Между ночью и днем

Время то ли застыло, то ли неслось вперед галопом, но Дикон его не чувствовал, просто в какой-то момент понял – теперь разговор продолжить можно. То ли камни пещеры подсказали, то ли синяя вода. – Монсеньор, а вы потом его еще видели? Ну, того, кто вас спас тогда, на Винной улице. – Нет. Ворон ответил резко, но Дикон решил не останавливаться. Не „райос“, но что поделать. – А о какой картине вы говорили, вспоминая о Леворуком? И почему называли ее проклятой? – „Возгордившийся“. По легенде на ней изображен Ринальди Ракан. – Ринальди Ракан – Леворукий? Тот самый, что пытался запятнать имя Раканов насилием над женщиной? – Окделл, кто бы говорил о насилии... – поморщился Алва. И снова тишина. Звенящая, как ночной комар. И очень хрупкая. - Эр Рокэ, а можно еще вопрос? – Можно. Только я уже давно не ваш эр. И почему трава зеленая, а небо синее, я не знаю. – А кто на самом деле картину с Джастином заказал? – О да, юноша, сейчас самое время разобраться с живописью. Но если вам так приспичило - Ги Ариго. Ти-ши-на. Слышно только дыхание Ворона. Немного рваное, но достаточное для того, чтобы понять – жив. - А это вы тогда разбойников пристрелили, которые на меня напали? И почему скрылись? - Полагаете, я должен был подойти, утешить и отвести домой за ручку? Решил, что с такой несложной задачей, как дойти до моего дома, вы справитесь сами. Ти-ши-на. Только дыхание Ворона становится менее рваным. - А вы с Айрис точно не... ну в смысле, она к вам девушкой приехала... - Ричард, научитесь называть вещи своими именами. Вы не юная девица. Я точно не спал с вашей сестрой. Я бы запомнил. Некоторые девушки укрепляют целомудрие сильнее изумрудов. К тому же, она не в моем вкусе. Ти-ши-на. Только дыхание Ворона уже почти нормальное. Значит, скоро он направится к алтарю и все закончится. А так хочется остаться в этой пещере подольше, смотреть на синюю воду и слушать ответы Алвы. И верить, что тебя не ненавидят. - А может, проклятие Раканов не существует? Мало ли что кричал Ринальди, когда его волокли к пещерам - он же сам виноват... - Не виноват. Обвинение было ложным. Эрнани оставил письмо, где подробно рассказал всю историю. Беатриса была обычной шлюхой. Только наглой. Муж ее - рогоносцем, а блистательный Эридани - мерзавец и братоубийца, пытавшийся одновременно прикрыть свою любовницу, избавиться от брата и утвердиться на троне. Ринальди был прав перед Абвениями, и те ответили. Эрнани решил, что если бы Ринальди был жив, он отдал бы свою честь за жизнь Гальтар и анаксии. Думаю, он был прав. Все они, и Эрнани, и Ринальди, принадлежали не себе, а Талигу. А справедливости не существует. Только жизнь. Тишина схлопнулась, как крышка шкатулки. Вспомнился суд, похожий на балаган. Вспомнились слова Катари – как она, не зная подлинной истории Ринальди, сравнивала себя с Беатрисой. Дикон сказал было об этом Ворону, но тот, похоже, не слушал – уснул. Алва спал, дыхание его было ровным, как у здорового человека, и от этого Дикону становилось чуть спокойнее, не намного – то, что ждало впереди, все равно пугало неизвестностью. И неизбежностью платы по счетам. Больше всего ему сейчас хотелось так никогда и не уходить отсюда, слушать чуть насмешливый голос Ворона, вспоминать одно и пытаться забыть другое... Но разве можно забыть то, каким стал Надор? Или залитую кровью Катари? Или усмешку Ворона, когда тот пил отравленное вино, зная о яде? Валентин наверняка все понял про Надор – почему случился тот обвал. А Робер?.. Знал и не хотел говорить вслух? Или тоже не понял? А Альдо? Нет, Альдо точно не знал. Он вообще мало что знал, наверное... Скок, скок, скок-поскок, Ты попался, голубок! Скок, скок, скок-поскок, Отдавай-ка свой должок… Ювелирша? Толстая страшненькая девочка в грязной ночной сорочке зло улыбалась Дикону щербатым ртом и прыгала на одной ноге. К озеру она не подходила, дразнилась издалека, но Дикону все равно стало страшно. Он повернулся к Ворону, ожидая какой-то подсказки, но тот спал. Дикон острожно встряхнул его за здоровое плечо – безрезультатно. Ну почему Алву угораздило уснуть именно сейчас? Конечно, девчонка – не Изначальная Тварь, но от одного ее вида Дикону становилось тошно. Нет, не человек это, а нечто другое. Очень опасное и появляющееся там, где смерть. Он видел ее в Октавианскую ночь, и в Доре, и... Скок, скок, скок-поскок, Ты попался, голубок! Скок, скок, скок-поскок, Отдавай-ка свой должок… – Что тебе от меня нужно? Дикон хотел задать вопрос зло и жестко, но вышло неуверенно и сипло, а в конце фразы голос и вовсе сорвался на фальцет. – Ты мой, – захихикала девчонка, – ты давно мой. Я тебя выбрала, а потом ты и сам пообещал. Слово дал. Мертвое. Как ты сам. Она захихикала громче, и Дикон снова встряхнул Алву за плечо, уже почти не надеясь, что тот проснется и прогонит эту мерзость, выглядящую как некрасивый ребенок. – Я... я живой. И тебе я не клялся, сопля кривоногая! Голос дрожал от злости. Уже лучше, чем трусливый фальцет, но еще не спокойная уверенность в себе и своих силах. Но лучше пока не выходит. Дикон сжал кулаки, но от Алвы не отодвинулся ни на бье. Рядом с бывшим эром, пусть даже спящим, он чувствовал себя увереннее. – Сам дурак! – крикнула девчонка в ответ с яростью. – Тебя все ненавидят! Все! И сестра тебя ненавидела! И неуклюжий Наль! И Катарина! А остальные презирают! И тот дурак с седой прядью, что со мной поехать не захотел! И старик! И этот! – она с отвращением ткнула толстым пальчиком в сторону Ворона, а потом вдруг улыбнулась и поправила на голове кружевной чепчик. – Я красивая. Так папенька говорит, а ему видней. Он говорит, ты был никчемным. Но бабка считает, что при хорошей женщине любой мужчина человеком станет, а не свиньей. А ты просто счастья своего не осознаешь. По глупости. Вот! Дикон не выдержал и рассмеялся. Весело ему не было, было тошно и гадко – слишком во многом мерзавка была права. Но Ворон бы в ответ на такое рассмеялся, правда? И отец – тоже. И Альдо... Нет, Альдо бы разозлился, но тут это бы ничего не дало – это Дикон чувствовал. Злость против уродливой девчонки ему не поможет. – Дурак! Так тебя растак! – на глаза девчонки навернулись слезы. – Циллочка тебе добра желает. А ты как свинья! Этот тебе все равно не поможет! А я помогу. Он же тебя прибьет, как только можно будет. А если не прибьет, то выпорет! И запрет, но не дома, как мармалюка меня заперла, а в Баглее! – Багерлее, – поправил ее Дикон почти машинально, но тут же добавил со смехом: – Хоть слова сначала выучи, малявка. Смех вышел искусственный, каркающий, но, чтобы разозлить „Циллочку“ еще больше, хватило и этого. Вот бы она вконец разозлилась и ушла... – Сам малявка! Мозгов как у курицы дохлой! Циллочка красивая! Как папенька! А мармалюка злая, и Селина злая, и Герард! И этот твой злой! – Пусть четыре Скалы защитят от чужих стрел, сколько б их ни было! – вспомнил Дикон слова древнего заговора от нечисти. Жаль, нет свечей, свет идет только от воды... а что если в нее водой плеснуть?! Девчонка сжала руки в кулачки, но отступила к лазу. Заговор помог?! Так как же там дальше?.. – Пусть четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, сколько б их ни было! – Дурак! Чтоб ты сдох совсем! Но долг ты мне отдашь! Ты клялся! Мертвой кровью! Ты принадлежишь мне и только мне! Я Королева! И ты... Дикон окатил водой скорее самого себя и безмятежно спящего Ворона, до девчонки не долетело ни капли, но она все же исчезла – то ли нырнула в лаз, то ли растворилась в воздухе. Вот и все. – Пусть Четыре Ветра разгонят тучи, сколько б их ни было… Пусть Четыре Волны унесут зло, сколько бы его ни было... – пробормотал Дикон чуть слышно, сел на каменный пол рядом с Алвой и только тогда понял, что тот уже не спит. – Вы давно проснулись? – спросил он первое, что пришло в голову. – Я не спал. Дикон аж задохнулся от возмущения. Ну что стоило Ворону подсказать ему хоть что-то?! Или даже не подсказать, а хотя бы просто поддержать?! Словом, взглядом. Знал же наверняка, что Дикону до одури страшно, знал, а ничего не делал! Сволочь... – Ричард, запомните раз и навсегда – в разговоре с дамой третий лишний. Вы хоть свои личные проблемы самостоятельно решайте. Алва смотрел не на него, а в потолок, и выглядел при этом так, словно и вправду давал совет. Прогуляться к Марианне и сходить в трактир с Налем. Закатные твари... Но самое паршивое, что он прав. Это не его дело, а вмешиваться Ворону или нет – решать не Дикону. Тем более, Ворон в самом начале предельно ясно сказал, что прирезал бы на месте, будь его воля. Дикон перевел взгляд со скучающего лица Алвы на неподвижную гладь озера и пожал плечами, старась ответить в тон: – А что мне с ней решать. Я и сам понимаю, что мне после всего в лучшем случае Багерлее светит. – Леворукий вас забери, вы начали думать. Это пугает. Я как-то надеялся, что конца света все же не будет... – Да идите вы, эр Рокэ, к своему Леворукому! – Я бы с радостью, юноша, но мои желания тут не учитываются. И если серьезно – не думаю, что мы отсюда вообще выберемся. Поэтому планировать жизнь сейчас - пустое. – А я думал, ваш предок считал, что в бой надо ввязываться, когда веришь в то, что есть шанс победить, – огрызнулся Дикон. – Победить не значит выжить. – Значит, эр Август был прав, когда говорил, что вы не хотите жить? – Конец света отменяется. Думали вы недолго. Хотя и тот проблеск меня удивил. А теперь вы снова повторяете всякую чушь за вашим Человеком Чести, значит, все в порядке, все на своих местах. Твердо и незыблемо. Дикон передернул плечами и хмуро уставился на Алву. – Вы хотели, чтобы я вас оставил с той тварью. Сейчас говорите, что мы вряд ли выживем. Это совпадает с тем, что говорил мне эр Август. – Юноша, давайте просто помолчим? Я подобного бреда в суде наслушался вдоволь. – Как вам будет угодно. Монсеньор. Дикон замолчал, чтобы не выдать обиду. Обижаться нелепо. Он брякнул очередную глупость, повторив ее за эром Августом. Алва посмеялся. Как в старые добрые времена. Почти.