<center>***
</center> На склоне Ородруина сошлись представители противоборствующих сторон: голубое с серебром, цвета эльфов Линдона, черное с серебром, цвета дунэдайн и мрачно черные, цвета Мордора. Среди сил света выделялся Гил-Галад в своих зеркально-серебряных доспехах, усыпанных звездами. Среди мордорцев — Темный Властелин, высокий, как башня, закованный в черную броню, со шлемом скрывающим лицо. Герольды торжественно зачитали условия поединка: а именно, что бой будет вестись на мечах до смерти, которая и разрешит семилетнее противостояние, во избежание дальнейшей гибели воинов с той и другой стороны. Если победа будет за королем эльфов, то со смертью Саурона, война будет закончена, орки разбредутся сами, так как подчинены воли Темного властелина, которая не будет над ними давлеть. Если победа достанется Саурону, то эльфы и люди не будут мстить за смерть Гил-Галада, отступят из Мордора, но Элендиль — верховный король людей, заберет кольцо Темного Властелина себе, как представитель стороны победившей в Дагорладе, но осада с Барад Дура будет снята и Саурон останется владыкой Мордора, на границе будет поставлена крепостная стена и темные силы будут заперты в своих землях, как это было, при осаде Ангбада. Темный властелин продемонстрировал подлинность кольца Власти, которое имело влияние на кольца Гил-Галада и Кирдана. Еще раз было подтверждено, что пользоваться магией нельзя, бой только на мечах, в присутствии четверых наблюдателей, с каждой стороны. Остальные должны были покинуть склон. С нолдораном остались: Новэ Кирдан, Элронд, Элендиль и Исильдур. С Сауроном: два самых преданных из назгул, орочий командир и один из черных нуменорцев. Все торжественно поклялись не вмешиваться в поединок между двумя владыками.<center>***
</center> Они обменивались быстрыми, сильными ударами, кружа на каменистой, неровной площадке. Оба сражались не во всю силу, оценивая противника, узнавая его слабые места. Их практически не было. Король эльфов использовал классику в бое на мечах: хорошая, вполне работающая техника, серьезная для большинства противников, с массой защитных высоких стоек и редкими перехватами, без изысков. Но он был недостаточно безупречен для того, чтобы противостоять одному из самых сильнейших майар. Тому хватило половины минуты, чтобы понять, что больше ничего интересного он не увидит. — Подходим к финалу, — насмешливо сообщил Гил-Галаду Темный Майа. — Запомни свою смерть, эльф, ты еще более жалок, чем твой дед. Саурон уже все рассчитал: пользуясь преимуществами роста, пробить на шестом шаге защиту противника, так как эльф слишком высоко поднимает предплечья, принимая удар, если тот нацелен в правую щеку; подвернуть запястья, ударить голенью по голени, пригнуться, когда меч полетит в голову, и на обратном движении перерубить левое колено. Все. К неприятному удивлению Майа, его план провалился. Эльф словно разгадал его и, когда победа уже была близка, перехватил меч обратным хватом, поменяв стойку на правостороннюю, и клинку Саурона, вместо того чтобы впиться в плоть, выше или ниже стального наколенника, пришлось блокировать страшный нисходящий удар. Темный Властелин выругался, уже не скрываясь, атаковал в полную силу, со все возрастающим удивлением понимая, что противник не только не собирается сдаваться, но внезапно начинает сражаться с ним на равных. С ним! На равных! И с чего это он, Саурон, поверил, что король эльфов не так искусен в бое на мечах, как на копьях?! Высокие стойки перешли в низкие, больше уже не казавшиеся такими открытыми. Приземистые, текучие, с мягкими диагональными шагами, столь опасными, что приходилось быть очень внимательным. Сила атак выросла вдвое, впрочем, как и скорость. И Майа, в котором пробуждалась злость, понял, что не только он играл до поры до времени. Последняя атака эльфа была потрясающей. Даже Саурон готов был это признать. Меч исчез, в руках Гил-Галада, превратившись в едва уловимую взглядом тень. Шесть последовательных ударов, два из которых были нанесены в прыжке, отчего их мощь увеличилась в несколько раз. Конечно же Майа их все отразил, хотя для этого потребовалось применить весь свой опыт. Чтобы сбить в сторону жалящий укол, он так напряг руки, что любому другому этот способ защиты выбил бы запястья. Это неслыханно — Он защищается от эльфа. Майа отскочил назад, беря секундный перерыв и глядя на спокойное, открытое лицо противника, вдруг, ощутил резкую боль, понял, что отбить укол полностью все же не получилось, этот сукин сын умудрился его зацепить. Ярость застилала глаза, он мечтал разорвать ублюдка голыми руками. Уже не контролируя себя Саурон бросился на эльфа. Магия закипела в крови Майа, его рука превратилась в огонь, которому уже была не страшна сталь меча. Рука сомкнулась на шее эльфа и отбросила обожженное тело короля наземь. Раздался жуткий крик боли. А Саурон встал над поверженным врагом и занес меч. Элендиль первым опомнился, после вероломства Темного Властелина и бросился к получившему страшные ожоги другу: — Эрейнион! Нет! — Нарсиль с лязгом выдержал удар меча Саурона, король людей парировал удар, предназначенный, чтобы добить смертельно раненого короля эльфов. — Саурон, подлый лжец, достойный своего учителя! Был уговор не применять магию! — Был уговор не вмешиваться в поединок, человечешка! Я не применял магию! Я сам — магия! Это огненная рука часть меня! — Посмотрим хватит ли тебе магии на еще один запал! — негодовал Элендиль. — Сейчас тебе придется сражаться только сталью! За моих славных предков, что ни раз бивали тебя! Да не посрамлю я свой род! Смерть Врагу! Пришли в движение и сподвижники Саурона, решив прийти на помощь своему повелителю. Новэ натянул лук в мгновении ока и взял их на прицел: — Назад, отродья тьмы, или я нашпигую вас стрелами! Исильдур затрубил в гондорский рог, призывая своих воинов, а также крича во всю мощь своих легких: — Сюда, гондорцы, сюда мои славные воины! Сюда! Недопустим вероломства! Элронд склонился к своему арану и попытался снять с него шлем. Эрейнион, который, с трудом дышал, издал вопль боли. — Гил, дай я посмотрю насколько серьезно твое ранение, потерпи, умоляю, — прошептал герольд. — Не надо, друг мой, прошу тебя, не надо, — простонал раненый. — Я чувствую, что доспехи приварились к моему хроа, это конец, ты уже не поможешь мне. — Не говори так, мой аран, мы перенесем тебя в лагерь, там попробуем еще раз избавить тебя от лат. — Саурон еще жив? — спросил король у герольда. — Думаю ненадолго, ты хорошо измотал его. — Анжелика… Хочу увидеть ее. Помнишь, Элронд, ты обещал заботиться о ней, когда меня не станет. — Не говори, береги силы, аран. Ты позаботишься о своей любимой сам. Под звон клинков сражавшихся, нолдоры унесли своего раненого господина с Роковой горы.<center>***
</center> А на склоне продолжился поединок уже измотанного Майа с королем дунэдайн. Противник Саурона наседал: сверкающий полукруг, сшибка, парирование, укол из низкой стойки, удар с разворота снизу вверх, и тут же мощный вход с блокировкой клинка и толканием его прямо в шлем. Проклятый человечешка прав, уже нет сил на новый запал, ему не сжечь дунэдайна, как эльфа. Меч зацепился за меч, обломок королевского Нарсиля отлетел в сторну, сейчас все будет кончено. Саурон размахнулся для последнего удара, но видимо медленно, он устал, смертельно устал и потерял скорость в бою. Стальной ветер прошелестел перед его лицом, противник скрылся из поля зрения, Майа ощутил нарастающую огненную боль, обломком меча Элендиль успел поразить врага. Саурон начал оседать, но из последних сил нанес сокрушающий удар человеку. Оба упали смертельно раненые. Исильдур заревел, как дикий буйвол, глядя, как Майа ранил отца. Он принялся иступленно колотить мечом поверженное тело Врага, но только затупил меч о доспехи. Затем попытался отрезать палец Саурона с кольцом Власти, но меч гондорского короля не резал заколдованную плоть Майа. Тогда Исильдур схватил обломок меча, выкованного гномом Телхаром, лучшим оружейником Древнего Ногрода и срезал, так желанное, для себя, кольцо. Элендур был в шоке от отца, тот не смотря на скорбь, вызванную падением Элендиля, даже не посмотрел жив ли король, а занялся трупом врага. Исильдур приказал бросить труп Темного Властелина в жерло Ородруина. Новэ Кирдан посоветовал ему бросить туда и проклятое кольцо. Но Исильдур недобро усмехнулся и ответил, что оно было обещано его отцу. Элендур склонился над дедом, тот еще дышал. Преданные оруженосцы подняли короля людей и отнесли в его шатер.<center>***
</center> Я с ужасом наблюдала, как внесли тело Гила и водрузили на кровать, прямо в доспехах. — Он умер? — растеряно спросила я, хотя была готова к такой развязке. — Нолдоран еще жив, — ответил мне Элронд. — Мне нужна помощь, чтобы снять с него доспехи и осмотреть ожоги. — Ожоги? — как эхо повторила я вопрос. — Да, Саурон ранил нашего арана огненной рукой. Элронд и еще два эльфийских целителя безуспешно пытались снять почерневшие доспехи с Гила, но каждый раз, когда они делали это, король страшно кричал от боли. Даже леди Артанис ничем не смогла помочь родичу, ее магия была бессильна, против адского жара руки Саурона. Я не могла больше на это смотреть: зажмурила глаза и заткнула уши. Видимо боль была чудовищной, если такой волевой рыцарь, как Эрейнион Гил-Галад не может сдержать крик. Было невыносимо больно видеть его таким. Элронд дал королю выпить какую то настойку. Попытки снять доспехи были приостановлены. — Что? — решилась спросить я у Эла. — Он так и будет лежать в доспехах, ему так и не перевяжут раны? — Впервые, я не знаю, что тебе ответить, Валарин, — отозвался владыка Имладриса. — Пусть он поспит, пока. Потом решим, что делать. — Саурон мертв? — Не знаю. Я покинул место поединка, когда Элендиль заменил моего арана. Потом, я узнала, что верховному королю людей удалось смертельно ранить Темного Властелина, но и сам он был тяжело ранен. Исильдур отсек Саурону палец с кольцом Власти и забрал артефакт себе. Хотя Кирдан умолял его выкинуть проклятую вещь в жерло Ородруина. Когда Гил очнулся от сна, он начал звать Элронда, хотел узнать, как окончился бой между Элендилем и Сауроном. Я не стала ему говорить, что его лучший друг из людей тоже находится между жизнью и смертью. Сказала только, что Элронд ушел уговаривать Исильдура расплавить кольцо Власти в жерле Ородруина, что Враг повержен, а кольцо было срезано с него, вместе с пальцем, королем Гондора. — Вал… Анжелика, я умираю, — тихо проговорил Гил. — Я рад, что мне все ж давелось проститься с тобою. Рад, что перед смертью буду видеть твое прекрасное лицо, а не железную маску Саурона… — Не надо, не говори так, Элронд поможет тебе… — Ты предсказала мне смерть, а теперь сама не хочешь верить в это, — он попытался шутить, не смотря на то, что тело представляло собою сплошную рану, закованную в броню. — Может я ошиблась, — быстро соврала я, хотя была уверена в том, что Гил умрет. Но самое страшное, что я не могу видеть его, ставшее дорогим мне, лицо, оно большей частью сокрыто шлемом, а что не сокрыто, покрыто коростой от ожога. Только глаза, его глаза, продолжали сверкать синим пламенем. Когда вернулся Элронд, ему удалось все-таки снять шлем с головы своего короля. Левая половина лица была изуродована сильнее правой. Облегчая боль от ожога владыка Имладриса обомотал всю левую половину лица мокрыми холодными бинтами. Эл все рассказал Гилу сам: о развоплощении Саурона, смерти Элендиля от полученной раны, о том, что Исильдур отказался уничтожить кольцо Власти, взял его себе, как виру за смерть отца и брата, ссылаясь на то, что оно было обещено дунэдайн самим Врагом. — Позови Исильдура ко мне, — попросил друга король. — Я поговорю с ним сам. — Не сегодня, мой аран, ты очень слаб. Исильдур изменился, это мне не нравится. — Исильдур всегда был таким, Эл. Он храбрый рыцарь, но для дунэдайн было бы лучше, если бы Элендур был наследником Элендиля. — Ты всегда благоволил к внуку Элендиля больше, чем к его старшему сыну. — Не буду отрицать, он напоминает мне моего друга Элендиля в молодости. — А я нутром чувствую, что это решение Исильдура еще выйдет боком людям и не только им, только когда? — задумчиво отозвался Элронд. Помолчав, король добавил: — Эл, возьми мое кольцо Вилья, теперь оно твое. — Нет, мой аран… — Не спорь, мне не долго осталось, я жил, чтобы попращаться с ней, с моей девочкой, с Валарин. Береги ее. — Я буду оберегать ее, клянусь. — Теперь ты следующий нолдоран, Элронд. Кому, как не правнуку Тургона Гондолинского носить венец Финвэ. — Нет, мой аран, я не приму твой титул, мне достаточно быть владыкой Имладриса. Время эльфов прошло в Средиземье, будет правильно отослать венец Финвэ его сыну в Валинор. Пусть вернется к третьему сыну то, что забрал первый. Я возьму только Вилью. Верю, что оно поможет эльфам Средиземья не угаснуть преждевременно. — Как хочешь, я не стану настаивать. Только береги ее, мою Валарин.<center>***
</center> Когда мы снова остались вдвоем, Гил напомнил мне, что у него есть возможность вернуться в этот мир: — Не плачь, девочка моя, если Намо позволит мне, я вернусь в Средиземье, вернусь туда, где будешь ты. Позже зашла Артанис, она дотронулась до его лица свечением и велела мне менять мокрые повязки, чтобы облегчать боль. Гил уснул, я не спала, подле него, всю ночь, меняя повязки, но, под утро, коварный сон сморил меня. Эл потряс меня за плечо, я вскочила в ужасе, я уснула, я давно не меняла повязку. Когда я захотела это сделать, владыка Имладриса остановил меня: — Все кончено, Валарин, он мертв. Дальше я перестала слышать, оглохла и провалилась в черную пустоту, я даже не приняла его последний вздох, он умер во сне, а я хороша, тоже спала. Слезы застелили мне глаза. Элронд позвал эльфов, подготовить своего господина в последний путь.