Папочкин секрет

xxxtentacion — save me

4 июня, 21:15 Шагая по вечерним улицам Инчхона, Намджун крепко придерживал Джовёна, что прикрывал рот синей рукой, кашляя и оставляя кровавые разводы. Они зашли в какой-то переулок, где-то вдалеке на границе города звучал гул сирен, отчего Нам иногда оборачивался, напряжённо смотря позади себя. — Ещё немного, — говорил он ему, замечая впереди телефонную будку, и нащупывая у себя в карманах влажные деньги. — Пусть бы только сработало. *** 4 июня, 19:30 Чонгук стоял, словно окаменевший и смотрел в глаза Ви, что в какой-то момент почему-то оказался на улице в это время. Неужели он следил за ним? Агрессия, что донедавно пробудилась в нём, вырываясь наружу, теперь утихала, оставляя после себя лишь след отчаяния и дичайшего желания вернуть время вспять. Понимая, что натворил и как выглядел со стороны, он обернулся ещё раз назад, желая спрятать лицо от глаз Ви как можно дальше. Двое парней исчезли за углом, оставляя после себя кровавые следы, а блеск раскладного ножа отсвечивал свет фонаря вдалеке. Задержав взгляд на холодном лезвии, Чон вдруг ужаснулся от самого себя. Что с ним происходит? Как он мог так поступить? — Суи? — утробный тихий голос мужчины заставил Чона очнуться от ледяного ступора, и быстро подойти к тому месту, где валялся нож. Взяв его в ладонь, он ощутил себя в этот момент каким-то грязным, словно только что совершившим преступление. Хотя, так и было. Быстро спрятав его в карман, Чон развернулся, наблюдая как Суи медленно подходит к Ви и всё же кидается на него, крепко обнимая. Тот прижимает её к себе в ответ, гладя по голове ладонью, и Чонгук чувствует себя лишним. Тем, кто только что совершил нечто ужасное, и от которого теперь все шарахаются. Перед глазами до сих пор стояли картинки того, как он безжалостно наносит удары по лицу парня, как он выкрикивает эти грязные слова в лицо. И самым страшным было осознавать, что в тот момент он получил каплю удовольствия, принося им обоим боль. Чон сглотнул, опуская взгляд, и снова его поднимая, наблюдая как Ви что-то тихо шепчет девушке, а та заторможенно кивает. Смотря, как он берёт её за руку, внутри Гука что-то разъедает рёбра, отчего во рту будто привкус горечи. — Пошли, — говорит Ви, быстро одаряя его взглядом и тут же отворачиваясь, придерживая Суи за плечи. — Я вызову такси. Шагая за ними, Чон не может отвести глаз от двух фигур, что придерживаются друг друга, крепко обнимаясь. Чонгук отводит глаза, смотря на каменную дорожку под ногами, считая проёмы между каменистыми поверхностями, чтобы хоть как-то отвлечь себя. Уже садясь в такси, Чон сидит сзади у окна, в то время как между ним и Суи находится Ви, смотря прямо перед собой на окно спереди водителя. Он иногда медленно и незаметно пытается взглянуть на профиль мужчины, но тут же отводит взгляд, наблюдая за ночным пейзажем на улице, чувствуя страх от содеянного и от того, как теперь отнесётся к нему Ви. И что будет, если Суи узнает, что он и есть сын Кхван Чона? Крепко сжимая холодные руки в кулаки, он иногда дерёт заусенцы, стараясь отвлечься, кусая до боли губы. Фонари меняются один за другим, пролетают мимо магазины и окна чужих домов, а Чонгук чувствует, как внутри него всё больше и больше разрастается страх. Он даже боится не самого себя, а того, что о нём подумает Ви. Они подъезжают к непонятному высокому зданию и Чонгук наблюдает, как Ви помогает Суи выйти на улице, шагая с ней к двери подъезда и что-то говоря. Она закрывает лицо руками, и спустя пару секунд её плечи начинают вздрагивать, отчего лицо Ви становится ещё более печальным. Он вдруг смотрит на Чонгука, что наблюдает за ними из окна машины, и подходит к двери, открывая её. — Я останусь с Суи на какое-то время, — говорит он Чону, смотря на него теперь другим взглядом, словно он Гука впервые видит, отчего Чону лишь остаётся кивать как ни в чём не бывало, чувствуя внутри себя всепожирающую печаль. Звук мотора становится всё громче, он наблюдает как мужчина с девушкой заходят внутрь и исчезают за закрытой железной дверью, а машина наконец трогается с места. Чон облокачивается на сиденье, обхватывая себя руками, чувствуя, как пекут глаза. Он закрывает их и глубоко пытается вздохнуть, чтобы хоть как-то охладить горечь в горле, но это не помогает. Ви даже не обернулся ему вслед. Интересно, что он думает теперь о нём? Чонгук снова и снова прокручивает у себя в голове всё произошедшее за этот вечер и осознаёт одну печальную вещь — этого можно было избежать, так ведь? Держи он себя в руках, не кричал бы он на Суи, не поссорился бы с Чимином, разве не так? Часть сознания упорно отказывалась принимать мысль о виновности, ведь Суи изначально его не взлюбила. Словно чувствовала, и правильно делала ведь. Она бы всё равно ушла прогуляться, не так ли? Всё равно бы встретила эту компанию, и не будь Чона рядом, кто знает, что бы с ней произошло? Чонгуку становится немного легче, но мысль о том, как ему было хорошо, принося боль тем ублюдкам, пугала по-настоящему. И чем больше он пытался всмотреться во тьму своих чувств, тем сильнее эта тьма пожирала его, превращая в тень самого себя. Он не помнил как вышел из такси, как открывал дверь в коридоре. Лишь оказавшись в пустой тёмной комнате, он сел на диван, несколько минут смотря в одну точку, вскоре вымывая руки и умываясь, чтобы хоть как-то освежить разум. *** 5 июня, 04:05 Всю ночь Чонгук не спал, вздрагивая от малейшего шороха на улице, никак не найдя себе места. Его по странному трясло, кидало то в жар, то в холод, отчего он несколько раз вставал и, укутываясь простыню, ходил на кухню, заваривая себе чай. Кажется, нервы были совсем не к чёрту, да ещё и мысль о матери и отце не давала покоя. Ладно Кхван Чон, как бы ни была жестока реальность, он осознавал, что с ним лучше не встречаться, но мама? Эта глупая женщина, что всегда любила своего мужа, и никогда не желала трезво взглянуть на ситуацию. Как ей живётся, как много она пьёт? Не смотря на детские обиды, она была единственной, к кому Чонгук был привязан. Он сам не знал почему, но он отчётливо помнит тот миг из далёкого детства, когда она была опечалена, одинока, и находила отраду в нём. Как она ластилась к нему, подолгу обнимала, сидя с ним холодной дождливой осенью на лавочке в парке. Так странно, она ещё и одета была не по погоде, почему так было, он не мог, к сожалению, вспомнить, зато отчётливо, словно вчера ощущал прикосновения её объятий, её печальный голос. « — Буду наступать на те же грабли, но всё равно позвоню ей опять», — пронеслось у него в мыслях, ведь они с матерью действительно в чём-то были похожи. Каждый раз находясь в печали, они искали отраду в других. И теперь, когда так сложно Чонгуку, он постарается найти это упокоение в лице своей матери, как бы она не изменилась сейчас. Когда он затуманенным взглядом посмотрел в окно, он осознал, что уже наступило утро, а Сеул снова начал свою дневную жизнь. Сидя за столом, он всё ещё держал в руках чашку, чувствуя как тело после ночного озноба и дрожи наконец успокоилось, устало отдаваясь в каждой клетке. Неожиданный звук дверного звонка заставил Чонгука испугаться, вставая взволнованно со стула и шагая в коридор. Смотря в глазок, он на некоторое время оторопел, увидев там лицо Ви, но всё же открыл дверь, отступая в глубь коридора. Несколько секунд постояв, наблюдая за тем, как мужчина медленно закрывает входную дверь и поднимает свой взгляд на Чона, он тут же развернулся, шагая к себе на кухню и садясь у окна. Обхватывая уже охладевшую чашку ладонями, он устало прикрыл глаза, наслаждаясь темнотой помещения, и радуясь тому, что эмоции на его лице нельзя было чётко прочесть. Уж сейчас он не хотел быть открытой книгой для хёна. Не смотря в его сторону, он мог чувствовать как тот садится рядом, некоторое время находясь с ним в тишине, лишь прислушиваясь к сильному ветру за окном. Удивительно, но Чонгук даже радовался непогоде, словно от одного вида яркого солнца в нём могла пробуждаться бы досада. Смотря на синее утреннее небо, Чон сжимал холодными ладонями пустую чашку, иногда подолгу смотря на остывший и выжатый пакетик чая. — Чонгук, — тихо вымолвил Ви, и Гук наконец осознал, как плохо может становиться лишь от одного знакомого голоса. В горле тут же всё сдавило проволокой, а к лицу прильнул жар. — Я что-то о тебе не знаю? Чонгуку перехватило воздух, настолько вдруг стало тошно от этого вопроса, отчего он в негодовании уставился на хёна, лицо которого в темноте утренней синевы нельзя было прочесть. — Что?.. — Твоё поведение там… Чонгук зажмурил веки, опуская голову и желая, чтобы Ви прекратил говорить. Так хотелось сказать многое, душа в негодовании требовала эмоционального всплеска, но всё, что он мог сделать, это лишь молчать, задыхаясь от собственных чувств. — Так вот какого ты обо мне мнения, хён, — всё, что смог он промолвить, делая свой голос как можно холодным. Он слишком сильно раскрылся Ви, он показал за всё это время слишком много эмоций человеку, который не раз показывал ему своим отношением, что не доверяет. Впрочем, как и Чон. Они действительно были словно у самой пропасти. — Я сужу лишь по тому, что видел. — А что ты видел?! Чон сцепил зубы, смотря на лицо, наполненное тенями, пытаясь рассмотреть глаза человека, что сидел сейчас перед ним. Он хотя бы понимал, что чувствует Чонгук? Пытался ли он когда-нибудь поставить себя на его место? Может, Чон делает из мухи слона, и сложно Ви, а не ему? Душа и разум тут же в негодовании сказали «нет». — Я видел другого Чонгука, того Чона, которого я никогда не знал. И, скажу честно, меня пугает интерес того, как часто ты выпускаешь эту сторону наружу. Чон широко распахнул веки, поджав в обиде губы, и смотря на Ви, некоторое время не отвечая. Покачав головой, он горько усмехнулся, снова взглянув на мужчину перед собой. — Видел другого Чонгука?.. Хах, конечно, — он хрипло засмеялся, чувствуя, как от нервов срабатывает этот странный защитный механизм. — Ну конечно, мне нужно было просто стоять в стороне, когда твою Суи унижали и повалили на землю, да? Он тяжело сглотнул, смотря на фигуру, сидящую около него, и только сейчас осознал, насколько быстро бьётся его сердце. — Мне Суи всё рассказала, спасибо тебе за это, — ответил Ви, тут же продолжив, — но ты ведь понимаешь, что я говорю о другом. — О чём?! — не выдерживает Гук, и повышает голос, чувствуя, как от холода в теле не остаётся ни следа. Жар приливает к конечностям, отчего хочется скинуть на пол чёртову простынь. — О том, каким ты был, когда делал это. — Блять, хён, что я опять не так сделал? Каким я по-твоему должен был быть в тот момент?! — Ты понимаешь о чём я говорю, но не хочешь признавать это. — Что именно не хочу?! — То, что ты получал удовольствие! — Хах, — Чон встал, скидывая простынь, и подошёл к окну, нервно складывая руки на груди. — А теперь скажи честно, — Ви поднялся позади него, — какая из этих ролей твоя настоящая? — Что? — Чон ошарашенно обернулся. — Ты слышал меня. — Ты охренел, хён? — Нет. Просто хочу знать, с каким Чонгуком имею дело. Он стоял спиной к окну, чувствуя как холодный ветер с улицы остужает горячую спину, но от этого легче не становилось. Внутри всё больше и больше разрасталось давящее чувство, словно только сейчас он понял, что Ви никогда не сможет понять его слов. Словно его взгляд, который он бросает на него, его голос, его крики ничего не смогут доказать Ви, никак не сумеют дать хоть каплю догадки. — Ты идиот. Ты полный идиот, Ви, — прохрипел Чон, в разочаровании махая головой. — Тебе нравится делать мне больно? Теперь ошарашенным выглядел мужчина, что отчётливо читалось по его лицу, которое освещал синий свет летнего неба. — Делать больно?.. — Ты выставляешь меня психом? Нет, — Чон сцепил зубы от ненависти, — ты хочешь сказать, что я был тогда копией своего отца, да? Я прав, хён?! Наткнувшись на молчание, он лишь глубоко вздохнул, тут же продолжая и нервно сглатывая. — Мне хуёво, ясно? Я устал, блять! И я устал не столько от того, что произошло со мной за эти две недели, а сколько от моих попыток доказать тебе что либо! Ты, ты… Чон сжал ладони в кулаки, чувствуя как ногти больно впиваются в кожу. — Ты с первой нашей встречи вёл себя как мудак, каждый сранный раз напоминал мне об отце, каждый чёртов раз заставлял меня возвращаться к мыслям о том, какая у меня конченная семья. И да, я знаю это, спасибо тебе, что проинформировал, но главное совсем не это! Ты видишь во мне сына насильника твоей сестры, обязательно сравниваешь меня с моим отцом, верно ведь? — Чон внимательно посмотрел на мужчину, что молча стоял напротив Гука. — В мыслях у тебя то и дело проскакивало это. Да, блять, — Чон крикнул, чувствуя, как разрывает саднящее горло от хрипа, — я получал удовольствие, ясно?! Да, мне было замечательно делать этим ублюдкам больно, потому что они унижали её, потому что я просто поставил себя на её место! Чон чувствовал, как разорвётся его грудная клетка от воздуха, казалось ещё немного, и сам он не выдержит такого напора эмоций, разрывая голос в громком крике. — Но тебя, блять, волнует не это! — Чон засмеялся, злобно подходя к Ви. — Тебе срать на тот ужас, что я испытал, когда почувствовал радость от того, что приношу им боль! Тебе, блять, было похуй на то, что я ошарашенно стоял там, на дороге! Ты даже не представлял себе, какой ужас я ощущал, когда думал, что становлюсь копией своего отца, ибо я никогда не был таким, я никогда не любил насилие, блять!!! Мне просто хотелось избавиться от той боли, от тех неприятных чувств, что я испытал за всё это время, что носил в себе с самого детства, и я сделал это таким способом… Тебе было похуй, ты просто разочарованно смотрел на меня, словно я, блять, неудавшийся эксперимент, что поступил не так, как ты того желал, и от этого мне становится ещё хуже. Прошипев это, Чон не заметил, как уже стоит впритык к Ви, что всё это время молчал, лишь в немом ступоре смотря на парня. — Я всю ночь не спал, мне так было хуёво, хён, — прошептал Чонгук, чувствуя, как немеет всё тело от усталости, — а ты, ты… Я так хотел, чтобы ты пришёл, и поддержал меня, я так надеялся, что ты поймёшь меня, разве мы не были достаточно близки, чтобы ты уже понял какой я на самом деле?.. С болью смотря Ви в глаза, Чон чувствовал, как горечь оседает на языке, а лицо Ви становится всё размытей и размытей. — Но нет, хах, мне кажется, что что бы я не делал, любое моё движение будет мне упрёком от тебя, ты никогда не сможешь видеть во мне иную личность… — Чонгук, это не… — Нет, Ви, я всё понял, — голос предательски вздрогнул, отчего Чон хрипло вздохнул, — я устал морально, правда. Если ты привык к этим смертям, убийствам, крови, то я рад за тебя, но я не могу. Просто оставь меня, твоё присутствие ещё хуже, чем осознание того, что я один, и мне никто не поможет… — Чонгук… — Ибо лучше я буду понимать, что один, чем каждый раз наступать на одни и те же грабли, верить тебе и считать тебя кем-то ближе, чтобы потом стать тем, кто не может тебе угодить. Уходи. Смотря на Ви, Чонгук крепко сжимал ладони, чувствуя боль в горле от едкого большого кома, что с каждой секундой становился всё больше и больше. Смотря на мужчину, он не мог поверить, что они дошли до такого. Только позавчера они были так близки, только тогда он снова поверил в лучшее, но реальность снова и снова окунала его в холодную воду правды. Для Ви это ведь просто забава, не правда ли? — Не говори так, — произнёс мужчина, делая шаг вперёд. — Уходи. — Чонгук. — Я попросил тебя убираться. Сердце так хотело, чтобы Ви остался, чтобы просто прижаться к нему и найти утешение в его объятиях, не испытывать больше страх неизвестности одному, а перенести весь этот ужас вместе. Но разум, холодный и расчётливый неустанно продолжал кричать о том, насколько Чон наивен, и как часто ещё он будет видеть в глазах Ви не себя, а лишь копию чужого. Некоторое время постояв в темноте кухне, Ви наконец развернулся, шагая в коридор и хлопая напоследок дверью. Вздрогнув, Чон некоторое время стоял не двигаясь, слыша шум в ушах, пока не осел медленно на стул, ложась грудью на холодный стол и давая волю чувствам. *** Надевая чёрный капюшон, Чон прятал кисти рук в рукава чёрной толстовки, выходя из подъезда и мрачно осматривая округу. Целый день пролежав на кровати и смотря в одну точку, он наконец решил выйти на улицу, чтобы снова связаться с матерью. Разум снова давал ему пощёчину, крича о том, что Гук чёртов мазохист и снова испытает боль от разочарования, но он не мог остановиться. Сердце брало вверх над сознанием, ему хотелось пытаться вновь и вновь связаться с ней, показать, что он ещё рядом, что её сын в порядке. На улице лил дождь, иногда в небе раздавался громкий раскат молнии, отчего он, скрывшись под чёрным зонтиком, шагал по алейке, приближаясь к такси. Натянув чёрную маску на лицо, он сел в салон, указав адрес водителю. После всего произошедшего утром, Чон словно утратил все свои эмоции. Это будто операция, когда тебе вырезают часть какого-то органа, или кусок мяса, и всё, что ты можешь чувствовать после адской боли и обиды за своё израненное тело, это пустоту, которую ничем не заполнить. Она лишь иногда отголосками ноющей боли напоминает о себе, от этого хуже, но уже не настолько, чтобы в эмоциях кидаться с одной стороны в другую. Ты просто осознаёшь эту пустоту, и сам становишься ею. Остановившись у старой станции метро, Чон заплатил водителю, и вышел на улицу. Шагая внутри старого помещения, он вслушивался в собственные шаги, что глухо раздавались по полупустой станции, на которую ещё не прибыло метро. Хоть она и считалась заброшенной, и её скоро должны были перестроить, она всё ещё работала, иногда наблюдая в день по двадцать посетителей, не больше. Остановившись у телефонной будки, он вздохнул, заходя внутрь и оборачиваясь позади себя. Словно сейчас Ви стоял рядом и указывал на время. Набирая номер, Чон вслушался в гудки, прислушиваясь к тишине станции и закрывая дверь будки. Стоя в маленькой кабинке, он закрыл глаза, тут же вздрагивая, когда в ушах раздался голос матери. — Алло? Чон некоторое время молчал, не зная как начать разговор. Да и мысль о том, что она снова разразиться бранью раздосадовала, но он решил вновь пытаться. — Мама. Он внимательно вслушивался в молчание, которое последовало за этой фразой, удивляясь тому, что она не кричит. Но вскоре после этого раздались тяжёлое дыхание и плачь. — Мама, ты пила? Рыдания стали ещё громче, отчего Чон ощутил, как та пустота в груди снова наполняется ненавистной болью. — Мама… — Чонгук… Сынок… Чон ошарашенно переварил в голове услышанное, печально смотря на кнопки цифр перед собой. — Почему ты всегда так жестока ко мне, мама? — Мне так жаль… — С самого детства… Неужели ты не помнишь, как хорошо нам было вместе там, осенью на лавочке, давным давно? — Ох., — прошептала она, — я только вчера думала об этом…вспомнила отчётливо этот момент, когда я… когда я была нормальной. Собой… — Но вскоре ты изменилась. — Да… Прости меня… — Ты снова пила? Почему ты просишь прощения спустя столько лет? — Я не пила, Чонгук… Я хотела, а потом вспомнила, что натворила, и вылила виски к чертям собачьим, — она горько засмеялась. — Ты всё равно начнёшь пить снова. — Нет. Нет… Не начну. Я была словно во сне всё это время, сынок, понимаешь?.. — Сынок? Ты называла меня так в последний раз ещё в детстве. Скажи честно, ты сговорилась с ним, чтобы вызвать во мне жалость? — Что? — быстро прошептала она. — Нет, нет, пожалуйста, не говори так. Он… Он ударил меня. Чон лишь горько улыбнулся. — За непослушание? — Я, я лишь сказала, что хочу вернуть сына домой… Что хочу, — она всхлипнула, — чтобы он не говорил о тебе гадкие вещи… — Но разве ты не сама кричала мне в трубку, что я гадок с отцом? — Я была на эмоциях, зла! Но потом я осознала, что сказала, и мне так стало мерзко от самой себя… — Где ты сейчас? — В своей комнате. Он закрыл меня здесь, запретил выходить. — Ты можешь уйти? — Чон напрягся. — Я пыталась, но он затащил меня обратно, ещё и охрану приставил. — И ты до сих пор любишь его? Даже зная, что он бил меня? — Прости меня, прости, — она на некоторое время замолчала, — я вчера словно проснулась от кошмарного сна. Я словно посмотрела на себя, и ужаснулась от того, какой я стала. Боже… Она замолчала, некоторое время не откликаясь, чтобы снова продолжить. — Он дал мне то чувство, которого у меня никогда не было, и это ослепило меня, Чонгук… Я как дура гналась за этим чувством, я… Она снова умолкла, проговаривая медленно сквозь слёзы: — Боже, мне так жаль, что я наделала? Я просто хочу, чтобы ты был со мной. Я знаю, мне нет прощения, я дерьмовая мать, но, пожалуйста, звони мне, слышишь? Чон кивнул, словно мама могла увидеть это, смотря себе под ноги. — С любой точки Сеула, пожалуйста, просто звони. — Хорошо, — Чон снова кивнул, говоря напоследок, — пока, мама. — Я люблю тебя… Чон замер, всё же кладя трубку, шёпотом повторяя «я люблю тебя» в ответ, зная, что она это не услышит. Выходя из будки, он быстрым шагом пошёл прочь со станции, вспоминая слова Ви о том, что даже этот звонок могут выследить. Дождь усилился, отчего Чон открыл зонтик, заворачивая в грязный переулок, через который можно было выйти со станции прямо на остановку автобуса. Шагая по грязной пустой улице, Чон задрожал от холода, замечая машину позади себя и переходя с дороги на тротуар. Смотря себе под ноги, он вдруг оторопел, краем уха услышав резкий визг шин, звук мотора, что приближался к нему. Только в последний момент успев развернуться, он краем глаза заметил чёрную машину, что с огромной скоростью ехала на него, переводя в последний миг взгляд на стекло и замечая искажённое злобой лицо водителя. Чёрный зонт мигом отлетел в сторону от резкого порыва ветра, а Чон в безмолвном крике упал на землю, чувствуя боль от удара с машиной.