Не сдамся

      Два мужчины так и сидели на скамейке, переводя взгляд на различные предметные цели. Не находили себе уютного места в осязаемом пространстве, потерявшись в неуловимых метаниях по закоулкам собственных раздумий. Нервно смотрели, то на настенные часы, гадая, сколько ещё времени должно пройти до значимого результата; то на пол, ожидая шагов кого-то; то на закрытую дверь операционной, ожидая открытия; то на свои руки.       Вот рукам покоя Гриша не мог найти вовсе. Он рефлекторно сжимал их в кулаки, заметно было, как вены напряженно вздувались, как косточки становились отчётливее, резче через кожный покров. Представлял, как будет сам избивать стрелявшего преступника. Не остановится до тех пор, пока тот не станет захлёбываться собственной кровью. Пока Гришины руки не намокнут и не окрасятся ею. Убивать не станет, нет, хотя хотелось бы, конечно. Не в его правилах это. Поквитаться мучительно можно и другими способами.       Месть — греховное чувство, неправильное, надо стараться прощать людей, даже если они отвратительно обошлись с кем-то, надо давать шанс на исправление. Однако, если человек не способен раскаяться самостоятельно в совершенных преступлениях или в поведении, приносящем физический и психологический урон окружающим... Если этот человек не чувствует уколов совести, не хочет встать на стезю исправления, то не заслуживает прощения, наверное, ведь не чувствует совсем своей вины. Хотя вина есть, на самом деле, даже с обычной моральной точки зрения, не говоря уж об уголовной, гражданской, административной, материальной ответственностях. Как тогда быть ?       Измайлов думал об этом прежде много раз. За время работы в отделе полиции ему приходилось расследовать разные дела, разные мотивы, разные способы совершения преступлений, разные психологические типажи, совершающие их. Однако большинство виновных себя не считали таковыми. Нет, они психопатами или иного рода сумасшедшими не были, по крайней мере, не все из них. Просто у них совесть или настоящая любовь куда-то ушла, исчезла, а на её место пришла жадность, безнаказанность или самолюбие. И это полицейского удивляло неимоверно. Он считал это неправильным.       Да, он не был ангелом по характеру или священником, много чего делал греховного (лгал, шутил жёстко, пил изрядно, много девушек в постели поимел), но совесть у него была. Он бы никогда не предал близкого человека, нуждающего в помощи. Никогда бы не пожадничал. Никогда бы не поленился что-то сделать, если это справедливость восстановит.       И сердце было большое, просто оно внутри. А внутрь не всех подряд пускает. Ника там была. Занимала место глубже всех и самую большую часть. Он не распределял кому и сколько места отведено, просто так получилось. И сколько бы она раз не пыталась разбить его сердце вдребезги, то всё равно оно для неё всегда открыто. Не закроет, не выгонит её. Хотя трещины есть, их не счесть.       Ему вспомнился внезапно момент с его Дня Рождения, который отмечали несколько лет назад. Как он тогда наорал на неё за то, что украла чужой крутой и дорогостоящий мотоцикл. Хотела ему подарить. А ему ведь не надо было это вовсе. Единственное, что ему надо было — осознание, что она любит его, что помнит о нём, что заботится о своей безопасности. Ведь если она не будет в безопасности, то и он сам не будет тоже. Он не отступит до тех пор, пока не станет устранён источник опасности или устранены последствия действий, принесшие беспокойство и разрушение.       И сейчас у него никак не могли выйти из головы последние слова, сказанные ею перед потерей сознания. Она хотела помочь ему. Получается, что это он виноват сам. Заботясь о нём, о его работе по поимке преступников, она себя подвергла таким мукам.       Он понимал, винить себя не должен, но от этого легче не стало. С другой стороны, он был рад, что у него такая смелая младшая сестра. Мало у кого подобные есть. Ника уникальна, и это ему нравилось искренне.       Закрыл глаза, устал от напряжения, волнения. Протер рукой по векам. Снова распахнул.       Спустя некоторое время. Дверь заветная открылась, вышел оттуда хирург, проводивший операцию. Направился прямо к ожидающим в коридоре. Его шаги отдавались по полу, причиняя какие-то давящие, наводящие тревогу звуки.       Костя и Гриша выровняли свои позы, стали как на иголках. Сидеть больше не могли, встали, чтобы проявить уважение к доктору.       Ещё чуть-чуть и станет известно. ___