дай мне забыть тебя дай разлюбить тебя
Лена Макса не любит. Лена — верная жена. Она ест, спит вместе со своим мужем.Не хочет.
Все равно рушатся барьеры, все стены, которые так тщательно выстраивались столько лет. Она снова в его руках, а он ее снова держит. Леша не дурак. Леша все понимает. Все десять лет понимал. Отрицал, отвергал, гневался на самого себя, но понимал: Лена не его. Однако он все равно ее не отпускает. Его ломает, бьет будто под дых, ломая все ребра, с треском их кроша. Он ее любит. Любит и держится за неё, а она сильная и держит их двоих. Для ЛешиОни оба уже давно утонули, став друг для друга балластами.
Лену тянет назад бывший муж. И Лешу пытается — хочет, чтобы Леонидов и Жарова снова держались друг за друга. — Так всем действительно будет лучше, — говорит однажды он, но все равно крепко обнимает её. — Максимов, — этот тон у Макса вызывает нервный смешок, — ты ведь не хочешь мне этого говорить. — Не хочу, — выдыхает он севшим голосом и оставляет недосказанную фразу висеть в воздухе. Прижимает ее к себе крепче и хочет завыть, точно как Пёс. Взрослый мужчина, столько всего повидавший, сейчас обнимает самую лучшую в мире женщину и чувствует, что сдаётся. Впервые в жизни он действительно сдаётся: перед принципами, перед собой, перед ней. Как же хочется поцеловать. Максимов держится, грани не переступает. Лена старается тоже: они оба понимают, что вот-вот она уйдёт, оставив Макса наедине с оглушающей тишиной, потому что даже Пёс молчит. Уйдёт туда, к другому. И он снова ее отпустит, подарив свободу, на самом деле все больше и больше сковывая их руки вместе крепкими цепями. Алексей глушит в себе чувство вины. Хочется застрелиться, застрелить Максимова или сразу обоих. Он запер их в эту клетку втроём, хоть и не хотел, чтобы так: так больно, так тесно, так убийственно. Запер и ключ куда-то дел — не сыщешь теперь в заледеневшем сердце. Он видит, как жена уходит; он знает куда; и он не едет за ней, чтобы не подтверждать свои догадки. Чтобы без скандалов. Чтобы Лена от него насовсем не ушла. Лене тоже становится совестно. Она цепляется за футболку Максимова мертвой хваткой, льнет ближе и плачет. От бессилия — она ни черта не верная жена. Она никогда не была той, какой её считают Макс и Леша. Она изменила бывшему мужу с его лучшим другом. А он обоих простил. Святая здесь не она, а он. Пусть на его руках не смывающаяся кровь, пусть в его прошлом длительный алкоголизм. Он её почему-то не ненавидит — он почему-то её любит. И она его тоже, черт побери, любит. Любит и не в силах это остановить. Максимов же все ещё обнимает и не сдерживает порыва, целуя её в макушку. Можно. Сейчас можно. Она в полубреду шепчет, что-то о ненависти, что-то о неверности и о любви. А он успокаивающе гладит её по спине, прижимается губами ко лбу, задерживаясь. — Я сам виноват, — заявляет он и отстраняет Жарову от себя, придерживая за плечи. — Прекрати. Я не должна была приходить, — она отводит взгляд, только бы не смотреть в этот шторм его глаз. А он на неё смотрит. Смотрит и любуется. Лена отнюдь не такая сильная, какой пытается казаться. Леонидов верит, Максимов — никогда. Именно поэтому он сейчас даёт себе вольную и целует её в губы. И она сразу отвечает, потому что ждала. Ей так его не хватало. Она не возвращается этой ночью домой. Она уже дома. Леонидов не ждёт. Леонидов не закатывает истерик утром. Они делают вид, что все хорошо. И оставляют все как есть. Она срывается стабильно раз в месяц и рвётся туда. Леша чувствует, как что-то бьется по рёбрам все сильнее. Максимов Лену принимает всегда.