***
Пивная с потухшей вывеской выглядит паршиво только снаружи. Посетителей не так много для просторного зала, но среди них есть профи. Венди скользит взглядом по их снаряжению. На его команду никто не обращает внимания. Ребята тоже осматриваются. Где-то внутри должен быть проход в логово скупщика. Всё слишком гладко, слишком гладко, повторяет про себя Венди; влажные нити тревоги скручиваются под его кожей. У дальней стены мелькает алый блик прицела. Венди мгновенно вскидывает оружие, стреляет, но — невозможно — острая боль впивается в челюсть за миг до поражения цели. Женщина в сером оседает на пол, стена за ней вся в красных сгустках, но — невозможно — кто научил ублюдков так успевать? Выщербленный пол резко ударяется о ладонь, Шера трясёт за плечи, что-то кричит, эхо выстрелов, визг посетителей, гулкий бас Райса. Пустая ампула с иглой катится по бетону. Венди успевает сказать: — Нейротоксин. Бетон размывают туманы. Шера выжимает до дна инъектор с антидотом. С размаху прямо в его бедро — не стала искать вживлённый в предплечье клапан. Ругается забористо. Держит крепко, просит не молчать, только не молчать, да разве это помогало хоть раз? Трупы серых уже обыскивают. Он не может их сосчитать. Вспышка. Потёки на штукатурке, заштопанный плед… комната узкая на штукатурке запах пыльного лета… потёки плед на полу книги тугие бинты… из окна… комната пыльного лета плед, свет пробива… Крик боли затопляет зал. Венди выгибается с хрустом позвонков, извивается, тщетно рвётся прочь, углеродные пластины костюма сухо скребут по полу. Отрава вламывается в голову, крошит в пыль нейронные связи, раздирает спинной мозг. Делает свою сучью работу. И заодно — безжалостно сносит блокировку в памяти. Его чёртову блокировку! Срыва этих барьеров Венди не выдержать без повреждения мозга. Беглецов так не ловят. Серые здесь, чтобы его убить. Это они зря. — Бегите. Шера не слушается. Медлит. Не думать о ней. Задача Венди — сохранить рассудок. Он должен закрыть сегменты памяти, иначе придёт подмога, и тогда всё пропало. Его жизнь… его чёртова жизнь под защитой, и он сам не до конца понимает, как. Сколько бесчисленных раз его убивали — стреляли, душили, топили, взрывали — всё одно. Руины и месиво из тел. Только не сейчас, сейчас никак нельзя… Впервые за годы у Венди — команда. Барьер памяти не отзывается, барьер почти стёрся, Венди пытается вытеснить поток ещё не читаемых образов сам, вспоминает отработанный алгоритм, отгораживается с каждым рваным вдохом. Секунды нещадно сгорают, оба процессора поддержки чуть ли не гудят, но… Вспышка. Песок в лицо, след протектора на… кожаная куртка, дым, в лицо песок… пересохшей земле… протектора... сигарет след… ну и огромное же колесо… сигаретный дым небо стройка запах кожи не дотянуться до верха колеса… кто-то смеётся… голос… Вуммммм… Металлический гул заполняет пространство. Едва воскресший фрагмент памяти корчится и тает. Пришла подмога. — Бегите, все! — шёпот, не крик. Белая боль под веками, слюна льётся потоком вниз, нейротоксин выворачивает суставы, долговязый в фартуке дрожит у стены, осколки стекла, течёт тёмное, кто-то маленький в углу у стойки, съёжился — девушка, жёлтые ботинки. Удержать реальность. Венди вслух вспоминает надписи на приборной панели. Вуммммм… Снова проклятый гул. Глушит все остальные звуки, зовёт всех сразу и каждого в отдельности. С каждым мигом гул шире и шире — от истекающего слюной эпицентра. Венди молит его утихнуть. Шера мечется где-то рядом, держится за плечо. Видимо, он её ударил. Остальных не видно. Шера предупреждена: ему нельзя отключаться. Она не понимает до конца, почему; может только выполнять и верить. Верить словам Венди: то, что защитит его от смерти, куда хуже. Куда страшнее. Куда безумнее всего, что ей доводилось встречать. И уже сейчас всем, военным и гражданским, страшно бежать наружу, в нарастающий с каждым тактом звуммммм. Снаружи кричат. Везде кричат. Кровь стекает по стенам. Значит поздно, значит всё-таки грядёт Древний. Там, над крышей — Венди просто знает — небо чернее мазута. Солнце ударяет багровым лучом в горизонт. Венди, как богам, молится синтетическому антидоту седьмого поколения. Вспышка. Груда чертежей, зелёная эмаль настольной лампы… дверного проёма груда циркули и рейсшина… в тени чертежей стройный почерк так тепло тихо так… фигура в тени дверного проёма дыхание… Лампа, циркули и рейсшина Лампа, циркули и рейсшина Брат. И Венди срывает голос, разбивает до мяса руки в защитных перчатках. Кровь наполняет рот металлом, шипит в носу, заливает лицо кислотой, или это такие слёзы. Всё резко обрывается. Пустота. Барьер. Барьер? Сегмент памяти перекрыт. Как? Какой ценой, неуже… Время задыхается. Началось. ВУМММММ… Кровь кровь. Лавиной от эпицентра — безумие топит город верфи скалы ге не ра то ры кровь лавиной… у всех на руках крики от эпицентра кровь… в лице в их глазах чёрная… цеха трущобы город топит чёрная кровь у всех на руках безумие. Безумие. Венди знает: сейчас все будут падать, извиваться, выламываться — как он минуту назад, а потом — жрать друг друга, разбивать головы свои и своих детей о кладку своих домов. Для начала. Потому что в мир входит Древний — Луна. Несёт спасение, чего бы это ни стоило. Латает прорехи в изъеденной токсином нервной ткани Венди своими безумными нитями — других у Древнего нет. Сквозь любые стены Венди видит его многоглазый облик, что прорисовывается в мазутном небе, разрывая швы измерений. Связь. Крепнет с каждым ударом сердца. Наполняет яростью, древней и неистовой, как звёзды. Вместе. Они утопят. И эту планету. В крови. Время стынет и коченеет, Венди видит, как смертные недвижно пытаются бежать, недвижно вопят, недвижно выбрасываются в окна, Шера недвижно отшатывается, её лицо перекошено. С барной стойки недвижно летит стакан. И, пока он не разбился в крошево — есть шанс всё остановить. Луна всё ближе, тенью над станцией он нависает, наливается ярче и ярче. Кон со ли ди ру ет ся. Кажется, он может измочалить мир в щепки. Но миры — всегда — мочалят себя сами. Каждый разъём в голове полыхает огнём. Борясь с судорогами, Венди вываливается из бара наружу, будто так будет лучше виден чудовищный лик. Земля под ногами восьмибалльно затряхивается. То, во что превратились стены, не передать словами. То, во что превращается город, не передать словами. Венди выворачивает на землю какой-то творожистой жижей. Неужели заработал антидот? Не сдаваться. — Пошёл прочь! Луна, всё в порядке, ты же видишь, я живой! Тело колотит озноб. Он так и не научился не бояться Древнего. Несмотря ни на какие тренировки. Ни даже на эту короткую панибратскую кличку — Луна. Ему идёт. — Кыш! — кричит Венди тому, кто вытащил его из могильного холода лабораторий. — Проваливай! — что есть духу орёт Венди в каждый из открытых кровоточащих глаз Луны, трясясь от ужаса. Пока из хриплых слов не пропадают звуки. Что сработало — его отчаянная ругань или инъекция Шеры, он так и не понимает. Секунды безвременья завязываются узлом. Воздуха, и правда, нет. Голова кружится, как же кружится голова. Тихо. Жёлтый карлик нагло ляпает пятнами сетчатку. Зрительные фильтры включаться не спешат. В паре кварталов на восток из-под земли наконец вылетают дроны. Впредь — никогда, думает о них Венди, лёжа на растрескавшемся старом асфальте. Голоса. — Поднимай его, и валим, валим! — дрожа, Шера спешно вешает на себя его деку; снаряжение дешифровщика и тяжёлое оружие уже на ней. Вокруг пытаются прийти в себя ошалевшие жители. Райс без усилий вскидывает Венди на руки. Замирает на миг в замешательстве — люди не должны столько весить. И бежит за командой прочь, к кораблю. Все вопросы потом.***
Плановые сделки завершены. Вылет через сорок восемь минут. Венди торопливо монтирует новые коды в координатный блок, хотя груз полония сейчас волнует только тех, кто оставался в доках. На Венди решено не смотреть, но никто из пяти очевидцев этого не может. Ровно как и оставить его без присмотра. — Как они могли… они же сами себя, я видела… Я сама чуть не… — бормочет Ферми в компульсивной попытке излить из себя толику ужаса. Капитан ставит цифру девять в графу «Потери среди населения», шёпотом спрашивая себя, действительно ли кто-то погиб. — Как будто кто-то влез мне прямо в голову, но я ни черта нормально не помню, — резюмирует он. Шера стоит в проходе, скрестя руки, готовая вступиться в защиту негласности. Тяжело выдохнув, Райс обращается не то к Венди, не то к полосатому кабелю, воткнутому в его висок: — Ты крутой спец, парень, и ничего личного, но… Что ты, чёрт возьми, такое? — Позже, капитан, нужно закончить, — на редкость многословно отвечает Венди, печатая скрипты непослушными отёкшими пальцами. Он тоже ни черта нормально не помнит — из тех сегментов. Из тех ключей к его многолетнему аду в серой стерильности. Сейчас внутри — только ноющая боль потери. Не то кого-то, не то себя. Когда-нибудь, понимает взломщик, ему придётся вскрыть свои же замки. И увидеть… увидеть, что… Память жестока. Венди не хочет думать о том, что она чужая.