a baker's mile in your shoes

— Сосредоточься на сердцебиении, не на своем — на одном из наших, — говорит Мёрдок, и это, в общем-то, может оказаться самым странным, что Бретту доводилось делать. Теоретически. Даже малейшие мысли в этом направлении вызывают мгновенное опровержение: помнишь, как ты целовался с Фогги Нельсоном? Это, возможно, более странное. (Многие вещи более странные. Но в плохом, нисколько не забавном, смысле для того, чтобы иногда о них вспоминать, так что спасибо, подросток Фогги и подросток Бретт, за более безопасный критерий странности.) Мёрдок сидит справа от него, и Бретт решает… что ж. Технически, это его сердцебиение. Вроде бы. Может быть, это будет не так… Странно. Совсем наоборот. — Медленно вдохни через нос, задержи дыхание, а потом медленно выдохни через рот, — очень тихо говорит Мёрдок. — Не волнуйся по поводу счета. — Бретт получает инструкции по дыханию от своего собственного голоса. Счет — буквально последняя вещь в мире, о которой он сейчас волнуется. Он не озвучивает эти мысли. Только он открывает рот и начинает говорить, как кто-то где-то разбивает тарелку о стену, а где-то еще раздается визг шин, а где-то еще — тысячи разговоров на дюжине языков, а прямо в этой комнате пол под его ногами слишком грубый, и по обе стороны от него тепло чужих тел, и он чувствует запах гребанных булок в своем дыхании и дыхании Мёрдока, и это… Поэтому он рад, что они не появились раньше. Не появились, когда он сражался с диваном, или когда он сдался и висел на нем несколько минут, зажав уши руками в тщетной попытке закрыться от стены звука, или когда в ужасе отскочил назад, почувствовав запах крови на подушках. Он все еще чувствует его. — Ты какое-то время пролежал на этом диване, Мёрдок? — спрашивает он, кое-как выдавливая из себя слова, хотя его зубы по ощущениям гудят от вибраций всех этих звуков, потому что внезапно ему нужно знать. Мердок сказал… несколько непреднамеренных убийств, и Бретту нужно знать, что никто не умер на этом диване. Сердца по обе стороны от него вздрагивают. От этого кружится голова, и он цепляется за это, не пытаясь понять, что это значит. Просто фокусируется. Пытается дождаться, когда это заглохнет (или просто заглушит) все остальное. — Ага, — в конце концов говорит Мёрдок. — Был очень сильно ранен некоторое время назад. Кровь, да? — Ага, — глотает Бретт. — Ага. Извини. Просто… интересно. — Справедливый вопрос. Я привык к запаху, извини, я не… подумал. — Ты привык к запаху крови, — слабеющим голосом произносит Бретт. И… послушайте, он более или менее привык к запаху крови, что было достаточно грустным открытием в свое время, но такие вот дела. Однако у него не такое острое обоняние, и… и… он приходил к этому постепенно, а Мердок вообще должен быть простым гражданским. — От этого дивана? Или вообще? — Привык к этому запаху еще в детстве, — говорит Мердок, посмеиваясь — посмеиваясь, блять — как будто это делает ситуацию лучше, и Фогги перебивает его: — Извини Мэтта, он считает, что людям должно казаться очаровательным, что его отец приходил домой с боксерских поединков и позволял своему девятилетнему сыну зашивать свое лицо. Воцаряется тишина. А потом Мёрдок добавляет, словно это как-то улучшает ситуацию: — Начал, когда мне было семь. — Остановите планету, — стонет Бретт. — Я сойду. — Ты концентрируешься? — спрашивает Мёрдок, и Бретту хочется его ударить. Немножко. Он кивает: — Сердцебиения. Ага. Понял. Звонит чей-то телефон. — У-у-упс, — говорит Фогги. — Это, наверное, Карен — хочет узнать, почему нет ни одного юриста в юридической фирме, в которой она работает. — Скажи ей, чтобы взяла выходной, — говорит Мёрдок. — Скажи, что я заболел, придумай что-то срочно. Что-нибудь. — Мы не можем постоянно лгать Карен, Мэтт, — бормочет Фогги, и Бретт… слышит, чувствует — да какая разница! — какое-то движение, может быть? Тепло слева от него… как-то смещается, и он слышит что-то вроде… по-видимому, теперь еще и воздух издает звуки. Просто прекрасно. Да как угодно. Он чувствует, как двигается диван — слава Богу, в привычном смысле. Фогги, должно быть, достает телефон из кармана. — Для протокола, — начинает Мёрдок, а затем пытается отступить, — или… нет, совсем не для протокола, но! Просто к сведению, Карен не в курсе. Насчет меня. Бретт вздыхает: — Прекрасно. И насколько эксклюзивен клуб, к которому я только что присоединился? — Становится больше с каждым днем, — отвечает Мёрдок с наигранной радостью, и Бретт… почти начинает смеяться. Почти. — Эм, — говорит Фогги и прочищает горло. — Карен… Карен сказала мне проверить новостные сводки. Что я… и сделал. И, э-э... — По всей Адской Кухне? — догадывается Бретт. Опять движение, пугающе слышное движение. — Он только что кивнул, — говорит Мёрдок, на что Фогги отвечает: — Трахните меня в подворотне, вы были правы насчет булочек.