---
Звонок раздаётся уже заполночь. Они начали волноваться. Намджун мечется из одного конца комнаты в другой, нервно зарываясь в волосы рукой. Тэхён свернулся калачиком в углу дивана с капюшоном на голове, сонно следя за передвижениями Намджуна. Сокджин сидит позади Чонгука, расположившегося на полу, с глазами по пять рублей. — Сядь уже, — говорит Хосок, устроившийся на подлокотнике кресла Юнги. — Ты заставляешь меня нервничать. — Мы все нервничаем, — ворчит Сокджин. — У него, наверное, сел телефон, — предполагает Чонгук. — Он никогда его перед выходом не заряжает. — Он никогда и не приходил так поздно, — Тэхён крепче обхватывает свои колени руками. Он первым это заметил. Он проснулся, чтобы сходить в туалет, и заметил всё ещё пустую кровать Чимина. На его сообщения и звонки никто не отвечал в течение часа; тогда он пошёл и разбудил всех остальных. Юнги не спал, когда Тэхён пришёл к нему, уставившись замыленными глазами на страницу текста с бутылкой пива рядом. Он проверил телефон и обнаружил пропущенный от Чимина, но никто не ответил, когда он перезвонил. — Продолжай топать и разбудишь Седжин-хёна, — Хосок трёт обеими руками усталое лицо. Юнги кладёт руку между сведёнными плечами Хосока и мягко поглаживает. — Может, вы знаете, в какие клубы он обычно ходит? — Намджун поворачивается к Тэхёну и Хосоку, которые уже ходили с ним несколько раз. — Или кого-то, с кем он обычно тусит? Юнги подрывается с места: — Мы должны разделиться и проверить его обычные места. Его телефон вибрирует. Это Чимин. Он идёт к своей обуви раньше, чем берёт трубку. — Чимин? Незнакомый голос отвечает ему: — Владелец этого телефона забрался пьяным в моё такси и вырубился на заднем сидении, не сказав мне адрес. Вы последний, кому он звонил. Можете подсказать, куда мне его отвезти? По голосу он похож на взрослого мужчину; Юнги облегчённо выдыхает. Непохоже, чтобы он узнал Чимина. Он называет адрес в паре кварталов от общаги, чтобы сохранить инкогнито. Как только он вешает трубку, все подскакивают к нему. — Это таксист. Он привезёт его. — Он, блять, вырубился в такси? — Намджун со стоном хватается за голову. — Это уже слишком. Юнги захватывает маску и одну из курток из комнаты. Он не знает, что надел Чимин или сколько из этого он потерял по дороге, а они должны быть осторожны. Каждую секунду. Тэхён хочет пойти с ним, но он уговаривает его остаться. Чем меньше их пойдёт, тем больше шанс остаться неузнанными. Он выходит в восемь, идёт пятнадцать минут. У водителя уходит ещё двадцать, чтобы приехать, Юнги выходит от неосвещённого книжного магазина, его дыхание вырывается клубочками пара. Он хватается за запасную куртку, как за спасательный круг. Оранжевое такси тормозит на углу, а Юнги шагает на обочину. Чимин не спит. Он, выпрямившись, сидит сзади, уткнувшись головой в окно и прикрыв глаза. Он не смотрит на Юнги, когда машина останавливается. Водитель опускает окно, чтобы кивнуть Юнги, который кланяется ему с кошельком в руке. — Огромное вам спасибо, — говорит Юнги. — Я заплачу, хён, — бормочет сзади Чимин, зажав в руке купюры. Юнги качает головой и платит за него. Чимин потерял пальто и маску, оставаясь в блестящем безрукавном топе и обтягивающих рваных джинсах. Юнги бросает ему куртку и маску через окно, и Чимин надевает всё это, выходя из машины в капюшоне и с закрытым лицом. Юнги предлагает ему руку, ожидая отказ, но Чимин принимает её. Он полувисит на нём, пока они идут, его ноги заплетаются. — Хоть представляешь, как мы переживали? — спрашивает Юнги тихим, подавленным голосом. — Мне жаль. — Где тебя, блять, носило? — его голос не меняется. — Я не думал возвращаться так поздно. — А ты у нас везучий, а? Что, если бы водитель узнал тебя? — Я понимаю. Следующий вдох Юнги выходит дрожащим. Он ничего не говорит до конца пути, пытаясь унять страх от незнания, всё ли равно Чимину на его злость от собственной безответственности. Никто ещё не уверен полностью, в безопасности ли он. Кто угодно мог видеть его, пока он забирался в такси без маски. Они могут проснуться и увидеть размытые фотки и жестокие статьи с ещё более жестокими комментариями под ними. Они подходят к общаге, когда Юнги заговаривает вновь. — Где ты был, Чимин? — Какая разница? Юнги усмехается. Он бьётся лбом о дверь, его пальцы с ключами дрожат. — Хён. — Какая разница? — Юнги поворачивается к нему, совершенно безэмоциональный. — Ты сейчас шутки шутишь? Дверь распахивается. Все стоят там, столпившись в волнении. — Ты в порядке? — обращается Намджун к Чимину. — Заходи… — Думаешь, это всё игрушки? — говорит Юнги. Чимин просто смотрит в ответ, ведёт себя вызывающе даже после всего этого. — Ты думаешь, что можешь просто слоняться по округе, разбрасываясь карьерой направо и налево? — Это не так. — Почему ты делаешь это, а? — он запускает руку себе в волосы и тянет до боли. — Мы можем разобраться с этим внутри, — говорит Сокджин, но Юнги не слушает. — Почему так ведёшь себя? — говорит Юнги. — Тебе же наплевать, — бормочет Чимин, и яд струится в его голосе. — Тебе всё равно, что я разбрасываюсь карьерой. Ты просто боишься, что я задену твою. — Ой, захлопни рот. — Когда это ты пёкся о ком-то, кроме себя? — Ребята, — предупреждает Намджун. — Сейчас не время. — Ты тут единственный эгоист, — произносит Юнги. — Я пытаюсь защитить всех. Дело не только в нас с тобой. — Хватит врать, — Чимин весь ощетинивается, сводит плечи и сжимает зубы. — Ты всегда заботишься только о своём успехе. — Ты грёбаное позорище, — Юнги просто кипит. — Тебе нужно только внимание, как всег… — Притормози немного, блять, Юнги, — Хосок цепляется за воротник его рубашки. Лицо Хосока прямо перед ним, его брови сведены, и гнев это первое, что чувствует Юнги. Но затем он беспомощно обмякает, и Хосок отпускает. — Да, — произносит Чимин. Тихо, вся резкость ушла. — Твоё. Юнги смотрит на него. Правда смотрит, впервые за ночь. Плечи Чимина поникли, кулаки разжались, он смотрит только на свои ботинки. Страсть Юнги к огромным безразмерным курткам сейчас заставила Чимина утонуть в ней, капюшон свалился с головы, а маска съехала под подбородок. Его губы и глаза опухли и покраснели. Волосы, так, должно быть, тщательно уложенные перед выходом, разметались в стороны. Он выглядит измученным. Когда он поднимает взгляд на Юнги, его глаза светятся усталостью тоже. — Это всё, чего я когда-либо хотел, — произносит он тихо, мягко. Все слушают. Все знают. Он догадывается, что это больше не имеет значения. — Может, просто дашь мне войти? Гнев Юнги исчезает в одно мгновение. Он замыкается в себе, опустошённый, не двигается даже тогда, когда Тэхён подаётся вперед, схватив Чимина за руку, чтобы завести его внутрь. — Пойдём, — говорит Хосок, похлопывая его по плечу, но он качает головой. Он надевает капюшон и уходит к лестнице, закуривая по пути.---
Чимин лечится глухими басами и мерцающими огнями переполненных клубов, сладкими прикосновениями чужих губ к шее, горькими напитками и ощущением собственной красоты. Юнги лечится бессонными ночами, согнувшись над клавиатурой с микрофоном, топит себя в работе, пока не размывается зрение и он не перестаёт понимать, день это или ночь, банками дешёвого пива, и пачками сигарет, и обкусанными ногтями. Он проводит ночь, сочиняя и переписывая лирику, миксуя и переделывая биты, которые никогда не звучат достаточно хорошо. Он работал над своим микстейпом так долго, он даже не может вспомнить, когда начал его. Он жёсткий и мрачный, потому что он сам такой. Так что он работает и курит, и не думает о том, как Чимин смотрел на него, маленький и обвиняющий, не думает о том, как Чимин ложился к нему на спину и говорил, что он пахнет домом, не думает о Чимине с его милыми, розовыми щеками и ярким смехом. Не думает о нём сейчас, всегда уставшем, всегда замкнутом, будто он утратил часть себя. Мальчик, который обычно скакал на камеру, полный энергии, пропал; сейчас он нарочитый, волнующийся о том, как подать себя. Всегда переживающий. Он сдаётся где-то между глубокой ночью и ранним утром. Он забивается в угол студии и плачет так, что сотрясаются плечи, рыдания ломают его до потери дыхания. Если бы он мог, он дал бы Чимину всё. Дал бы жизнь, в которой он, уставший и полусонный, мог бы положить голову на колени Чимину, чтобы тот пропускал его волосы между пальчиками. Если бы он мог, он бы тоже рассказал ему обо всём, распахнув сердце, чтобы Чимин понял. Он опустил бы свои стены и, может, научился бы быть счастливым. Но у них нет нормальной жизни, и Юнги рыдает в одиночестве. Он просыпается от руки на плече. Лицо Хосока заполняет всё поле зрения, его брови беспокойно нахмурены. Он всё ещё сидит в углу. Его глаза опухли и жгутся. — Хён, — мягко произносит Хосок. — У нас скоро начнётся расписание. Юнги поднимается, у него затекли конечности, и болит шея. Он трёт глаза, и его лицо ужасно сухое, с дорожками слёз. У них расписание. Чимин, наверное, с похмелья и расстроен, и Юнги уставший и расстроенный, но у них расписание. Они обязаны улыбаться и притворяться, что всё замечательно. Он лезет за телефоном, чтобы посмотреть время; семь. Хосок заглядывает ему через плечо. Юнги запоздало понимает, что на заставке у него Чимин. Смотрящий в камеру маленький Чимин, с его кепкой козырьком назад и младенческими щёчками. Они все видели его заставку и даже подтрунивали по этому поводу, но после вчерашнего это выглядит по-другому. — Как долго? — спрашивает Хосок, и Юнги не нужно продолжения, чтобы понять его. Как долго ты влюблён в него? — Я не знаю, — шепчет он. — Всю жизнь, наверное.---
Когда дневной график заканчивается, Юнги направляется прямиком в свою студию. Намджун застаёт его обхватившим руками голову, локтем уничтожающим пачку сигарет, и с музыкой из компьютера на повторе. — Вы с Чимином должны разобраться в этом дерьме. — Каком именно? — сухо говорит Юнги, чтобы просто похамить, и откидывается в кресле. — Ты сказал, что боишься встречаться с ним, потому что если вы расстанетесь, то разрушите группу, — Намджун садится на другой стул. Его глаза тёмные, властные. — Так какого чёрта вы, по-твоему, делаете сейчас? — Это простая ссора. Все мы иногда ссоримся. Он знает, что неправ. Но всё равно говорит это. — Вы двое вообще видели себя? — Намджун хватает почти пустую пачку сигарет и швыряет обратно на стол. Она резко бьётся о деревянную столешницу. — Ты столько куришь, что уже даже не можешь скрыть запах. Не спишь никогда, почти не ешь. А Чимин… — Он раздражённо запускает руку в волосы. — Чимин не в себе. Что он натворил той ночью… Он никогда не был таким беспечным. Юнги сползает в кресле. Его пальцы подрагивают на ручке, которую он вертит в руках. — Я знаю, это не то, что обычно происходит между вами. Я знаю, есть что-то, почему вы оба несчастны, всегда было, но сейчас тебе нужно прекратить это всё. Ты хён. Поговори с ним. Прояви чёртову сознательность. — Давай поуважительней. Я и твой хён тоже. — Я, сука, твой лидер, — Намджун поднимается. — Разгреби это дерьмо. Он уходит. Юнги зажигает ещё одну сигарету.