать? Луи — отличный ученик, который когда-нибудь перерастёт своего учителя. — Да, вагины у него отменно выходят, — Сенцов, фыркнув, закончил отдирать упаковочные ленты и щёлкнул замками. — Завтра утром приеду к тебе, хочу показать рисунки… — Буду ждать, парень. — Нет… Колени Димона подогнулись, опуская его на стул. Взгляд не отрывался от кейса. Ноут, фотоаппарат, стопка фотографий… И никаких рисунков. — Малой? — встревоженно позвал Апостол. — Я перезвоню, — выронил он слабым голосом. — В чём дело, Дим? Он отключился, роняя мобильный на пол. Подхватив кейс, бросился к дивану и вывернул его содержимое на плед. Частя обрывками ругательств, порылся в куче добра и разогнулся, убеждаясь в том, что и так было ясным, как божий день. Альбомы, стопка с рисунками на блокнотных листах и просто салфетках, подхваченных в бистро, отсутствовали. Димон рисовал везде, где его настигало вдохновение. И наработки двух месяцев его пребывания в Онфлере — исчезли! Все до одного. В ушах зазвучал голос Злюки:— До скорой встречи, Димон. Вяземцев знал, что делает, когда дал ему визитку. — Сукин сын! Сенцов бросился в коридор. Сорвал куртку с вешалки и сунул руку в карман. Пусто. Визитка оказалась в другом кармане и он ударил ладонью по выключателю. Завертел визитку. Надпись чётким, каллиграфическим почерком обнаружилась на обратной стороне. Адрес. Димон шумно выдохнул. — Ну, погоди, гад, — процедил, лихорадочно натягивая куртку и обуваясь. Обмотав шею шарфом, смёл ключи от машины в карман и распахнул дверь. Стоявший на пороге качественно пьяный Костыль едва не ткнул ключами в физиономию друга. — О-о, Димо-он, — Шептицкий, расплывшись в дурацкой улыбке, попытался сгрести его в объятия и с размаху обнял самого себя — Сенцов, проскользнув под его локтем, рванул к лифту. — Ты куда?! — Я ему морду набью, — проорал Димон уже из лифта, — и плевать на партнёрство! — Чего? — Костыль, не поняв, моргнул. Створки лифта закрылись, отрезая Шептицкого от разозлённого брюнета. Костыль потянул к уху футляр от ключей. — Алло, Апостол? Сюда дуй, кажись, малой убивать кого-то отправился. Дав отбой, сунул футляр в карман и ввалился в квартиру — мордой лица навстречу с гостеприимным полом. Дверь со скрипом затворилась, отсекая богатырский храп от тишины коридора. «Сукин сын» проживал в Осокорках — не близкий свет. По дороге Димон успел сочинить весьма эмоциональную речь, которую собирался вывалить на голову Вяземцева. Речь щедро разбавил десятком нелестных эпитетов, что были обязаны убить Злюку приступом стыда. Вот только в наличии совести у подлого вора у Сенцова имелись обоснованные сомнения. А, значит, и на его смерть в жесточайших муках рассчитывать особо не приходилось. Подъехав к нужному району, Димон включил навигатор. Перед ним раскинулся лес элитных высоток: перспектива заблудиться среди бетонок была вполне реальной. Нужный дом нашёл, изрядно попетляв по дворам и припарковался в тылу роскошного чёрного «BMW M6 Gran Coup». Исследовав таблички с номерами квартир, прикреплённых к дверям подъездов, Димон отыскал квартиру Вяземцева и, держа перед глазами визитку, набрал номер на панели. Щелчок входного замка прервал крепкую матерную тираду. Спрашивать «кто стучится в дверь моя» Сенцова не стали. Гостя ждали. Димон вошёл в подъезд. Табличка в лифте подсказала этаж — Сенцов взмыл под крышу. Свет зажёгся, едва он покинул лифт. Нужную дверь — бронированную, с кованной решёткой, защищающей овальный витраж, выловил сразу, и запоздалый голос благоразумия зазвонил во все колокола. Сенцов всегда был параноиком, избегал всего, что могло представлять опасность, а теперь сам, посреди ночи, отправился к чужаку, не озаботившись тем, чтобы предупредить друзей, куда занесла его нелёгкая. Следовало сперва предупредить Апостола или Луи. На пьяного в хлам Костыля надежды было мало. Мысль умная, но бесполезная, учитывая, что мобильный телефон он оставил в квартире. Дверь распахнулась, явив за порогом Злюку. Алексей Вяземцев, — поправился Сенцов. — Подлый вор. — А ты задержался, — выдал с нечитаемым выражением лица Вяземцев, отступая в сторону. — Проходи. Сенцову бы дать дёру, но ноги сами ступили на травертин, погружая в свет и роскошь. Тёмным пятном был только сам хозяин квартиры, остальное играло красками, блестело и переливалось: бледный беж стен, зеркала от пола до потолка, серебро графического рисунка на белой мебели. Димон наморщил нос. Алексей, оглянувшись на топтавшегося у двери Сенцова, усмехнулся. — Дизайн не мой. Когда-нибудь поменяю. Идём. Гостиная тебе понравится больше. Сенцов надменно задрал нос. Не для того сюда пришёл, чтобы его хоромами любоваться. Он открыл рот, готовясь выдать свою речь и тут же, позорно пискнув, отпрыгнул в сторону, уходя от вывалившегося под ноги глухо залаявшего мехового шара. — Не бойся, это Макс, — крикнул Вяземцев уже из гостиной. — Он не кусается. — Мать вашу… — с чувством и шепотом выдохнул Сенцов, глядя на старого пса с испугом. Заверения в его собачьей благонадёжности не сработали. Собак он боялся любых, независимо от размера. Мопс поскрёб его лапой, напрашиваясь на ласку. Димон обошёл его, распластавшись по стенке. Макс, своего не получив, не отстал и последовал за ним. Гостиная Димону и вправду понравилась. Белый цвет превалировал, но гармонично сплетался с чёрной кубической мебелью и пушистым ковром с шахматным рисунком. Воображение потрясла открывавшаяся из громадных окон панорама столицы. За неё и уцепился взглядом, забыв о преследовавшем его псе. Вяземцев, подхватив свой бокал с вином, уселся в кресло. — Нравится? — спросил с мефистофельской полуулыбкой. Димон машинально кивнул и тут же взъерошился, разворачиваясь к мужчине. — Отдай мне рисунки и я, так уж и быть, не стану заявлять на тебя в полицию. Вяземцев хмыкнул: — Сразу к делу. А ты быстрый. — Если не заметил — ночь на дворе. А мне завтра на работу. — Успеешь. — Не ты распоряжаешься моим временем, — он вспыхнул, срываясь в повышенный тон. — Ты украл мои рисунки, отдай и разойдёмся… — …как в море корабли, — договорил Вяземцев, сделав глоток вина. — Терпеть не могу эту фразу, — сообщил угрюмо. — Рисунки я отдам. Они великолепны. Ты талантлив, жаль, что сосредоточился на тату. Я смог бы устроить твои работы на выставку. — Да всю жизнь прям мечтал, — съязвил Димон с наигранным воодушевлением. — Это мой выбор, — он, утихая, понизил тон, — что рисовать и как. Алексей пожал плечами, поднимаясь. — Рисунки у меня в кабинете, — сказал, отставив бокал. Он направился к двери, выходившей в гостиную, Димон, как пришитый, двинулся за ним. Кабинет оказался ожидаемо богато обставленным, и кричал каждым углом об увлечениях своего хозяина. Кубки по гребле, награды за победы на соревнованиях по лёгкой атлетике, стоявшие на полках шкафов были старыми, а вот трофеи за победу в соревнованиях по стрельбе из лука — новыми. У окна застыли в деревянных гнёздах несколько досок для сёрфинга; спортивный лук висел на стене рядом с многочисленными фотографиями, запечатлевшими путешествия Вяземцева по миру. Одно большое фото в рамке, на котором Злюка ловил волну, висело за массивным кожаным креслом, стоявшим у широкого стола. — А ты себя… лицезреть любишь, — не удержавшись, съязвил Сенцов. — Что плохого в том, чтобы себя любить? — тот пожал плечами, опускаясь в кресло. — Сядь, разговор есть. — Э, нет, — Димон взъерошился, отступая назад, — отдай рисунки и я пойду. Желание задушевные разговоры с тобой вести у меня напрочь отсутствует. Взгляд Вяземцева посуровел. — А разговор будет не задушевным, Дмитрий Сенцов, — пообещал сухо. — У меня к тебе деловое предложение. Советую не отказываться. Димон и сам не знал, почему послушался, опустившись на стул. Алексей, потянувшись к верхнему ящику, вытащил наружу и уложил на столешницу свёрток с рисунками и два альбома. — Всё здесь. Можешь проверить. Димон сгрёб своё добро, устраивая на коленках, любовно зашуршал листами. Перед глазами вновь возникли набережная, гладь реки, парящие в воздухе чайки, детвора, играющая на берегу, воздушный змей, парящий в воздухе… Вяземцев умудрился вытащить наружу его потаённое заветное желание — писать картины в своей манере и показывать их людям. Не за плату, не в галереях, просто… чтобы видели ту же красоту, какую видел в окружающем он сам. Убедившись, что всё на месте, Сенцов поднял взгляд на Злюку. — Чего ты хочешь, — спросил, сдаваясь. — Ничего, чего бы ты раньше не делал, — от Алексея не укрылся калейдоскоп эмоций, промелькнувший на лице парня. Он всё больше погружался в многоцветную ауру, источником которой был Димон. — Мне нужна тату. И создашь её ты. И рисунок, и работа — твои. Сенцов испытал непонятное разочарование. Просьба была банальнее некуда. — Апостол лучший наш мастер, — честно признал он. — Я не настолько хорош. Моё дело флеши. — Мне нужен ты. Прозвучало слишком двусмысленно, и Димон вздрогнул, отводя взгляд от рук мужчины. Почувствовать бы ещё раз, как крепкие, но ласковые пальцы скользят по его шее, выплёскивая на кожу табун мурашек… — Ты сказал, что знаешь, в чём нуждается клиент. — Вяземцев поспешил наслоить на фривольность своей фразы логику. — Я хочу проверить твоё собственное утверждение. Угадай, что я хочу носить на своей спине. И если не промахнёшься — я вложу свои деньги в ваше предприятие. Позволю тебе диктовать мне условия. В пределах разумного, разумеется. — А я то уж было размечтался, — пробормотал Димон. Вяземцев растянул губы в улыбке и Сенцов вновь завороженно залип на маленьком шраме. Похоже, он-таки отыскал свой фетиш. Шрамы. А точнее — один конкретный симпатичный зигзаг на губах шантажиста… Вяземцев знал, насколько они нуждались в его деньгах. Мог быть нескромным в своих желаниях, «своего» Сенцов почувствовал сразу, едва Злюка коснулся его с излишней интимностью, запретно, но с него потребовали всего лишь тату. В груди кольнуло удивившим его самого разочарованием. Димон встряхнул головой, выныривая из мыслей, что вновь унеслись куда не следовало. — Всё немного сложнее, чем я сказал, — признался он. — Прежде, чем создать флеш, я много времени провожу с клиентом, общаюсь, настраиваюсь. Мне надо прочувствовать, что же для него или неё дорого. Алексей задумался, вертя в руках глянцевый «паркер». — Общаться мне особо некогда. Работаю с семи до восьми, а вот вечер и ночь — буду в твоём распоряжении. Начнём с завтрашнего дня, — решил он, укладывая локти на стол, — я смогу уделить тебе время после восьми. Подъезжай сюда, тебе откроют, я отменю пару встреч и вместе поужинаем. Можешь осмотреться, моя квартира тебе многое обо мне расскажет. — Я ещё не дал согласие, — слабо запротестовал Сенцов. Вяземцев поднялся. — Ты ведь хочешь словить свою мечту за хвост, Димон? Творить сам, и дать возможность друзьям делать то же самое. Сенцов поджал губы, отворачиваясь. Хотел. — В восемь, — выдал сквозь зубы. — Только разговор, без ужина. Алексей улыбнулся. — Как скажешь. Макс встретил их у двери кабинета обиженным сопением. Сенцов шарахнулся в сторону, налетев на следовавшего за ним мужчину. Алексей крякнул, получив удар локтем в торс. — Извини. — Сенцов отскочил от него как ошпаренный. — С фобиями можно бороться. — Вяземцев, морщась, потёр живот. — Если познакомишься с Максом поближе, он тебе в этом поможет. — Обойдусь. Стук каблуков сопроводил мелодичный женский голос, позвавший Вяземцева по имени и оба задрали головы вверх. Невысокая молодая женщина с рыжей шевелюрой буйных волос спускалась по лестнице, держа в руках тряпичную куклу с синим бантом. Заметив Сенцова, рыжеволосая остановилась, изогнув тонкие брови. — У нас гость? Что же ты не сказал, Лёш? — цепкий женский взгляд прошёлся по Димону, отсканировав его за секунды от макушки до пяток и обратно. — Я бы приготовила чай. — Гость уже уходит, Лера, — сдержано ответил он. — Буду ждать тебя в спальне. Настёна заявила, что не уснет, пока ты не расскажешь ей сказку. Женщина повернулась и, плавно покачивая бёдрами, поднялась на второй этаж. Сенцов, поджав губы, поспешил на выход. Убраться из квартиры Вяземцева хотелось как можно быстрее. Алексей догнал его уже у двери и сам открыл замки. — Завтра в восемь, — напомнил он, ловя бегающий взгляд парня. Сенцов не ответил, выйдя из квартиры. Ввалившись в кабинку лифта, Димон прислонился пылающим лбом к холодной стене. Так и доехал до первого этажа, закрыв глаза и слушая, как колотится его сердце. Добравшись до своего автомобиля, забрался в салон и крепко стиснул руль пальцами. Надо же было так промахнуться в своём суждении! Злюка оказался примерным семьянином. С красавицей женой и дочерью. А Димон Сенцов, наивный дурак и слепец, надумал себе того, чего и в помине не было. Что ж, тем лучше. Заведя мотор, он выжал стартёр.