ВТОРОГО РАЗА НЕ БУДЕТ

ВТОРОГО РАЗА НЕ БУДЕТ Репетиции концерта в Питере проходят настолько ужасно, что вспоминать о них не хочется. Ростик так психует и так нещадно все путает, что его отправляют домой. Толку от него мало, какой смысл задерживать артистов и музыкантов. Давно с ним подобной херни не творилось. Оказывается, от хороших новостей тоже может быть плохо. Ростик сначала письму из Москвы радуется, а потом понимает, в чем затык: ему предлагают блок спектаклей целиком. Целый месяц без выходных. Выходит, Костя там не задействован. Совсем. И Ростика это выбивает из колеи. Костя Барышников лично привел его в «Романов Арену». Им нужен был артист на подмену. Ростик и в мыслях не имел занять чужое место, он просто работал, когда приходили предложения. И в том, что работодатель в итоге выбрал его, совершенно точно нет вины Колпакова. Ростик знает: он не откажется от роли, даже если небо упадет на землю. Это работа. Ничего личного. Но от этого не легче. Он дергается и ненавидит всех вокруг. И «Романов Арену», и Костю, и бесконечно мерзкую погоду, и бестолковый сборный концерт, на который он сдуру подписался, и руководство Музкома, будь оно проклято, потому что если бы не оно… Тут уже не о чем говорить. Свободного плавания Колпаков не боялся. Работу он себе найдет всегда. Другое дело, кем - «генеральным директором» или «секретарем генерального директора». Впрочем, сейчас размер роли не столь важен. Лишь бы платили в срок. «Романов Арена» - хороший, надежный вариант. И такая, казалось бы, удача, вдруг оборачивается такими нервами. До всех прочих коллег-конкурентов Ростику дела нет. Он готов через любого переступить. Но Господи, почему попал именно Костя? Почему не другой артист? Когда наступает день поездки в Москву, Ростик всеми силами пытается убедить себя, что болен и в Доме участвовать не сможет. Но, по закону подлости, самочувствие нормальное, и приходится тащиться на вокзал. И встречаться с Костей. И ненавидеть себя за его сияющие преданные глаза, за неподдельную радость при встрече… Хоть бы сказал что-нибудь! Но Костя безмятежно улыбается и говорит о погоде, о Доме, о машине. А потом они обедают, и Костя спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, спрашивает, когда назначен прогон, и добавляет, как же здорово, что Ростику предложили отыграть целый блок. От кого другого это прозвучало бы с упреком или с обидой, но Костя говорит искренне и явно сердечно рад за друга. Ростик знает, что Косте вместо месяца в «Романов Арене» досталась пара спектаклей в Доме и один в Театре Луны. И Ростик бы на его месте точно не выглядел так безмятежно. А Барышников выглядит. И улыбается, будто ему повезло, а не Колпакову. Ростик и без того с трудом заставляет себя глотать, у него кусок поперек глотки встает за этим обедом. А теперь в горле ком, и глаза на мокром месте. Охренеть вообще! Ростик только сейчас понимает, как его бомбило всю неделю. - Давай сегодня выпьем, - просит он. Костя не спрашивает, в честь чего, не напоминает, что Ростику рано утром на поезд. Просто говорит «давай». «Я его не заслуживаю», - думает Ростик. Он много чего не заслуживает. Но, тем не менее, судьба ему посылает не только катаклизмы и потрясения, но и добрых щедрых людей рядом. И, наверное, все не так уж плохо. Ростик позволяет себе выдохнуть. Но потом понимает, что рано расслабился. Правда, по возвращении в Питер репетиция проходит не в пример лучше, чем накануне, и концерт на следующий день он не заваливает. Из косяков – в одной песне вступил не вовремя, ерунда, считай, прокатило. Но Ростик не испытывает облегчения. Завтра предстоит новая встреча с Костей. И будет ли он так же великодушен, как накануне, не известно. В квартире у Ростика сегодня заливают пол, и ночевать там нельзя. В семь утра у него поезд. Постояв полчаса в толпе поклонниц под навесом из раскрытых зонтов, Ростик наконец отправляет всех домой и остается под дождем, размышляя, куда ему податься. И тут его окликает Ярик Баярунас. Колпаков уверен, что Ярик давно уехал после концерта, но нет. Они вместе идут к метро, и вскоре Ростик понимает, что едет ночевать к Ярославу. Было время, он клялся себе, что никогда в жизни не останется ночевать в одной комнате с Яриком. Но сегодня Ростик так умотался, что ему все равно. К тому же Ярик вырос и перестал за ним ходить виляющим хвостом. У него теперь своя жизнь, новые друзья, новые увлечения, Ярик весь в работе и новых проектах. Где-то глубоко внутри колет что-то, похожее на ревность, но это длится всего секунду. Облегчение, что больше Баярунас не достает его своим нездоровым обожанием и сумасбродными идеями, оказывается сильнее. Они вваливаются в квартиру Ярика мокрые, обвешанные пакетами с подарками и помятыми букетами, Ярик бормочет что-то про «это, мать его, Питер, детка», а Ростик на правах старшего товарища флегматично отзывается, что в Москве позавчера творилась такая же мокрая хрень. И еще много чего там творилось, захочешь - не забудешь... - Так вот кто это к нам сюда привез, - разоблачает гостя Ярик, скидывает обувь и идет ставить чайник. Ростик с трудом переползает через порог комнаты и падает в кресло. Странно. Вроде он не болен. Колено привычно ноет от сырой погоды, но все остальное вполне терпимо. На концерте ничего сложного в плане хореографии не было. Да и песни он спел всего три. Ни о чем вообще. Он не понимает, от чего так устал, и куда делись силы. - Чай? Кофе? – спрашивает Ярик. - Спирт. Чистый. - Что? – в недоумении переспрашивает Ярик. - Чай. - Ок, - отвечает Баярунас и гремит посудой. Кажется, в пакетах с подарками должна быть еда, кто-то рассказывал ему про пироги, но слезть с кресла Ростик пока не в силах. У Ярика еще запал остался, и Колпаков поощрительно кивает, когда юноша предлагает провести ревизию. Поверхностный осмотр приносит плоды в виде шарлотки, пирога с капустой и домашних котлет. Холостяцкий ужин готов к употреблению. Они его даже не греют. Ярик заедает все это конфетами. Ростик просто пьет сладкий чай. - Что с плечом? – спрашивает он, заметив, как Ярик в очередной раз морщится, складывая посуду в раковину. - Поскользнулся на лестнице вчера. - Грохнулся? - Не-а. Успел схватиться за перила, но потянул. Да ничего. Я нормально. Ростик много знает о таком «нормально». У него за три с лишним десятка лет набралось этих «нормально» в достаточном количестве. Сырость, холод, неправильно распределенные нагрузки, новые травмы поверх старых – это все его верные приятели. Но Ярик мальчик взрослый. Разберется сам. - Ты в ванную пойдешь? – спрашивает Ярик. Ростик неопределенно машет головой. - Тогда иди, я еще поработаю часок. Ростику не хочется в ванную, ему ничего не хочется, но он идет. Садится на край ванны и пялится на текущую воду. Потом мысленно дает себе пинка за неразумное разбазаривание природных ресурсов и сует голову под кран. Смыть с волос два слоя геля и лака получается не сразу, но вскоре волосы перестают напоминать лакированную паклю, и Ростик выключает воду. Состояние полного опустошения. Его словно выпотрошили и ничего не положили внутрь взамен. Он идет в комнату. С волос течет. Ярик молча показывает ему на открытый шкаф, где на полке лежат чистые полотенца. Ростик берет полотенце и прикрывает дверцу. Она со скрипом открывается снова. - У тебя шкаф сломан. - Ага, - отвечает Ярик, не оборачиваясь. Ему не интересна дверца. Он завис в компьютере. - Ночью лоб ведь расшибешь, - Ростик осматривает шкаф со всех сторон, находит изъян и понимает, что тут нужна, по крайней мере, отвертка. - Да по фиг. - Понятно, - Ростик видит на столе мятую газету с рекламными объявлениями, отрывает от нее кусок, складывает несколько раз и сует между дверцей и днищем шкафа. Створка закрывается. Непереносимость валяющихся на полу вещей, не по делу открытых дверей… Кажется, так называется какая-то болезнь. Ростик не может вспомнить название, но это что-то типа нервного расстройства. Патология. Одной больше, другой меньше. Какая разница. Ярик тянется за разноцветными проводами, свисающими с полки, шипит от боли, но тут же забывает обо всем, вновь уткнувшись в монитор. - Я возьму фен? - Да. - Ты еще долго? - Не знаю. Все зависло. Может, пересведение потребуется. - Тогда я лягу. - Давай. Хорошо бы отключиться, но это не так просто. В голове раз за разом прокручивается сегодняшний концерт. И на него, поверх проблем со звуком, полупустого зала и не вовремя начатой песни, накладывается позавчерашний вечер. И колено начинает ныть сильнее. В груди становится тесно. Сосет под ложечкой. Ростику хочется вцепиться зубами в подушку. Но он справляется с собой и тихо лежит с закрытыми глазами. Как будто эта уловка поможет заснуть! Ростик вздыхает, переворачивается на живот, пытаясь устроиться поудобнее. Ярик что-то роняет. Чертыхается. - Прости. - Не обращай на меня внимания, - Ростик отлично знает, что ночью самая работа. Спать он все равно не может. - Шуми на здоровье. В пять часов подъем и вокзал. Снова в дорогу. Ему нужен перерыв. Иначе он съедет с катушек. Что-нибудь случится, и потом будет не исправить. Позавчерашний вечер накрывает опять. Москва с ее бешеным ритмом, и Костя со своим согревающим, лучистым взглядом. Говорит, что соскучился. Ростик молча обнимает его в ответ. Тепло, и он рядом с Барышниковым чувствует себя, как дома. Редкое желание, когда хочется, чтобы не отпускали. Просто обнимали, и ничего больше. С Костей можно долго так стоять. С ним это безопасно. Всегда было безопасно, и Ростик не знает, что вдруг случилось. Костя собирался курить, а Ростик его не пустил и прижал к себе покрепче. И Костя почему-то воспринял это, словно так и надо. Так правильно. Только так… - Ярик. Но Ярик сидит в наушниках, приходится встать с постели, чтобы попасть в поле его зрения. - У тебя есть что-нибудь выпить? Баярунас удивленно смотрит на него. - Вроде что-то было. Они идут на кухню. Ярик открывает сначала один шкаф, потом второй. Достает две бутылки. Одна из них вино. Вторая – какая-то ягодная настойка из Карелии. - Тебе что? - Где градусов побольше. Ярик придвигает к нему настойку. Берет из сушилки стакан. - Ты не будешь? – спрашивает Ростик. - Не-а. Работа. Ну и ты ведь знаешь, я не любитель. - Я тоже, - бормочет Ростик и осушает налитое залпом. Из комнаты доносится позывной скайпа. - Тебя зовут. - Да. Ты тут хозяйничай. - Угу. Ростик наливает еще. Напоминает себе, что в пять подъем, и отставляет бутылку. «Пойду подымлю», - сказал Костя. А Ростик ответил «нет». Это было в шутку. И удерживал он Костю сперва не всерьез. И тут что-то вспыхнуло. И на выпивку не свалишь - они только по банке пива успели выпить. Получается, ему что, вообще нельзя ни к кому прикасаться? Сразу что-то идет не так? Ростик проводит по лицу ладонью, пытаясь прогнать наваждение. Это был Костя. Просто Костя, с которым они друг друга знают тысячу лет. И он не мог быть противен или неприятен, как бы близко не оказался. А они стояли очень близко. И хотелось еще ближе. Прежде никогда, но именно в тот момент что-то на них нашло. И Ростик понял, что сейчас случится непоправимое. Он точно знал: второму разу не бывать. Такой раз мог случиться лишь единожды. А после – все. Они перестанут общаться. Он не сможет. Проверено. Без вариантов. Нить обрывается, и возврата нет. И это понимание его так напугало, что Колпаков сумел остановиться, пока они не перешли границы. Все замерло где-то на расстоянии вдоха, не переросло в большее и ничего не разрушило. Могло бы: Костю еще тянуло к нему. Ростик сам чувствовал манящее тепло, опасный зов, их настойчиво толкало друг к другу, и он боялся сломаться, не устоять… Но тут откуда-то сверху спрыгнула трехцветная Костина кошка и громко потребовала есть. Говорят, кошки такого окраса приносят удачу. Так ли это? Ну, даже если удачу не приносят, то беду отводят точно. Они опомнились. Пришли в себя. Костя поспешил насыпать кошке корм и ушел курить. А потом вернулся, и они сделали вид, будто ничего не случилось. То есть, Костя вел себя как обычно. А вот Ростик как обычно уже не мог. И что будет завтра, когда они вновь встретятся, Ростик не знает. И боится узнавать, откровенно говоря. Он допивает настойку, ополаскивает стакан и хочет идти в комнату. Но на полпути возвращается и делает глоток прямо из бутылки. Обжигающая ягодная горечь льется в пищевод, всасывается в кровь. И Ростик с облегчением чувствует: под ногами наконец-то пошатнулся пол. - Дубль два, - сообщает он, укладываясь. – Половина третьего. Не присоединишься? Ярик внезапно смотрит на него как-то странно. Ростик хочет спросить, в чем дело, но Ярик вроде уже отвернулся к монитору, и Ростик все списывает на выпитое. Пьяный он тот еще чудила, что есть, то есть. Народ обычно с удивлением пялится. Кровать плавно покачивается под ним, словно он едет в поезде, но это ни фига не убаюкивает. Спать не хочется. Ростик лежит с закрытыми глазами и не отключается. Из кухни его настойчиво зовет недопитая настойка, но если принять еще, в пять часов он точно будет трупом. Так что лучше домучиться. Может, в «Сапсане» удастся подремать… Ярик укладывается у него за спиной, ойкает и пытается лечь удобнее. Ростику эти ощущения знакомы. На боку с такой болью не полежишь. - Обними подушку, - заплетающимся языком советует Ростик. Ярик зависает на секунду. - Зачем? - Будет меньше болеть. Ярик обдумывает это предложение. Полминуты проходит в тишине. - Ты теплый и больше подушки, - внезапно говорит он. – Можно я обниму тебя? Ростик не успевает ответить. Худая рука обхватывает его поверх одеяла. Узкая ладонь прижимается к груди. Ярик придвигается ближе и прилипает к нему сзади. А Ростик слишком много выпил, и когда он понимает, что надо как-то реагировать, реагировать уже поздно. Ярик лихорадочно целует и лижет все, что оказывается под губами и языком, словно боясь, что сейчас отберут. Ростик почти не удивлен. Если и удивлен, то тому, что Ярику до сих пор этого хочется. Он делает усилие и поворачивается на спину. - Прекрати. Но Ярик неожиданно перекидывает ногу и садится на него. - Нет. - Что значит – нет?! – изумляется Ростик. Он может одной левой отправить Ярика в другой конец комнаты. Но ему не хочется делать Ярику больно. Мальчик запутался. Посчитаем это, черт его возьми, просто недоразумением. Хотя с чего бы, пил он, а не Ярик. Ну не важно. - Да что на тебя нашло! Ярик не отвечает и молча наклоняется к нему. Мягкость и нежность губ. Странное ощущение на языке от металлических скобок на зубах Ярика. - Ну все, хватит… - Ростик пытается приподняться, чтобы столкнуть его с себя, но Ярик отодвигается ровно на столько, чтобы стащить с него трусы. - Я все сделаю, - заверяет он, наклоняясь. Ростик хватает его за руку, чтобы остановить, но Ярик улыбается и свободной рукой закрывает ему глаза ладонью. Пальцы у него дрожат, зато голос абсолютно ровный: - Если не видно, кто, нет никакой разницы. Происходит черт знает что, но Ростик почему-то все это позволяет. Наверное, потому что после Москвы не получил никакой разрядки. Тело предает в очередной раз. Ростик не так уж устал и не так много выпил, и сил у него внезапно, хоть отбавляй. И Колпаков неожиданно четко и ясно понимает, что они сейчас сделают. А Ярик тянет его к себе, теснее, ближе, опасно ближе, и здесь нет трехцветной кошки. Никто их не остановит. И он не останавливается даже тогда, когда ягодицы Ярика вплотную прижимаются к его бедрам, а Ярик громко стонет, но не делает попытки вырваться. Наоборот подается ему навстречу. Они начинают неловко, не в лад, как не притершиеся части механизма. Сначала вообще ничего не получается. Такое с Ростиком впервые, и как это делать правильно, из них двоих знает только Ярик. Но тут срабатывает профессиональный слух. Колпаков реагирует на звук. Если немного его приподнять, Ярик стонет явно не от боли. Этим сперва и руководствуется Колпаков. Постепенно находится нужный ритм и нужный угол. И все получается. Некоторое время они лежат рядом, приходя в себя. Потом Ростик, как зомби, выбирается из кровати и идет расправляться с грязным презервативом. Резинка съезжает с опавшего члена и падает в унитаз. Ростик сидит на краю ванны и смотрит, как следы преступления уносит в канализацию. Состояние такое, словно он во сне, который нельзя контролировать. Руки не слушаются, и он плохо соображает, что сделал и что делает сейчас. В голове после случившегося только одна внятная мысль: «Это пиздец». Без лишних слов. И не поспоришь. Ростик выходит из ванной и видит стоящего в дверях комнаты Ярика. При свете, который дают два включенных монитора, Баярунас кажется вырезанным из бумаги. Бестелесным. Тонкие пальцы мелко подрагивают на дверном косяке. Черт. Такого напора от хлипкого мальчишки Ростик никак не ожидал. Он ведь сделал то, что хотел Ярик. И, наверное, он тоже хотел – по крайней мере, в тот момент, когда делал. Трахал. Давай уж своими именами, не надо изящных оборотов. Странно, но их обоих ничего не смущало в процессе. Почему же ему неловко теперь? Ярика немного пошатывает, и Ростик поддерживает его под локоть, но Ярик говорит, что все хорошо, и идет в ванную. Плещется там несколько минут и возвращается. - Интересно, - задумчиво произносит он. – Я два года думал: как это будет. И вот оно. Не совсем так, как я себе представлял, конечно. Но в целом… Впечатляет. Охренеть, Колпаков. И не ври, что для тебя это внезапно. - Стоило столько ждать? – спрашивает Ростик. Ему кажется, что говорит кто-то другой. Не он. Баярунас криво улыбается и лезет в шкаф за халатом. На пол из-под створки выпадает сложенная газета. Ярик закрывает шкаф, но дверца не закрывается. Остается приоткрытой. - Может, и не стоило. Но я ведь должен был в конце концов узнать. - Что узнать? – Ростик с усилием подбирает слова. – Это больно. И ты все равно… - Да. - Ярик, ты чокнутый, ты в курсе? - Да. Ростик заставляет себя посмотреть на него. Халат явно куплен без примерки. Наверное, подарок. Ярик в нем утопает, как в плащ-палатке, и выглядит еще более хрупким и прозрачным. Хочется зажмуриться и выбежать отсюда прямо так, в чем стоит. И никогда не возвращаться. Ростик уже понимает, что не вернется. И с этого дня они будут только здороваться, если случайно пересекутся. - А ты говорил, что не сможешь… - Ярик вдруг широко раскрывает глаза. – Оказывается, ты мог! Но мне тогда сказал, что у нас ничего не получится. Даже просто секс. Почему? - Тогда я не мог! - неожиданно разозлившись, отвечает Ростик. – И я тебе не врал! С тех пор многое изменилось. Ты ведь ничего не знаешь. - И пусть, - не слушая его, продолжает Ярик, - спасибо тебе. Ростик застывает с футболкой в руках. - За что? - Что тогда ничего не было. Когда я с ума по тебе сходил. Я бы это не пережил. У меня бы сердце остановилось. - А сейчас нормально все? – Ростик пытается рассмотреть, в порядке Ярик или тронулся на почве случившегося. Но взгляд у Баярунаса спокойный, ясный. - Да. И рука прошла, - Ярик поводит плечом. – Ты когда… В общем, хрустнуло что-то и больше не болит. - Я бы мог просто дернуть, - говорит Ростик. – И не стоило придумывать многоходовый план. - Господи, да расслабься! – Ярик почти смеется. – Все со мной в порядке. Правда. Колпаков нервно хмыкает. - А вот со мной не очень. - Мне жаль. Я не думал, что ты так отреагируешь. - А как обычно реагируют? Ярик пожимает плечами. - У меня небольшой опыт. Но обычно никто не убегает в одном носке в половине пятого утра. Ростик демонстративно натягивает второй носок. - Я уйду в шесть. Как собирался. - Ладно, - говорит Ярик. – Спать, наверное, уже все равно не получится. Они что-то пьют и едят на кухне. И о чем-то разговаривают. И Ростик понимает, что эпизод на пороге лоджии в Костиной квартире – это такая смехотворная ерунда, что не стоит о ней и вспоминать. В жизни бывают события в разы страшнее. - Заберешь свои пакеты? – вспоминает Ярик в дверях. - Давай потом. Я сейчас даже домой не попадаю между вокзалами. Ничего, если пока поваляются у тебя? - Ничего. И, в общем, все предельно ясно. Ярик старательно улыбается, хотя вид у него не очень радостный. А Ростик жестко напоминает себе, что они оба – взрослые люди, и ответственность за случившееся Ярик на него одного не спихнет. - Увидимся, - нарочито беспечным тоном говорит Баярунас. - Конечно. Ростик несколько подвисает, не зная, как с ним прощаться. Ярик решает проблему, подойдя первым. Рука на плече и поцелуй – в одно касание. - Ну пока. - Пока. Дверь закрывается. Ростик вызывает лифт. Обычное дело в артистической среде. Избитая фраза, давно придуманная кем-то, чтобы дать деликатное обозначение подобным случаям. «Иногда бывает и так», - думает Колпаков. И ему теперь совсем не страшно встретиться с Костей. На улице по-прежнему льет, он шлепает по лужам напрямик. И редким ранним прохожим нет до него никакого дела. конец