***
Германия встречает темноволосого юношу холодным ветром и шумом столицы, поскольку раннее утро в Японии совершенно отличается от оживленной суеты чужой страны. Малахитовый взор оглядывает высокое здание психиатрической лечебницы с легкими отсылками на готику, подмечая жуткую серость и тоскливость безупречно охраняемой территории. Две женщины в идеально отглаженной форме пропускают гостя без надоедливых вопросов, прекрасно запомнив еще в первый день серьезное выражение лица с пронзительным взглядом. Под туфлями шумят пожелтевшие листья, которые систематически убирают в восемь утра, и юноша чувствует необычность ситуации с учетом, что в родной стране листва деревьев начинает менять окрас только в конце осени. Прохладные потоки ветра перестают раздражать веснушчатую кожу, сменяясь теплым воздухом помещения. Яркий холл впечатляет обычно лишь посетителей, а Изуку поднимается на верхний этаж, где его уже ждут на назначенной встрече. Владелица частной психиатрической больницы, специализирующей в основном на людях, чьи причуды медленно сводят с ума носителей, и на личностях, страдающих от различных зависимостей всех степеней, оглядывает пришедшего юношу с лисьей ухмылкой. И данный жест выглядит довольно внушительно с пронзительным взглядом шоколадно-карих глаз, которые смеряют знакомые молодые черты с некой оценкой. Сама женщина стара, отметив год назад семидесятилетие за рабочим столом в гордом одиночестве, но выглядит она на пятьдесят лет благодаря отменной генетике и ледяной причуде, помогающей немного замедлить старение. Менее густые волосы, если сравнивать с красотой молодости, собраны в высокую прическу, закрепленные черной заколкой, и несколько белых прядей обрамляют старческие черты лица, слегка отдавая сединой при ярком освещении, а непоколебимая уверенность с идеальной осанкой и гордостью в глазах невольно внушают уважение. — Давно не виделись, — произносит Изуку, присаживаясь напротив знакомой, которая мягко ухмыляется, с изящностью подпирая подбородок ладонью. — Здравствуй, дорогой, — тонкие губы уже растягиваются в мягкой улыбке, и пожилая дама откладывает бумаги, полностью переведя внимание на собеседника. — Как поживает Шото? — Исполняет мои поручения, ведет размеренную жизнь… Сейчас вместе с Шишидой нянчится с Тогой, которой я дал свой облик, — слегка тянет слова юноша, вспомнив день, когда многую информацию про семью Тодороки в интереснейших подробностях ему раскрыла именно пожилая женщина, беседующая с ним. — Узнает правду про родню, — с уже хитрыми нотками в голосе добавляет молодой лидер, наблюдая за интересной реакцией. Глаза с темными радужками распахиваются от страшной догадки, и владелица необычного бизнеса невольно подрывается вперед, сжимая края дубового стола, из-за чего скрипит кожаное кресло. — Не смей молчать. Изуку приподнимает ладони в невинном жесте, но с удовольствием подмечает, что зависимость от партнерства до сих пор двухсторонняя. — Я давно следил за действиями Тойи Тодороки в злодейском обществе, как Вы и просили. Иронично, что он вступил к нам в организацию. Да еще и со своим братом успел познакомиться спустя долгие года разлуки. — Что же за непослушные дети пошли! — восклицает пожилая дама, в театральном жесте положив ладонь тыльной стороной на лоб, где виднеются отчетливые морщины. — Ну что Вы, Шинджу Ямада, бросьте. Знаете, мне кажется, что ситуация складывается намного серьезней, чем мы предполагали. — Дорогой, отбрось мрачные размышления. Мой внук не способен на предательство. — Рассуждаете так, будто Вы вырастили свое наследие и досконально знаете каждого. Предательство можно ожидать и от союзника, и от родственника. Я уж молчу про случай с Рей Тодороки. — Ты еще даже на свет не родился, когда произошло горе в нашей семье. Так что не смей осуждать меня как мать моих же детей, после смерти сына и мужа я всеми силами старалась окружить дочек любовью и заботой, поднимая бизнес самостоятельно, а он… — женщина прерывается, после импульсивно ударяя ладонью по дубовому столу. — Чертов герой! Вкусил вкус власти и безнаказанности. — По крайней мере, после смерти Старателя данное влияние исчезнет, и Вы сможете забрать дочь в семью. К слову, Рей понадобится реабилитация, поскольку мне удалось навести справки на «диспансер», в который ее упекли, и показатели совсем не утешают, — Изуку протягивает распечатку настоящего отчета из «больничного заведения». — Вот ведь суки, — наплевав на нормы приличия, громко и четко ругается Шинджу Ямада, надев перед прочтением очки в тонкой оправе. — Подобной гадостью пичкать своих пациентов… твари… Будь у меня возможность, всем бы заморозила органы. — Плохие новости еще не окончены. Я понимаю, что Вы желали, чтобы Шото находился под моей защитой, поэтому мне пришла идея пригласить его в Лигу. Умолчим о том, что способности очень ценны для меня с прочей ерундой. Но из-за правильности и заботы о родственниках, которая явно передалась от Вас, возникает довольно важная проблема. Он дал явно понять, что не хочет, чтобы я раскрыл натуру Старателя на весь мир. — Не ожидала… — задумчиво тянет пожилая дама, чуть нахмурившись. — Я, конечно, понимаю, что в глазах Шото данный поступок подорвет твой авторитет, но продолжай задумку. Мир обязан увидеть видеозапись, раскрывающую поганую душу их восхваляемого героя. Я сойду с ума, если у ублюдка после подобного не отберут детей. А вы и так затягиваете с публикацией, почему? — Сейчас шаткая ситуация… Слышали о планах Главного? Отец поручил разработать миссию для нападения на академию, но мне еще многое необходимо выполнить для воплощения в реальность настолько серьезной задумки. Поэтому мне по-настоящему страшно порождать дисбаланс перед ситуацией, требующей продумывания каждого момента. Возможно, мои подчиненные выложат правду во всеобщий доступ после выполнения миссии. Подождите три недели. — Хорошо… Но всегда помни, насколько жестоко могу отомстить в случае обмана. Я способна убить ради семьи, поэтому лучше не рискуй. Изуку всматривается в карие глаза с лютой ненавистью, прекрасно распознав жестокий намек собеседника, откровенно устав от подобной деятельности за последнее время. — Даю Вам слово. — Я рада, — удовлетворенно тянет владелица бизнеса с облегчением и надеждой. — Скажи, как поживает Фунджи? Помню, ты говорил, что у них сегодня двадцатилетие свадьбы. — Шинджу Ямада, можете не волноваться. Наставница по-настоящему счастлива со своим супругом. Зря Вы столько лет злились из-за ее побега. — Разве можно назвать подобное злобой? Я испытывала обиду, что дочь сбежала с героем, который вдобавок старше ее, и вышла замуж в семнадцать… Ладно если бы все было хорошо, но нет же! Лишиться ребенка, вступив с мужем в ряды злодеев… абсурд. Мидория молча смотрит в окно за спиной собеседницы, с горечью понимая, что если бы не трагическое прошлое наставников, то ему бы не удалось вырасти под надзором двух замечательных людей. Малахитовый взор следит за встающей женщиной, которая поправляет миниатюрные очки, берет несколько распечаток и проходит к двери. Изуку понимает, что несет в себе данный поступок, поэтому чуть ли не подрывается с удобного кресла, следуя за старшей. Они проходят в гордом молчание этаж, больше предназначенный для бытовых нужд владелицы и банального отдыха, спускаясь в лифте с большими зеркалами на больничный отсек. — Расскажите про лечение? Пожилая дама вздыхает, долго откладывая неприятный разговор насчет особенного для их лечебницы пациента. Ступая по коридорам шестнадцатого этажа, она все же глубоко вдыхает и начинает издалека. — Переносимость Томуры Шигараки некоторых препаратов чревата последствиями, поэтому мы до сих пор ждем из другой страны лекарства, чтобы легально ввести их в обиход больницы. Пока что мы приводим только физическое состояние в норму, избавляясь от дистрофии и серьезного обезвоживания с травмами. Но думаю, как только у него появятся силы, начнется ломка из-за отсутствия сигарет и алкоголя, в которых он топил потребность в наркотиках. Довольно сложный пациент с учетом того, что настолько мощную и разрушающую причуду нам очень трудно сдерживать. Шигараки неосознанно направляет способности на самого себя из-за внутреннего надлома, медленно разрушая сознание и тело. Побочным эффектом выходит жуткая чесотка, от чего он раздирает кожу ногтями, но все равно не может отделаться от неприятного ощущения. Психотерапевт сказал, что у пациента параноидальные мысли, что под кожей ползают опарыши, — пожилая женщина говорит размеренно и долго, пока вместе с юношей ступает по длинным коридорам психиатрической лечебницы, даже не оглядываясь. — На что Вы намекаете? — довольно грубо спрашивает темноволосый юноша, вскоре остановившись перед светлой дверью в палату. — Забери причуду у Томуры Шигараки. Без нее врачам будет значительно проще привести ментальное состояние в норму, да и ему не придется мучиться от постоянного разъедающего чувства, травмируя себя. — Почему Вы не попросили Главного? Вдруг моя причуда даст сбой, поскольку я ни разу не лишал людей сил? У Учителя огромный опыт, а вместо Него просите меня. Отвратительная безответственность. — Томура больше не интересует Главного, а ты прекрасно знаешь, что Он действует лишь в своих интересах. Я не бессмертна, чтобы лишний раз с Ним контактировать, поэтому спасай товарища самостоятельно. Шигараки все равно сейчас под капельницей и не почувствует сильной боли. Изуку молча проходит небольшую комнату пастельных оттенков, жутко хмурясь, сжав ладони в кулаки и ступая в палату пациента. На удивление, при встрече нет тошнотворного чувства горечи и жалости от одного вида бывшего лидера. Пепельные волосы чистыми и подстриженными прядями лежат на бежевой наволочке. Многочисленные шрамы на веках и шее с губами покрыты тонкой пленкой специального вещества с матовым покрытием под цвет сероватой кожи. Окно закрыто плотной тканью, поэтому надоедливый свет не падает на уставшее лицо мужчины. Он дышит тяжело, мелко дрожа во сне, и неосознанно дергает пальцами руки, в которую стекает лекарство через иглу капельницы. Морщины выглядят намного отчетливее благодаря россыпи мелких шрамов от ногтей, а сухие губы сжаты в одну тонкую линию, деформируя форму увечья. Легкое одеяло из белой мягкой ткани очерчивает худощавое тело, прекрасно показывая выпирающие ребра с тазобедренными костями и жутко худые вытянутые бедра. Мидория тяжко вздыхает, подходя к сломленному духом союзнику, и окидывает безэмоциональным взглядом ослабшее тело. Перчатки медленно убирают в карман брюк, и Изуку с жутким страхом касается изуродованной ладонью седых волос, ощутив под кожей изгибы черепа. По руке скользит страшный импульс, и юноша распахивает глаза, начиная поверхностно дышать и боясь пошевелить конечностью. Внутри душа будто бы разрывается надвое, и молодой лидер красноречиво ощущает, как Один За Всех противится взаимодействовать с противоположной причудой, но уступает. Легкий гул зарождается в черепной коробке навязчивым шумом, в котором трудно распознать слова предшественников, но Изуку через силу надавливает на череп, применяя отцовскую причуду. В груди оседает отвратительная тяжесть после лишения человека способностей, чужеродной мощью растекаясь по капиллярам и артериям, пропитывая органы. Причуда, способная в критической ситуации разрушить страну и превратить человека в кровавую труху, оседает в организме, подчиняясь высшей способности Все За Одного. Дрожащая ладонь медленно отстраняется от сухих прядей пепельного оттенка, и Изуку чуть ли не давится воздухом от острого покалывания в теле и от того, что Томура хрипит, приоткрыв губы в немом крике и с шоком смотря в выбеленный потолок. Насыщенного цвета глаза прожигают всю уверенность в Мидории, который поражается восстановившемуся оттенку радужки, вспомнив алый взор из прошлого. Шигараки всем сердцем ненавидит галлюцинации, которые поражают разум отвратительной ложью. Данное ощущение будто бы паралич души… оно заставляет мутно смотреть сквозь пелену, вынуждая ставить под сомнение очень многое извне. И в очередной раз трудно поверить реальности, царапая подстриженными под корень ногтями грудину, где больше нет привычной «жизни». Подушечки пальцев безуспешно скользят по костям, обтянутым травмированной кожей, а горячие слезы обжигают виски, стекая с уголков глаз на подушку. Пожилая женщина легким движением нажимает на кнопку, расположенную рядом с дверью, вызывая медсестру, и подходит со спины к замершему юноше. Морщинистая ладонь легко оглаживает плечо младшего, и Изуку отмирает, все же ощутив неприятную горечь внутри. — Все правильно, дорогой, все правильно, — приговаривает старшая, по-доброму улыбаясь. — Ты молодец, что несмотря на страхи помог ему спастись. Сейчас Томуре помогут, пойдем. Шинджу Ямада мягко улыбается, увидев за воротом рубахи знакомый кулон, который так сильно нравится сбежавшей дочери, из янтаря, и выходит вместе с гостем из палаты, ощутив передавшееся волнение.***
Темный туман расходится от стоп в лакированных туфлях, исчезая в темноте одного из многочисленных помещений общежития. Изуку ступает по ненавистной комнате, видя свою абсолютную копию, отличающуюся лишь улыбкой и чересчур острыми клыками. Тога радостно хохочет, свисая головой с кровати и прислоняя ноги в алых кроссовках к стене. Подошва стучит друг об друга, оставляя слабо заметные следы пыли, а до жути радостная улыбка тянется на сухих губах, из-за чего обветренная кожа трескается, выпуская красные нити, которые быстро слизывают юрким языком. Девушка ведет пальцами от ключицы к подбородку, нежно очерчивая трахею в еле заметных полосах шрамов, уходящие к основным увечьям на груди. Ее взор блестит в искусственном освещении малахитовым оттенком, а отросшие волосы свисают к полу. Мидория оглядывает темно-изумрудные пряди и виднеющиеся из-под одежды шрамы с ошалелым огнем в темных глазах, молча проходя к письменному столу и с шумом кидая папку. Верхняя одежда небрежно ложится на подоконник, а юноша под любопытный взгляд скидывает рубаху, натягивая серую кофту с длинными рукавами и высоким горлом, стянув перчатки. Нынче смущение нечто несвойственное, да и глупо стесняться девушки, которая до сих пор владеет твоим обликом. Поэтому Изуку лишь хмыкает, вальяжно сев на удобный стул, и начинает разминать пальцы со звонким хрустом суставов, не сводя пронзительного взгляда с подчиненной. Химико сползает с кровати главного вместе с тонким одеялом, сев на пол и скрестив ноги, подпирая подбородок скрещенными ладонями. — Согласна, ходить постоянно в перчатках неудобно. Особенно, если кожаные! — Я ничего не говорил. — Да ладно, по глазам вижу, что ты устал от них. А Шишида заставлял меня носить перчатки, поэтому я понимаю тебя! Тога подрывается с места, упираясь в колени лидера ладонями, и глубоко вдыхает тонкий запах крови, кровожадно растягивая губы в улыбке. — Перестань, я устал, — Изуку флегматично смотрит на свою копию с покрасневшими щеками в районе россыпи веснушек, не находя сил в лишний раз двигаться. — Ты же знаешь, что я не люблю, когда ко мне лезут люди с ненужными касаниями. — Какой скучный, — бурчит девчонка, все же умудряясь взглянуть на ранение от ножа. — Кто тебя ранил? Больно? Очень? — Не твое собачье дело, — грубо отзывается Мидория, подцепив изуродованными пальцами подбородок подчиненной, окинув взглядом почти сошедшие синяки. — И почему я не удивлен, что ты умудрилась влипнуть в неприятности… Кто душил? — Кацуки! — радостно растягивает злодейка, мило улыбаясь. — Но я буду очень рада, если встречусь с ним в своем настоящем теле. Уж больно горяч, чертяга. И целуется настолько офигенно, что фантазии одолевают! Изуку поднимается молча, совсем наплевав на то, что постель в неприглядном состоянии, устало устроившись на удобном матрасе. Глаза начинают слипаться, а дарованное тепло помогает принять скопившуюся усталость мягким сновидением, даже не обращая внимание на надоедливый голос, пока подчиненная не переходит к более коварному способу, надавливая на живот лидера. — Вот скажи на милость, тебе надоело жить? — тихо спрашивает Мидория, не открывая глаз. — Ну, Изуку-кун, мне скучно, а ты собираешься спать? Серьезно? Мне и так запрещали твои подчиненные покидать комнату самыми изощренными способами, теперь и ты будешь игнорировать? — жалобно тянет юная злодейка противным голосом, не собираясь отпускать локоть лидера. — А откуда у тебя столько шрамов? Ну скажи, пожалуйста, скажи… Мне пришлось мучаться в закрытой одежде ради тебя, а ты не хочешь ответить? А Кацуки знает? Хотя, откуда ему знать, если ты чертов асексуал, а я с ним не занималась сексом в твоем теле. Но я не против с ним уединиться! — Я не спал несколько суток. Мне совершенно не интересно, какие у тебя фантазии насчет Каччана, поэтому свали и дай мне выспаться. Иначе, клянусь дьяволом, переломлю тебе шею, — Изуку проговаривает злобно и четко, яростно взглянув из-под приоткрытых ресниц, а после отворачивается к стене. — И да, отменяй свою причуду, тебя на выходе ждет Курогири. Обиженный всхлип девушки сменяется полной тишиной, и темноволосый юноша позволяет себе вольность, подтянув колени к животу и уткнувшись в подушку. Мышцы сводит от адской усталости и стресса, а серая наволочка пропитывается слезами после колоссальной нагрузки на психику за все дни нескончаемой работы.