Любовь к двум голубцам

      ****       — Ваня, ты не экстремал! — заявил Ростик, в очередной раз, пробегая по квартире мимо с какой-то зафигулиной в руках.       Что Ростик собирался с этой зафигулиной делать, для Ивана оставалось загадкой. Как и большинство броуновских движений, которые Ростик производил внутри закрытого помещения, когда ему случалось засидеться дома. В понятии Ивана, «засидеться» означало провести дома, как минимум, неделю безвылазно (в тайне иногда Иван о том мечтал). В мировоззрении Ростика, «засидеться» означало не бежать никуда сломя голову сутки. Он отсыпался часов десять, а потом внутри Ростика включалось устройство бесперебойного питания. И он пытался вытянуть Ожогина то в парк на чем-то покататься, то куда-то поехать, то что-то посмотреть.       — Я сочту это за комплимент, — с достоинством ответил Иван на восклицание и снова принялся читать статью о себе в журнале «Караван историй».       Писали с размахом, красиво.       — Зря, — Ростик улыбнулся. — Я ушел, пока.       И дверь неожиданно выпустила хаос из шкатулки, оставив в ней охреневший порядком… порядок. Иван положил журнал на стол. Кажется, он все-таки экстремал, раз подписался на дележ жилплощади с этим!              ****       — Ваня, ты импотент?       Ожогин подавился чаем, заперхал, силясь выплевать пошедшую явно не туда жидкость, еще недавно так приятно гладившую горло теплой нежной мятой.       — Что? — просипел Иван, во все глаза глядя на вольготно рассевшегося верхом на стуле Ростика, что-то увлеченно читавшего в телефоне. — Нет… нет! Что за вопрос?!       — Читаю про тебя фанфик. Ты тут девицу обхаживаешь так, словно у тебя нечем или ты лечишься от венерологического заболевания.       — Фу!       — Дак и я про что. Точно не импотент?       — Ростик! — Иван со стуком поставил кружку, бросил надкусанный бутерброд и удалился, оскорбленный до глубины души.       — Ой какие мы впечатлительные, — Колпаков подтащил второй стул, устроил на нем ноги и принялся читать дальше. — Я же не говорю, что мне тут приписали. Хотя, с другой стороны… Ва-а-ань! А чем докажешь?       В комнате с грохотом разлетелось что-то. Кажется, что-то дорогое сердцу Ивана. Очень дорогое, потому что он даже соизволил выругаться.              ****       — Вань, а ты часто плачешь?       Иван, только что с блаженным вздохом откинувшийся на бортик ванны с подложенным под голову полотенчиком и приготовившийся вкушать аромат высокой пены и блаженство горячей воды, больно ударился мимо полотенчика. Растрепанная и мокрая верхняя часть Ростика, недавно принимавшего душ, просунулась в дверь. За ней Ростик просунулся целиком, уселся на коврик и уставился на Ожогина глазами голодной Цимты. Разницы было две: Цимта не имела привычки заходить к Ивану, когда тот купался, и вторая — если Цимту покормить, она спокойно уходила. Этот… персонаж никуда не уходил, даже получив желаемое.       — Я не понял, — с достоинством намекнул на объяснение Ожогин и прикрыл глаза.       — Вот и я не понимаю, — Ростик прижал пальцем экран телефона. — Но тут вот пишут…       — Тут — это где? — перебил Иван.       — Тут — это на форуме про тебя, — Колпаков фыркнул. — Так вот, пишут, что ты очень чувствительная натура. Часто все принимаешь близко к сердцу.       Ростик поднял глаза, пристально изучил все, что виднелось из пены. Учитывая соотношения ванны и роста Ожогина, виднелось много.       — Нет, определенная чувствительность есть, — Ростик запустил руку в воду. — Вот тут и вот тут. Плакать хочется?       — Хочется, — Иван, определенно, чувствовал непреодолимое желание зарыдать и побиться головой о кафель. — Я сейчас просто разрыдаюсь, Рость. Очень тебя прошу, выйди.       — Результат положительный, — кивнул Колпаков, разжав пальцы, — сейчас напишу отзыв.       — Ростик!!! — Иван, позабыв, что он взрослый умный мужчина, весь мокрый и в хлопьях пены восстал из ванны в полный рост и ухватил Колпакова за плечо. — Угомонись!       — Не могу, — честно покаялся Ростик, цапнув за палец, как его собачонка. — Я тебе на ночь почитаю еще.       Иван почувствовал, что сейчас и впрямь заплачет. От злости.              ****       — Вань, а ты когда понял, что по мальчикам?       — Кстати, да, интересно. Вань, когда? — Наташа Диевская поставила локти на стол и сложила руки, как первоклассница.       Иван искренне надеялся, что первоклассницы никогда не будут выглядеть, как Наташа Диевская. Учителя забудут, о чем говорили. Иван тоже с трудом сфокусировался на вопросе, пытаясь отвести взгляд от декольте, как назло украшенного по контуру легкомысленным кружевом.       — Что когда? — переспросил он у кружева, потом поднял глаза на Ростика, задумчиво жевавшего зубочистку. — Мальчики? Зачем мне мальчики?       — Да я уже понял, что незачем, — Колпаков прищурился, и Иван как-то мгновенно, невзирая на декольте Наташи, понял, что дома ему придется несладко.              ****       — Ваня, ты же ответственный?       Иван, ответственно лежащий лицом в подушку и не подававший признаков жизни во избежание повторного издевательства над его уже немолодым и порядком уставшим телом, мужественно открыл один глаз и посмотрел на бодрого Ростика. Тот стоял почему-то одетый, в намотанном шарфе, теплых пронзительно оранжевых в зеленых оленях носках и с Цимтой на руках.       — М? — подозрительно спросил Ожогин.       — Искупать, покормить и присмотреть. Мне срочно надо отъехать. А я ей обещал.       — Ночью?       — Нет, обещал утром, — Ростик улыбнулся. — Ты же ответственный, поэтому я могу на тебя положиться.       С этими словами Ростик положил Цимту на Ожогина и был таков. Собачка постояла, потопталась по ваниной пояснице, спрыгнула и уселась перед кроватью. На морде пуделя была написана самая что ни на есть смиренная покорность судьбе.       К утру заслуженный артист Ожогин пришел к выводу, что домашние животные это зло, с которым он не способен бороться. Особенно, когда животное надо искупать. Как купать себя, Иван представлял, поэтому набрал ванну. Целиком. Цимта посмотрела на воду, про себя перекрестилась и ушла в кухню. Ваня на глаз прикинул размер собачки, спустил половину и добавил пену. Цимта снова с тоской посмотрела в пенное царство, обреченно вздохнула, как Иван в сказке про Конька-горбунка, и булькнула в ванну. Походила, по горло в пузырях, и расчихалась. Рубашку Иван снял спустя пару минут. За ней последовали насквозь мокрые джинсы. Через полчаса Ожогину казалось, что он купает, как минимум, московскую сторожевую. Все было в воде и хлопьях пены. Отпустив несчастное животное вылизываться — за Цимтой волоклось полотенце, как плащ супермена - Иван стащил последнюю деталь туалета, завернулся в полотенце и… пошел открывать на звонок.       — О! Ваня, — Ростик осмотрел Ожогина с ног до головы, игриво подергал узел полотенца и хмыкнул. — Ты соскучился?       Иван сказал, что да. Потом перечислил почему, зачем и даже помянул такую-то мать. Четыре утра!              ****       — Ваня? Вань?.. Ваня-а-а!       — М? — Ожогин повернулся к стенке носом.       — Ты романтик? — сонно спросил Ростик, вздыхая и причмокивая.       — М?!       — Тогда спим дальше.       На календаре было четырнадцатое февраля. Ростик спокойно вздохнул и продолжил спать. До возмущенного вопля, когда Ожогин увидит подарок — чудовищного размера и фасона трусы в сердечках и влюбленных крокодилах — оставалось часа два. В том году Колпаков имел счастье обрести это «сокровище» от одной из поклонниц. Не оценил, но припрятал на всякий случай. Сейчас «случай» сладко посапывал в подушку, не подозревая, что его ждет.       Цимта спала на своей подстилке, часы тикали, телефоны молчали.