***
— Мам, а куда мы идём? Большая белоснежная лиса шла впереди, виляя множеством хвостов перед носом ребёнка. Пару окружал дикий лес, сразу нельзя было сказать, что сюда когда-либо заходил человек, но идут они по каменной лестнице, выложенной людьми, которую скрывал от посторонних глаз плотный коридор из священных врат тори. Сейчас было раннее утро. Малыш потирал свои заспанные глаза и иногда щурился от часто пробивающихся лучей солнца. Всё кругом уже проснулось. Было отчётливо слышно, как совсем недалеко бегали звери и пели птицы: благодаря большим ушам кицунэ могли слышать на многие километры вокруг. Мальчику просто хотелось вернуться домой, забраться на свой футон под одеяло и смотреть оттуда на самые прекрасные рассветы, вид на которые открывался только из их с мамой комнаты. В это мгновение лисицу окружил нежно-голубой поток ветра и огня, который поднимал с земли опавшие лепестки сакуры, где они превращались в пепел, оставляя о себе только воспоминания. Была середина марта, самое время цветения сакуры, но небольшой семье сейчас было совсем не до любования природой. На месте лисицы появилась невероятной красоты девушка. Её глаза были цвета молодой травы, белые волосы, перевязанные снизу красной лентой, струились по местами открытой спине, словно шёлк, плавно перетекая во множество хвостов на пояснице, которые с перевоплощением кицунэ никуда не исчезли; белые одежды придавали хозяйке храма утончённость и воздушность образа, который завершали кисточки звериных ушей на голове. — Солнце уже виднеется из-за горы. Нам нужно спешить! — лисица подняла на руки четырёхлетнего мальчика. Его одежды тоже были белыми, однако рукава были вышиты красной шёлковой лентой, да и само кимоно было перевязано алым поясом. Куда-то за пределы тори были устремлены по-звериному малахитовые глаза юной девушки, в которые смотрели совсем большие, внимательные и всепонимающие янтарные глаза её сына — полукровки. — Они уже так близко?! — лисица сорвалась с места, дальше по спуску, надеясь обогнуть опасность. Мальчик только покрепче прижался к тёплой груди своей матери и зажмурил глаза. Мама всегда говорила, что никто дальше этой темноты пройти не сможет, как бы ни пытался, и, пока его глаза закрыты, никакое зло его не настигнет. Только вот она ошибалась. Каждый раз, закрывая глаза, ему было больно… — Чимин, помни, что мама любит тебя, — лба коснулись мягкие пухлые губы в поцелуе, а мальчик обнаружил себя сидящим среди корней многовекового дерева. Сердце бешено колотилось, не находя себе покоя. Страшно. Ему очень страшно. Даже мамин всегда умиротворяющий поцелуй не помог, как это бывало обычно. Ей тоже было безумно страшно, о чём говорили суженные кошачьи зрачки, которые в следующую секунду исчезли за маской лисы (её мама всегда надевала, собираясь охотиться). — Пожалуйста, сиди тихо и никуда не уходи, пока я не вернусь, — теперь множество голосов были слышны совсем недалеко от них. … без неё было больно, ведь мама так и не вернулась.***
— Поднимайся, шавка, тебя ждёт новый хозяин, — смотритель пнул его от всей души, как если бы он не был живым существом. Чимин закашлялся в попытке вдохнуть кислород. Каждый день он представлял, как все, кто его оскорблял или оставлял на нём очередные шрамы, горят в его синем пламени. Хорошо так горят, что один пепел от них остаётся. Это было его единственным любимым занятием и утешением, которое он мог себе позволить, будучи заключённым в камере. — Изобрази хоть каплю радости, раз тебя, никчёмного, кто-то захотел купить, — мужчина средних лет несколько секунд разглядывал его всё такое же безэмоциональное лицо. — Ну и катись к чёрту, — он дёрнул на себя цепь от ошейника, которую отстегнул от стены несколькими секундами ранее так, что полукровка приземлился лицом в считанных сантиметрах от мерцающего барьера. Именно его каждый раз создают с помощью зачарованных камней торговцы, чтобы изолировать такого отброса, как он, потому что боялись, что парень навредит им или, того хуже, захочет вновь сбежать. Чимин оцепенел. Его тело ещё помнит ту бесконечную боль от конвульсий, которые вызвало осторожное прикосновение к нему. Собственный крик всё ещё оглушал в его воспоминаниях. — Ой, как нехорошо бы вышло, ударься ты об эту стену, правда? — Глаза полукровки чуть ли не кровью наливаться начали, как резкая боль снова полоснула по шее: человек потянул на себя цепь, отчего ошейник стал впиваться в старые раны. — Ты поднимешься в конце концов или так и продолжишь строить из себя половую тряпку? Пак, собирая все свои силы, еле смог подняться. Ноги его дрожали, взгляд был загнанным и уставшим, всё тело было истощенно (один Бог знает, как ему удаётся оставаться в живых), а от одежды лишь одно название — сплошь лоскуты. Смотритель долго ведёт Чимина по бесконечным коридорам темницы, где держал таких же зверушек. Они стонали от боли и забивались по углам, стоило им услышать приближающиеся шаги смотрителя. Совсем дети ещё. Да и Чимин, по сути, ещё считался ребёнком. Пятнадцатилетним таким ребёнком. Снова поворот. Коридор стал чуточку светлее. Раньше мужчина каждый раз водил его разными дорогами, даже глаза пытался завязывать, но лис всегда мог сориентироваться в пространстве и, на самом деле, он уже давно на зубок знает всю карту подземелья и не один раз сбегал из этого проклятого места. Потому смотритель смирился, что как бы он ни вилял в этих коридорах и ни пытался запутать полукровку, у него никогда это не выйдет. По воле судьбы ли или из-за простой случайности, но кицунэ всегда находили. Охотники смотрителя всегда при себе имели зачарованные камни, из-за которых Чимин лишался всех своих способностей. Неприятная вещь, которая загоняла его в тупик. Затем следовало наказание. За живое существо его давно не держали. Ежедневно наносили побои, чтоб неповадно было, и кормили раз в сутки, чтобы точно сил на побег не оставалось, а потом и те камни притащили от местного заклинателя, которые в качестве барьера теперь служат только от него, Чимина. Из-за них его место заключения стало ещё меньше, буквально два на два метра в углу камеры. На улице ярко светит солнце. Он жмурится. В прошлый раз ему пришлось провести в подземелье пару месяцев перед тем, как в очередной раз его захотел забрать богатенький старикан из знатного рода, которому нравится искать предел возможностей у таких же полукровок, как и сам Чимин, которым не повезло оказаться быть найденными и заключёнными в клетку, как диковинную зверушку или очередного уродца. Таких совсем не жалко. Вот и сейчас прошло немало времени с его последнего пребывания на улице. Снаружи его ждала карета. Смотритель подошёл к ней, волоча за собой послушного Чимина. — Господин, вы уверены, что этот скот не стоит усыплять? — на что ему последовал отрицательный ответ. Мужчине ничего не оставалось, кроме как смерить лиса презрительным взглядом и втолкнуть его в эту карету. Чимину было безумно интересно, кто же его купил и почему не пользуется такими банальными средствами самозащиты от него, так безответственно спокойно продолжая смотреть в окно. Карета трогается с места. Парню до чёртиков интересно, кто же он такой и как скоро он сможет убить очередного своего хозяина если не в реальности, то в мечтах уж точно. Ему любопытно, насколько близко он сможет подобраться к нему, чтобы ранить. Лис не сводит глаз с юноши, который по виду был его младше всего на несколько лет: строгий смокинг тройка сшит под заказ, руки в новеньких перчатках, а носы ботинок даже в такой полутемноте сверкали от чистоты. Рядом с ним на сиденье лежал цилиндр, а ещё чуть дальше трость. Молчание затягивается слишком сильно, но так было даже как-то спокойнее, не нужно было думать о каждом произнесённом слове, однако неуловимое напряжение всё же исходило со стороны Чимина: он не знал, чего ему стоило ожидать от молодого графа. Тот в свою очередь всем своим видом показывал, что никого, кроме него самого, в карете больше нет, продолжая игнорировать пристальный разглядывающий взгляд. Он скорее просто позволял лису это делать без смущения. Где-то через минут сорок езды, граф, как его про себя окрестил Чимин, внезапно поднимает руку в перчатке, в которой между пальцев была зажата необычного вида бусина. Она издавала слабое пульсирующее свечение и перетекала голубым блеском перламутра от краёв к самому центру. Оболочка её была прозрачной и тонкой на вид, а содержимое будто жило своей жизнью. Взгляд было практически не оторвать от этой завораживающей необычности. Что-то ему эта бусина напоминала, вот только Чимин никак не мог понять, что именно. — Я нашёл её на чердаке в одном заброшенном храме Восточных земель, — парень заметил крайнюю заинтересованность у лиса, его хвосты как-то странно начали метаться и глаза заблестели, поэтому новоиспечённый хозяин принял это за хороший знак и решил продолжить, — У этого храма есть легенда. Давным-давно в одиноком храме на вершине горы Поющих врат поселилась красавица. Каждые три года на протяжении многих столетий она заманивала своей красотой молодых мужчин из деревни у подножия горы в своё жилище, после чего они не возвращались. Исчезали без следа, словно и не существовало их никогда. Жители деревни верили, что не может простой человек быть настолько красивым и стали называть её демоном, забирающим их мужчин и съедающим их заживо. Люди боялись идти на гору, думали, что в тот же миг будут зачарованы и убиты этой девушкой, потому и сделать ничего с ней не могли. И вот пришёл день, когда красавица снова должна была забрать мужа к себе на гору, но этого не произошло. Тогда жители решили, что она ослабла и не сможет противостоять их силе меча. Ровно через год люди пошли мстить демону и победили. Её окровавленное тело повесили на вратах при входе в поселение, а в лесу нашли её сына. Хотели и его к матери отправить, но решили, что полезнее будет его продать кочующим торговцам. Как думаешь, о ком эта легенда? — граф медленно опустил руку с бусиной. Пламенный взгляд лиса проникал в самую душу и кромсал на части изнутри, но хозяин всё выдержал, ему не впервой. — Долго же я тебя искал по всему свету. — Чего ты хочешь? — монотонный голос совсем удивил графа, но виду он не подал. Как можно так беспощадно уничтожать лишь взглядом и при этом не выражать ни голосом, ни действиями ничего из того, о чём говорит этот взгляд? — Ты же узнаёшь свой источник жизни, верно? — парень ещё раз помахал бусиной перед носом лиса. — Только благодаря ему ты до сих пор стоишь на ногах, а не гниёшь где-нибудь под землёй после всего, что тебе удалось пережить, — и, видимо, слова эти задели полукровку, так как воздух в карете стал накаляться. — Я хочу, чтобы ты защищал меня, не дал мне умереть от чужих рук. Пообещай мне это и тогда я тебя не убью. — Что за чушь ты нес… — графу стоило всего на мгновение сжать оболочку бусины, как её содержимое тут же заметалось, а у Чимина пропала возможность шевелиться. Он мог лишь наблюдать за тем, что творит этот юноша. Кицунэ словно парализовало, даже моргнуть он был не в состоянии, беспокоясь за единственный источник своей жизни. Через несколько секунд он смог прийти в себя. Угроза была слишком большой, чтобы отказать этому человеку в его просьбе. — Я, Пак Чимин, обещаю тебе… — здесь лис растерялся, ведь до сих пор не знал имени того, кто его купил. — Чон Хосок, — представился, наконец, молодой человек и убрал бусину в карман жилетки. Как беспечно. Одно неверное движение и она лопнет, забрав с собой жизнь парня-полукровки. — Я, — Чимин ещё раз попытался начать своё официальное обещание, которое не способен будет нарушить. Он шумно сглотнул, сверля своими янтарными глазами этот небольшой кармашек, — Пак Чимин, обещаю тебе, Чон Хосок, — взгляд медленно переместился на лицо Хосока. Они смотрели неотрывно друг другу в глаза. После небольшой паузы полукровка был вынужден продолжить, — защищать тебя от всего, что будет угрожать твоей жизни.***
Эти семь лет, проведенные с ним бок о бок, были одними из самых свободных в жизни Чимина. Хосок позволял ему многое: гулять, где захочется, делать, что захочется, есть, что захочется, но не позволял всего две вещи: читать какие-либо документы и вообще бумаги на столе в его комнате и уходить от него дальше, чем на двести метров. Их участок с особняком был в нескольких киллметрах от города, а сам по размерам был просто огромен и не нарушить этот запрет было практически невозможно. Из-за этого Чон пару раз чуть не посадил его на цепь длинною в эти несчастные двести метров, чтобы лис, наконец, привык к позволенному расстоянию. В первые месяцы было тяжело. Из-за сильного истощения Чимин был практически бесполезен. Тогда Хосока впервые похитили у Пака на глазах. Полукровка чуть с ума не сошёл. Сначала были мысли оставить всё, как есть, и сбежать, пока есть возможность, но потом он вспомнил, как этот новоиспечённый хозяин сутками не отходил от него, наблюдая, как медики из особняка обрабатывали плохо зажившие шрамы и синяки, лично готовил ему, да и вообще олицетворял собой заботу всего мира. Чимин разозлился. Ну не может он так просто покинуть его, не отплатив за доброту. Тогда появилась новая проблема: их связь была чересчур слаба и основана лишь на одностороннем обещании. Для её закрепления нужна отдача, что-то, что принадлежало только хозяину, и этим чем-то была кровь. Появилась паника. Как он при таких обстоятельствах должен был его найти? Кицунэ напряг весь свой слух, но не слышал ничего, что говорило бы ему о присутствии господина. Сердце больно сжималось и в конечностях появилась ломящая боль — Хосоку делали больно. Лишь на четвёртый день поисков он смог услышать приглушённое мычание господина. Это была колыбельная, как он узнал позже. Тогда-то Чимин получил свой шрам на лице. Один из похитителей надеялся остановить лиса, ослепив его. Рана тянулась от середины лба над правым глазом, рассекала бровь и заканчивалась на щеке. Своего хозяина он нашёл в подвале заброшенного особняка, где и ждали ответа от главы семейства похитители. Младший Чон был совсем помятым, да и побитым тоже. Глаз совсем заплыл под рассечённой бровью от синяка, на скуле был такой же ярко-фиолетовый синяк, а на подбородке от разбитой губы тянулась струйка запёкшейся крови. Руки были туго перевязаны грубой верёвкой, отчего они сильно опухли. Тогда Пак впервые заметил на них уродливые рубцы шрамов. Одежда была вся испачкана в грязи и в крови Хосока и порвана в нескольких местах. Домой они возвращались в тишине, ведь Чимин так и не решился сказать, что его родители совсем не собирались что-либо предпринимать для его освобождения. — Господин, — обратился лис, когда они остались наедине после ухода медиков, — мне нужно будет каждый месяц пить вашу кровь. — Хорошо. Он не задавал вопросов, просто сделал порез на ладони ножом для вскрытия писем. Крупные капли крови тут же сорвались с его руки и начали падать на шикарный дорогой ковёр. Чимин тогда подумал, что этот мальчик был слишком взрослым для своего возраста и не менее безрассудным. Он не спросил «зачем это нужно», «для чего это нужно» и «нужно ли вообще», может, это была всего лишь неуместная шутка со стороны кицунэ, а он так легко согласился. — Это нужно, чтобы наша связь окрепла и я мог легко вас найти по резонансу крови внутри меня, — попытался объяснить Чимин. — Я уже сказал «хорошо». Просто выпей её, наконец. Следующий случай, сблизивший их, случился через два года, когда младшему в семье Чон, Хосоку, исполнилось пятнадцать. Чимин совершенно случайно подслушал разговор родителей хозяина, когда тренировал свой слух, сидя на балконе последнего этажа. — Он слишком близок с нашим старшим сыном. Впитывает знания, как губка, — жаловалась мать. — Это просто недопустимо. — Мы ничего не можем с этим поделать. Он наш наследник и сейчас не время отправлять братьев заграницу. Я только встал во главе государства, — отец поднялся из-за стола и подошёл к своей жене, — Этому, конечно, нехорошо радоваться, но я рад несчастному случаю, который произошёл с королевской семьёй. Если бы не шторм, то не скоро бы я ещё стал королём, да и не уверен, что стал бы, — он крепко сжал ладони женщины и заглянул ей в глаза, — И сейчас мне нужны мои сыновья здесь, пока всё внимание обращено в нашу сторону. Нужно показать народу нашу идеальную семью. — Но Хосок же не наш сын, так зачем ты вообще держишь его рядом и заставляешь меня считать его членом нашей семьи? — не унималась новоиспечённая королева. — Он сын какой-то шлюхи. Захотелось бедняжке устроить жизнь выродку, вот и навешала тебе лапши на уши. — Он мой сын, — тяжело вздохнул король. — И я должен нести ответственность за свои ошибки. Пусть он и не сильно похож на меня, но общее между нами точно можно увидеть. Ну не смотри на меня так. Я знаю. Я всё знаю и не устану просить у тебя прощения. После этого короткого фрагмента диалога Паку стало невероятно жаль Хосока. Тот был изгоем в своей семье, но и деться от них никуда не мог. Кицунэ бесшумно вошёл в комнату своего хозяина и тот как-то совсем по-доброму улыбнулся ему, когда лис появился в поле его зрения. — Вы незаконнорожденный, — полукровка чувствовал своим долгом сказать это вслух. Он был уверен, что Хосоку эта семейная тайна неизвестна, однако его поразил спокойный ответ хозяина. — Я знаю, — и снова эта улыбка, от неё было совсем не по себе. — Ты пришёл за кровью? И сколько раз мне говорить, что ты можешь обращаться ко мне на «ты»? — господин уже собирался было подняться, когда лис одним движением заставил его оставаться сидеть на месте. Сегодня Чимин впервые не стал дожидаться, пока Чон сделает порез на своей руке, а сразу приник губами к его шее, прокалывая зубами кожу. Тёплая и пульсирующая кровь наполнила его рот. Хосок приобнял полукровку, укладывая свои руки на его плечи и голову, пустой взгляд был устремлён на огонь камина и одновременно в никуда: желания продолжать подобное существование среди тех, кто тебя ни во что не ставит, а о любви и заботе можно лишь мечтать, совсем не было. Сделав пару глотков, лис отстранился. — Ты их ненавидишь, — Чимин шокированно смотрел на слишком безмятежного Хосока. В глазах напротив кицунэ увидел заплясавших чертей, а на лице появился оскал. Странно было вспоминать сейчас обо всём этом, когда тебе уже двадцать два года и ты просыпаешься в постели хозяина. Сегодня, по его словам, должен был быть важный день. К нему они оба готовились уже пять лет, начиная с того дня, когда Хосок рассказал ему, своей охраняющей зверушке, о столь невыносимой ненависти к собственной семье. Он продумал все детали ещё когда ему было только десять, спустя два года он начал поиски выжившего кицунэ, о котором узнал совершенно случайно, вот только не учёл лишь одно: не все способности чистокровной матери смог унаследовать сын-полукровка. Это было раннее майское утро, когда Хосок проснулся раньше обычного. Стоило ему открыть глаза, как он сразу понял, что Чимин уже не спит. Лис всегда старался держать под контролем любое передвижение хозяина, а, как это известно, во время глубокого сна подобное просто невозможно. Чон аккуратно поднялся с кровати и начал медленно одеваться. Через открытое окно балкона в комнату проникали ароматы различных цветов и свежесть предрассветного утра. Хосок наполнил стакан водой и поднёс его лису. Тот приподнялся на локтях и принял его. Отпил он совсем чуть-чуть, продолжая наблюдать за сборами хозяина. Его подтянутое тело с узкой талией было невероятно красивым, но быстро скрылось от кошачьих глаз под свободной накрахмаленной рубашкой, которую Чон плавным движением заправил в приталенные брюки. Однако стоило Чимину прикрыть свои глаза всего на секунду, как в то же мгновение под веками возникли желаемые образы прошедшей ночи. Свечи тускло освещали комнату, погружая всё в полумрак. Господин лежит под ним совсем беззащитный, обнажённый и невероятно сексуальный. Хочется его целовать, проводить губами по каждому изгибу его тела, зарываться пальцами в эти непослушные иногда волосы, получить и подарить удовольствие, а в следующую секунду хочется уже наконец перегрызть ему глотку, забрать свой источник жизни, который он хранит в бархатной коробке в нижнем ящике прикроватной тумбочки, и сбежать в свой родной храм. Пусть он уже и не помнит всех деталей того места, ведь когда его продали, Чимину было всего четыре, но это не мешало его дикой душе рваться в родные края. Единственное, что его всегда останавливало — это проклятое обещание, которое он дал Хосоку в первый же день знакомства. Хозяин был слишком хитрым и педусмотрительным ещё тогда, в тринадцатилетнем возрасте, а Чимин теперь понятия не имеет, как ему обойти своё же обещание, ведь если он его нарушит, то последующее за этим наказание будет намного болезненнее, чем простое соприкосновение с барьером из его бывшей камеры. Кицунэ боится той невыносимой боли настолько же сильно, насколько желает, наконец, оказаться свободным. — Чимин, — строгий голос хозяина заставил отвлечься от нахлынувших воспоминаний и распахнуть свои янтарные кошачьи глаза, — собирайся. Я буду ждать тебя внизу. Города из окна кареты было почти не видно, но и этого было достаточно, чтобы пушистые хвосты Чимина пришли в движение от любопытства и небольшого восторга от того, насколько ожившим стал город. Последний раз ему приходилось в нём бывать три года назад по небольшому поручению хозяина. С приходом к власти семьи Чон, экономика в стране значительно улучшилась и теперь каждый в городе мог позволить себе владение магией. С помощью зачарованных камней, которыми торговали купцы из разных стран, можно было творить самые разнообразные вещи: от банальной уборки и готовки, вплоть до полёта и телепортации. Однако, от уровня камней зависела и их цена. И сейчас кицунэ видел, как люди пользовались этими камнями: всё блестело от их использования, город заиграл новыми красками. Если раньше всё было пустынным и жёлтым от песчанника, из которого были построены практически все дома, то сейчас всё было цветным и ярким. На торговой улице, по которой они сейчас ехали, купцы продавали свои ткани и посуду, магические камни и амулеты, даже сувениры из разных стран можно было приобрести в одной из лавок. Жизнь в этой части города кипела. Наконец, карета остановилась в каком-то переулке у совсем непримечательного магазинчика магических товаров, вот только лису этот магазин был более чем знаком. Хосок первым вошёл в него, неизменно неся в руках, скрытых от чужих глаз перчатками, свою трость, и как-то совсем уверенно направился за шторку, где были расположены редчайшие товары, а Чимин только и мог, распахнув рот в удивлении, озираться по сторонам, рассматривая необычные предметы, которые словно жили своей жизнью. Он совсем потерял бдительность от такого количества необычных блестящих вещиц. Множество часов неустанно тикали, десятки баночек были наполнены мерцающими песчинками необычных цветов, на полках были амулеты всех возможных размеров и для различных целей, огромное количество зачарованных украшений свисало с вешалок, прикреплённых к потолку. Здесь также были и ткани высокого качества, и экзотические растения, которые разбавляли общую картину богатства. Всего было очень много, на полках и свободного места не было. Неожиданно для Чимина из-за шторки показался он, владелец этого магазинчика. Лис бы и не вспомнил о нём, если бы тот не показался ему на глаза так быстро. Тэхён в своей ленивой манере неторопливо прошёл за прилавок, а следом за ним вышел Хосок. Чимин даже сам не понял, когда успел направить на него поток огня, который в тот же момент был остановлен не менее сильным потоком воды. Ким тоже был полукровкой, если это можно так назвать. В этом красноволосом демоне текла не одна кровь. Его мать была такой же полукровкой человека и кицунэ, как и сам Чимин, а вот отец был человеком лишь на четверть, большая его часть принадлежала каппам. Именно поэтому у Тэхёна была предрасположенность больше к водной стихие, чем к огненной и на голове у него было две пары ушей: одни человеческие, а вторые лисьи, в отличие от Чимина, который имел только лисьи уши. — Прошу тебя, будь сдержаннее в моём магазине, — сверкнул своими зелёными глазами Тэ. Хосок тоже укоризненно смерил взглядом свою зверушку и снова повернулся к владельцу магазина. — У тебя этот бубенец на шее, чтобы нервировать меня? — язвительно спросил полукровка. — Нет, это мой амулет против таких же, как ты, полукровок, которым мешают жить мои магические предметы, — он разговаривал с ним, будто бы Паку было пять лет. Отвечал спокойно и не реагировал на провокационную интонацию, просто продолжил упаковывать приобретённые под заказ зачарованные камни. А ведь если подумать, то Чимин и правда по сравнению с ним был пятилетним несмышлёнышем, Тэхёну уже было под двести лет. Это в нём так отражалось долголетие кицунэ. Полукровка внимательно рассматривал хозяина этого магазина: на нём был свободный чёрно-бардовый халат, расшитый тонкими узорами из цветов и был перевязан на бёдрах чёрным поясом, оставляя тем самым грудь распахнутой. На шее была повязана алая лента под цвет волос с небольшим колокольчиком. Человеческие уши были проколоты в нескольких местах. На одном ухе была серьга с рубином в золотом обрамлении, а на другом был небольшой контур золотого веера, снизу от которого тянулись белоснежные нити, что доставали до середины шеи и чуть выше на хряще рядом были два золотых колечка. Под глазами были алые татуировки змеиных языков и пара похожих линий над началом одной из бровей. Её Пак не сразу смог разглядеть под отросшей чёлкой. — Спасибо, Хосок, за твою покупку и тебе, Чимин, что больше не хочешь меня убить, — ярко улыбнулся Ким. — Пожалуйста, будьте осторожны при исполнении своего плана, — вот тут кровь у обоих и застыла. Хосок так и замер с протянутой рукой. — Не переживайте, я читаю мысли очень давно и на очень больших расстояниях, — Тэхён многозначительно посмотрел на Чона и, просто чтобы пояснить свой взгляд, продолжил. — Я знал о твоих планах ещё когда ты только начал об этом задумываться. Вам не о чём переживать, ведь я до сих пор держал это в тайне, — Красноволосый вложил в руку Хосока его покупку. — Надеюсь, вы не забудете о том, что я помог вам, потому что мне очень не хочется покидать это место и страну. Хосок был неглупым ребёнком и понимал, что иметь такого союзника под боком крайне выгодно и даже полезнее, чем полукровку-кицунэ, но об этом он подумает позже, сейчас нужно было начинать приводить план в действие, хотя планом это назвать можно было отдалённо, ведь даже если что-то пойдёт не так, Чимин будет рядом, чтобы исправить случайную ошибку. Была глубокая ночь, когда Хосок сидел в беседке в ожидании, пока Пак закончит раскладывать зачарованные камни, запах которых мог усыпить любого в радиусе трёх метров. Чтобы оставаться незамеченным, он делал это всё в образе чёрной кошки. Как и велел хозяин, он оставлял камни неподалёку от дежуривших охранников и королевской семьи. Жалко было завершать столь могущественный и процветающий род семьи Чон, но ничего нельзя было поделать. Хосок слишком долго терпел пренебрежительное отношение к себе и теперь, когда план начал воплощаться в жизнь, он не мог отступить или дать слабину, оставив в живых кого-либо из псевдо семьи или прислуги. Этой ночью суждено умереть всем. — Я закончил, — проговорил лис, обращаясь снова человеком. — Хорошо, — господин поднялся со своего места, прошёлся в последний раз по коридорам особняка, проверяя все ли погружены в сон, забрал из своей комнаты поддельные документы, которые освободили бы его от всех связей с ненавистной семьёй и позволили бы ему начать новую жизнь. Он стянул со своих пальцев тканевые перчатки и положил на стол. Теперь в них не было никакой нужды и прятать свои шрамы, нанесённые матерью в раннем детстве, тоже. Уже внизу, стоя перед самым выходом, он устроил поджог. Огонь тут же перекинулся на занавески и дорогущую мебель. Он вышел за порог и продолжил смотреть вглубь дома, как огонь с невероятной скоростью пожирает комнату за комнатой. Из ещё нетронутой огнём коморки прислуги в дальнем конце коридора внезапно появилась маленькая девочка. Она сонно потирала глаза, когда её лицо искривилось в гримасе ужаса и слёзы уже готовы были политься по её розовым щёчкам, когда Хосок почувствовал, как тёплые руки обнимают его со спины, сильно прижимая к крепкой груди их обладателя, чей-то подбородок ложится на его плечо, мягкие шелковистые волосы щекочут щёку, а пронзительный взгляд направлен на малышку, которая после этого, словно ослепла и онемела. Девочка будто превратилась в бесчувственную куклу, рухнув в ту же секунду на пол. — Она даже не поймёт, что умерла, — раздался тихий шёпот Чимина. Его ладонь осторожно закрыла глаза хозяина, когда языки пламени перекинулись на ночнушку девочки. Он не может отвести взгляд от неё, иначе прекрасный сон, который он подарил ей в последние минуты жизни, развеется, и её разбудит невероятная боль. Как только Пак перестаёт слышать её размеренное сердцебиение, он смаргивает выступившие слёзы и мягко целует Хосока в шею. — Нам пора. Они шли вдоль аллеи, проходя мимо покинутых постов охраны. Все люди были вскоре перенесены Чимином в особняк. Никто не должен был остаться в живых. Даже той малышке не было дано шанса. У этой ночи не должно быть ни свидетелей, ни выживших. За спиной потрескивало дерево, а пара всё отдалялась от этого места. — Слушай, Чимин, — осторожно позвал Хосок, чувствуя тепло чужой руки в своей, — Я долго думал о том, как поступить после того, как моя незамысловатая мечта исполнится, — полукровка заинтересованно наблюдал за нахмурившимся лицом хозяина. Сейчас он, как никогда, захотел себе способность чтения мыслей, которой обладал ненавистный ему Тэхён, — и пришёл к мысли, что после всего этого нам стоит пойти своими дорогами, — на протяжении стольких лет они были утешением друг друга, помогали справиться с вновь появляющимися проблемами, решение которых неизменно искали вместе, и сейчас, когда для Чимина свобода стала не просто желанной мечтой, а практически его настоящим, реальностью, он боялся отпустить от себя этого не по годам умного и решительного ребёнка, боялся оказаться действительно свободным. Пак сильнее сжал ладонь Чона и остановился, заставляя и его задержаться и посмотреть на себя. — После разговора с Тэхёном я понял, что вы, кицунэ, чересчур свободолюбивые создания и просто не выносите своё пребывание взаперти, постоянно ищите лазейки, способы оказаться на воле, — Хосок мягко провёл по глубокому шраму на лице Чимина, словно прося прощения, и вытер выступившие из глаз лиса слёзы. — Я, Чон Хосок, человек, взявший с кицунэ, Пак Чимина, обещание, снимаю все его обязательства передо мной. Теперь ты свободен. — он протянул полукровке бархатную коробочку, освобождая свою ладонь от захвата, и продолжил отдаляться всё дальше от особняка в сторону города, оставляя его за своей спиной. Не в силах сдерживать поток слёз, Пак так и стоял, наблюдая за медленно уменьшающейся фигурой хозяина, пока та совсем не скрылась.***
Прошло сорок лет с событий той ночи, когда Чимин получил полную свободу. С возвращением кицунэ домой в Восточные земли, всё живое словно почувствовало это: начали распускаться давно погибшие цветы, ожили мёртвые деревья и вернулись дикие звери и птицы. Люди впервые поднялись на гору, когда Пак спустя несколько месяцев, когда осенние дожди начали протекать сквозь крышу и беспокоить его, пытался починить обветшавшую постройку храма. Они помогали ему во всём, а когда полукровка спросил, почему они так добры с ним и упорно помогают, то те рассказали, что после того, как кочующие торговцы покинули их деревню вместе с ним, начались стихийные бедствия, урожая совсем не было, вся земля высохла, будто потеряла смысл своего существования. Много народу тогда умерло с голода и люди поняли, что демоническая лиса была священным существом этой горы и убивать её было большой ошибкой и сейчас, когда вернулся её сын и всё снова стало цвести и приносить свои плоды, они не намерены больше совершать ошибок прошлых лет. Будут стараться обеспечить его, полукровку, всем необходимым, только бы он больше не покидал горы Поющих врат. Чимин не был таким кровожадным, какой была его мать, и поэтому просил у деревенских только еды на первое время, пока семена, которые он собирался посадить, не дадут свои плоды, и немного предметов быта. Те охотно согласились. Когда же Пак впервые спустился в деревню спустя два года, его окружила местная детвора, называя божеством и при этом продолжая дёргать его за множество хвостов и белоснежные одежды. В поселении тогда был какой-то фестеваль и кицунэ был совсем не против поиграть с местными детьми. После этого он больше не спускался в деревню. И вот сейчас он, совсем как в детстве, сидел на полу, свесив ноги, неспеша попивал горячий чай и наблюдал за начинавшимся рассветом. Он не знает, как сложилась судьба Хосока, но был уверен, что тот проживает свой остаток жизни счастливо и сейчас нянчит где-то своих внуков. Храм Чимина в последствии стал святилищем его самого. Местные просили у него разрешение на то, чтобы превратить его жилище в настоящее святилище по внешнему виду, следуя всем предписанным традициям, на что Пак дал разрешение. После этого постепенно начали появляться первые постройки с водой для омовения рук и надстройка у фасада его храма, который был обращён к каменной аллее с вратами тори. Эта надстройка была местом для молений, там же был установлен ящик для монет. Чимину было позволено пользоваться этими деньгами, как тому заблагорассудится, но по итогу он их не тратил. Когда денег становилось слишком много, он собирал их. Какую-то часть полукровка оставлял на случай, если дому вновь потребуется ремонт и ему было чем отплатить за работу мастеров, а остальную часть он разносил нуждающимся в небольших мешочках, перевязанных алыми лентами. Зачем он это делал? Лис и сам не мог ответить на этот вопрос. Просто делал и всё. Поколение в деревне сменялось одно за другим и деревня уже перестала быть деревней, а стала называться городом. Чимин уже превратился в местную легенду, обычную городскую байку, зазывающую туристов. Однако о храме его не забыли. Старшее поколение всё также приходило помолиться ему о хорошем урожае и крепком здоровье, а младшие просили удачной учёбы, оставляя после себя небольшие гостинцы. Они всегда грели полукровке душу, напоминая о былых временах, и он всё так же продолжал разносить беднякам мешочки с монетами. Лишь немногим удавалось заметить прекрасного юношу на горе в храме, наблюдавшего за рассветом и размахивавшего множеством хвостов, и благодаря этим немногим история его жизни продолжала существовать.